Ну, собственно, дожили. Сорок один! Шум-гам, куча разодетого народа, ресторан, выпивка рекой, сначала оркестр, теперь, вот, диджей, все дорого-богато… По статусу. А ведь он не раз говорил, что не хочет никаких вечеринок. Но друзья лишь отмахивались от его слов, списывая нежелание Браги тратить время на подобного рода тусовки на кризис среднего возраста. И гаденько подхихикивали над более возрастным другом. А тот лишь вяло от них отбрехивался. Никакого кризиса у него не было. Стареть он не боялся. Наверное…
Нет, конечно, было у Арса глубоко внутри опасение, что со временем он обленится, станет лысеть, обзаведется брюхом и, наконец, женится, потому что мужику его возраста и статуса это положено… Но вот, продержался же! Ни лысины, ни пуза, ни опостылевшей нелюбимой жены. Ни детишек – единственного стоящего повода женою обзаводиться. Лишь скука… Еще раз скука и отупляющая усталость. Они веселятся, а ему хоть прячься. Собственно, Арсений это и сделал. Нашел относительно спокойное местечко у выхода на террасу. Стоял, попивая вискарь, заныкавшись от гостей, тостов, заискивающего внимания, а город в огнях расстилался у его ног.
Минут через десять его уединение чуть не нарушила девушка. Она как-то сразу бросилась ему в глаза своим несоответствием… кхм… обстановке. Хотя так, навскидку, Брага не смог бы сказать, в чем это несоответствие заключалось. Может быть, в отсутствии обвеса, коим грешили все здешние женщины в желании продемонстрировать, у кого цацки богаче, то ли тем, как она себя вела в принципе. Стояла тихонько в сторонке и с нескрываемой досадой на лице пыталась натянуть донельзя короткое платье как можно ниже. Ну, вот и стоило надевать такое, чтобы теперь мучаться? То смыкать вниз, а когда платье по вполне очевидным причинам норовило сползти с груди, тянуть в обратном направлении. Нет, конечно, со стороны за этим весело наблюдать, но ведь девица наверняка рассчитывала совсем на другой эффект, одевшись настолько вызывающе?
Арсений как раз лениво гоняет эти мысли туда-сюда, когда объект его наблюдений устремляется прямиком к его нычке. Руки девушки на этот раз заняты бокалами с шампанским, и платье в кои веки оставлено в покое. Один бокал девица, зажмурившись, осушает еще на подходе, в несколько глотков, как матерая алкоголичка. Второй пригубляет более медленно, нырнув в тень и подперев стену задницей. Брага стоит чуть левее, куда свет вообще не добивает. Поэтому он девушку видит, а она его – нет. Убедившись, что та пришла не по его душу, Арс расслабляется. И вновь переводит взгляд в зал. Вечеринка в самом разгаре. Народ разгорячен. Кто-то танцует, кто-то хохочет. Кто-то пьет. Кто-то… с жадностью целуется. И выглядит это так, будто…
– Гос-с-споди, зачем же так далеко засовывать язык? Она же его задушит! – фыркает девица.
– Угу. Как думаете, может, стоит вмешаться? – выдает свое присутствие Брагин. Девушка вздрагивает. Испуганно косится в темноту, где прячется Арс. Чтобы ее успокоить, Брага решает выйти из тени, давая рассмотреть лишь контуры своей массивной фигуры, но не лицо.
– Зачем? – испуганно интересуется незнакомка.
– Так ведь, боюсь, задохнется.
– Собираетесь сделать ему искусственное дыхание?
Ну, вот. Язвит. Значит, уже пришла в норму.
– А вы предлагаете бросить бедолагу на произвол судьбы? – усмехается в ответ Арсений.
– Нет. Я думаю, ничего ему не будет. Даже животные используют в своих брачных играх приемы удушения.
– Серьезно? – Брага не знает, почему ему так весело, но что весело – факт.
– Угу. Правда, на ум приходит обратная ситуация.
