Юлиан Климович
ОнЯ
Когда у вас внутри кувыркаются подзадоривающие, зудящие, нашептывающие бесы, что вы делаете с ними: разговариваете, спорите, слушаете, опровергаете, проклинаете, соглашаетесь, подчиняетесь, боретесь? Я своих бесов слушал. Не сказать, что прислушивался, но зависть и неуверенность в себе с готовностью отзывались на их зов. Каждый человек на свете знает, что такое личные бесы и как тяжело их загнать в стойло, если вы дали им волю. Все люди выглядят примерно одинаково, и достаточно сложно сказать, что у них в голове. А в голове, как раз, бывает много такого, что лучше и не знать никому. И ходим мы с этими пресловутыми бесами в голове, обманывая других, а часто и себя, что не желаем зла ближним, не завидуем и не боимся, но только злые слова иногда выдают нас.
Наташа как-то совершенно естественно, не ломая и не принуждая, заставила моих бесов сначала поутихнуть, а потом и вовсе уйти в это самое стойло. Причем сделала она это не специально. Просто в процессе общения я почувствовал исходящую от нее какую-то светлость и чистое спокойствие, которое через некоторое время передалось и мне. Нет, и у Наташи были и есть бесы, но они такие маленькие и неприкаянные, что редко могут что-то изобразить и на что-то повлиять. Есть, правда, один, отвечающий за гнев и раздражение, вот он совсем не маленький, но я научился не обращать на него внимание. Когда мы вечером садились в электричку, то нам уже никто не был нужен, мы разговаривали, что-то обсуждали, спорили, и наш мирок, замкнутый и самодостаточный, являлся простейшим атомом, в котором Наташа была ядром, а я электроном. Так сложилось, что я стал сателлитом, но сожалений по этому поводу не испытывал. Наоборот, мне нравилось, льстило, что такая красивая, умная, независимая девушка нуждается в моем общении не меньше, чем я в ее. Что еще нас сближало – это увлечение одной и той же музыкой, фильмами, книгами. Нам до сих пор есть о чем поговорить, кроме как о дочери и о даче. Совместные мозговые штурмы по вопросам, касающимся моей или ее работы, обычное для нашей семьи дело. Вот и сейчас мы продолжали уже давно начатый разговор.
Когда только пришел Андрей к нам на работу и возникли первые осложнения с ним, Наташа мне сказала, что эта проблема сама собой не рассосется. Я подробно описывал его поведение, свои впечатления, и впечатления других наших. Мы думали с ней и прикидывали сценарии развития событий и модели моего поведения, но когда я приходил на работу, вся продуманная тактика летела к черту, поскольку я ничего не мог противопоставить истеричному напору Андрея. Работая несколько лет в тесно сплоченном коллективе, мы отвыкли от внутренних конфликтов и противостояния. Ни я, ни кто-то другой уже представить себе не могли, что надо через ругань, “ломание через колено”, заставлять работать подчиненных или своих коллег-замов. Теперь же любое согласование договора превратилось в нервотрепку. Финансовый директор придирался к каждой запятой, подозревая “откатную” схему в каждом подрядчике. Поскольку какой-либо значимый опыт в финансах у него отсутствовал, то он метался из крайности в крайность при рассмотрении договоров. Меня это выматывало. Единственный человек, полностью переметнувшийся на его сторону – кадровичка, открыто поддерживала финдира в противостоянии со всеми нами.
– Тебе легко сказать “выстраивай отношения”, – опять завел я свою пластинку. – Не может быть там никаких отношений. За обедом он только и рассказывает о себе, какой он исключительный, дерзкий и смелый. У меня скоро язва откроется, – пробурчал я.
– Терпи, – отрезала жена. – Тебе все равно сейчас некуда идти. Дима твой прокатил с работой, Моисеич уйдет куда-нибудь, а тебя не позовет – кризис сейчас, работы на всех не хватает. Терпи, – еще раз отрезала Наташа.
– Блин…, – меня напрягала эта необходимость.
– Не “блинкай”. Садись лучше есть. В конце концов, тебя там не пытают и не убивают. Привыкнешь.
