Юлия Анатольевна Нифонтова
Женские мистерики
Меня бросило в жар, и я не находила себе места. Успокоил меня непробиваемо уравновешенный Павлик в своей неподражаемой меланхоличной манере:
– Хорошо ещё, что эта проныра ваш гадательный диалог не пустила в эфир, как есть. А ведь могла бы!
Но следующий сюжет программы «Экспресс» оказался не менее травматичным для моей надорванной психики. В нём всё та же безпардонная Кити нагоняла туману и мистического ужаса в связи с присутствием в наших краях международной БЕСовской команды экстрасенсов. Но в сюжете народ с закрытого семинара демонстративно отворачивался от камеры, никто не хотел разговаривать с ней, охрана вежливо, но твёрдо указывала на дверь. Всеобщее нежелание огласки возбуждало в Кити жгучее и злобное любопытство. Она вертелась вокруг профилактория, фонтанируя дикими предположениями о том, что вероятно за этими ободранными стенами рядового учреждения творятся невиданные оргии с человеческими жертвоприношениями.
Наконец фантазёрке повезло: зрители программы увидели ещё один персонаж кроме намозолившей глаза корреспондентки. Юноша с фигурой недокормленного сироты старательно забивал кузов внедорожника объёмными круглыми, словно от свадебных тортов коробками, из которых то и дело пикантно выглядывали кружева и длинные перья.
Несмотря на то, что картинка противоречила образу, запечатлённому в памяти, грациозные кошачьи движения не оставляли места сомнениям – это Летучая Мышь!!! Без грима, при безжалостном свете дня мой загадочный партнёр оказался не феерическим страстным Демоном, а щуплым страшненьким аборигеном китайского рынка с тонкими кривыми ножонками в стоптанных сланцах. Он не прятал глаз от камеры, как другие участники магического семинара, а отважно с вызовом глядел на зрителей программы «Экспресс», широко щерился, демонстрируя миру хитрую и одновременно злую улыбку китайского мандарина.
После этих невероятных стремительных событий прошёл насыщенный и щедрый на крутые повороты год. Какими смешными и нелепыми кажутся теперь с высоты нынешних изменений те дни, потрясшие когда-то меня своей нереальной сказочной романтикой.
Сегодня получила по электронной почте два письма. Одно из Новой Зеландии от Капы. Подруга снова жаловалась на скуку, отсутствие полноценного общения, на тупых занудных соседей, на бюрократическую волокиту с документами, на ненавистного старого и скупого супруга – клона актёра Семёна Фарады, на бессонницу, на дороговизну фарфоровых зубов и на бессмысленность существования.
Второе письмо было коротким, посланным с ноутбука Женькой Соловейчиком, застрявшим в каком-то тьмутараканском аэропорту. Он мотался с одних гастролей на другие, работая на разогреве у Шафрана. Упёртый парень попёрся покорять столицу. Лев Валентинович в ту пору нежился в тёплых водах Чёрного моря и, конечно, не вспомнил о том, что обещал юному дарованию посодействовать на вступительных экзаменах. К счастью, злополучную телепередачу он также не удостоил своим великосветским вниманием. А фанатичный Соловейчик, свято веруя в силу звёздного слова, взял, да и поступил-таки в вожделенную гнесинку.
Пообтесался в стольной, поголодал, помыл по ночам посуду в Макдональдсе, научился без стеснения лезть в глаза, расхваливая свои достоинства, потрясая великосветскими знакомствами. Это уж потом Шафран Великолепный соизволил пригласить парнишку на подпевки по настоятельному совету уважаемого педагога по вокалу. Вот и подрабатывает теперь Женька на каникулах, внедряется в артистическую среду.
А у нас с Павликом родился любимый сын Лёвушка. Вот он сейчас наелся и лежит, тихонько покряхтывает от удовольствия. Но если проголодается, то может завопить на такой высокой ноте, что невольно приходит на ум его тёзка, мой добрый знакомый – ранимый и забывчивый популярный супер-голос страны, король всея попсы. Ну, а самое главное, Павлик мой сейчас такой счастливый… лучший в мире папа и муж!!!