– Когда удушению подвергается женщина? – уточняет Арсений, дабы убедиться, что они говорят об одном и том же.
– Самка. – Девица задирает нос. – И эволюция, надо заметить, этому всячески способствует. Вот взять хотя бы жуков-плавунцов. Вы знали, что спаривание у них проходит в воде? Точнее, в воде находится самка. И во время процесса она задыхается.
– Совсем? – закашливается Брага.
– Нет. Но ситуация, согласитесь, мягко сказать, неприятная. Неудивительно, что самка отчаянно сопротивляется происходящему.
– А что же самец?
– А самец ее, естественно, крепко держит и не дает сбежать. Кстати, для этого в ходе эволюции у него даже образовались специальные присоски на лапках. – Незнакомка стучит по локтю длинными аккуратными пальчиками.
– Вот как? А у самки? Ничего не образовалось в ответ? – посмеивается Брагин.
– Самки стали ребристыми, – не оценив его веселья, мстительно бурчит незнакомка. – Теперь жуку-плавунцу живется гораздо сложнее.
– А куча самок, надо полагать, так и помирают, не выполнив своего главного жизненного предназначения.
– Это какого же?
Нет, ну как тут прикажете оставаться серьезным?
– По продолжению рода, конечно же.
– У меня такой статистики нет. – Девица задирает нос еще выше. Оглядевшись, пристраивает бокал на подоконнике и… шагает прочь. А Арсу не хочется ее отпускать. Потому что кто еще ему прочитает такую занятную лекцию?
– Постой! Ты обиделась из-за этих жучих? У них, по крайней мере, есть все шансы выжить! А как насчет богомолов? Тому самка вообще башку откусывает. Шах и мат. Да куда же ты?
– На случку, – бурчит девица, и он даже на секунду останавливается, не уверенный, что все расслышал правильно.
– Слушай, ты пьяная? – наконец, догадывается Арсений. Пьяная, симпатичная и, очевидно, чуток больная на голову. Но ведь забавная!
– Недостаточно. Но, кстати, про самку богомола ты очень вовремя вспомнил. Это вариант, если вдруг этот… богомол что-то не так сделает.
Ладно. Может, и не чуток больная… А на всю голову.
– Вот ты где! Мы тебя везде ищем. Ты где прятался?
– Там, где вы меня не нашли.
Назар подслеповато моргает.
– Да. Точно. Ну, пойдем.
– Куда еще?! Я устал как пес. Здрасте, Лев Самойлович… Рад вас видеть. О? Это мне такая красота? Вот спасибо. Лизавета Юрьевна, вы с каждой встречей все прекраснее. В следующий раз презентуйте мне хоть пару капель вашего элексира молодости.
Пока Арсений любезничает со старыми приятелями своего отца, Назар терпеливо ждет. Но как только пожилая пара отходит, тут же оттесняет именинника к выходу.
– Надо сваливать. Иначе прощание затянется до утра. А мы еще не вручили тебе подарок.
– Подарок – это хорошо, – врет Брага и потому, что от него этого ждут, изображает на лице интерес: – И где же он?
– Ждет тебя дома.
Очень удачно. Даже ехать никуда не надо. Квартира у Браги аккурат в той же башне, что и ресторан. Двухэтажный пентхаус. Надо только подняться вверх, и вуаля. Просторный холл, из которого просматривается гостиная и…
– А бант надевать обязательно?
– Ну, а какой подарок без банта? Давай сюда. Подними ручки… Или лучше на шею?
Второй голос однозначно принадлежит Марату, а первый… Брага бросает на Звягинцева недоверчивый взгляд через плечо и торопливо пересекает холл.
– Какого черта… – цедит он, недоверчиво обозревая открывшуюся его взгляду картину.
– Хэппи бёздей ту ю! Хэппи бёздей ту ю! – нескладно поют мужики. Остолбеневшая девица стоит, вцепившись пальцами в злосчастный подол платья. Марат толкает незнакомку в бок.
– Пой! Че застыла?