Спустя две недели Моисеич устроил отвальную. Он нашел себе работу в Москве и теперь собирался переезжать всем семейством. Будучи человеком прагматичным и рациональным, он не стал вмешиваться в отношения собственников и пытаться влиять на их решения, а просто предпочел использовать связи своего патрона для переезда. Моисеич пригласил к себе на шашлык меня, главбухшу, Андрея, юриста и главного инженера Анатолича. Мы с Андреем пришли со своими супругами. Вернее, Наташа пришла немного позже – задержали дела на работе. Вот на этой вечеринке я первый раз увидел его жену. Невысокая, с алыми ногтями в красном вечернем платье до пят, делавшем ее еще ниже, она производила впечатление простоватой студентки из общаги, первый раз приглашенной праздновать Новый год на квартиру к одному из сокурсников. Но первое впечатление оказалось ошибочным. Я считал, что не к случаю выбранное платье станет для нее источником неуверенности в себе, но оказалось, что она, похоже, выбрала его совершенно осознанно.
– Добрый вечер. Вы коммерческий директор? – Я кивнул. – Андрей что-то рассказывал о вас, – пренебрежительно оценивающий взгляд скользнул сначала по мне, затем по Наташе, которая в это время только зашла в калитку и помахала мне рукой, а я помахал ей в ответ.
– А вас зовут…? – пропуская мимо ушей ее хамское обращение спросил я.
– Анастасия Павловна. – Она специально произнесла это официально, проведя таким образом между нами черту.
– Вам удобно в вечернем платье на шашлыках? – Меня так задела ее надменность, что захотелось непременно тут же ей ответить колкостью. Эта тридцатилетняя стерва сильно задела мое самолюбие.
– За женой своей лучше следи, – она произнесла это так, чтобы мне стало совсем понятно, кому и когда должно быть неудобно.
Демонстративно отвернувшись, она проследовала к мужу, который наливал себе уже третий стакан шотландского виски.
Возле него, напряженно смеясь и часто прикладываясь к бокалу вина, вилась начальница отдела кадров. Ее повизгивающий смех резонировал со вспышками задорного смеха Андрея. Главбухша с опустевшим бокалом одиноко сидела в кресле-качалке на обширной веранде и грустно наблюдала за Моисеичем. Только сейчас я догадался, почему она так предана нашей конторе, и в свете этого знания мне стало совершенно непонятно дальнейшее ее будущее. Моисеич поочередно переворачивал шампуры с сочными кусками баранины. Возле него стоял бокал красного вина, к которому он периодически прикладывался. Ветер с недалёкой Волги перелетал через высокий деревянный забор, легкомысленно заигрывал с юбками, шуршал листьями берёз, срывал искры с кончиков сигарет.
Наташа, которая приехала позже меня на полчаса, была перехвачена на входе Надей, и почти сразу уведена в дом посмотреть и примерить кое-что из новой одежды, привезенной вчера из Москвы. Надя с моей Наташей давно дружили, еще со школы. Собственно, это жена через Надю пристроила меня в контору, где Моисеич был тогда финансовым директором. Долгих пять лет он рос до гендира, а я до коммерческого. Когда сменилась предыдущая команда во главе с генеральным, из прежних топов остался только Моисеич. Вступив в должность, он сразу назначил меня коммерческим, а свою заместительшу Ольгу поставил вместо себя финдиром. Еще три года мы жили очень хорошо, пока одному из двух учредителей не захотелось больших денег и большего контроля. Теперь мы пожинали плоды борьбы хозяев. Сначала ушла Ольга, теперь Моисеич. Раскол в нашей компании начал приобретать черты будущего заката.
Я подошел к мангалу.
– С тобой Сергей Владимирович еще не говорил? – Моисеич взял бокал и допил остатки. – Плесни, пожалуйста, – он подал мне пустой бокал.
– Нет, – несколько озадаченно ответил я, наливая ему вина. – Зачем он хочет поговорить, ты знаешь?
– Знаю. Он хочет предложить тебе новый проект. Из этого он выходит и начинает такой же, но один, без компаньонов.
– Это было бы здорово для меня. А в качестве кого он хочет меня видеть в проекте?
– Генерального. – Моисеич отпил вина и поставил бокал рядом с мангалом. – Я похлопотал за тебя. Думаю, тебе предложение понравится.
У меня пробежали мурашки по спине от предчувствия ответственного разговора, от которого зависело мое будущее.
– А у вас смех похож, – неожиданно сказал Моисеич, глядя на Андрея.