ПОЧЕМУ Я НЕ ПОЮ?
Природа прячет от человека знания,
как заботливая мать прячет
от ребёнка опасную игрушку.
Жан-Жак Руссо
Многие знания – многие скорби…
Экклезиаст
Подруги Алька и Нина Дмитриевна проделали долгий путь через весь город и оказались в маленькой парикмахерской, расположенной в полуподвальном помещении в новом панельном доме, за которым начиналось бескрайнее поле, а цивилизация уже не подавала признаков жизни. Чтобы попасть сюда, они сделали две пересадки из одного душного автобуса в другой, а затем ещё тряслись в разбитом трамвае до самой конечной остановки.
Всю дорогу Нину как женщину уравновешенную и благоразумную не покидали томительные сомнения: «Ну, за каким чёртом я поддалась на уговоры этой безбашенной взбалмошной Альки и попёрлась неизвестно куда на ночь глядя. Очередная афёра и выброс денег, точно таким же неистовым синим светом горели глаза подруги когда она втянула кучу знакомых в финансовую пирамиду под громким названием «Элитный закрытый бизнес-клуб». В то время тоже шитая белыми нитками авантюра называлась – верным делом, авангардом, ключом к счастливому будущему… А закончилась позором, разочарованием и разорением. Хорошо я не поддалась тогда на увещевания и громкие посулы. Зачем же сейчас-то попёрлась? Дура! Альке что? Мужика нет – свободна, как вольный ветер! Вон она – сидит рядом, довольная, в предвкушении чудес, ещё и мурлычет себе под нос – клён ты мой опавший, клён заледенелый…»
Алька действительно сомнений по поводу целей поездки не имела – ехать надо обязательно! Как натура импульсивная, увлекающаяся, отметала все препятствия. Ведь там, на этом очень закрытом эзотерическом семинаре, вся судьба её может повернуться вспять. И она узнает, наконец, причины своего катастрофического невезения в личной жизни и убийственного одиночества. Действительно, ну с чего, скажите, ради, ей – ослепительной стройной красавице, да ещё и ведущей актрисе театра драмы, пребывать всю жизнь в растрёпанных чувствах, кочуя из одной безнадёжной любовной истории в другую, ещё более безнадёжную.
Ведь помогло же общение с мастером Всеславом другим людям кардинально изменить жизнь, и ей поможет. Не может не помочь! Ведь не может пытка эта длиться так бесконечно долго. Она яркая, талантливая, популярная! И вот так постоянно одна с двумя детьми, отцы которых не интересуются воспитанием, да и носу не кажут, перебиваясь на нищенскую зарплату, на квартире у древней бабульки, пережившей свой интеллект. А ведь известной артистке необходимо выглядеть, производить впечатление, нравиться всем… а всем нравятся только счастливые и независимые. Вот, как Нинка, например!
Нину Дмитриевну действительно можно было назвать человеком не просто успешным, а стабильно успешным. Шикарная квартира, любящий заботливый муж, должность – главный бухгалтер солидного предприятия. И если Алька который год с остервенением мечтала о банальном отдыхе в Турции, ну хоть по самым дешёвым расценкам, в самом-присамом паршивеньком отелешке (а вдруг и там водятся шикарные холостые иностранцы?), то Нина каждый год посещала с мужем Егором, главным инженером химического комбината, какую-нибудь экзотическую страну, так как все неэкзотические давно закончились.
Была всё же у Нины тайная заветная мысль, которая не позволяла ей повернуть обратно. Точнее, даже этот семинар, вскрывающий причины всех проблем и событий, мог дать ей надежду иметь детей. В 37 лет впервые стать мамой – это последний шанс. В роддомах роженицы в таком возрасте называются – не просто старые первородящие, а, наверное, вообще – древние ископаемые. Самое удивительное, что в здоровье ни у неё, ни у любимого супруга никаких отклонений медицина не обнаружила. Егор, настроенный на восприятие жизни философски, говорил одно: «Подождём. А, может, Бог даст?»
