bannerbannerbanner
Вне зоны доступа

Юлия Резник
Вне зоны доступа

Полная версия

Глава 1

– Может быть, тебе стоит позвонить ему первой.

– Что? – Я отвлеклась от разглядывания бокала с мартини и уставилась на подругу. Музыка была слишком громкой, и правда не расслышала адресованный мне вопрос.

– Говорю, что, возможно, тебе стоит позвонить ему первой. Ну, знаешь, сейчас так делают. Проявляют инициативу… Звонят. Пишут. Эмансипация, понимаешь ли.

Я задумчиво кивнула, вглядываясь в скользящие по лицу Нинки блики. Аквамариновые, ультрафиолетовые и золотые огни светомузыки, от которых у меня просто раскалывалась голова. Или не от них, а от того, что я совсем отвыкла от такой жизни.

– В тот раз, когда я попыталась взять ситуацию в свои руки, мы как раз и поругались.

– Это ничего не значит! – возмутилась Нинка, оборачиваясь в поисках поддержки к еще одной нашей подруге. Катя покладисто кивнула и спряталась за бокалом с вином, который цедила весь этот вечер. Из нас троих она была наименее эмансипированной, но, как ни странно, самой счастливой. Или, может быть, как раз поэтому.

– Значит. Еще как значит. В тот день он ясно дал понять, что совсем во мне не заинтересован.

Диджейский сет закончился. В клубе, наконец, стало тише. Нам больше не приходилось орать, чтобы услышать друг друга.

– Именно поэтому он звонил тебе… сколько? – Нинка обвела взглядом всех присутствующих. – Напомни мне! Кажется, года три?

Я пожала плечами и сунула в рот оливку.

– Три… Но какая разница? Звонил и звонил. Нужно было и дальше продолжать в том же духе, а не выдумывать то, чего нет. Не понимаю, зачем вообще предложила ему увидеться.

– Все ты понимаешь! Это было ненормально.

– Что именно? – уточнила зачем-то, хотя и так понимала, к чему ведет Нинка. Ненормально? А вы как думаете? Три года жить человеком, которого даже не знаешь. Точнее… не так. Знала я Птаха достаточно: чем тот дышит, о чем мечтает, что у него внутри. А вот не видела никогда. Не знала, кто он и чем занимается…

– Ну, что ты под дурочку косишь, Ян? Где твой телефон?

Я растерянно осмотрелась, выудила сумку из-за спины – совсем неподходящий для этого гламурного места рюкзак, и пошарила в его бездонных глубинах в поисках телефона.

– Новый? Симпатичненький… – оживилась Катя.

– Ну, звони! Чего ждешь? – скомандовала Нинка, воинственно нахмурив брови. Впрочем, на меня этот театр не произвел должного впечатления. Звонить я не торопилась. Мое сердце колотилось, как сумасшедшее, а вмиг вспотевшие руки выбивали барабанную дробь. Из последних сил борясь с искушением, я положила телефон на стол перед собой и залпом осушила бокал.

– Повторите! – подала знак официанту.

– Янусь, может, ты бы на трезвую голову с ним, а? – вмешалась благоразумная Катя, обеспокоенно поглядывая на подругу.

– Я вообще не собиралась ему звонить. Это все Нинка.

– Ну, да! Давай, обвиняй меня во всех смертных грехах. А я всего-то хочу тебе счастья. Ты уже год сама не своя. С тех пор, как разругалась с этим своим… Птахом.

– Может быть, он сам объявится… Всегда объявлялся, – вяло возразила я, покручивая в руках шпажку с нанизанной на неё оливкой. Алкоголь начал действовать, и мысль позвонить первой уже не казалась мне настолько дерьмовой. Говоря начистоту, этому желанию я сопротивлялась с трудом. Господи… Как же мне хотелось вернуть Птаха в свою жизнь! В каком угодно качестве… Пусть даже в качестве незримого собеседника, каким он и был до того, как мне, сдуру, захотелось большего. Теперь я понимала, что синица в небе гораздо лучше пресловутого журавля. А тогда… Ну, чем я думала, господи?!

– Звони!

– Да звоню я, звоню!

