Внутри Лизы воет самка, потерявшая детеныша, дико и отчаянно. Кричит и просится на волю, отгоревать свое горе.
– Все закончилось. Будут еще детки. Нечего переживать, – твердит Лизе разум голосами медсестер, врачей и подруг.
И Лиза пытается жить так, будто ничего не было. Больно, до красных вмятин, давит на грудь повязка, не дающая прийти молоку.
– Несколько дней – и это пройдет, – думает Лиза, перематывая плотной тканью грудь каждое утро и вечер.
В своих старых вещах она находит фланелевый халат с зайчиками: носила его в старших классах. Сейчас похудевшей Лизе он оказывается впору. Она поселяется в этом халате: одежда мягкая, теплая, нетребовательная.
Все выходные Лиза проводит в нем, а в будни возвращается с работы и вновь скидывает деловые брюки и неудобную блузку, чтобы поскорее укутаться в халат. Так и проходит это лето. Лиза во фланелевом халате читает книги, сидя в удобном кресле.
Самка внутри Лизы больше не мечется от боли, а только тихо скулит, прячась в темных переулках души. И совсем замолкает, как ветер приносит осенние тяжелые тучи. Лизе кажется, что она больше не услышит ее вой.
Проходит полгода, подруга рассказывает о своей беременности. Лиза передает эту новость мужу, и не успев сообщить всех деталей, давится рыданиями.
– Я рада, правда, я очень рада за нее, – оправдывается она на мужнином плече, силясь остановить бестолковые слезы, а они, непослушные, льются ручьем.
***
По хрупкой желтой свече прозрачным шариком скатывается подтаявший воск. Он обжигает Лизины пальцы, оставляя на них следы. Лизе не без труда удается установить ее в подсвечник: тонкая свечка кренится, заваливаясь на соседок, подрагивающих робкими огоньками.
– «Канун». Так называется это место, – думает женщина. – Только откуда я-то это знаю? Прямоугольный стол с ячейками для поминальных свечей в церкви – канун. Так точно. Он самый.
Лиза отходит в столика, окликает присмиревших в церковной тише мальчика и девочку. Маленькая компания выходит из прохлады храма на шумную знойную улицу большого города.
– Мам, а ты что верующая? – спрашивает у Лизы мальчик лет девяти.
– Не знаю, сынок, – отвечает та.
– Зачем мы тогда сюда пришли? – вновь интересуется он.
–Да, зачем? – поддакивает его сестренка.
– Есть такие вещи, которые сложно объяснить. В них надо просто верить или не верить. Я верю, есть Кто-то больший, что смотрит, как мы проходим уроки, которые он нам задает…И церковь – это один из способов с ним поговорить. Только, дети, вряд ли мое объяснение понравится местным служителям , – улыбается Лиза. – Могу быть и не права. Но я так считаю.
– И что ты с Ним поговорила? – девочка с любопытством смотрит на мать.
– Что Ему сказала? – поддерживает интерес сестры старший брат.
– Поговорила, – Лиза останавливается. Дети замирают рядом с ней, – поблагодарила за уроки, даже за сложные. Даже за те, над которыми плакала, пока выполняла.
– Плакать это же плохо, мам! Еще и благодарила…– ворчит сын.
– Плакать, значит, чувствовать. А если я чувствую, значит, я все еще человек с сердцем, – говорит Лиза.