Для себя самой и, в первую очередь, для грешащей резкими оценками подруги, Нина откопала в качестве причины похода к эзотерикам незатейливый повод – своё необъяснимое поведение на всех гулянках и увеселительных сборищах. Дело в том, что Нина Дмитриевна не могла петь. Хотела, а не могла. Существовал некий, говоря театральным языком – зажим, похожий на фобию. Этот странный казус преследовал Нину с детства. Душа поёт и радуется вместе со всеми, и слух есть, и голос, а заставить себя раскрепощённо петь вместе со всеми она никогда не могла. Когда это замечали и спрашивали, почему ты не поёшь, Нина стала имитировать, открывать рот, покачиваясь в такт мелодии. Ей это и самой было интересно. Вот с этой «официальной версией» она и отправилась к магу Всеславу.
Сложная технология погружения была объяснена Алькой до примитива просто:
– Мастер введёт тебя в транс. Ты увидишь свою прошлую жизнь и найдёшь причины бед и ответ на все вопросы.
В аудитории, где должен был состояться эзотерический сеанс, кроме Альки и Нины находилось ещё три семинариста. Точнее семинаристки, так как все они были женщины. Полубезумная старушка крепко, словно боясь потерять, держала за руку слепую внучку – рябую с оплывающей фигурой девушку с запавшими безжизненными щелками вместо глаз.
Последняя из слушательниц духовных лекций всем своим видом показывала нам, дилетантам, что она гораздо более продвинута на пути духовного развития и великому мастеру не посторонний человек, а лицо, невероятно близко приближённое. Верная соратница цыганистого вида развила бурную деятельность в отсутствии мэтра: расставляла кресла полукругом, стирала с доски, словно хитрая школьница, подлизывающаяся к преподавателю в надежде на снисхождение при проверке контрольной работы.
Явление учителя задерживалось уже более получаса, и посвящённая ученица с частотой навязчивых нервических движений ежеминутно резко склонялась над экраном мобильника, пытаясь высмотреть там знак свыше. Наконец благовест прозвучал, и вместо звонка телефон зачирикал испуганными пташками. Верноподданная, как вымуштрованный солдат, кратко отчиталась генералу: «Да. Да. Четыре человека. Ждём. Хорошо». Затем уже другим голосом не подобострастным, а как служащий вышестоящий сообщает приказ подчинённым, сухо кивнула в нашу сторону:
– Мастер скоро будет. Сдаём плату.
Мы, как послушные члены закрытого общества «Меча и Орала», уложили в картонную коробку отнюдь не малые взносы. После чего с удивлением узнали, что сумма могла стать более скромной, если сделать страдальческое лицо, пустить драматическую слезу и беспрерывно швыркая носом, плачущим фальцетом прогнусить: «Разрешите, нам необходимо получить информацию, но нищенская пенсия и трудное материальное положение не оставляют другого выхода, и мы вынуждены просить нас пустить и войти в положение…» Урок актёрского мастерства стоимостью в среднестатистическую зарплату госслужащего преподала бабушка слепой девушки.
Сборщица податей, уронила с лица натужную улыбку и строго поглядела на жалкую парочку. После трёхминутного испытующего накалённого молчания она всё же благосклонно разрешила им остаться на сеансе получения сверхнужных убогим просителям знаний. После того как коробочка, полная купюр, растворилась в тёмных закоулках пустых коридоров, страждущие узрели явление высшего порядка – из загадочного ниоткуда, а скорее всего, из соседнего кабинета, в зал скользящей походкой вплыл Великий Учитель!
Всеслав имел благообразный лик ветхозаветного старца, словно сошедшего с высоты Праотеческого ряда православного алтаря. Только вот отчего-то ликописец, создававший этот поистине блаженный образ, видимо находясь вне времени, облачил светлейшего патриарха в гламурные одёжки из самого дорогого местного бутика. Да и накаченное упругое тело преподобного Всеслава язык не повернулся бы назвать старческим или даже аскетичным.
