Литтмегалина
Год дурака
В пять я села на трамвай и поехала просить у леса любви. После трамвая я пересела на маршрутку, через полчаса выплюнувшую меня на окраине. Вывалившись на обочину, я замотала головой, пытаясь рассмотреть, где, собственно, этот лес. Я никогда не бывала здесь прежде и не имела понятия, куда идти. Сдавшись, я решила позвонить Вовану, как рекомендует в таких случаях симорон. Мой забытый дома мобильный остался возле компьютера, и я просто прижала к уху кулак:
– Вован, привет! Я маленько заплутала… не подскажешь, как пройти к лесу? Ага… ага… – периодически соглашаясь, я медленно побрела по грунтовой дороге.
– Дочка, а ты знаешь, что телефона-то у тебя нету? – услышала я мягкий голосок и, обернувшись, увидела низенькую старушку в голубом платочке. Настоящий божий одуванчик с лучистыми глазами.
– Я знаю, но Вован в любом случае меня услышит. Знаете, если что-то приключилось, надо звонить ему. Он поможет.
Старушка механически закивала, не сразу справляясь с полученной информацией.
– Это ты Владимиру Владимировичу, что ли? – спросила она после долгой паузы.
– Для меня он просто Вован.
– Ты из этих… олигархов? – робко осведомилась бабушка. Чувствовалось, что значение последнего слова она понимает достаточно смутно.
Я рассмеялась, недоумевая, почему меня вдруг приписали к олигархам.
– Нет, я симоронщица!
– Эк тебя угораздило, – крякнула старушка и, резко развернувшись, с нестарческой скоростью устремилась прочь.
Чего это она? А я ведь так и не спросила ее, где лес… да и Вован не спешит просветить меня. Наверное, надо было пользоваться настоящим телефоном. Я пошла наугад и вскоре, бочком спустившись с взгорка, действительно увидела лес. Жалкий такой лесочек, где между хлипкими деревьями мог спокойно проехать грузовик, ломая заросли кустов и крапивы. И везде обертки, пакеты, бутылки. Самая настоящая помойка! Вспомнилась услышанная где-то фраза, что, бросая мусор на землю, не забывайте хрюкнуть. Все это очень печально, но придется довольствоваться тем, что есть.
Хорошо, что у меня оказался с собой полиэтиленовый пакет. Расчистив полянку для ритуала, я сложила в него мусор, намереваясь после отнести до урны. Нельзя же оставить это безобразие в лесу. Затем я достала банку с мелочью, которую взяла вместо бубна (а что, звенит неплохо), и прислушалась к звукам леса, чтобы войти с ним в эмоциональный контакт. Но в голову постоянно лезло что-то не то…
Вон обертка от «Сникерса». И почему люди такие свиньи, неужели тяжело убрать за собой? Хочу «Сникерс». Он вкусный, но калорийный. А капуста низкокалорийная, но не вкусная. Это несправедливо. Ну вот, прошлогодние листья накололись на мои каблуки. В девяностых годах талоны накалывались на металлические штыри. Интересно, а зачем Эрику бубен? Черт, я столько думаю, а толку все равно никакого нет. Будем считать, что лес заметил мое присутствие.
Подняв банку с мелочью, я принялась неуклюже пританцовывать, пытаясь мысленно воссоздать образ Роланда, но мне упорно представлялся «Сникерс». Надо было пообедать… Давай же, Роланд, представляйся. Помнится, на той неделе ты мне так хорошо представился, что я проехала свою остановку.
– Лес, лес, помоги, – затянула я, стараясь, чтобы голос звучал менее жалобно. – Меня любовью награди. Лес, лес, помоги…
– Угу, – услышала я.
– Что? – я даже перестала танцевать от удивления. – Ты мне поможешь?
– Угу. А ты харэ прыгать, а то еще инфернальную ючу призовешь.
Послышался смешок, и даже до меня начало что-то доходить. Я потянулась за своими вещами, и тут из кустов вывалилась парочка хаотично шевелящихся деревенских мужиков, которые, видимо, все это время тихо сидели на соседней поляне (как я умудрилась их не заметить?). То ли от употребления горячительных напитков, то ли от длительных усилий сдержать смех, их лица были багрово красными. Один из них, с дикой усатой рожей, пополз ко мне на четвереньках, выгибая спину, как кот:
– Великий Ктулху услышал твои молитвы!