Я схватила трубку, вбила вызубренный на память номер и нажала кнопку вызова. Рука с зажатым в ней телефоном дрожала, словно у меня Паркинсон. И, наверное, хорошо, что в сумраке клуба меня этого было не разглядеть. Я вела себя как конченая наркоманка в ожидании дозы… Только моей дурью были наши разговоры с Птахом. И его хриплый прокуренный голос.

– Ну, что? Не берет?!

– Говорят, что такого номера не существует…

Я отвела трубку от уха и растерянно уставилась на подруг.

– Ну, так набери еще раз! Может быть, ты ошиблась. Здесь же не видно ни хрена! Какого черта ты вообще по памяти номер вбиваешь?

И правда! Стараясь унять зароившуюся на краю сознания панику, я зашла в телефонную книжку, отыскала нужный контакт и позвонила снова.

– Ну? – повторила Нинка. И её нетерпение ударило по моим нервам практически так же, как и механический голос робота, который равнодушно повторил мне то, что я и так уже слышала. Моя рука медленно скатилась от уха вниз по груди и замерла на коленях.

– Такого номера не существует, – прохрипела я.

– Опять?

Нинка забрала из моих ослабевших рук телефон и перезвонила. Как будто это могло хоть что-нибудь изменить.

– Эй… Ян… Ты как?

Катькин голос был щедро сдобрен нотками беспокойства.

– Нормально! – кивнула я, не глядя на подругу, и залпом осушила следующий коктейль.

– Может, не надо, Янусь? У тебя самолет завтра…

Хорошая, милая Катька. В нашей компании она всегда отвечала за благоразумие.

– Да-да, я помню. Молодой человек, повторите!

Я осушила еще один бокал. Вот так сегодня… пила и не пьянела, хотя уже давно превысила свою норму. Из глубин души поднимался могильный холод, и у меня зуб на зуб не попадал.

– Эй… Похоже, нам пора выдвигаться. Она не в себе, – донесся, как будто сквозь вату, обеспокоенный голос.

– Я в норме.

– Мы видим, – вздохнула Нинка, возвращаясь на свое место за столиком. – Послушай, ну, чего тебя так трясет? Ты его контакты знаешь, он твои – наверняка тоже. Даже если с его прежним номером что-то случилось, ничто не помешает ему позвонить на твой…

– Он не сможет! – вскочила я, только сейчас осознав до конца весь ужас случившегося. – Он не сможет… О, черт!

– Да почему не сможет-то?!

– Мой старый телефон спер волк!

– Волк? – недоверчиво повторила Катя, с опаской косясь на Нинку.

– О, да господи! Думаете, я сбрендила? Как бы не так… Говорю же, волк спер. Приходит к моему дому один… Никак не отважу. Уже гнала-гнала его, а он все ходит. Пасть скалит, рычит. А неделю назад я с ним нос к носу в лесу столкнулась. Испугалась – жуть. Улепётывала так, что только пятки сверкали, ну и обронила где-то телефон. Я потом его искала, вернулась по своему следу…

– Господи, ты там уже и в следопыты заделалась?

– Да брось! Это несложно. Так вот… я вернулась, каждый сантиметр пути прочесала, а телефона так и не нашла.

– И ты решила, что его утащил волк? – Катя покачала головой. – Послушай, Ян, это все хрень собачья. Волки, следы, телефоны… Ну, бред ведь. Тебе возвращаться надо из твоей ссылки, пока ты там совсем умом не тронулась.

– Думаешь, я не пытаюсь?

– Откровенно говоря, нет, – невозмутимо ответила Нинка, но я понимала, что эта невозмутимость всего лишь игра. Она, напротив, хотела меня задеть своим показным равнодушием. Расшевелить, как-то вывести из того ненормального состояния апатии, в котором я жила последний год.

– Если ты забыла, то сегодня я была на двух собеседованиях. На двух… И в обоих случаях мне отказали. Знаешь, чего мне стоит каждый раз проходить через это? – огрызнулась я.

– Может быть, тебе стоит начать с должности попроще…

– Пойти участковым терапевтом? Ходить по вызовам?

– Это лучше, чем то, что ты имеешь сейчас!

– Да ладно? И чем же?

– Я не собираюсь объяснять тебе очевидных вещей.