– Что это, мать его, означает?! Кто это? – дергает головой Арс, давая понять, что хватит с него балагана.
– Это твой подарочек. Подарочек, улыбнись, что ты стоишь как неживая? – ухмыляется Марат и, наклонившись к виновнику торжества, уже без всякого веселья в голосе добавляет: – А ты так не рычи. Девчонка – целка. Ты ее пугаешь своей злобной рожей, че, не видишь?
– Вы подарили мне Богомолиху?!
– Бого… кого? – недоуменно сводит брови Антон.
– Я не Богомолиха! – обижается девица. Ну да. А у него еще, между прочим, башка на месте. И он ее кровожадные угрозы помнит очень хорошо.
– Арс, ну ты чего, и правда? – тушуется Антон. – Зубы спрячь. Мы же как лучше хотели. Старались… думаешь, так легко ее было найти?
– Она что, правда… того?
– Даже справка есть.
– Выметайтесь, – устало вздыхает Брагин.
– Ты только не сильно зверствуй, ага?
– Не поздно ли ты спохватился?
Девочка. Надо же… Такая красивая, и девочка? Даже не верится. Хотя если задуматься, этот факт вполне объясняется ее придурью.
Мужики уходят, тихонько о чем-то переговариваясь. Девица зябко обхватывает плечи, хотя в апартаментах довольно тепло. В очаге посреди комнаты уютно потрескивает огонь, видно, разожгли для большей романтики. Нет, конечно, от этой троицы можно было ожидать чего угодно, но это… Что ему теперь с нею делать? Нянчиться? Стоит, вон, вся напряженная, будто у нее кол в заднице. А ведь он ту даже не трогал.
Дебильный день. Дебильная ситуация. Брага проводит пятерней по макушке и выходит обратно в холл.
– Ты тоже давай. С вещами на выход…
– Как? Почему?! – девица срывается с места. Немного путаясь в ногах, подбегает к нему. Окутывает теплом и нежным, по-зимнему насыщенным ароматом.
– Считай, ты мне не по вкусу.
– Глупости! – убежденно заявляет девица. Такая самоуверенность даже забавна. Брагин притормаживает. Вскидывает темную бровь.
– Уверена?
– Н-не знаю… В природе обычно внешность самки не имеет никакого значения. А вот самцу приходится принарядиться, чтобы произвести на самочку впечатление. Видели, какой хвост у павлина? И он ведь с таким по джунглям бегает, привлекая внимание хищников. То есть, выбирая между безопасностью и возможностью продолжить род, он предпочитает последнее. Или, допустим, лев…
– Ты вообще затыкаешься?
– Вы же сами спросили! – дует губы. А те у нее красивые. Такие… четко очерченные. Нижняя чуть пухлей верхней, изогнутой луком. Арсений зависает. И реагирует, чего уж. Он в последнее время только с работой трахался, а тут…
– Ага. Спросил. Давай, топай…
– Не могу!
– Почему это? Ноги тебя, конечно, держат слабо, но пока, вроде, носят.
– Если вы меня выгоните, я не получу оговоренное вознаграждение!
А, ну да. Она ж здесь не бесплатно. Брага хмыкает. Тепло, оставшееся внутри после их разговора, вытесняет привычный холодок отчуждения…
– И сколько нынче за девственность дают? – спрашивает он, возвращаясь в гостиную. Достает графин, бокал. Плещет себе выпить.
– Достаточно! – краснеет. – Так мы будем что-нибудь… Как-нибудь… эм… Мы совокупимся?
Господи Иисусе.
– Если у меня не отсохнет от выбранной тобой терминологии! – Рявкает Брага. – Раздевайся.
– Что, прямо здесь? Вот так… обыденно?
– А ты что думала? Я организую свечи, дождь из лепестков роз и Бритни Спирс на подпевках?
– Можно хотя бы предложить выпить и мне, – кивает на бокал в его руках.
– Да ты и так едва на ногах стоишь! Раздевайся. Или уматывай.
