Юля Артеева
Правило 24 секунд
Глава 11
Гордей
Сегодня мы с Ефимом снова в одинаковом. Широкие черные джинсы, простые белые футболки и в несколько рядов чокеры из разноцветных бусин, среди которых вплетены нецензурные слова. Вообще это просто прием, чтобы смутить окружающих, которые видят нас в первый раз. Так-то мы обычно свой гардероб не сверяем. А носили одно и то же только в детстве, потому что из-за разных футболок начинали скандал и потасовку.
Близкие отличают нас без проблем, иногда даже со спины. Маме, Алисе, тренеру и парням из команды мы совсем не кажемся одинаковыми.
Забавно, но мне думается, что и Гордеева уже смутно уловила отличие. На меня она смотрит иначе, даже когда мы с братом вдвоем.
– Фим, – говорю, когда выходим из подъезда, – дай завтра вместо тебя сыграю.
– Гонишь? Тебе Дед таких люлей вломит, разминку не успеешь начать.
Я ржу:
– Попробовать стоило.
Перешагиваю низкий заборчик, которым асфальтовая дорожка отделена от газона у нашей девятиэтажки, и по пути легким движением касаюсь угла дома. Трижды стучу по стене указательным пальцем, когда Фим сообщает:
– Он сказал, чтоб ты был на игре.
– Знаю, у меня от Деда триста сообщений по этому поводу.
– Ты ответил?
– Нет.
– Гордый, че ты как маленький?
Морщусь и отмахиваюсь:
– Я разберусь.
– Да, как же.
Ефим качает головой и достает наушники, показывая, что разговор окончен. На самом деле мы любим тренера, и он, конечно, совсем не старый. Кажется, лет на пять старше отца, а прозвище выросло из фамилии – Дедулин. Мы к нему в баскетбольную школу пацанами пришли, а когда папу убили, он нам в каком-то смысле его заменил. Исключительно на тренировках, но и это было уже неплохо.
Только теперь вот, пожалуйста, – иди-ка ты в жопу, Гордей, раз у тебя проблемы с законом.
Не знаю, чего Дед добивается. Наказывает, мотивирует или просто высказывается по поводу ситуации, но ощущения паршивые в любом случае.
Я достаю свой кейс с наушниками и следую примеру брата. Вообще-то он тоже не зайчик. И в том замесе мы были с ним вместе.
Потом все-таки хлопаю Ефима по плечу и, дождавшись его взгляда, спрашиваю:
– Как дела у Кирича?
– Узнаешь, если перестанешь ныкаться как идиот.
Я цокаю языком:
– Что ж ты за собака такая, можешь просто ответить?
– Нормально дела. Мамка на ушах, с нашей постоянно на телефоне, до сих пор не отошла. А так в поряде он. Чат сними с мьюта.
Я киваю и отворачиваюсь. Включаю случайное воспроизведение, и какая-то с первых нот ванильная песня почему-то цепляет меня.
TEMNEE, Клава Кока – без мозгов
На строчках «я еще так никого и никогда, твой приход самый сладкий, боюсь представить, какие могут быть отхода» добавляю трек к себе и надеюсь, что Ефим не застебет меня при первой же возможности за это. Уже на подходе к школе замечаю две рыжие головы и ускоряюсь. Чувствую, что и брат делает то же самое, словив мое намерение.
Догоняю Гордеевых и говорю весело:
– Опаздываете?
Глаза Егора тут же загораются любопытством, хоть внешне он и напускает на себя безразличный вид. Протягивает мне ладонь для рукопожатия. А когда с другой стороны Ефим выдает радостное «привет», взгляд пацана становится максимально охреневшим. Он смотрит то на меня, то на моего брата, и мы смеемся.
– А ты тоже баскетболист? Тоже с «Черной Базы»? Вы близнецы? – тарахтит Егор.
Я глазами показываю Ефиму, чтобы он встал рядом с мальчишкой, и мы быстро меняемся местами так, что я наконец оказываюсь рядом с Гордеевой. Она дергается и локтем прижимает к своему боку рюкзак, будто хочет отгородиться от меня.
Наклоняюсь к Маше, и ноздри щекочет запах ее волос. Какой-то необычный парфюм. Она пахнет нагретой на солнце кожей и морской солью.
Говорю:
– Привет, Рыжик.