– Вот и не надо! – Я схватила злосчастный рюкзак, выудив из кошелька деньги, бросила пару купюр на стол. А потом, не разбирая дороги, помчалась прочь из клуба. Через танцпол, ВИП-столики и приватные кабинки. Куда глаза глядят. Зря я сюда пришла. Знала ведь, что Нинка не оставит в покое. Все зря… И Птаху я позвонила напрасно. До этого себя еще можно было обманывать. А теперь? Что мне делать теперь?!

– Стой! Да подожди ты!

Меня догнала Нина. Схватила за руку, но я резко высвободилась и припустив бежала не разбирая дороги, пока не врезалась в препятствие посерьёзней. Прямо в грудь высокого хмурого мужика.

– Осторожней…

– Извините, – пробормотал я. Мой взгляд скользнул вверх, шаг замедлился. Осознание пришло постепенно. Первые секунды я вообще не могла понять, где же видела его раньше, а потом… Оглянулась медленно, преодолевая сопротивление вмиг одеревеневших мышц.

– Что такое? Куда ты смотришь? Черт… это Соловьев, что ли? Вот мудило…

– Показалось, наверное.

– Как бы ни так. Я эту каланчу даже в такой темноте узнаю. Тесен мир.

– Угу… Пойдем, что-то мне нехорошо.

– Еще бы… Не представляю, как ты не вцепилась в его надменную рожу, – подала голос подоспевшая Катя. Обычно сдержанная и доброжелательная, сейчас её буквально трясло от ярости.

– Да ладно, Кать. Сколько лет прошло?

Я делано равнодушно пожала плечами и возобновила движение. Из-за нас и в без того тесном проходе образовалась пробка.

– Пять! А ты до сих пор за ним дерьмо разгребаешь! И ладно бы была виновата, а так… – Катя с досадой взмахнула рукой, обогнала нас всех и с силой толкнула входную дверь. Мы вывалились из клуба и, не определившись, что делать дальше, замерли посреди улицы.

– Знаешь, а я, по прошествии лет, его даже зауважала…

– За то, что он разрушил твою карьеру? – сощурилась Нинка.

– За то, что он сделал все, чтобы докопаться до истины. И рук не опустил, как сделали бы другие на его месте.

Я говорила правду. То, как Соловьев боролся… восхищало меня. Может, я была какой-то неправильной, но по прошествии стольких лет, я не могла его ненавидеть.

– Поверить не могу, что слышу это! Он же тебя на всю страну оболгал! Ау! Это из-за него ты лишилась карьеры, мужа, привычной жизни…

– Мужа она лишилась потому, что тот слабаком оказался. Нечего ему было делать рядом с нашей Яськой… – возразила Катя и была права. Соловьев не был виновен в моем разводе со Стоцким. Просто у того не оказалось яиц. Мнение избирателей для него было важнее жены. А потому он подал на развод сразу, как только мне с подачи Соловьева были предъявлены обвинения.

 

– Да к черту его… Что было – то прошло. Не хочу вспоминать. Мне бы с настоящим разобраться.

Я растерла лицо руками и поежилась. День какой-то дурацкий. И Соловьев этот – как лишнее напоминание о счастливом прошлом… Думала, что хуже уже не будет – и вот, пожалуйста.

– С настоящим – это проще простого.

– Правда? – удивилась я.

– Угу. Ты ведь можешь восстановить номер!

– Точно… – Я с шумом выдохнула. Вот ведь, как просто… И если бы моя паника не была такой сильной, я бы и сама до этого догадалась. Просто восстановить номер… Тоненький голосок внутри пропищал: а дальше что? Ждать, когда Птах позвонит? И позвонит ли… Год прошел с нашего последнего разговора. Он никогда не пропадал так надолго. Да, порой бывало, что тот месяцами не объявлялся. Если уезжал в какую-нибудь Намибию или… когда у него появлялась женщина. Птах, конечно, не говорил мне об этом прямо. А я… я просто чувствовала это каким-то странным звериным чутьем. Как чувствовала и то, что это всё несерьёзно и, может быть, поэтому не ревновала.

– Ну, что, так и будем стоять? По домам или куда-нибудь двинем?

– Я уже Коле позвонила, он сейчас за нами приедет, – вздохнула Катя.

– Вот и хорошо. А то я что-то устала. Если что, мы бы и на такси могли.

– Да ладно, нам не трудно…

– Нет, все же странно, что Соловьев объявился. Тут на днях во всех новостях трубили, что его, наконец, освободили из плена.