Поскальзываясь на траве и листьях и костеря мужиков, испортивших мой ритуал, я побежала прочь. Один раз я все-таки упала, спровоцировав взрыв смеха.
Уже сидя в маршрутке, я вдруг осознала, что прижимаю к себе пакет, полный мусора, уже успевший привлечь внимание окружающих. С мыслью, что хуже не будет, я достала из сумочки лист с надписью «диета» и подложила его под себя.
До дома я добралась расстроенная и усталая, но в воскресенье с утра меня немного взбодрила потеря еще пятисот граммов – голодовка, лесные танцы и последующее потрясение сделали свое дело. Решив не портить свой внешний вид раздувшимся по причине переполненного желудка пузом, я решила воздержаться от еды и несколько часов бродила по улицам, надеясь встретить мужчину, как две капли воды похожего на Роланда, с одним принципиальным отличием: он влюбится в меня с первого взгляда. Если я его и не встретила, так только из-за тех гадких мужиков.
– Да, ты похудела, – заметила Диана в понедельник.
– Я же «сижу на диете».
– Ты бегаешь по офису с полоумным видом и читаешь про свой симорон, забывая пообедать, вот поэтому. Делать Вселенной нечего, кроме как растоплять твои жиры. А что твоя толстянка, окупилась?
– Почти, – соврала я.
– И когда твой мозг вернется из отпуска…
– Мне непонятен твой негативизм. Эффективность этого метода легко проверить. Ты просто берешь позитивную энергию и направляешь ее на…
– Все, с меня хватит. Если я соглашусь слышать от тебя слова на букву «С», так только «Сознаюсь, Совсем Свихнулась».
К одиннадцати часам подкатила наша любимая до скрежета зубовного начальница. Она загорела, но ее настроение не улучшилось. Я решила применить к ней технику переименования. До полудня я следила за ней взглядом, мысленно называя ее не иначе как «Та, которая ценит меня как сотрудника и дает мне самые важные поручения». В обед я почему-то съела весь хлеб из хлебницы, и мне стало плохо.
После обеда у Ирины действительно нашлось важное поручение, и она подошла ко мне, мрачно щурясь.
– София, нужно разобрать шкаф.
Я оглянулась на лопающийся от бумаг шкаф позади меня.
– Просто выбросить все это?
– Там резюме. Персональная информация. Мы не можем выбросить их. Возьми шредер и уничтожь все бумаги.
Не слишком важное поручение, но все-таки «работа с персональной информацией». Будем мыслить в позитивном ключе. Не стоит ссориться с Вселенной. Она меня похудела, она меня и обратно потолстеет. Отыскав шредер, я приступила к заданию и уже спустя полчаса впала в черную депрессию. Шредер был маломощный и соглашался проглотить всего несколько листиков за раз. Стоило мне добавить один лишний, как бумага застревала в зубцах шредера намертво. К тому же каждые полчаса устройство перегревалось. Ожидая, когда шредер остынет, я сгребала резаную бумагу в пакеты для мусора и оттаскивала их к бакам у черного хода. В шесть все засобирались домой. Я тоже, хотя еще не закончила.
– Ты оставишь здесь этот беспорядок? – холодно осведомилась Ирина, прежде чем накинуть на плечо сумочку от Луи Виттон и избавить меня от своего общества.
Пришлось попросить у уборщицы пылесос. Водя щеткой по ковровому покрытию, я задумалась, что, кажется, теперь я уже даже не ассистентка. А ассистентка ассистенток или вроде того. Меня немного подбодрил звонок мамы, которая сообщила, что у нее резко разболелся зуб и теперь она собирается к зубному, поэтому приезжать мне не нужно. Хотя я только собиралась посиморонить на этот счет, тем не менее оно уже сработало, и я предположила, что это маленький утешительный поцелуйчик от Вселенной.
Во вторник мне так не хотелось идти на работу, что пришлось съесть яичницу из трех яиц, чтобы успокоить себя. К двум часам я закончила кувыркаться со шредером, пошла в кухню и объелась хлеба. Настроение было на нуле. Я прямо чувствовала, как распухаю. После работы я уступила влечению к «Сникерсу», терзающему меня с самого инцидента в лесу, и зашла в магазин.