Девушка сосредоточенно глядит себе под ноги, потом бросает косой взгляд на наших братьев, которые оживленно болтают, и только тогда поворачивается. Смотрит на меня своими сумасшедшими зелеными глазами, как у кошки, и произносит:
– Привет.
– Что-то болит сегодня?
– В смысле?
– Мышцы. Болят? – забалтываю, хочу, чтобы расслабилась хоть немного.
– Да, слегка.
Вижу, что то ли правду не говорит, то ли не привыкла себя жалеть. Я хоть и сказал ей в зале этого не делать, но имел в виду совсем другое. Пожалуй, такими фразами бросаться больше не буду.
– Завтра игра у Ефима, не хотите сходить? С Егором.
Гордеева закусывает губу, и у меня все тело простреливает, через макушку молния бьет сверху до низу. Дыхание сбивается, как после тренировки. Моргаю, стараясь себя не выдать, и демонстрирую очередную наглую улыбку. За таким фасадом эмоции надежно спрятаны.
Маша снова смотрит на наших братьев. Знаю, что в замешательстве. Хочет порадовать Егора, одного его не отпустит, но и сама идти желанием не горит. А вот почему – это мне только предстоит выяснить. И по возможности исправить.
Наконец выдавливает тихо:
– Я подумаю.
– А ты не думай, Лисий хвост. Иногда нужно выключать голову.
Гордеева вдруг прыскает от смеха и зажимает рот ладонью. Потом качает головой и говорит словно сама себе:
– Класс. Новенький пришел научить меня отжиманиям и выключать голову. Как включить-то потом, ты знаешь?
– Это ты должна знать, – произношу ровно, зачарованный весельем в ее звонком голосе.
Дальше она идет, с улыбкой глядя куда-то в сторону. И я не выдерживаю. Зову тихо:
– Маш.
Гордеева вскидывает на меня удивленный взгляд, и я ловлю его. Мысленно захлопываю дверь, запирая нас в зрительном контакте. Хочу, чтобы тонула, но хваталась именно за меня. Вместе выплывем, я же знаю.
Смотрю, как Рыжая бестия приоткрывает нежные губы, почти вижу воздух, который она втягивает в себя. Сползаю взглядом на аккуратную ямочку на ее подбородке, к которой нестерпимо хочется прикоснуться.
Может быть, в ней весь смысл? В этой девушке. Пап, в ней? Или я путаю?
И картинка вдруг разбивается некрасивой «паутиной», когда я слышу откуда-то спереди:
– Малышка, привет!
Перевожу взгляд на худощавого блондина. Ублюдский Слава.
Горячие волны гнева бьют в голову и раздувают грудную клетку. У него есть то, что мне нужно.
Слышу, как Маша выдыхает немного растерянно, но вместе с тем радостно:
– Слава!
Ускоряет шаг и оказывается в его объятиях. Парень тянется, чтобы поцеловать Гордееву, но она чуть отклоняется и шепчет ему что-то на ухо. Должно быть, напомнила про младшего брата.
Стреляю глазами в сторону, замечаю, каким агрессивным взглядом маленький Егор сверлит парня своей сестры. А когда ему на плечо ложится ладонь Ефима, враз становится спокойнее и увереннее. Откидывает голову, улыбается нахально и говорит:
– Что, не получилось язык ей в рот засунуть?
И вся моя злость рассыпается, уступая место громогласному смеху. Ефим ржет тоже, прижимает к себе мальчишку ближе, треплет по рыжей голове.
Смеемся искренне и громко, как настоящая банда, как будто объединенные общей эмоцией. В этот момент точно решаю написать Киричу.
Маша поворачивается к нам, и я вижу, как краска залила ее щеки, от чего веснушки на щеках и переносице просто горят. Красиво.
Запускаю руку в волосы и произношу лениво:
– Кажется, кто-то злится. Егор, уже пора бежать?
Мальчишка хихикает:
– Не, это предупредительный взгляд. Бежим на следующем.
Слава неодобрительно оглядывает всех нас, но почему-то молчит. Только кладет руку Маше на живот и прижимает ее спиной к себе. А потом все-таки открывает свой проклятый рот:
– А почему эти двое в твоем классе, малышка? Они же ровесники твоего брата?
Скинув с лица улыбку, отвечаю враждебным взглядом. Еще слово, и весь мой контроль отлетит к чертям собачьим. Смотрю на бледную руку на животе Гордеевой и чувствую, как начинает мутить.