– Можно в спальне?
Чертыхаясь, Арсений указывает на коридор. Этого не объяснить, но несмотря ни на что, его настроение опять ползет в гору. Может, поэтому он и прощает девице всю ее дурь.
– А справка-то твоя где?
– Вот! – достает из сумочки. Арсений протягивает руку. Пальцы Богомолихи дрожат. Он надеется, что это не от желания свернуть ему шею. – Может быть, вы мне поможете? Я это платье сама в жизни не расстегну.
Брага хмыкает. Обходит девицу по кругу. Касается язычка молнии… И дрожь с ее тела очень быстро передается ему.
– А ты говоришь, самки не наряжаются, – усмехается он, отступая на несколько шагов, потому как из этого положения открывается гораздо лучший обзор.
– Вы в справку даже не заглянули, – напоминает девица, проигнорировав его замечание.
– Ее можно купить за пару тысяч в любой поликлинике. Существует намного более проверенный способ. Иди сюда, – хрипло велит Арсений, опускаясь задницей на кровать. Богомолиха, избавившись от платья, смущенно глядит в пол. В то время как Брагин с жадностью скользит вверх по ее длинным ногам в чулках, маленьким трусикам, поясу и… абсолютно голой изумительно полной груди. – Иди сюда, – повторяет сипло.
Девица судорожно сглатывает, грудь мягко колышется… В несколько шагов она преодолевает комнату. Он отставляет стакан.
– Ложись. Ноги согни в коленях и разведи.
Богомолиха мучительно краснеет. Делает, как он велит. То есть ложится бревном и, зажмурившись, отворачивается к стенке.
– Если ты и дальше планируешь корчить из себя жертву потенциального изнасилования, можешь одеваться и уходить.
– Я не корчу! Я… стесняюсь.
Господи. А ведь судя по всему, так оно и есть. Это он привык, что… Ай, ладно! Нависает над ней, одной ладонью фиксирует голову, а пальцами другой отодвигает паутинку трусиков в сторону. В ушах шумит…
– Ч-что ты делаешь?
– Убеждаюсь, что ты та, за кого себя выдаешь. – Брага осторожно проталкивает один палец в отчаянно сопротивляющуюся обжигающе-горячую тесноту. На висках выступает пот. Изнутри поднимается волна какого-то странного примитивного свойства… – Твою мать, – шепчет Брагин, впиваясь в дрожащие от слез губы. Хочется пожалеть ее, извиниться, сделать хорошо, чтобы стереть плохое. Но все его планы нарушает настойчивый звонок в дверь.
Арсений шагает к двери, пошатываясь, будто сам здорово перепил. Неопытность Богомолихи неожиданно крепко ударят в голову. Палец влажный едва-едва, конечно, та не успела воспылать к Браге страстью, но и этого вполне достаточно, чтобы у него перед глазами поплыли искрящиеся круги. Какая она мягкая, нежная, тесная. И только его. Его не по факту того, что у нее никого не было… там (в конце концов, существует масса других более изощренных способов быть с мужчиной), а ввиду своей действительно абсолютнейшей неискушенности.
– Я не корчу! Я… стесняюсь. – Вот как прямодушно она объяснила происходящее. И если слезы в голосе еще как-то можно было сыграть, то как заставить себя покраснеть, покрывшись стыдливыми пятнами аж до пяток? Как разогнать собственный пульс, вынуждающий в истерике биться голубую венку на хрупкой шее, как сымитировать перебои с дыханием? Да никак. Это чистая физиология. Просто стоит признать, что ему и впрямь достался редкий эксклюзив. Ну и решить, что с ним делать дальше.
Вот кого там принесло?! Какого черта?
– Отец? – изумление Арса выдают лишь чуть приподнятые кверху брови. – Не думал тебя сегодня увидеть.
– Я собирался прилететь раньше, но чертовы ублюдки опять задержали вылет проверками. Не разбудил?
– Нет. Проходи. В аэропортах сейчас беспредел по всему миру.