Всеслав Барагозин был личностью широко известной в узких кругах, но столь неоднозначной, что мнения о нём разнились диаметрально. Известно было, что одно время он настойчиво примазывался к обществу ветеранов-интернационалистов. Ходил в военной одежде и позиционировал себя как герой-орденоносец, раненный в горячей точке. Предположительно, точка эта находилась непосредственно в его голове, за что и получил Барагозин циничную кличку «Дядя Дилибомчик». Воинское братство относилось к фантазёру прохладно-настороженно, но и взашей не гнали, ценя исключительные способности странного гения «Кафку делать былью».
Неоднократно замечен был воинствующий мистификатор и в многочисленных бизнес-проектах, провалившихся до единого. Это были: организация всевозможных концертных туров, создание фондов и благотворительных общественных организаций, руководство молодёжным театром и секцией древних единоборств, экологических поселений и артелей свободных художников. Много ещё чего наворотил бы мастер фантасмагорий, если бы однажды не вышел на золотую неиссякаемую жилу. Ведь всё гениальное просто: хочешь стать богатым и знаменитым – создай свою религию!
Для роли блаженного Всеслав Кантимирович был слишком прагматичен, а статус босса был для него слишком узок, так как устремлен он был не только во все стороны, но внутрь себя, что делало его в высшей степени непонятным в глазах ограниченного бюрократического сообщества. Так что оставался ему один выход, раз не вписался в этот мир – создавай свой!
– Солнца и мира вашей душе! – возопил мастер Всеслав, заполнив своей непобедимой аурой всё и вся через край.
И без того маленькая цирюльня словно сжалась до размеров тесной кладовки. Заворожённые зрители не могли оторвать глаз от мастера. Он обладал поистине необъяснимым магнетизмом и озорной харизмой. Как опытный лицедей, он вещал своим подопечным, словно поливая жаждущие ростки живительной влагой.
Это был театр одного актёра. Нина Дмитриевна даже перестала жалеть о потраченных на семинар деньгах. Когда она не понимала специфической терминологии мастера, смотреть на него всё равно было очень интересно. Живая мимика, когда лицо выражает целую гамму чувств и необыкновенная притягательность создавали атмосферу полного единения. Всеслав, безусловно, горячо, искренне верил в то, о чём говорил, при этом глаза его сверкали, а руки подтверждали каждое слово на своем языке:
– Господь сказал – будьте, как дети! То есть находитесь в позволении. Позволяйте Господней руке двигать вами, не сопротивляйтесь Его воле! И тогда вы позволите великому плану, возложенному на вашу жизнь, осуществиться. Уберите своеволие, проявите смирение – и жизнь ваша изменится до неузнаваемости! Но это будет отдалённый, а не сиюминутный результат. Даже если вам кажется, что в данный момент всё невыносимо плохо – уходит муж, умирает кто-то, увольняют, да что угодно. Верьте, настало время перемен к лучшему. Доверьтесь Богу безоговорочно. И потом, по истечению многих лет, вы поймете, как Он был прав и сделал всё возможное, чтобы улучшить и облегчить вашу жизнь!
Вы все пришли ко мне с вопросами, что кажутся вам сейчас важными и неразрешимыми. Но все ответы лежат в самой глубине самого вашего вопроса. Сформулируйте его и вслушайтесь. Вначале было слово! Ответы на все вопросы лежат в сердцевине самого слова.
Вы все хотите счастья? Вслушайтесь: счастье – сейчастье, я – сейчас есть! То есть вы в данный момент, здесь и сейчас. Почувствуйте себя в данный отрезок времени. Перестаньте цепляться и горевать о прошлом, не тревожьтесь и ничего не загадывайте на будущее. Только здесь и сейчас. Ну, и что? Сейчас плохо вам?
– Да ничего вроде бы. Тепло, светло. Войны нет, с голоду не пухнем.
– Вы хотите помощи от меня. Помощь всегда с вами рядом. Поднимите глаза к небесам. «Небеса» – нет беса! И сверху придёт к вам благодать. Молиться умеете?
Вы все хотите радости каждый день. «Ра-дость» – РА в достатке. Ра – солнечной благотворной энергией была наполнена душа. Так не закрывайтесь от солнца, неба, живительных сил матери-земли и от других людей. Будьте открыты и доверчивы, как дети!