– Какого еще плена? – нахмурилась я.

– Деталей не знаю, но говорят, что его с еще одним журналистом из Ассошиэйтед пресс взяли в заложники и почти год продержали в плену в какой-то африканской стране. Где там сейчас война? Не помнишь?

– В Судане? – пожала плечами Катя.

– Неважно. Может и там… Только главное, знаешь, что? Главное, что бог – не Тимошка. Вот и Соловьев получил по заслугам за все, что с тобой сделал.

– Да ладно, Нин.

– Ну, а что? Все по справедливости! Ты из-за него в жопе мира батрачишь, хотя могла бы в лучших столичных клиниках карьеру строить. У тебя же руки золотые, Яська.

– А его жену не спасла…

– Но ты ведь не виновата! По протоколу работала? По протоколу! Все, как надо, сделала? Сделала! До последнего боролась, я тебя знаю… Скажешь, нет?

Что тут можно было сказать? Я действительно не из тех, кто сдается. И в тот день до последнего боролась за пациентку. Зубами её вытаскивала. Всеми жилами. А нет… Не получилось. И права Нинка. Не было моей вины в случившемся, да только какое это имеет значение, когда человеку нужно… просто жизненно необходимо найти крайнего? Потому что иначе не получается смириться с утратой. Потому что жизнь потеряла смысл, и лишь жажда мести заставляет двигаться дальше?

– Кать, ну, что теперь? Век мне его ненавидеть?

– Не вижу в этом ничего плохого, – фыркнула та.

– А я вижу. Ненависть – неконструктивное чувство. Нельзя его культивировать, – поддержала мою мысль Катя.

– Вот именно, нужно как-то дальше жить.

– Да разве ты живешь? – фыркнула Нинка, сбрасывая с ног осточертевшие туфли.

– Еще как… – Я отступила на шаг назад, вскинула руки, взбивая порядком поникшие волосы. Имитируя микрофон, поднесла к губам руку и, пошевелив бровями, запела: – FirstIwasafraid, Iwaspetrified.

– О, мамочки…

– Только не Iwillsurvive! – в один голос взмолились подруги. Да только кто ж их слушал? Поймав странный пьяный кураж (алкоголь-таки должен был когда-то подействовать), я еще громче запела:

– Oh no not! I will survive![1]

– Клянусь, если у ада есть гимн, он звучит как-то так… – хрюкнула от смеха Катя.

– А я говорила – напьется! – пробубнила Нинка, а потом, плюнув на все, присоединилась к моему пьяному соло. Так я и знала, что она не выдержит. В конце концов, подруги мы, или так?

Глава 2

Это было ошибкой. Прийти сюда после всего, что случилось. После года, проведенного в борьбе за жизнь, когда не знаешь, что будет завтра. И будет ли это завтра вообще. Я оперся двумя ладонями о раковину и поймал собственный взгляд в отражении зеркала. Зачем это все? Для чего? Что я забыл среди этих людей? Отражение молчало и буравило меня испытывающим взглядом. Я хмыкнул. Отвел глаза, открыл кран и уставился на бегущую воду. Еще месяц назад о такой роскоши я не мог и мечтать. Всего какой-то месяц…

– Ну, что стоишь? Погнали. Не то самое веселье пропустим. Сейчас Дашка будет танцевать. Дашка, помнишь? Девочка из гоу-гоу.

Я оглянулся на своего агента. Дернул головой:

– Я пас. Мне домой надо. Давай по делу… Что там у нас осталось?

– Да ничего. Формальности улажены. Все, как ты просил. К твоим услугам местные гиды и проводники. Со всеми договорились. Контракт тоже согласовали. Со дня на день подпишем.

– Отлично, – кивнул я, довольный, что все складывается как нельзя удачно.

– Слушай, мы так и будем в туалете стоять?

– Это единственное более-менее тихое место.

– Я думал, ты захочешь развлечься, – оправдывался Кирыч. Я хмыкнул. Вытер руки белоснежным полотенцем и растерянно на него уставился.

– Просто положи его к грязному. Вот сюда… Уборщица заберет.

– Думаешь, я совсем одичал? – усмехнулся я, испытывая странное удовольствие от растерянности помощника. Не все ж мне одному это делать?