– Такая красивая девушка, и без кольца. Какой ужас, – пробасил вдруг кто-то над ухом, и я отшатнулась от неожиданности.
– Это было бы еще ужаснее, будь я гранатой, – вспомнила я глупый анекдот.
Он громко рассмеялся, и я настороженно улыбнулась. Шатен, среднего роста. На вид ничего.
– Судя по содержимому вашей корзины, дома вас не ждут. Так, может, погуляем вместе?
– Какой вы быстрый…
– Я все делаю быстро! – ляпнул он, и я ехидно приподняла брови: «Все?»
Он немного смутился, и мне вдруг подумалось, что он похож на Роланда. Правда, волосы у него темнее, и ростом он пониже. И еще у Роланда лицо совсем другое. А так похожи. Ритуал?..
– Я не хочу гулять. Я устала. Я потом, я вас не знаю.
– Меня зовут Александр. Как Невского.
– Соня. Как чью-то тщеславную сестру, которую заточили в монастырь.
– Петра Первого.
Я кисло улыбнулась. Я была слишком измочалена, чтобы поддерживать остроумную беседу с незнакомцами, пусть даже похожими на Роланда.
– Пожалуй, мне пора домой.
– Встретимся завтра?
– Где?
– В центре. Возле «Севильи». В семь. С меня ужин.
«Севилья» была рестораном с хорошей кухней и приятной обстановкой – во всяком случае, так о нем говорили. Я немного взбодрилась.
– Звучит неплохо, – неуверенно протянула я.
– Тогда до встречи, – он помахал кончиками пальцев.
– До встречи. Очень надеюсь, что вы не маньяк.
Прежде чем удалиться, он вручил мне визитку. «Александр Серов, Alpha Consulting, номер телефона: +7…». Хм, похоже он не пошутил насчет свидания.
Я подошла в семь, Александр – почти в семь. В смысле, ближе к восьми. Одет он был прилично – дорогие, отлично сидящие джинсы, легкий элегантный пиджак. Я исполнилась самых радужных надежд, но очень скоро они начали таять, превращаясь в серую жижу. Все началось, как только он открыл меню.
– Вот это цены! Панакота – 400 рублей! Салат с рукколой – 500 рублей! Карпаччо – 420 рублей! Возмутительно!
– Обычные ресторанные цены…
– 350 рублей за паршивые равиоли! А-а… утиная грудка по-каталонски – 800 рублей!
– Не обязательно брать утиную грудку. Мы можем заказать… не знаю… хлеба. Или попросить принести воды, – попыталась я утихомирить спутника, но его голос звучал все громче:
– Делают миллиарды ни на чем! Грабеж! Вот только пистолет к голове не приставили!
Я стала такая же красная, как скатерть, и уже видела, как нас спускают с лестницы, но тут Александр встал и взял меня за руку:
– Уходим отсюда! Найдем приличный ресторан вместо этого вертепа!
На улице мне подумалось, что, будь я умной девушкой, я бы уже бежала прочь, сняв туфли. Но я была не только глупая, но и очень голодная девушка, прекрасно осведомленная, что в ее холодильнике нет ничего, кроме одинокой картофелины и бутылки подсолнечного масла, а в кошельке лежат последние купюры.
– Вот это местечко, кажется, ничего.
Я подняла взгляд, и он намертво прилип к поражающей воображение и эстетическое чувство вывеске пиццерии «Обжора». Не успела я сформулировать все свои возражения, как была втянута внутрь. Судя по немногочисленности посетителей, местечко не пользовалось популярностью. Усевшись на липковатые пластиковые стулья, мы стали ждать. Официантка болтала с барменом. Мы ждали. Официантка рассказала бармену неприличный анекдот. Мы все еще ждали. Официантка знала много неприличных анекдотов и намеревалась рассказать бармену каждый из них.
– Меню на стойке, – сказал Александр.
Я подняла брови. Александр тоже поднял брови. Официантка и бармен громко рассмеялись. «Движение сжигает калории», – напомнила я себе и поднялась за меню.
– Что будешь? – спросил Александр.