Мы все дети неба и земли. Головой к небесам тянемся, ногами в почву упираемся! Поэтому, заканчивая теоретическую часть семинара, перед тем как перейти к сокровенным практикам погружения, мы должны подготовиться. Предлагаю всем разуться. И вперёд – за мной, чтобы ноги чувствовали землю.
– Так ведь холодно. Снег уже выпал, – невольно вырвалось у Нины Дмитриевны. Но возглас её остался без поддержки. Мастер вышел, давая возможность ученицам разоблачиться. Рефлекторно повинуясь настроению остальных, Нина послушно сняла сапожки и стыдливо впихнула комом дорогие колготки в сумочку: «Что я делаю? Только что еле вылечилась от насморка! И как сумасшедшая иду ноги морозить. Но вдруг, не зря?! А-а, будь что будет!..»
Всеслав оказался прав: ноги мёрзли только вначале – на каменных ступенях лестничного пролёта, а в соприкоснувшись с живым снегом, словно загорелись.
– Гей, братья и сестры! Слава нашему Отцу Небесному! Напитайте нас божественной энергией земля и небо. Упадите сверху, голубые небесные потоки – прохладные, мятные дожди. Освежите разум, очистите мысли от скверны. Поднимитесь из земли, пурпурные горячие соки – сладкие, тягучие, карамельные. Несите энергию, силы и желания – напитайте плоть.
Когда эйфория от беготни по снегу в тёмном дворе улеглась, мастер начал сеанс. Первой на одинокий стул посреди комнаты усадили слепую девушку. Всеслав открыл старинный сундучок, где покоились разные колокольчики (от совсем крошечного до солидного, размером с кастрюлю). Для погружения слепой девушки в транс мастером была выбрана пара колокольчиков-близнецов, медных, испещрённых непонятными надписями.
Всеслав стал звонить в колокольцы то в унисон, то поочерёдно. Прозванивая всё тело девушки с ног до головы, а затем остановился только над её макушкой.
Мастер будто вёл её за руку и уводил всё глубже и глубже в загадочный туманный мир снов, в царство подсознания. Он задавал умные наводящие вопросы, что же она на самом деле так сильно хочет узнать, что привело её на этот сеанс. Он переводил её из одного возрастного этапа в другой и внимательно слушал, что же рассказывает пациентка, что важного запечатлелось в её памяти год назад, пять лет назад, в отрочестве, в детстве, до рождения…
– Ты в материнской утробе. Что ты видишь?
– Ничего. Привычная темнота, как всегда.
– Тогда двигаемся дальше.
И снова звон. Звон. Пронизывающий и завораживающий, который отдаётся в каждой клеточке живым дребезжанием, откликом.
– Отмотаем ещё десять лет. Что ты видишь?
– Я вижу себя в бедной комнате. Четверо моих маленьких детей спят на полу на одеяле. Я женщина. Молодая, но седая.
– Год? Страна?
– Украина. Послевоенные годы.
– Что ты чувствуешь?
– Обиду. Горечь. Меня муж бросил. Ушел к молодухе. Ещё избил и ограбил на прощание. Как жить дальше? Барак. Стены тонкие. Все всё про всех знают. Не могу никого видеть! Видеть не хочу! ВИДЕТЬ НЕ ХОЧУ-У-У!!!
– Вот и ответ на твой вопрос. С этой формулировкой ты перешла в своё следующее воплощение, и небеса выполнили твое сильное желание.
– Но я хочу видеть.
– Тогда давай работать. Истреблять злобу в душе. И прощать неверного супруга.
– Не могу. Ненавижу его. Ненавижу!
Всеслав ведёт женщину дальше – в те времена, когда они были счастливы с мужем. Знакомство. Трепет влюблённого сердца. Первый поцелуй. Его детство. Он трогательный карапуз с царапиной на носу-кнопочке. Тянется к столу за обмусоленным пряником. Падает и горько плачет.