Не выгонять же старого черта.
– У меня полчаса. Слышал, на последнем собрании у тебя были терки с Баевским. Почему я узнаю об этом от посторонних людей? Плесни мне выпить…
Арс стискивает челюсти. Ну да… Не стоило даже надеяться, что отец вспомнит о дне рождения. За сорок один год его жизни под звездами ничего не поменялось. Да, в двадцать семь его все же призвали «ко двору», ввели в семейное дело и постепенно даже позволили, чтобы он стал тем, кем должен был стать по праву. Но в их отношениях с отцом потепления не случилось. Арсений прекрасно понимал, что о нем вспомнили только потому, что законные дети старика оказались редкими балбесами, способными лишь прожигать семейное состояние.
– Разве врачи не запретили тебе пить?
– А ты что, устроился в поликлинику на полставки?! Лей, говорю. И ты не ответил по поводу собрания.
– Я предупреждал, что не стану перед тобой отчитываться о каждом своем шаге.
– Я – главный акционер!
– А я управляю активами. Довольно неплохо, надо заметить. При прогнозируемом спаде в двадцать процентов в этом году нам удалось ограничиться тремя. Все проекты, которые мы профинансировали, на текущий момент запущены и приносят прибыль…
– Это нормально. Или ты ставишь себе в заслугу то, что до сих пор меня не обанкротил?!
Ну почему? Почему, мать его, каждый раз, после разговора со стариком, у Браги складывается ощущение, что он – ни на что негодный второсортный выскочка? Почему ему, блядь, и в сорок приходится доказывать, что он – достойный сын своего отца?! Ну, ведь никому даже в голову не приходит в том сомневаться. И только отец с маниакальным упорством побуждают его это делать снова и снова…
– Если у тебя имеются ко мне какие-то вопросы или претензии… – игнорируя отцовскую просьбу налить ему выпить, Брага берет стакан и плещет в стакан себе. – Можешь их озвучить на совещании, посвященном итогам года. Я отчитаюсь по каждому пункту, так, как это предусмотрено в моем контракте.
– Да что ты, мать его, о себе возомнил?! Думаешь, если какие-то твои проектики на стороне начали приносить прибыль, то можно качать права?! Кто ты без моего имени и моих связей…
– Хочешь проверить? Мой контракт аккурат подходит к концу в новый год.
– Ты мне угрожаешь?!
– Не понимаю, как это возможно. Чтобы я угрожал тебе. – Арсений щедро сдабривает голос сарказмом. – Уверен, ты запросто найдешь мне замену. Например, того, кто сливает тебе закрытую, в общем-то, информацию.
– В моей компании для меня нет закрытой информации!
– Тем более. Значит, ты сможешь оперативно ввести в курс дела новое руководство, избавив меня от этой необходимости и сэкономив нам обоим кучу времени.
– Говори, говори, да не заговаривайся, – цедит Валерий Георгиевич. У Арса горчит во рту. Наверное, даже если он вывернется наизнанку, не видать ему не то что похвалы, банального «спасибо, сын». Или гребаного «ты молодец». Ну и хер с ним. Он ведь и впрямь давно уже не нуждается ни в чьем одобрении. Если так разобраться, Брага вообще не понимает, на кой черт ему геморрой с отцовскими предприятиями. Уж точно не для того, чтобы осуществить свои глупые детские мечты и понравиться маме с папой. Потому как он рано перестал мечтать, лет, наверное, в семь. С тех пор Арсений смотрит на вещи трезво. Кто-то скажет – цинично.
– Тебе ведь даже в голову не приходит, что я не блефую, да?
– Естественно. Я знаю, что ты никуда не денешься.
– Вот интересно, с чего вдруг такая уверенность, – хмыкает Брага, разглядывая отца.
– Ты мой сын.
Арс окунает взгляд в бокал. Старый хрен уверен, что знает все его болевые точки. И может, где-то он даже прав. Чего отец до сих пор не усвоит, так этого того, что Арсений в гораздо большей степени его сын, чем он думает.
– Ты убедишься, насколько ошибаешься, если еще раз приставишь меня вот так, лицом к стенке, – хмыкает Арс.
– Ты не мой сын? – сощуривается Валерий Георгиевич.
– Твой. Ты же это не один раз проверил, правда? Но только этим я никогда не ограничусь.
Два одинаковых взгляда скрещиваются над журнальным столиком. Иногда Арсению кажется, будто отца бесит сам факт того, что ему все удается. Может, он воспринимает это как упрек, кто знает? Или как лишнее напоминание о том, что изначально он не то поставил. В любом случае гораздо ближе к правде другое. То, что Арсу в принципе не приходит на ум, а ведь это так просто. Брагин-старший не может простить себе, что ни про одно из достижений своего сына он не может сказать: это благодаря мне, это я в нем воспитал: характер, мужика, это я ему стал примером. Потому как Арсений выковал себя сам, скорей даже вопреки. И это понимают все, чье мнение по-настоящему важно для Брагина-старшего.
– Как там мать?
В этом весь отец. Он никогда не признает, что проиграл в словесной дуэли.
– Понятия не имею.
– Я слышал, в последнее время она стала проявлять к тебе интерес.
В последнее время… Как будто Арсу сейчас это нужно.
– Она опоздала на добрых тридцать лет. В моих интересах теперь, знаешь ли, другие женщины. – Брага криво улыбается.
– Я предпочел бы, чтобы ты остановился на одной. Тебе сегодня сорок один стукнуло, а у меня до сих пор нет внуков.
– О, значит, про мой день рождения ты все-таки помнишь?
Звучит это так, будто ему не плевать. Брага морщится.
– Как забыть такой день? Я даже приготовил тебе подарок.
– Надеюсь, это акции.
– Нет. Закатай губу! – рявкает Валерий Георгиевич. – Вот. Это кортик. Принадлежал твоему деду. Он в Морфлоте служил, не знаю, в курсе ли ты.
Брагин-старший протягивает подарок. Брагин-младший, помедлив, тот принимает. И откладывает в сторону, даже не взглянув. Пусть не думает старый черт, что это для него хоть что-то значит.
– Я, наверное, пойду. Поздно.
Арсений провожает отца и возвращается в спальню. Тянет одеяло и…
– Ч-черт, Богомолиха. Эй… Ты что, спишь?
Ну, зашибись, конечно. И что с ней делать? Будить? Так этот свинтус, пока его не было, выжрал виски из его стакана и теперь спит, аки младенец, обдавая Брагу совсем не младенческим перегаром. Интересный, конечно, способ задержаться в его постели. Какие только не изобретали предприимчивые барышни, но до такого, вот, не додумывались.
Нет. Надо растолкать. Она вообще-то его подарок, а после мозготраха с отцом ему не помешает сбросить напряжение более традиционным сексом. Он даже тянется. Но именно этот момент Богомолиха выбирает для того, чтобы перевернуться на спину. Закидывает за голову лапки и… сладко зевает. Взору Брагина открывается изумительный вид на упругие полушария ее грудей и мягкие со сна розовые соски. Возвращается идиотская мысль о том, что до него их никто не трогал. Арс пока не понимает, какого черта это вообще существенно, а потому отступает. Он привык думать прежде, чем что-то делать. Все его действия выверены и взвешены. Ему не свойственны порывы. Как, впрочем, и сантименты. Именно поэтому так… настораживает разливающееся в груди благостное тепло.
Он сгибает пальцы и тайком касается ее розового соска костяшками. Девочка оказывается отзывчивой. Вершинки буквально на глазах вытягиваются и твердеют. Ну, нет… Это же пипец какой-то. Либо будить, либо спать, чтобы себя не мучать. Интересно, насколько безопасно засыпать рядом с Богомолихой? С другой стороны, что она ему сделает? Ну не открутит же голову, в самом деле! В худшем случае – до смерти заговорит.