– Пиццу «Четыре сыра».
– Жир и тесто… не усугубляй свою ситуацию.
Я посмотрела на него. Он действительно так сказал? Александр морщил нос, покачивая головой. Ладно, поем и сразу уйду. Вот дружи после этого со Вселенной, такое мне подсунула… Хотя, возможно, ей он тоже поначалу показался адекватным.
– Тогда салат «Овощной».
Пытаясь докричаться до официантки, я потратила больше калорий, чем было в тех пожухших листьях, которые она мне принесла. Пока я размышляла, простаивал ли этот салат с утра или же его сразу приготовили из несвежих продуктов, Александр лихо разделался со своей пиццей, отрывая и проглатывая огромные куски.
– Жарко, – выдохнул он. По его подбородку тек жир, и я хотела сказать об этом, но тут Александр снял пиджак, и я потеряла дар речи. На его футболке была нарисована женщина. Самая обычная голая женщина с грудью шестого размера.
– Еще одну «Маргариту»! – крикнул Александр официантке, и тут у него зазвонил телефон. Он достал его из кармана и прижал к уху. – Привет. Да ничего не делаю. Ты сам как?
Пятнадцать минут спустя, когда принесли «Маргариту», он все еще продолжал разговаривать. Вперившись взглядом в блестящие капли жира на поверхности пиццы, я впала в оцепенение.
– Да, смотрел, но не досмотрел. Нормальное киношко. Тот чувак таки поимел рыжую?
Я заерзала на стуле. Александр скосил на меня глаза:
– Ты в порядке? Не скучаешь?
– Все хорошо, – ответила я, надеясь, что Вселенная оценит мои старания и наградит меня табуном мужчин, худший из которых будет лучше Александра.
Он проговорил еще минут двадцать, ковыряя остывающую пиццу вилкой, и, когда я совсем уже решилась уйти, завершил разговор и посмотрел на меня:
– Попросить счет?
– Да.
Принося счет, официантка продемонстрировала несвойственное ей ранее проворство. Наблюдая, как на лбу Александра углубляется морщина, я приготовилась к Великой Истерике № 2.
– И как я мог рассчитывать, что меня не попытаются в очередной раз обдурить! Посмотри на это!
Я заглянула в счет. Мои салат и минеральная вода, кола и две «Маргариты» Александра.
– Все в порядке.
– Две «Маргариты»!
– Вы заказывали две.
Он с шумом выдохнул и, поднявшись на ноги, простер руки над растерзанной пиццей.
– Но я не съел ни кусочка!
Я приказала себе расправить сморщившееся лицо. Ничего, когда-нибудь я посмеюсь над всем этим. Я напишу книгу «Сто худших свиданий», и она станет популярнее, чем «Дневник Бриджет Джонс». А сейчас мне надо собраться, держаться достойно, не закричать на этого придурка матом. Визуализация мне поможет: солнышко, речка, травка. Прекрасный мир, полный отвратительных мужчин.
Александр достал из кармана двести рублей и бросил их на стол. Одна «Маргарита» стоила больше.
– Если у них есть совесть, они довольствуются этим.
«Если у вас есть совесть, вы придете домой и повеситесь в шкафу».
– Как тебе вечерок?
– Удался. Большое вам спасибо, – я выгребла из кошелька все деньги (подавись) и направилась к выходу. За спиной я услышала хлопки и обернулась. Александр бил в ладоши. Хлопали официантка и бармен. Хлопали люди за столиками.
– Что происходит? – спросила я.
– Улыбайтесь, вас снимает скрытая камера, – как будто соткавшись из воздуха, передо мной материализовался бодрый человечек в красной бандане. – Вы только что стали победительницей конкурса от передачи «Большая терка»!
– Какого конкурса?
– Вот она, настоящая русская женщина! Кроткая! Благородная! Терпеливая!
Он продолжал петь мне дифирамбы, а я, уже совершенно замороченная, бросила на Александра полный упрека взгляд.
– Вы меня разыграли…
Он улыбнулся и развел руками.
– Если я выиграла, каков мой приз? – спросила я человечка в бандане.
– Вы все узнаете. На съемках нашей передачи!
– Не уверена, что… а когда съемки?
– В эту пятницу.