– Что? – не понял я. Мои мысли крутились вокруг предстоящего делового предложения и тех перспектив, которые могут последовать из него.
– Вы смеетесь одинаково. И голоса очень похожи.
– Ерунда, мы совершенные антиподы.
– Это да, но тем не менее это не отменяет того, что вы очень похожи, – задумчиво произнес Моисеич и перевернул несколько шампуров. – Мне со стороны виднее, поверь. И Ира мне говорила об этом, а теперь я вижу, что она была чертовски права. Странно, что я раньше сам этого не заметил. Вот жены у вас действительно абсолютно разные. Наташа совсем не похожа на эту…, – он подумал и с некоторым отвращением произнес, – энергичную воинственную тупость. Андрею повезло жениться на дочке замдиректора нефтеперерабатывающего. Все ее достоинства – ее папа. Ты знаешь, что Андрей развелся с первой женой ради этой бабенции, вернее ради того, чтобы заиметь ее отца в качестве тестя?
– Первый раз слышу. Естественно, я знаю, кто его тесть, но как он пришел к этому, сейчас от тебя в первый раз услышал.
– Вот, он бросил первую жену, когда познакомился и сошелся с этой мегерой.
– Да, отвратительная штучка, – я тоже налил себе вина и отпил, глядя на веселящуюся троицу. – Похоже, они совсем не стесняются, – заметил я.
– Что ты, они нас всех считают за обслугу в лучшем случае, а Лена Евгеньевна готова им ноги целовать, лишь бы они ее не уволили. Ей до пенсии еще четыре года. Для нее увольнение вещь страшная, фатальная.
– Да, но нельзя же так пресмыкаться. Я все понимаю, но топтать в себе человеческое достоинство ради места…
– Тебе проще, ты на шестнадцать лет ее моложе, а также умнее, образованнее. У тебя есть товарищ, который помогает, а что есть у нее, кроме кредита на машину и мужа-дежурного электрика? Не ломай голову и не напрягай свои извилины, я тебе открою тайну: если бы не твоя Наташа, ты был бы похож на этого Андрея.
В этот момент меня сильно передернуло. Моисеич, человек, которого я уважал, и который уважал меня, в чем я убедился после семи лет работы с ним, в эту самую секунду практически меня оскорбил.
– Вот это сейчас прозвучало обидно, – ответил я, делая большой глоток вина.
– Зато, правда, – он взял бокал и залпом допил. Моисеичу этот разговор тоже был не очень приятен. Он явно тяготился какой-то мыслью и хотел ее высказать. – Никогда бы тебе этого не сказал, но обстоятельства, видишь, складываются таким образом, что я просто должен сказать: тебя “сделала” Наташа. – Предвосхищая мой вопрос, он тут же продолжил, – в том смысле, что ты не стал бы тем, кем сейчас являешься.
– То есть я не “self made”?
– Типа того. Она Пигмалион, а ты Галатея.
– Опять обидно прозвучало…, – теперь его слова действительно меня задели.
– “Кузьмич, ты че обиделся?” – процитировал он шутливо знаменитый фильм Рогожкина. – Да брось ты, я бы без Нади тоже не состоялся. Надо радоваться, что у нас такие замечательные жены. Налей еще.
Наша бутылка оказалась пустой, и мне пришлось идти на террасу, где сидела главбухша.
– Людмила Санна, пойдемте к нам, – позвал я.
В этот момент мне стало очень её жаль. Я понимал, что она любит Моисеича, а он никогда не ответит ей взаимностью, потому что предан своей Наде. Мы оба любим своих жен, той странной любовью, которая делает нас однолюбами, такой любовью, о которой, наверное, каждая из женщин и мечтает, поэтому Людмила Санна обречена на одиночество. Ухоженная, старающаяся сделать себя желанной, и преуспевшая в этом нелегком деле, Людмила Санна тоже оказалась человеком с одной историей любви, но только безответной. Как, казалось бы, мало, и вместе с тем невообразимо много отделяет людей от счастья – взаимность. Вот есть у меня, Моисеича любимые женщины, которые любят нас и образуется счастье от любви, а есть главбухша, у которой от любви одно несчастье. Не помню, кто из древних китайцев сказал: “как звучит хлопок одной ладони?”, как выглядит счастье от любви одного?