Телефон мигает входящим сигналом. Сообщение от матери Брага пропускает, не открывая. Сообщение Марата просматривает.
«Колись, угодили?»
«Ага», – набирает в ответ Арс, не надеясь, что до утра ему кто-то ответит. Но сообщение приходит тут же.
«И как она? Ну, то есть как тебе? Есть какие-нибудь отличия?».
Арсений отбрасывает телефон. Обсуждать такое с другом он не намерен. И пусть раньше он не видел в этом ничего плохого, теперь все иначе. Богомолиха слишком чистенькая, для того чтобы ее пачкать похабными обсуждениями деталей.
Так, стоп! Но таким образом он вроде как подтвердил, что у них было! Получается, она может преспокойненько свалить утром, не отработав.
Девица опять переворачивается. Закидывает ногу на бедра Арсу и, еще чуть-чуть повозившись, для удобства укладывает головешку ему на грудь. Ладно… Пока он не будет ее трогать. Но это не означает, что Арсений не напомнит ей о своих правах утром.
Спит Брага всегда чутко, привычка с интернатского детства. Интернат у него хоть и был непростым, британским, порядки там царили, как и в любом другом закрытом заведении для мальчиков. Расслабляться не приходилось даже ночью. Так что он просыпается ровно в тот момент, когда с губ Богомолихи срывается первый задушенный стон. После чего она резко затыкается, настороженно прислушиваясь к тишине, а убедившись, что Брага спит, крадучись сползает с кровати. Яркий свет, льющийся в незашторенное по забывчивости окно, подсвечивает ее кожу золотом. Богомолиха наклоняется, судорожно шаря по полу в попытке найти платье. Брага переворачивается на бок и, подперев щеку ладонью, глумливо интересуется:
– Далеко направляешься?
Девица резко выпрямляется.
– О-о-ох.
– На твоем месте я бы не делал резких движений.
– Спасибо. Не буду.
– Кажется мне, ты собралась слинять, прихватив кое-что мое.
– Что?! Я не воровка! – Богомолиха оборачивается. Косметика поплыла. В глазах детская обида.
– А мне помнится, у тебя осталось кое-что, принадлежащее мне.
– Я… все отдам, – Богомолиха шумно сглатывает. – Просто не сейчас. Я… не очень хорошо себя чувствую.
– Ну а ты как думала? Если пить все, что горит…
– Я всего лишь один стаканчик пропустила. Для смелости! Не каждый же день мне приходится…
– Ложиться под незнакомых мужиков?
– Не думаю, что вы имеете право меня обсуждать. Да, ситуация щепетильная. Но у меня не было другого выхода.
– Что ж ты такая неоригинальная, а? – вздыхает Брагин. И весь его интерес проходит, как не бывало.
– Почему сразу неоригинальная?
– Да потому что у каждой плечевой на трассе имеется такая история. Признаться, учитывая твое больное воображение, я рассчитывал на более креативный рассказ.
– А вот не надо меня оскорблять!
– Да это ж комплимент, что ты?
– Другим делайте такие комплименты. А мне не надо.
– Ты права. Хорош разговоров. Иди сюда. И руки опусти… Хочу, знаешь ли, рассмотреть свой подарок в деталях.
– Да бросьте, в нем нет ничего особенного! Уверена, вы видели и лучшие… хм… экземпляры.
– Ну почему же? Грудь у тебя вполне ничего. Полная, мечта всех мужчин…
– А вот и нет! Вы знали, что у наших предков большая грудь была вообще не в почете?! Например, у приматов молочная железа увеличивалась лишь у кормящих матерей. А кормящая мать – что? Правильно! Не годилась для того, чтобы зачать снова. Вот поэтому обладательницы пышных форм были у самцов не в почете… Правда занятно?
– Супер. Мне несказанно повезло. Я как раз не собираюсь никого зачинать, – бормочет чуток охреневший от такой лекции Брага и в одно слитное, хищное какое-то движение спрыгивает с кровати.