– Пожалей его. Прости. Отпусти. Мир не виноват в том, что не сложилась ваша совместная жизнь…
Алька едет на телеге по ухабистой деревенской дороге. Жаркий полдень. Она лежит животом на куче льняных мешков, свесила голову с телеги лицом вниз и теперь её трясёт на каждой даже крохотной кочке. Но от этого захватывающе весело, как на карусели. Улыбается сама себе, точнее, она уже и не Алька вовсе, а шустрый деревенский пацан, которого разрывает изнутри от счастья и жажды приключений от безусловного знания своего могущества – ничего, я вам ещё всем докажу!
Плывут синие резные звёздочки васильков, розовые пушистики клевера, большие широко открытые глаза ромашек. Вот шмель, как мохнатый кулачок деловито зажужжал и поспешил по своим важным делам. Стрекоза переливается всеми немыслимыми цветами. Ароматная лечебная Богородская травка. Там и тут мелькают созревшие ягодки клубники. И колдовской духмяный пар над лугами, над прогретой золотой дорогой, такой, что хочется только им всю жизнь и дышать…
Вдруг, купе поезда. Женщина красивая, но уставшая. Она плачет, не замечая чёрных подтёков туши под глазами. Голоса не слышно, не разобрать взволнованной речи. Но понятно, что она ругается, обвиняет и как основной аргумент предъявляет чернявенького новорожденного ребёнка в кружевных пелёнках.
Алька чувствует поток ответной злобы и недоверия. Неприятны и женщина, и её ребёнок. Возникает только одно желание – как можно быстрее покинуть тесное купе.
ШМЯК!!!
«На грязных обоях противного зеленовато-оливкового оттенка капли крови – моей крови! Беспощадная железная рука, что выдернула из лета, из детства, из счастья, схватив за волосы».
ШМЯК!!!
«Беспощадная железная рука бьёт меня головой об стену, а этот омерзительный хруст только что об эту стену мне сломали нос!»
ШМЯК!!!
Осознание неотвратимости приближения смерти вдруг не напугало, а обрадовало – «Да. Ну и пусть. Это, пожалуй, единственный выход!» – последняя мысль наполнила Алькину душу такой обречённой безысходностью, что она перестала чувствовать боль, перестала чувствовать всё. Всё та же беспощадная железная рука оттянула голову жертвы для нового удара об стену… и вдруг в обломке зеркала на стене Алька с ужасом и трепетом узнала себя – она Есенин! Да-да, пусть избитый, истекающий кровью с изуродованным лицом, но спутать не возможно. Только кудрей никаких золотых и в помине нет, так серая окровавленная пакля. От удивления Алька вздрогнула и обмякла, последнее, что она почувствовала – сдавливающий горло жгут.
Нина Дмитриевна вплыла в огромный помпезный зал, торжественно и величаво, как гружёный драгоценными специями корабль с надутыми парусами. Перед фееричным явлением публике Нина Дмитриевна несколько часов провела в своей гримуборной. Над ней хлопотливо колдовали цирюльники. Сама она давно уже не накладывала краску и не начёсывала высокий парик, как в начале своей молниеносной карьеры.
Реакция зала на появление звезды была предсказуемой – всеобщий усиленно сдержанный вздох. В этом звуке смешалось всё – восхищение, удивление, любопытство, страх… и презрение. «Да – презрение, моя душа всегда чутко чувствовала этот больной комочек при разговоре со всеми людьми, даже с родной матерью, с которой не виделись более 12 лет. Она осталась в родной Ровении и даже представить не может в своих мелких провинциальных мыслях, в какой роскоши купается её чадо. Да в роскоши… и презрении!» – Нина Дмитриевна поплыла вдоль длинных столов, ломившихся от яств и драгоценных вин.