Получив от телевизионщиков указания, когда и где, я добрела до остановки и поехала домой приводить в порядок расшатанную нервную систему.
Когда ко мне ворвался Эрик, я все еще сидела на диване и медленно пила воду.
– Привет!
Я посмотрела сквозь него, едва отмечая, каким измученным он выглядит.
– Ты все еще работаешь над тем проектом?
– Еще несколько дней. А у тебя как дела?
– Меня будут снимать для программы на ТВ.
– Все настолько плохо?
Я довольно бессвязно рассказала ему о произошедшем сегодня.
Эрик нахмурился.
– Ты пойдешь?
– Конечно. Я прославлюсь и мигом налажу свою личную жизнь.
– Чтобы прославиться на телевидении нужно быть прокладкой или памперсом. Все, что получишь ты – дурную славу.
– Не знаю, почему ты настроен столь мрачно. Я не сделала ничего плохого. Я даже не запустила салатом ему в голову. К тому же я выиграла конкурс!
Эрик попробовал было со мной спорить, но, поняв, что это бесполезно, со вздохом поднял взгляд к потолку.
– У тебя на люстре висят трусы?
– Это красные трусы, – объяснила я. – И они совсем новые. Поэтому ничего страшного, что они висят на люстре.
– Взяла идею из журнала «Мой уютный дом»?
– Нет. Они там, чтобы привлечь в дом любовь.
– А также быков и санитаров. Вижу, ты все еще увлечена этой ерундой, как ее там…
– Симорон. Знаешь, пренебрежительность вовсе не помогает тебе выглядеть умным. Если бы ты позволил себе выползи из раковины предрассудков, ты бы сам поразился, насколько улучшилась бы твоя жизнь. Дай себе свободу верить, поймай счастье, что витает в воздухе! Существует Небесная Канцелярия, в которой отмечаются все наши желания, все наши мечты и…
Не слушая, Эрик продолжал осматривать комнату своими тусклыми, запавшими глазами, вокруг которых отчетливо проступала синева.
– Зачем тебе кастрюля моркови на столе?
– Я пытаюсь с ней подружиться.
– Каким образом?
– Постоянно ее ем.
– Со мной бы такой способ наладить дружеские отношения не прошел.
Я задрала подбородок.
– Если подружиться с морковью, она подарит тебе любовь.
– В каком смысле?
– Не надо ехидных вопросов. На симороне я уже похудела на два с половиной килограмма!
– Это за счет мозга.
– Ничего подобного! Посмотри, – я привстала, и Эрик сощурил глаза, рассматривая меня.
– Да, кажется, чуток сбросила. В этом психотическом трипе ты вообще выглядишь довольно осунувшейся.
– Я буду худеть еще, я купила себе гель для душа.
– Либо ты сейчас объединила в одно два не относящихся друг к другу предложения, либо мне не понятна твоя логика установления причинно-следственных связей.
– Ну, знаешь, жидкость для мытья посуды растворяет жир. Я представлю, что гель для душа – это жидкость для мытья посуды, и он растворит мой жир.
– Не проще ли тогда сразу взять жидкость для мытья посуды?
Я задумалась.
– Раньше твои задвиги казались забавными, но сейчас мне уже страшно. Мы не общались всего-то… сколько-то дней. Когда ты успела так съехать?
– Ну вот, начинается, – я встала с дивана и зашагала по комнате. – Сейчас ты скажешь мне то же, что и Диана. Что у меня невроз навязчивых состояний, спровоцированный одиночеством и постоянным недовольством собственной жизнью. Что я прибегаю к сомнительным ритуалам, потому что они дают мне иллюзию контроля и тем самым снижают уровень тревожности, который у меня явно завышен! Но знаешь, что думаю я? Что на самом деле вы хотите, чтобы я оставалась несчастной! Что вам нравится наблюдать мои злоключения, потому что в сравнении с ними ваши собственные проблемы кажутся незначительными!
– Я не квалифицирован для того, чтобы поставить диагноз «паранойя», но мне кажется, это она.
– Думаешь, ты самый умный?
– Да уж выше среднего уровня, – отбрыкнулся Эрик.
– Меня никто не понимает! – закричала я.