– Нет. Просто не пойму, какого черта ты медитируешь над этой тряпкой.

– Да так… Удивляюсь контрастам.

Кир вздохнул. Растер лысеющий затылок. Обернулся, когда дверь в туалет открылась, и, проводив взглядом прилично подвыпившего мужика, заметил тихо:

– Ты больше не в Африке, брат. Здесь так. Привыкай…

Да… Здесь так. Бессмысленно и беспощадно. Я равнодушно кивнул. Толкнул дверь, потому что прятаться в сортире было действительно глупо, и двинулся через разношёрстную, разгоряченную танцами и алкоголем толпу.

– Осторожней… – пробормотал я неожиданно налетевшей на меня девице, как-то отстраненно отмечая её совсем не клубный прикид – джинсы и простую хлопковую рубашку.

– Извините, – без тени раскаяния парировала та на ходу. Какие-то доли секунды, мимолетный поворот головы, взгляд, будто сквозь… и я узнал её! Стоцкую… Яну Валентиновну.

– Эй, ты чего застопорился?

– Да так… Показалось.

Ага… Как бы не так. У меня наметанный взгляд профессионального фотографа. И ту, которую ненавидел столько времени, я бы ни с кем не спутал. Даже учитывая те четыре года, что прошли с нашей последней встречи.

– Кстати, что там с моим телефоном? – сменил тему, чтобы даже мысленно не возвращаться к тому, что было. За нашим столиком уже собралась приличная толпа, и желание свалить как можно скорее стало по-настоящему непреодолимым. Я даже садиться не стал. Вытащил из-под чьей-то пятой точки свой порядком измявшийся спортивного кроя пиджак и вопросительно уставился на агента.

– К сожалению, номер восстановить не удастся. Но я купил тебе карточку и новенький айфон. Синхронизируешь со своим аккаунтом, и даже не придется восстанавливать телефонную книгу… Где-то здесь был пакет.

– Постой-постой. Мне не нужен новый номер. Ты разве не понял? – я ухватил за руку суетящегося Кира. – Мне нужен мой номер!

Я подчеркнул интонацией последние пару слов и замер в ожидании его ответа.

– Тебя не было год, братан. Услугами связи ты не пользовался, а твой баланс никто не пополнял.

– Какого хрена? Ты не в курсе, почему так произошло? – Непроизвольно я стиснул руку агента еще сильней.

– Эй-эй! Полегче, ладно? Я-то в курсе. Но у оператора были все основания заблокировать твою симку. Теперь уже что?

Я разжал пальцы и отступил на шаг. В ушах ревело, и мне, как псу, пришлось несколько раз тряхнуть головой, чтобы прийти в себя. Я провел по лицу подрагивающими ладонями.

– Мне нужен мой номер!

– Послушай, брат! Я сделал все, что мог…

– Значит, сделай больше! Мне нужен мой… грёбаный… номер! – взревел я. Что здесь непонятного, господи?! Мне просто нужен именно этот номер… Чтобы именно по нему меня смогли бы найти. Разве это так сложно?!

– Окей… Окей! Не бесись. Я попробую что-нибудь придумать. Может, расскажешь, какого черта происходит? Говорю же, что все твои контакты мы можем восстановить и так.

– Мне могут позвонить, – просипел я и, выпятив вперед указательный палец, повторил. – Просто сделай это. Верни мне мой номер.

– А ты сам позвонить не можешь?

– Что?

– А ты сам позвонить не можешь? – повторил свой вопрос Кирыч.

Я провел рукой по лицу. Растер колючий подбородок, чувствуя, как ноги подкашиваются от облегчения, волной пронесшегося по телу и ударившего под колени. И тут же снова вернулся страх. А что, если я не помню?! Что, если забыл эти проклятые цифры? Наверное, со стороны в этот момент я выглядел как безумец. По крайней мере, разговоры и смех за столом стихли, и я уже мог примерно представить, о чем думают эти придурки. Решили, что Данил Соловьев уже не тот, что Данил Соловьев тронулся в этом вашем Судане… Да к черту, что они думают. К черту их всех.

– Номер все равно восстанови, – пробормотал я, ткнув на прощание указательным пальцем в грудь Кирыча.

– Да погоди ты. А пакет? Здесь все… телефон, твой новый номер и восстановленная пресс-карта.