Взгляд её задержался на гигантском серебряном кувшине. На его блестящем отполированном боку, как в зеркале она увидела своё отражение. Высокий изящный юноша с тонким божественно красивым лицом, облачённый в невообразимый сверкающий наряд из голубого атласа, парчи, расшитый серебром и жемчугом. На голове диадема, усыпанная бриллиантами, на руках тяжёлые браслеты из золота и драгоценных камней. Длинные тонкие пальцы увиты перстнями, носить которые достойно лишь царям…
«Боже мой! Я – мужчина?! Не может быть! Почему я этого никак не почувствовала?! Странно, если я – принц, то откуда же это чувство униженности, обиды и ущербности, неистребимо терзающее изнутри? Вот этот жирный лоснящийся патриций обожрался мяса и теперь смотрит откровенно плотоядно, будто имеет на меня право, как на своего раба! Да и не один он посматривает в мою сторону с нескрываемым вожделением, будто намерены попробовать меня на ощупь и пересчитать зубы. Наверное, именно так ощущают себя запуганные пленные наложницы, когда алчный работорговец показывает живой товар бесстыжим покупателям. От того и выпендриваются заморские девицы, язвят будущим повелителям, поднимают на смех… а потом воют всю ночь хором в душных застенках!
А вот и мой «хозяин». Странно как я безошибочно его узнала. Осознание безграничной власти накладывает неизгладимый отпечаток, делая любые лица похожими на массивный, внушающий трепет лик каменного полководца Гаттамелаты работы заносчивого кривоносого каменотёса – Микеля-Анджело.
При появлении патриция, внутри будто что-то похолодело и съёжилось. Тягучая беспросветная тоска заполнила душу.
Мой патриций небрежно махнул рукой, отведя в сторону влажный похотливый взгляд:
– Пой, кастрат!
И все взгляды: любопытные и равнодушные, надменные и сочувственные, устремились в моё лицо, как стрелы беспощадных воинов легиона. Звуки полились из меня, как кровь из открытой раны, унося силы и желание жить…
Для чего пошла на этот семинар? Всё думали, что Всеслав ловкий аферист, а он и впрямь обладает чем-то. И решилась ведь заглянуть туда, куда человеку заглядывать не позволено?! Зачем?! Раньше у меня была надежда, теперь её больше нет!
– Ну что, узнала секреты бытия? Заглянула в прошлые жизни? – мягко поинтересовался супруг, видя, что Нина вернулась встревоженной.
– Да уж заглянула. Потом всё расскажу, сейчас уже сил нет. Только вывод крайне неутешительный!
– ? – Егор выразительно глянул на жену, повернувшись к ней всем телом, так напоминающим массивный, внушающий трепет торс каменного полководца Гаттамелаты. Нина не привыкла скрывать что-либо от любимого, да и невозможно было что-либо скрыть от этого большого, доброго, каждой клеточкой преданного ей человека.
– Не будет у нас детей. Никогда. Зря стараемся!
Егор посмотрел на жену долгим щенячьим взглядом и успокоил одной только фразой, как умел делать только он:
– Ничего. Значит, в нашей семье будет только один, зато самый любимый ребёнок – это ты!
Нина, как на автопилоте взяла любимый махровый халат и отправилась ополоснуться. Напустила душистой пены в тёплую воду. А чуть погодя из ванной раздались звуки, приглушённые шумом падающей воды, которые ещё не слышали стены уютной квартиры. Нина выводила мотив, ничего не боясь и не задумываясь, как возникает и вылетает на белый свет эта песня: «Клён ты мой опавший, клён заледенелый…»
МСТЯ МОЯ СТРАШНА!
Нет ничего более живучего, чем безнадёжная любовь.
Взаимная любовь может наскучить.
Любовь страстная перейти в дружбу или ненависть.
Но любовь неразделённая окончательно никогда не покинет сердце,
так прочно её цементирует обида.
Дмитрий Емец «Мефодий Буслаев. Месть Валькирий»
Неприкрытая наглая ложь, что на каникулах школы отдыхают! Школы не отдыхают ни-ког-да! В эти законные холлидэйные выходные, здесь нет оголтелой толпы неуправляемых оболтусов, и муниципальное образовательное учреждение № 12 подозрительно притихает, будто обдумывая очередную каверзу.