– Помнится, еще недавно ты заявляла, что моя мама с серьезным прибабахом, а ведь она всего-то посоветовала купить кулон.
– Что? Она тебе рассказала? С вами вообще возможно общение один на один? Без последующей передачи содержания диалога третьему?
– А ведь моей маме, расставляющей свечи по фэн-шуй, далеко до тебя, вешающей трусы на люстру…
– Это мне далеко до твоей мамы! – воскликнула я. – Я не веду себя, как глупый подросток! Не набрасываюсь с воплями на незнакомых людей! Не одеваюсь, как… как… как…
– Что?! – возмутился Эрик. – Вот так, значит? Да ты просто ей завидуешь!
– Как же, буду я завидовать расфуфыренной дамочке без царя в голове! Да она смекнет, как должна вести себя женщина под сорок не раньше, чем ей стукнет восемьдесят!
– Если это не зависть, то почему тогда такая аффектация по отношению к моей матери?
– Она не сможет вывести меня из себя, даже если поселится в моей ванной!
– Она твоя полная противоположность. У нее есть все, что ты хотела бы иметь. Она уверена в себе. Она легко относится к жизни. Она нравится мужчинам. И каждый раз, когда ты видишь ее, ты вспоминаешь, что твоя жизнь обернулась крахом.
– Я тоже могу напялить короткую юбку и выставить себя на посмешище! Я тоже могу добавлять к мясу сгущенное молоко! Если я захочу, я стану такой же, как она! – закричала я.
– Ты собой-то можешь быть едва-едва, – тихо произнес Эрик и вышел из моей квартиры, плотно прикрыв за собой дверь.
– Вот и проваливай, – обессиленно прошипела я. – Меня покажут по телевизору, и ко мне прибегут десять, нет, тридцать парней, и я устрою с ними оргию, сделаю фото и поставлю его на аватар в «контакте»! И твоя мать будет мне завидовать!
А Ирина уволит меня с работы…
Вечером пятницы я с тревогой наблюдала в зеркале, как опытные руки гримерши меняют мою внешность к худшему.
– Вы уверены, что это необходимо? Мой изначальный макияж был неплох.
– Он не подходит для съемок.
– Но я получаюсь какой-то невзрачной…
– Мне лучше знать, – отрезала гримерша.
Я посмотрела на ее грубое скуластое лицо и усомнилась. Да еще это платье… оно было серое, а мне не шел серый. Оно меня полнило. Зачем вообще его на меня нацепили, если я пришла в таком миленьком наряде?
– Готово.
Меня выставили в коридор, где я проторчала около часа, глядя на заурядную пыльную улицу за окном. Люди так заворожены телевидением… я же чувствовала себя разочарованной. Потом меня забрала коротко стриженная женщина в очках и поставила за занавеску.
– Выходите, когда услышите ваше имя.
Ожидая, я едва понимала, о чем говорят в студии. В желудке громко урчало. Наконец назвали мое имя, и на негнущихся ногах я вышла и села на красный диван, скованно улыбнувшись ведущему. Его звали Сергей Монахов. Я видела его по телевизору. Он говорил с такой скоростью, что, наверное, смог бы связать шаль, используя язык вместо крючка.
– Здравствуйте, София!
– Здравствуйте, – я нерешительно посмотрела на присутствующую в зале публику. Среди редких хлопков послышались смешки. Я понимаю, что зрители оживляют шоу, но участникам они мешают.
На большом экране на стене позади красных диванов продемонстрировали запись моего знакомства с Александром и последующего душераздирающего свидания с ним же. Пока шло видео, я раздумывала, какую бы позу принять, чтобы выглядеть менее толстой. Это правда, что камера визуально добавляет пять килограммов? Тогда конец мне.
Экран погас, и ведущий развернулся к зрителям:
– Напоминаю, что тема нашего сегодняшнего шоу «Любовь по-русски» – почему русские женщины позволяют мужчинам унижать себя.
– Что? – беззвучно прошептала я, поднимая глаза на Монахова. – А как же конкурс?
– Послушаем комментарий психолога, – игнорируя меня, Монахов передал микрофон женщине в ярко-малиновом костюме.