Ефим, не отпуская пацана, двигается ближе и обхватывает мое плечо тоже. Поворачивает голову, как будто хочет просто окинуть взглядом дорогу за нами, а сам шепчет:
– Тормози.
Цепляюсь за его взгляд, концентрируюсь на точках зрачков. Сглатываю вязкую слюну. Брат докидывает:
– Одной уголовки достаточно.
Моргаю и шумно выдыхаю. Он прав, конечно. Сейчас совсем не время искать новые неприятности. Мне бы разобраться с тем, что уже есть, и хотя бы вернуться к тренировкам. Даже если играть не буду.
Навешиваю на лицо привычную наглую ухмылку и поворачиваюсь к Славе. Говорю:
– Да, нам одиннадцать. Жопа, сиськи, многочлен.
– Пестики и тычинки, – подсказывает Ефим.
Я киваю:
– И это тоже.
А потом брат подталкивает меня вперед, и мы втроем, обнявшись, идем к школе. Какое-то время молчим. Я сосредоточенно дышу. Пытаюсь не думать о чужих длинных пальцах на животе девушки, которая мне нравится.
Двадцать четыре секунды.
Глава 12
Маша
Выворачиваюсь из рук Славы и улыбаюсь, заглядывая ему в глаза. Взгляд хмурый и какой-то стеклянный. Я тараторю, стараясь звучать беспечно:
– Новенькие странные, не обращай внимания, Слав. Правда дураки, как мой мелкий. Не обижайся на него.
– Не обижаюсь. Я ему не нравлюсь?
– О… – немного теряюсь, – я не знаю. Вы не общались, он, наверное, просто так сказал. Достает меня, вот и все.
– А почему новенькие с ним общаются? – Ковалев смотрит на меня внимательно.
Отвожу взгляд и смеюсь:
– Да не общаются они. Просто встретились по дороге. Про баскетбол начали говорить, вот Егор и клюнул.
Слава берет меня за руку и ведет к воротам школы. Проводит рукой по волосам, приглаживая их до хвоста.
Спрашивает рассеянно:
– Ему баскетбол нравится?
От вопроса испытываю какое-то глухое разочарование. Ну я же сто раз говорила. Может быть, голова Ковалева занята другим? И на дурацкие мелочи просто не хватает оперативной памяти? Ему же нужно текст для выступлений запоминать. Или… ему просто все равно?
Проговариваю ровно:
– Он на секцию ходит в нашей школе. Не особо серьезно занимается, но просто очень увлечен.
– Понятно. У меня эфир в эту пятницу. С пацанами хочу посмотреть у Владюхи.
Я киваю, глубже проваливаясь в уныние. Для Славы всегда на первом месте сначала стендап, затем пацаны, а потом уже я.
Но он вдруг спрашивает:
– Придешь?
– К Владу? – уточняю удивленно.
– Ну да.
– Конечно!
Улыбаюсь и прижимаюсь щекой к рукаву его куртки. Если он зовет меня на тусовку с друзьями, значит, я и правда ему важна. Славу не первый раз будут показывать по телевизору, но в этот раз он наконец-то хочет, чтобы я была рядом. Это же очень круто!
-.. . .-. …– .. … -..-
В холле, когда переодеваемся, Ковалев притягивает меня к себе за талию и все-таки целует. Не могу понять, что же со мной не так. Это мой парень, почему я реагирую на его поцелуи так… вяло? Почему вижу в них только физиологический процесс, не самый приятный обмен слюной? Впервые сама прерываю этот контакт. Улыбаюсь кокетливо, смотрю из-под ресниц. Кладу ладонь Славе на грудь и говорю:
– Ковалев, хочешь, чтобы меня твои фанатки прокляли до седьмого колена?
Он наконец смеется и коротким крепким поцелуем запечатывает мои губы. Произносит со смешком:
– Придется привыкнуть, Маш.
Я пожимаю плечами и отвожу взгляд. Все еще не понимаю, почему он со мной встречается. Какая моя ценность в этих отношениях?
Машу рукой и иду на урок. Успеваю за пару секунд до звонка, сегодня мы и правда припозднились. Раскладываю на парте свои вещи и вдруг поворачиваюсь назад. Не знаю, какой бес меня ведет, но я смотрю на Гордея. Ловлю его выжидающий взгляд и торможу, потому что сама не очень понимаю, что хочу сказать.