Я забрал из рук Кира пакет и, не прощаясь, пошел прочь. В тишину.

От клуба до моего дома было рукой подать, и я решил прогуляться. После года, проведенного в заключении, почти без движения, мне стоило больше двигаться, чтобы вернуть себе прежнюю форму. И я не упускал ни единой возможности.

Я перешел улицу и побрел вверх по тротуару, когда услышал это… Акапельное пение трех подвыпивших дамочек. Непонятно, почему, но я обернулся. Замер, без тени улыбки наблюдая за, наверное, довольно смешным перформансом. Гадая, что же в происходящем заставило меня остановиться. Или… скорее, кто?

Яна Валентиновна Стоцкая… Врач первой категории. Уникум и чудо, как утверждала Леська. Я растер переносицу, отвернулся и зашагал прочь. Но это не помогло, меня преследовали видения прошлого.

– Я её нашла! – заявила моя жена, падая на стул в одном модном столичном ресторанчике, в котором мы пересеклись за обедом.

– Правда? И кого же ты нашла?

– Врача, который нам поможет.

Улыбка на моих губах застыла. Ей богу, к тому времени мне уже порядком осточертели эти разговоры. Но Леська как будто помешалась на идее родить. Свято веря в то, что это позволит нам укрепить брак. Как будто наш брак в этом нуждался…

– Мне ее Карелина посоветовала. Помнишь Карелину? Редактора из отдела новостей? Хорошая баба. Говорит, семь лет с мужем старались, и все никак. А потом пошли к этой Стоцкой и о, чудо! Двойня… Представляешь?

Откровенно говоря, я не представлял. Мне хоть бы к мысли об одном младенце привыкнуть, а тут…

– Представляю.

– Так вот, я почитала, что об этой Стоцкой пишут в сети, и если хоть половина из этих историй правда – мы на верном пути. Клянусь, на нее, как на икону, мамашки молятся. Говорят, что если у Стоцкой не забеременеешь, то всё… пиши пропало. Причем многие даже до ЭКО не доходят. Все естественным путем получается!

– Чудо-то какое…

– Эй! Ты, кажется, не рад?

– Я не знаю. У нас за последние годы сколько попыток было, а, Лесь? Зачем это все? У нас Светка есть? Есть. Вот не было бы её – я бы еще понял, а так…

– Так я и знала. Ты просто охладел ко мне. С тех пор, как я осела дома, ты…

– Это еще тут при чем?

– При том! Ты как будто отдалился от меня.

– Это неправда.

– Почему же я чувствую себя такой одинокой?

– Я в работе весь, под завязку… Ты же знаешь, Лесь.

Я перехватил ладошку жены и легонько сжал. Может быть, нашим отношениям и не хватало страсти, но Леську я любил. Как любят доброго друга, или боевого товарища. Я с ней сросся, сплелся корнями.

– Тогда… Пожалуйста, давай попробуем? Я тебе сына рожу…

Она улыбнулась своей фирменной улыбкой, и я согласился. А уже через неделю мы пришли на свой первый прием к Стоцкой. И я залип на ней… Она что-то говорила, спрашивала, а я сидел и пялился на нее, как дурак, представляя, как было бы круто ее сфотографировать. Да, меня, как любого приличного фотографа, завораживали лица. А в Стоцкой… в Стоцкой было на что посмотреть. Она была совершенна.

 

Даже когда почти год спустя она вышла из родзала, чтобы сказать, что Леська с ребенком погибли, я не сразу смог сосредоточиться на ее словах. Поначалу просто смотрел в ее посеревшее лицо, в попытке понять, куда делись присущие ему краски? Ведь даже васильковые глаза Стоцкой в тот момент выцвели, будто кто-то белил добавил в их яркую синь.

– Данил, вы меня слышите?

– Что?

– Мы сделали все, что могли.

– Что? – я попятился, чуть не сбил с ног медсестру, опрокинул тележку с лекарствами.

– Мне очень жаль.

Жаль? Ей было жаль?! Весь мой мир рушился, летел к чертям, а ей… ей было жаль?

Совсем рядом взвизгнули шины. Отвыкший от этих звуков, я шарахнулся в сторону. Налетел на мусорный бак. Чуть было не сбившая меня машина остановилась. Резко сдала назад. Стеклоподъемник опустился, и из окна высунулась лохматая голова.