– Артемида, психолог, – представилась она. – Первое, что привлекает внимание: легкость, с которой девушка дает согласие на встречу с сомнительным мужчиной, увиденным ею впервые в жизни…
– Но люди всегда видят друг друга впервые, когда знакомятся. И он не казался сомнительным, – возразила я, но из-за отсутствия микрофона меня едва ли кто-то услышал.
– Далее она позволяет вовлечь себя в неприятную ситуацию, покорно принимает грубость. Все это очевидные проявления наличествующего у нее комплекса жертвы.
– То есть, Артемида, вы хотите сказать, что она сама выбирает таких мужчин, которые будут с ней грубы? – невинно осведомился Монахов.
– Именно, – Артемида закивала, плотно сжав губы. – Либо же подсознательно провоцирует их на неадекватное поведение.
– Артемида, как вы считаете, является ли возможным для нашей героини построение благополучных отношений с мужчиной в будущем?
– Конечно, нет.
Почему бы сразу не сказать, что я сдохну в одиночестве, в приюте для нищих, с ампутированными ногами? С какой вообще стати эта женщина решила, что может рассуждать о моем будущем?
– Дайте мне микрофон, дайте микрофон! – попросила я.
Монахов оглох так удачно, что слышал всех, кроме меня, и микрофон переходил в чьи угодно руки, кроме моих. Каждому было что сказать.
– Вы знаете, я не думаю, что это «комплекс жертвы». Все проще. Посмотрите на нее – женщина за тридцать. Конечно, она готова на все.
– Профессиональная сваха ей поможет. Хотя, не факт.
– У нее низкая самооценка, причины которой нужно искать в детстве. Соня, скажите, вы были хуже всех остальных детей?
– Это естественный отбор. Она никому не нужна. Ее гены умрут вместе с ней. Не стоит плакать об этом. Это жизнь.
– Я экстрасенс и с уверенностью заявляю, что на ней венец безбрачия, надетый очень могущественной ведьмой, которую ей следует искать в своем ближайшем окружении.
Они говорили, и говорили, и говорили, и говорили. Гудели, как рой злобных ос.
– Замолчите! – закричала я. – ЗАМОЛЧИТЕ!
К моему удивлению, Монахов на этот раз поддержал меня, добавив к моим воплям свои. Мы почти не успели охрипнуть, а в зале уже наступила тишина. Наконец-то я получила микрофон.
– Люди, послушайте, я нормальная! Если бы я искала себе плохого мужчину, поверьте, я бы давно его нашла, потому что плохих больше, чем хороших. И если во время того несчастного свидания я не стала в истерике кататься по полу, так это не потому, что я не видела, как гадко он ведет себя, или что мне это нравилось! Я просто хотела сохранить достоинство, не дать себя расстроить, а затем уехать домой и забыть все, как страшный сон!
Я встретилась глазами с глазами Монахова и в его взгляде увидела понимание. Он был таким симпатичным человеком, с такой красивой прической. «Хотя бы один здесь нормальный, – подумала я. – Хотя бы один». А потом он раскрыл свой большой болтливый рот и начал вещать, обращаясь к студии:
– Наша героиня может не осознавать глубинных психологических проблем, разрушающих ее жизнь и отношения с мужчинами, но это не причина осуждать ее. Посмотрите на ее лицо, волосы и одежду. Она как цветок, увядающий до срока. Мы должны здесь, сейчас найти способ помочь ей, потому что без нашей помощи у нее просто нет шанса.
Его ладонь легла на мое плечо в заботливом, оберегающем жесте, но я стряхнула ее, как мерзкого тарантула. Какое ужасное место, ужасные люди. Если я и победила в конкурсе, то только за звание «Мисс Лох». Чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь, я вскочила и побежала прочь – из студии, из здания, подальше от этой улицы.
Запыхавшись, я перешла на шаг, слишком расстроенная, чтобы отслеживать свой маршрут. Невнимательность всегда чревата, и через двадцать минут я была вынуждена признать, что не знаю, где нахожусь, а обстановка вокруг крайне подозрительная. Вот уж не думала, что в черте нашего города можно увидеть такое: облупленные заборы, покосившиеся одноэтажные домишки, колдобистые дороги, усыпанные битым стеклом. У дома в конце улицы паслась привязанная к колышку коза.