В кабинетах кучкуются педагоги, ошалевшие от тишины и просто спокойного течения нормальной жизни. И вот уже, обвыкаясь с недостижимым душевным равновесием, они начинают пить чай неторопливо, не обжигаясь на каждом глотке. Беседовать спокойными голосами, не срываясь на вопль без особого повода. Перестают бегать по коридорам, будто кто-то вечно гонится и дышит в спину.
Но тут же злобствующая администрация, состоящая сплошь из фурий с тяжёлым климактеритеческим синдромом, придумывает новые пытки, не оставляя ни минуты отдохновения измученным узникам. Педсоветы, совещания, сдача журналов, сверки планов, отчёты по денежным средствам и тому подобные истязания, что превращают их без того незавидную жизнь в рабство изнурительное, бессмысленное и бесконечное…
Оля и её закадычная подруга-собутыльница Нонка сидели на первой парте прямо перед остервенелой докладчицей и делали вид, что подобострастно внимают галиматье о необходимости повышения качества знаний точных предметов в среднем звене. Всем было давно известно, что количество сложносочинённых, высосанных из пальца трудов на подобные темы находится в обратной пропорциональности с истинной заинтересованностью детишек в учёбе. Ораторствующая Гарпина Яковлевна, похожая на сердитый сухофрукт, не жалея коллег, безжалостно третировала чужие уши второй час без передыху.
Была она, надо отметить, личностью выдающейся, себя почитала педагогом с большой буквы «Пе». Но если какому-нибудь сумасбродному режиссёру вздумалось бы ставить детский спектакль, например, «Айболит и другие звери», используя штатный педсостав вышеупомянутого учебного учреждения, и раздавать роли, то Гарпине идеально подошёл бы свирепый аллигатор-людоед. Долгого вживания в образ не потребуется: та же степень кровожадности и то же сочетание микроскопического мозга и чудовищной мощности челюстей. Всех детей без разбору Гарпина Яковлевна профессионально ненавидела, и целью жизни заслуженного педагога было, во что бы то ни стало, любыми способами сделать жизнь окружающих максимально невыносимой.
Бред, выдаваемый за инновационные педагогические технологии, не слушал никто, включая престарелую директрису, которая умудрялась засыпать даже на собственных «открытых» уроках. Докладчица по многолетней привычке с каждой минутой урока становилась всё свирепее и неустанно делала несчастным коллегам злобные замечания, видимо путая их с учениками. Но, как обычно бывает, не видела того, что творится непосредственно перед самым носом. Говорят, крокодилы близоруки и бросаются только на движущуюся жертву.
Оля и Нонка всё это время переписывались, истратив на общение уже половину толстой тетради. Для остальных измаявшихся учительниц день был окончательно выброшенным из жизни и причислен к искупительным мукам.
– Оль, глянь как у Гарпии уши покраснели от натуги, сухоблядка сегодня в ударе! Ишь лютует! Смотри, смотри, скоро пена ядовитая из пасти попрёт!!!
– Ну, чего на неё смотреть, на идиотку! Пощёчина гуманизму! Расскажи лучше как у тебя? Колян не объявился???
– ОЛЯ! Не сыпь мне соль на рану! После последних событий он вообще навряд-ли насмелится из норы выползти. Знаешь, я у него когда деньги на аборт выбивала, он мне вкрадчиво так лопотал-лопотал, смущённо взор потупив долу: «Ну что ж, в следующий раз будем аккуратнее…» Я то по его скользкому тону тут же смекнула, что никакого «следующего раза» он не допустит – не дождёшься. Испужался гнида, до заикания @жжж!!!
– Нон, почему ты сразу самое плохое думаешь?
– Потому что уже две недели от него ни гу-гу! А на прощание он на меня зыркнул, как буйно помешанный Парфён Рогожин перед убийством Настасьи Филипповны. (Нонка была филологом и поэтому как устная, так и письменная её речь изобиловала не только едким подростковым сленгом, заимствованным у 8-го «б», где она была бессменным классным руководителем, но и сравнениями из классической литературы в рамках программы средней школы) Ну, ничего, сикатилло, подожди! Я буду мстить, и МСТЯ МОЯ СТРАШНА!!!