Очень бы помогло, если бы он вкинул одну из своих идиотских шуток, но Наумов молчит. Смотрит своими карими глазами как-то открыто и искренне.
Откашлявшись, спрашиваю:
– Егор ушел на уроки?
– Да, – он чуть склоняет голову и улыбается, – но ты, вроде бы, видела.
Отвожу глаза и мычу что-то невразумительное, снова прочищаю горло. Смотрю на ладонь Гордого на парте. Из-под рукава рубашки, который чуть задрался, видно две татуировки. Острие какого-то длинного кинжала и странные изломанные линии, похожие на сухие ветви.
– Угу, видела. Как заходили в школу, – говорю скорее его кисти, не поднимая взгляда.
– Не переживай, мы не съели его где-то под лестницей, все ок.
Наконец снова смотрю Гордею в глаза и с улыбкой замечаю:
– Боюсь, подавились бы.
– Скорее всего. Егор парень не промах.
В голосе сквозят какие-то теплые нотки одобрения, и я чувствую гордость за младшего брата. Он и правда классный.
– Сегодня после уроков встретимся в столовой?
Наумов откидывается на спинку стула и хитро смотрит на меня из-под ресниц.
Уголок губ ползет наверх, рисуя на щеке тот самый дополнительный смайлик. Он уточняет:
– Это свидание?
– Это репетиторство, придурочный!
– Свидание с репетитором, – тянет он, – а я хорош!
Возмущение во мне борется со смешливостью, и в конечном итоге проигрывает. Я фыркаю от смеха и говорю, качая головой:
– Идиот.
Уже поворачиваюсь к себе, когда он тихо говорит мне в спину:
– Пусть идиот. Но ты смеешься, рыжик.
Улыбаюсь, глядя в свою тетрадь. Все внутри приятно волнуется. Интересно, можно ли спросить у Наумовых напрямую о том, что на самом деле случилось? Может, не такие уж они плохие, и мы могли бы просто общаться. Ну, иногда, как одноклассники. Или как друзья. Может быть, и на игру к Ефиму можно было бы сходить, я точно знаю, что Егор будет в восторге.
Дверь класса открывается, прерывая мои размышления, и, когда я вижу на пороге знакомый силуэт, сердце начинает радостно тарабанить.
– Джип! – ору я и кидаюсь к другу, сшибая на пол соседний стул.
Влетаю в него и обнимаю поперек тела. Руки не сходятся на объемной фигуре, но я сжимаю его изо всех сил. Прижимаюсь щекой к мягкой груди парня и смеюсь. Саня Фокин – самый лучший человек в мире! Боже, как я рада, что он вернулся!
Последнее, кажется, неосознанно выдаю вслух.
– Я тоже рад, Машулик, – отвечает он и чмокает меня в волосы, говорит уже остальному классу, – всем привет!
– Гордый, у тебя, похоже, даже не один соперник.
Саня продолжает обнимать меня одной рукой, а пухлым указательным пальцем второй тычет в Наумовых:
– А это кто? Предупреждаю, за своего Машулика буду драться!
Близнецы переглядываются и смотрят на моего друга с улыбками и любопытством в одинаковых глазах.
Фокин тем временем поднимает стул и продолжает болтать:
– Так чего, тут разберемся или на ринге? Я знаю ушу и боевые искусства монахов Шаолиня. Капоэйра? Тоже владею, утанцую вас до потери пульса.
Он усаживается и, отдуваясь, оборачивается к братьям. Улыбается и протягивает им руку, представляясь:
– Джип.
– Почему Джип?
– Я подумал, что круто звучит.
Я тоже сажусь, пока они обмениваются рукопожатиями и называют свои имена. Саня действительно сам придумал себе прозвище, и каким-то чудом оно прижилось.
Удивительный человек, я же говорю.
Когда в класс заходит учитель, и Саша поворачивается к себе, я еще раз прижимаюсь щекой к его плечу.
Шепчу:
– Я скучала, Санич.
– Я тоже, дурында.
Смеюсь и открываю тетрадь. Вот теперь все хорошо. Вот теперь все на своих местах. Смотрю на Фокина с улыбкой, и он отвечает мне тем же.
Глава 13
Маша
После урока Саша поворачивается и говорит:
– Пойдем поболтаем?
– Думала ты не спросишь! – фыркаю, притворно округлив глаза.
Хватаю свои вещи. Обхожу парту, чтобы потянуть Джипа за рукав уже с другой стороны. От нетерпения почти пританцовываю.
Останавливаюсь только в тот момент, когда мимо проходит Гордей и рукой чуть двигает меня в сторону. Без шуточек и пошлостей просто чуть надавливает ладонью на мое плечо, чтобы он мог пройти. Обычный жест, но я замираю, а в грудной клетке все как будто с воплями с обрыва летит. Не глядя на Наумова, делаю шаг в сторону, пропуская его.
– Хьюстон, у нас проблемы?
– А? – поворачиваюсь к Джипу с растерянным видом.
Он резюмирует:
– У нас проблемы. Погнали, расскажешь.
Беру друга под локоть, и мы идем в библиотеку. Обитель Ларисы Петровны и по совместительству наш укромный уголок. С Саней мы подружились сразу и крепко, еще в старой школе. Как два аутсайдера, мы отчаянно нуждались в поддержке и нашли ее друг в друге. И так вышло, что сначала я перевелась сюда, а через год он. Мне удалось похудеть, а Джипу – наплевать на общественное мнение, поэтому мы больше не были забитыми школьниками, но дружить не перестали.
Не знаю, может быть, наша библиотечная владычица в своей школе тоже была не на первых ролях, но мы с ней сразу нашли общий язык. Лариса Петровна любила книги, сплетничать с завхозом и дремать в подсобке. А еще шоколадки, которые мы с Джипом регулярно ей носим. А мы любили библиотеку за то, что это самое непопулярное место во всей школе. Здесь можно спокойно разговаривать и не бояться, что кто-то услышит.
– Саша! – восклицает сухонькая женщина в круглых очках, как только мы переступаем порог.
Фокин широко улыбается и протягивает ей две плитки шоколада:
– Здрасьте! Из Германии вам вез.
– Спасибо, дорогой! Господи, тарабарщина какая, что за язык у них такой, – она щурится на шоколадку на вытянутой руке.
– Я вам переведу, – строит он серьезное лицо, – тут написано «для самого лучшего библиотекаря».
Пока Лариса Петровна отмахивается и хихикает, я закатываю глаза.
– Скажешь тоже… Ладно, проходите. Давно вас не было.
Улыбаюсь ей и заверяю:
– Теперь будем почаще появляться.
Мы садимся за наш привычный стол у окна, который удачно отгорожен от общего помещения стеллажами с книгами. Вообще-то библиотека у нас хорошая, и, кроме учебной литературы, тут даже есть Гарри Поттер, например. Естественно, я проверяла.
– Почему не рассказал, что придешь сегодня? – налетаю на друга сразу с вопросом.
– Хотел сюрприз сделать.
– Получилось, блин! Чуть сердце не выпрыгнуло.
Кидаю рюкзак на пол и складываю ноги на соседний стул. Обмахиваюсь ладонями, пока Джип говорит:
– Зато какая неподдельная радость, дружочек. Теперь я точно знаю, что ты меня любишь. Последняя проверка пройдена!
– Ой, иди ты, проверяльщик.
Саня смеется и достает контейнер с огурцами, нарезанными соломкой. С радостью запускаю туда руку. Этого мне тоже очень не хватало. Он с детства обожает их, а я обожаю воровать у Фокина еду.
– Показать новый гаджет? – спрашивает он.
– Давай заценю.
Друг задирает футболку, и я изучаю прямоугольник с гладкими краями на его животе. Одобрительно заключаю:
– Санич, ты теперь почти киборг.
– Я и был киборгом! А теперь я Оптимус Прайм.
– Да? А по виду скорее Бамблби.
Джип, смеясь, грозит мне пальцем, и тут же говорит:
– Ну, рассказывай. Я-то из своих больничек тебе все новости передавал, а ты пожадничала.
– Да как-то нечего было, – я почему-то смущаюсь, но тщательно это маскирую задумчивым взглядом, – новостей особых не было. Про учебу я тебе все рассказывала. У Славы новый эфир в эту пятницу, он меня позвал посмотреть. Вместе с ним и его пацанами.
– Вы со Славиком еще не расстались? – Фокин хрустит огурцом и делает вид, что удивлен.
Поджав губы, отвечаю укоризненным взглядом.
Он улыбается:
– Ну все, все. Новый эфир, класс, я понял. Куда позвал?
– К Владу.
Друг вытягивает губы трубочкой и шумно втягивает воздух. Потом сдержанно сообщает:
– Спорная компания.
– Сань!
– Я молчу.
– Ты не молчишь, Джип.
Он наклоняется через стол и успокаивающе гладит меня по запястью.
Говорит:
– Дружочек, не будем ссориться, ладно? Расскажи лучше про новеньких в нашем серпентарии. Что за типы?
Отвожу взгляд и пытаюсь перестроиться. Фокину никогда не нравился Слава. Друг слишком уважительно относится ко мне, чтобы открыто высказывать свое отрицательное мнение о моем парне, но отпечаток недовольства и легкие шутки я ловлю от него постоянно. На старте отношений с Ковалевым мне было легко противостоять этому, но теперь мнение Джипа только больше меня путает. Хочется защищать своего парня, но я сама слишком потеряна в эмоциях и мыслях.
Беру еще одну огуречную палочку и задумчиво жую. Рассказываю все, что знаю о близнецах по слухам и все, что успела понять сама.
– Спроси у Гордея, – безапелляционно говорит Саня, – глупо слушать курочек из нашего класса и отголоски по углам школы.
– Думаешь, можно?
– Конечно. И на игру сходи.
– Думаешь?
– Машулик, ты хочешь, чтобы я тебя уговорил?
Насупившись, отворачиваюсь и ворчу:
– Нет. Зачем?
– За тем, что я тебя знаю, – говорит он мягко, а потом зовет, – Маш.
Я вздыхаю, обреченно поворачиваю голову и смотрю Фокину в глаза.
Спрашиваю:
– Ну что?
– Нравится тебе новенький?
– Их там двое, – сражаюсь из последних сил.
– Да, – он постукивает палочкой огурца себя по носу, – одинаковые капе-е-ец. Даже родинка над губой, я вообще в шоке, что такое бывает. Одинаковая родинка!
– Она разная, – вырывается у меня вдруг.
Тут же поджимаю губы, сожалея об утечке информации. Теперь мне точно не отвертеться. Тру лоб ладонью, со смирением ожидая издевательского вопроса. И Саня, конечно, тут же интересуется с чудовищной иронией:
– Разные родинки?
– М-м-м…Там, да. У Гордея она другой формы и чуть выше, вот здесь, – указываю пальцем в нужное место на своем лице, – а у Ефима не такая крупная, и э-э-э… пониже.
К концу фразы голос мой совсем глохнет, а лицо клонится к столешнице. Покорно жду реакции друга, и он начинает смеяться.
Громко, со вкусом, разок прикладывая ладонь об парту.
Выдавливает наконец:
– Дурында… Господи, какая же ты дурында.
Я обиженно соплю. Но, глядя на то, как Джип хохочет, то и дело срываясь на тонкое хихикание, сама начинаю улыбаться. Словно со стороны чувствую, как плечи вздрагивают, и вот я уже тоже смеюсь.
– Он мне не нравится, – говорю, когда мы оба успокаиваемся.
– Как скажешь.
В голосе Фокина снова сквозит ирония, так что я проговариваю упрямо:
– У меня есть парень, и я его люблю.
– Славик, – подсказывает он, – я помню.
– Просто я… – вздыхаю, стараясь подобрать слова, – странно чувствую себя рядом с Гордеем. Иногда.
– Иногда?
– М-м-м… – мычу, разглаживая складки на плиссированной юбке, – почти всегда. Но это ничего не значит.
– Маш, если он тебе нравится…
Я с возмущением пытаюсь перебить:
– Он мне не!..
Но Джип чуть повышает голос:
– Если он тебе нравится, в этом нет ничего плохого.
Молчу, обкусывая губы изнутри. Смотрю в окно. Сегодня небо серое, как бывает весной, когда ты все ждешь солнца, но оно никак не пробьется через тучи, а снег до конца не сходит. Две птицы своим полетом рисуют плавные полукружья, как будто в догонялки играют.
Произношу тихо:
– Я не собираюсь ничего делать.
– Тебе и не придется.
– В смысле?
– Давай пока просто подождем, хорошо?
Саня убирает в рюкзак контейнер и встает. Я поднимаюсь следом, а он дергает меня за прядь волос и говорит:
– А вообще-то лучше не слушай меня. Слушай себя.
Я улыбаюсь и киваю, все равно ощущая внутреннее смятение. Когда друг по-настоящему болеет, как-то неловко делиться с ним своими идиотскими душевными метаниями.