– Извините, вы не подскажете… – обратилась я к прохожей, но она проволокла свое грузное тело мимо, даже не глянув в мою сторону. Ну и ладно, от бесед с такими особами добра не жди.
Вон еще человек идет. Когда он приблизился, я посмотрела ему в лицо. Пожалуй, и на этот раз мне следует воздержаться от коммуникаций.
– Козочка, милая, – обратилась я к кроткому животному. – Где я нахожусь?
Я доблестно попыталась самостоятельно отыскать выход в нормальный мир, но мои поиски закончились вместе с прочностью моей босоножки. И тогда я села на один из заготовленных для колки на дрова чурбанов и позвонила единственному человеку, который мог согласиться мне помочь.
– Эрик, пожалуйста, прости меня. Я не должна была так говорить о твоей матери, и…
– Что у тебя произошло? – после недавней ссоры голос Эрика звучал холодновато.
– У меня порвалась босоножка, и телефон вот-вот разрядится, и… я не знаю, где я.
– То есть?
– Ну, это где-то в получасе ходьбы от телецентра, и тут все очень деревенское на вид.
– Еще что?
– Здесь коза, – телефон вырубился, помешав Эрику высказаться насчет моего несомненного таланта давать ориентиры.
Через полтора часа меня, впавшую на бревнах в кататонию, привели в сознание звук и ослепительный свет фар подъезжающего такси.
– Ты не перестаешь поражать меня, – заявил выпрыгнувший из машины Эрик. У него было мрачное выражение на лице и веселая морда Багза Банни на футболке.
– Это потому, что я такая удивительная женщина, – кисло пошутила я.
– Нет, это потому, что ты чудо гороховое, – Эрик был суров, но справедлив. – Нельзя делать закон Мерфи основным законом своей жизни.
– Что за закон Мерфи?
– «Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет». И что за хламида на тебе?
В такси Эрик положил свою тяжелую усталую голову на спинку сиденья и заморгал, пытаясь не заснуть.
– Прости, наверное, счетчик много накрутил, пока вы меня искали. Я верну деньги.
– Не нужно. Мне хорошо заплатят за проект. К тому же ты так заботилась о нас, пока я был занят работой.
Я широко улыбнулась. Не то чтобы я ждала благодарности, но она в любом случае приятна.
– Ты закончил проект?
– Ровно за минуту до твоего звонка, – Эрик посмотрел в окно. – Скоро будем дома.
– Эрик, – я вцепилась ему в руку, – я не хочу домой!
– Почему?
– Лучше бы я была прокладкой. Или памперсом. Если сейчас я окажусь в тишине своей квартиры, я начну думать обо всем, что я натворила, и просто умру от стыда.
– Если бы от стыда умирали, никто не пережил бы подросткового возраста, – возразил Эрик, но попросил остановить машину возле кафе.
– Соня, что ты будешь?
– Салат с морепродуктами.
– Два таких салата, пожалуйста.
– Эрик, как ты думаешь, я могу запретить им трансляцию выпуска с моим участием?
– А ты подписывала бумаги?
– Да…
– Тогда, скорее всего, у них все схвачено.
– Что пить будете? – спросила официантка.
Я печально посмотрела ей в глаза.
– Водку. Принесите сразу целую бутылку.
У Эрика были свои причины для печали:
– Кофе. У вас маленькие чашки?
– Да.
– Тогда четыре. И перелейте в кружку.
В последующие три часа я подливала водку и проливала слезы.
– Мама убьет меня…
– Соня, судя по тому, что я узнал о твоей маме, она убьет тебя вне зависимости от.
– Может, она подобрела бы, если б иногда купалась в бассейне с парнями, как твоя?
– Я видел эту фотку. Мамин салон устроил для сотрудников корпоратив в бассейне. Моя мать обучает новичков для всей сети, и те парни, чтобы были с ней, Соня, все геи.
– Да?
– И, как ни странно, мясо, тушеное с овощами и творогом, получилось ничего, тем более что я помешал ей добавить сгущенное молоко. Нам с Деструктором понравилось.
– У вас крайне оригинальная семья, – рассмеялась я, наконец прекращая плакать. – А в симорон я больше не верю.
– Что смогло тебя образумить?
– Он не спас меня от очередной лужи.