– Совсем ополоумел?! Смотри, куда прешься…

– Извини, мужик… Извини.

– Ты как вообще? Нормально? – сбавил обороты водила.

– Ничего. Жить буду.

– Ну, давай. Под ноги смотри, камикадзе.

Я кивнул и поплелся к дому. Поднялся на свой двадцать восьмой этаж. Стараясь сильно не греметь замками, открыл квартиру. Я купил ее сразу после Леськиной смерти. Потому что больше не мог находиться в нашем с ней доме. Здесь же было просторно и светло. А главное – ничего не напоминало о том, чего я лишился. Дверь, ведущая на террасу, была приоткрыта. Я уселся на порог и уставился вдаль. Сколько бессонных ночей я провел здесь? Один… но чаще в обществе Тени…

Руки сами собой потянулись к телефону. Сейчас я отдал бы полжизни за то, чтобы ее услышать. Я бы отдал полжизни… Пока разобрался с новым телефоном, пока трясущимися непослушными пальцами всовывал симку, которая теперь была даже не микро… Чтоб его!

Когда экран приветливо мигнул ярким светом, я уже едва не подпрыгивал от нетерпения. Только бы услышать ее… только бы услышать. Скорей! Сердце колотилось, как сумасшедшее. Мы с ней год не разговаривали. Уже почти целый год… И за это время могло так много всего случиться. Черт!

– Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Я отвел трубку от уха и ухмыльнулся. Все как в старые добрые времена. Ничего не поменялось. Я не знал, где конкретно жила моя Тень. Мне было известно лишь то, что связь там была хреновая, и порой, чтобы поговорить со мной, Тени приходилось выбираться из дома и идти «на насыпь», как она ее называла. Что это было, я не знал. Столько раз хотел спросить, но всегда находились какие-то другие темы.

За спиной послышался шорох. Щелкнул выключатель.

– Сынок? Ты чего здесь прячешься?

– Да так. Вышел поговорить кое с кем.

– С той женщиной? Ты все еще с ней общаешься?

Я пожал плечами и встал, понимая, что побыть в одиночестве мне не удастся.

– Это так странно, Даня…

– Не понимаю, что тебя смущает.

– Вы ведь даже не знакомы толком, а ты…

– Что я? Ну, что я, мам?

– Ты как будто только этими разговорами и живешь… Так нельзя. Она не Леся. И то, что этой женщине достался ее телефонный номер, ничего не меняет.

– Мам, я в курсе. Проехали, хорошо?

– Но…

– Пожалуйста. Давай не будем об этом. Лучше расскажи, как там Светка. Мне кажется, она не совсем отошла, после моего возвращения.

– Еще бы… Я и сама еще не отошла, – мать подошла ко мне вплотную и положила голову на мою грудь. – Никто не верил, что ты выживешь… Никто.

– Ну, ладно, не плачь, мам… Все ведь уже позади. Ну, что ты… а? Не надо, слышишь? Я жив. Все хорошо… – приговаривал я, укачивая рыдающую мать в объятьях.

– Все… Все. Я прекращаю. Не обращай внимания.

– Ага, как же. Не обращай. Всю рубашку мне промочила…

– Разве это рубашка? Тряпка тряпкой висит. Худющий… Тебя там совсем не кормили? Не кормили, знаю… Им там и самим жрать нечего-о, – еще горше заплакала мама. Я запрокинул лицо к потолку и похлопал её по плечу. Подумаешь… Потеря веса – это не самое худшее, что со мной случилось за это время. Зажатый в руке телефон тенькнул. Сердце рвануло из груди. Я выпустил мать из объятий и нажал на иконку входящего сообщения. Ваш баланс… Черт! Черт! Черт… А ведь я так наделся, что это Тень… У меня руки тряслись в предвкушении.

Ничего… Ничего, брат, успокойся. Ты год этого ждал. Несколько часов ничего не изменят. Сделав вид, что не замечаю пристального взгляда матери, я прижался губами к ее лбу и прошептал:

– Я пойду, Светку поцелую, и спать… Что-то никаких сил не осталось.

1I will survive! – речь идет об известнейшей песне Глории Гейнор «Переживу» или «Я буду жить».
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru