Юрий Егоров
Лемуры
– И почему, дедушка, ты его не взял? – в голосе девочки слышался укор.
– Дело в том, что я был вынужден спешно покинуть Либерталию. Сидел на месте и ни о чём не помышлял, а тут вот выдалась такая оказия… Попутный ветер погнал дальше. Тогда собрался за полдня и ушёл в море на проходящей шхуне. Мне и вещи-то свои забрать не удалось. Всё пришлось бросить. А всё потому, что шхуна торопилась на черепаший промысел на Альдабру. Это такой коралловый атолл недалеко от Мадагаскара. Туда всего дня два ходу при хорошем попутном ветре. Люди на Альдабре не живут, а черепах множество. Там, на белоснежных пляжах, они собираются со всего Индийского океана откладывать яйца. Черепахи – это лучшая еда для моряка; мясо у них нежное. У нас их называли живыми консервами. Черепахи на кораблях могут долгое время обходиться без еды и воды. Ими набивали трюмы и питались по мере необходимости. А на рынке – в Адене или Бомбее – ценились черепашьи панцири. Из них делали разные ювелирные и прочие штучки для женщин: гребешки, браслеты. Каюсь, на деньги соблазнился. Мне тогда большие деньги пообещали. На Альдабре черепах сотни тысяч. На промысел собирались десятки судов со всей Восточной Африки. Ради промысла войны прекращали. Добычи хватало всем.
Когда отправились на Альдабру, думал, что наберём черепах и быстро вернёмся, а получилось совсем иначе. Почти сразу наткнулись на пиратов. Этим черепахи не нужны, они на корабль наш позарились. Может, выкуп хотели получить. Ночью тихо подплыли и закинули абордажную кошку, якорь такой. Хорошо, вахтенный не спал, быстро нас поднял. В общем, едва отбились. Пиратам обидно стало, что их атака сорвалась, вот и погнали нас в сторону Занзибара. Дальше уже без денег возвращаться не хотелось, и мы с грузом пряностей отправились в Аден. Ну и – пошло-поехало. В конце концов застряли на Сокотре. Это жуть какое жаркое и совершенно безлюдное место. Думали заработать и насладиться черепашьим мясом, а пришлось сушить вёсла и жевать корицу. Вот так! Как говорится: в море дорог много, и никогда не угадаешь, в какую сторону тебя позовёт попутный ветер. Так я на Мадагаскар уже и не вернулся. Я сам об этом жалею.
– А как ты звал лемурчика? – поинтересовалась Саша.
– Я ему дал имя – Ослик.
– Разве лемуры похожи на осликов? – вмешался Клеменс.
– Совсем не похожи. Только «Ослик» на морском языке означает старший матрос. Лемурчик был при мне как морской товарищ. И хвост у него самый настоящий матросский – полосатый, словно тельняшка. Вот поэтому так и звал. Настоящий корабельный «ослик».
– Жалко, что ты его не привёз. Лемурчик жил бы сейчас с нами, – Саша посмотрела на моряка грустными глазами. – Я бы за ним ухаживала. Ему было бы хорошо.
– Не думаю. Лемуры любят тепло и южные фрукты. Им подавай манго и бананы. И вообще с тех пор прошло много лет. Я после ещё много стран объездил. Останавливался в Персии, на Яве и Тиморе. Тонул несколько раз. Даже как-то в Австралию занесло. Вот уж где натерпелся страхов, так это там – в Порт-Эссингтоне. На землю ногу не поставишь, чтобы не наступил на крокодила или змею. Их там великое множество.
– Как черепах на Альдабре? – испугалась Саша.
– Даже больше! К тому же в это время там свирепствовали эпидемии. Почти все жители городка поумирали на моих глазах. Я едва ли не единственный, кто, оказавшись в Эссингтоне, вырвался из этого ада. Таков рок моряка. Ах да, ты спросила про лемурчика. В здешних местах он бы замёрз. Солнышко любит. А потом посмотри на себя: ты сама как настоящий лемурчик! – засмеялся старый моряк.
– Это точно! – подтвердил Клеменс. – Лемурчик, лемурчик!
– Ты дразнишься?
– Что ты! – возразил мальчишка.
– Не обижайся на него. Он же по-доброму! – заступился за Клеменса старина Ханк.
– А я и не думала обижаться. Я знаю, что Клеменс хороший. Он мой лучший друг.
– И ты мой лучший друг!
– Да оба вы – лемуры! – засмеялся старый контрабандист Ханк.
– А что?! – Клеменс подмигнул Саше.
– Мы – лемуры, мы – лемуры! – стали распевать дети.
За их спинами стояла довольная Хельга. Она смотрела на веселящихся детей и улыбалась. И тут на минуточку ей привиделось, что это не Ханк с детьми сидит на скамье, а три странных зверька с длинными полосатыми хвостами…
5.
Господин Георг за письменным столом разбирал деловые бумаги. Всё сегодняшнее утро что-то мешало его работе, не давало сосредоточиться. Вот и сейчас он нечаянно испачкал пальцы чёрной калькой, достал чистую салфетку и стал аккуратно вытирать краску. Работа адвоката не допускала неряшливости. В это время со спины к нему подошёл младший сын. Скрипнула половица, и господин Георг вздрогнул.
– Да, да… это ты, – произнёс он как-то неопределённо, обернувшись.
– Отец, мне нужна твоя помощь, – мальчишка выглядел так, словно что-то случилось серьёзное.
Господину Георгу это показалось странным. Поэтому он отложил бумаги в сторону и приготовился слушать. Адвокат не помнил, когда младший сын о чём-то просил.
– Что ты знаешь о лемурах? – неожиданно спросил Клеменс.
– О чём, о чём? – удивился отец. Он чуть не поперхнулся и вопросительно посмотрел на сына, ожидая продолжения. Только Клеменс молчал.
– Что это такое – лемуры? Это что, векселя или платежи такие? Нет, камни? – попробовал уточнить господин Георг.
– Всё понятно… Значит, ничего не знаешь.
– Что за глупости ты говоришь? Чем забита твоя голова? – отец отложил бумаги и строго посмотрел на Клеменса. – И что может быть такое, о чём я не могу знать?
– Я просто спросил. Мне интересно.
– А мне вот что интересно: тебе четырнадцать лет, скоро исполнится пятнадцать. Пора пристраиваться к делу. Но тебе даже самую простую работу нельзя поручить! В гимназии на тебя жалуются учителя. Тебя и в этом году не переведут в следующий класс, а ты думаешь о каких-то камнях или какой-то другой ерунде.
– Это совсем не камни. Боюсь, папа, что ты не поймёшь.
Подошла Ханна. Женщина услышала громкий разговор между отцом и сыном и была сильно удручена. Вероятно, она хотела поддержать мужа, но тот распалился настолько, что не дал жене и рта открыть.
– А я хочу, чтобы ты кое-что понял! Ты почти не бываешь дома, – голос адвоката становился угрожающим, – ничем полезным не хочешь заниматься. Вот и вчера весь день пропадал неизвестно где. Ты опять ходил к этим бродягам?
– Я не понимаю, о ком ты говоришь?
– Всё ты прекрасно понимаешь! Этим своим знакомством ты позоришь семью. Я – уважаемый человек в городе. Адвокат должен обладать безупречной репутацией. Мне доверяют свои дела влиятельные люди. И твой старший брат тоже думает о репутации.
– Раз так, то понятно…
– Ты брось это! Не сметь! – почти взревел Георг. – Я не позволю говорить со мной в подобном тоне!
– Вообще-то я просто хотел узнать. В моём вопросе не было ничего обидного. Неужели я не могу спросить тебя о том, что мне интересно? А с кем мне дружить, это как-нибудь я сам решу.
Георг кипел от ярости, хотя подобного проявления чувств он никогда себе не позволял. Обычно он подавал пример сдержанности, и, казалось, ничто не может вывести его из равновесия.
– Сколько ещё можно терпеть такое поведение? – рассуждал адвокат о поступках младшего сына. Он повернулся к жене и продолжил: – Клеменсу пора пристраиваться к ремеслу, добытому великими трудами. К ремеслу почётному и важному, что кормит всю нашу семью. Но твой сын, как нарочно, демонстрирует полное презрение к делу, которым занимаются отец и старший брат. Да ещё этот морской бродяга Ханк со своим непутёвым семейством!
Ханна покачала головой:
– Георг! Ты только не нервничай!
– Как не нервничать?! – ещё больше распалялся отец. – Ему надо, надо… Что вместо этого он делает? Вчера я принимал дома владельца торгового дома господина Шульца, а мой младший сын пришёл домой грязный и оборванный.
– Просто попал под дождь, – попытался оправдаться Клеменс, но Ханна тут же замахала на него руками: «Молчи, молчи!»
Обычно спокойный, немногословный адвокат раскраснелся и просто закипал от негодования. Никто прежде не видел его таким. Даже в самых сложных судебных делах господин Георг не терял самообладания.
Они так и стояли в боевых позах друг напротив друга, и неизвестно, чем бы всё закончилось, но Ханна, не выдержав, вмешалась и развела отца и отпрыска в разные стороны. Ей самой было горько от поведения сына, но что тут поделаешь?
Клеменс воспользовался предоставленным шансом, быстро собрал учебники и тетради в портфель и отправился в гимназию. Следовало поторопиться, пока отец не опомнился и не продолжил неприятный для Клеменса разговор.
– Какой я всё же дурак! Зачем надо было мне спрашивать отца о лемурах?! – сокрушался Клеменс.
6.
Как всегда, уроки проходили скучно. Беседа с отцом не прошла даром – Клеменс старался быть почтительным с учителями и лишний раз их не раздражать.
Господин Герман, директор гимназии и учитель правописания, рьяный сторонник телесных наказаний учеников, полагал, что главный предмет обучения – дисциплина.
– Палка представляет собой главное орудие воспитания нерадивых гимназистов! – любил повторять господин Герман. И сам он – высокий и несгибаемый, как огромная деревянная дубина. Господин директор мог простить десяток грамматических ошибок и незнание таблицы умножения, но не своеволие. Рассуждениям о порядке, повиновении, послушании господин Герман мог предаваться абсолютно бесконечно. Он и правила правописания начинал с разговора о благодетели дисциплины, справедливости жёсткости и неотвратимости наказания за вольности и свободомыслие, проявления которых видел абсолютно во всём, что не укладывалось в его представления о жизни: в одежде, манере письма, разговоре о писателях, обращении к старшим и даже в школьных завтраках! К разговору о необходимости неукоснительного подчинения начальникам каким-то невообразимым образом примешивал заповеди Христа и прусский патриотизм.
К Клеменсу господин Герман питал нескрываемую ненависть. Он, вероятно, стёр бы мальчишку в порошок, если бы не уважение к его отцу – уважаемому в городе адвокату. И в этот день строгий директор постоянно цеплялся к нелюбимому ученику. Но Клеменс стойко терпел нападки господина Германа. Он боялся, что директор сегодня прогонит его из школы и тогда придётся пропустить последний урок. Клеменс этого очень не хотел. Последним уроком значилось естествознание.
В гимназии этот предмет преподавал маленький смешной господин Майер. Всё в нём вызывало улыбку: сочетание седых волос, а господин Майер был немолод, и наивного детского личика, смешная походка, при которой у учителя заплетались ноги, шепелявая речь, так что половину слов никто не мог разобрать, рассеянность и заметная для всех боязнь женского пола. Девочек на уроках господин Майер никогда не спрашивал, а по итогам года выставлял им только отличные оценки. Одним словом, это был чудаковатый человек, над которым подшучивали все окружающие. Но свои занятия учитель естествознания, если удавалось расшифровать его лекции сквозь сипение, бульканье и сморкание, проводил интересно. Клеменс подошёл к господину Майеру после уроков.
– Лемуры? – переспросил учитель совершенно нормальным голосом, совершенно непохожим на тот, который ученики слышали на занятиях. – Я не ослышался? Тебя они интересуют?
– Да, именно лемуры, – подтвердил Клеменс.
Господин Майер приподнял брови, поднёс к глазам монокль и внимательно посмотрел на ученика. Учитель и раньше обращал внимание на Клеменса и даже несколько раз заступался за мальчишку на педагогическом совете. Только сейчас он услышал от сына известного в городе адвоката что-то совсем необычное.
– Да, есть такие животные. Живут в Африке. Точнее, на острове Мадагаскар. Зверьки очень похожи на кошек. Но вообще это такие обезьяны. А что, собственно, ты хочешь о них знать? Твой отец правда известный городской адвокат, господин Георг?
– Вообще, мне всё о лемурах интересно. Очень хочется посмотреть на них, – Клеменс пропустил мимо ушей вопрос об отце. – Как такое возможно: чтобы кошка и обезьяна вместе?
– Значит, возможно. В природе чего только не случается. Это вот такие забавные зверьки.
– И их больше нигде-нигде нет? Только на Мадагаскаре?
– Насколько я знаю – нигде. Только там.
– А в зоопарках?
– Никогда не слышал, но возможно. Лемуры ведь не такие большие и не отличаются агрессивностью, – в этот момент учитель остановился и внимательно посмотрел в лицо ученика, словно ожидал нападения. – Да… Значит, могут быть и в зоопарках. Просто Мадагаскар очень далеко и там мало кто бывает. Вообще это французская территория и чужестранцев туда не пускают.
– Но там же есть страна Либерталия.
– Не знаю, никогда не слышал про такую. Как ты говоришь: Либерталия? Это от «свободы», что ли? Откуда ты узнал о ней?
– Так, слышал от одного бывалого моряка.
– Наверное, он фантазёр. Если бы такая страна была, то, уверяю тебя, я бы обязательно знал.
Господин Майер недоверчиво посмотрел на Клеменса, несколько раз высморкался, нечто пробулькал про географическую карту, что там такой страны нет и никогда не было.
– На картах много чего нет. Наш город тоже не на всех географических картах увидишь, – не отступал настырный ученик. – Нам вот и астроном свои карты показывал, а разве на них все звёзды есть?
– Не знаю, не знаю… Моряки часто придумывают разные страны. Учёные должны верить фактам, а не рассказам моряков.
– А как же лемуры? Вы их когда-нибудь видели?
– Нет, не видел, – господин Майер снял оборону и улыбнулся.
– Может, они тоже не существуют, как страна Либерталия?
– Нет, лемуры существуют. Об этом можно прочитать в книгах путешественников и биологов.
– А что они едят, лемуры, и можно ли их приручить?
– Всё, что я знаю о лемурах, я тебе рассказал. Я куда больше разбираюсь во флоре, которая на Мадагаскаре удивительная. Звери часто бывают непредсказуемыми, другое дело растения. Вот равенала, такая веерная пальма, напоминающая павлиний хвост. Её называют деревом путешественников… – но, увидев разочарование в глазах Клеменса, учитель осёкся. – Хорошо, хорошо, подожди немного.
После этого господин Майер подошёл к шкафу и, взобравшись на стремянку, стал перебирать на верхней полке какие-то пыльные книги.
– Вот, посмотри, – учитель открыл толстенный том и прочитал:
«Слово lemur латинского происхождения и означает “дух”. Изначально жители Древнего Рима называли так души непогребённых мертвецов, которые скитались по ночам и пугали людей. Животным же название “лемур” было дано из-за их преимущественно ночного образа жизни. Мало кто знает, но лемуры, так же как и обезьяны и люди, являются приматами. Самый маленький лемур размером с ладонь – мышиный лемур, а самый крупный – лемур индри, ростом с человека».
– Ну, что, ты доволен? – спросил учитель.
– Нет, этого мало.
Тогда господин Майер снова повернулся к полке и, подняв огромное облако книжной пыли, продолжил поиски.
– Сейчас, сейчас. Где-то тут стоял Брем…
7.
Когда Клеменс вечером шёл к старине Ханку, то у его дома едва не столкнулся со своим отцом, фигуру которого невозможно было перепутать. Хорошо, что вовремя заметил родителя и успел спрятаться за ближайшим домом. В кармане мальчишки сидел котёнок, который в самый неподходящий момент громко замяукал, чем едва не привлёк внимание адвоката.
– Тише, тише… – попытался успокоить питомца перепуганный Клеменс.
К счастью, всё обошлось. Господин Георг, погружённый в свои мысли, прошел мимо и не заметил сына.
– Что он тут может делать? – удивился мальчишка. Он хорошо знал, что жители этого района из-за бедности не пользуются услугами адвокатов. Да и отец десять раз бы подумал, чтобы выполнить их заказ, поскольку это могло навредить его репутации в глазах благородных клиентов.
Проводив взглядом отца, он направился к дому старого моряка.
– Это тебе мой подарок, – Клеменс положил в руки Саши маленький пушистый клубочек. – Это лемурчик! Я его выменял сегодня в порту у одного моряка.
– Врёшь ты всё, это котёнок! Хорошенький какой, – улыбнулась девочка.
– И никакой не котёнок. Видишь, какой у него длинный полосатый хвост и остренькая хитрая мордашка. Настоящий маленький лемур!
– Ладно, пусть будет лемур. Спасибо, – Саша ласково посмотрела на Клеменса.
После этого вместе со старым моряком они, как обычно, сидели на берегу бухты и болтали о разном.
– Твой отец не одобряет нашей дружбы? – неожиданно спросил Клеменса Ханк.
– А почему вы спрашиваете? Что, мой отец был здесь?
– Нет, это я просто так подумал. Где бы я мог с твоим отцом познакомиться? В море? Что-то мне подсказывает, что он не большой любитель рыбалки. Или в адвокатской конторе? В этих услугах я не нуждаюсь. Всегда решал проблемы, как прописано в морском кодексе. Для моряка главные адвокаты – Бог и фортуна! Просто предположил, что, вероятно, твоему отцу не нравится, что ты ходишь к нам. Ведь даже в нашем районе меня многие сторонятся и считают чуть ли не разбойником.
– Это не так. Никакой вы не разбойник, и я знаю, что вас здесь все очень даже уважают, – возразил Клеменс.
– В этом месте живут простые люди, такие же, как я, – Ханк усмехнулся, – разбойники и неудачники, а вы состоятельные люди.
– Ну, вы это бросьте. Я – сам по себе. Конечно, уважаю своего отца, но у меня своя жизнь. Родители могут что угодно думать, только мне никогда не стать ни юристом, ни адвокатом, ни судьёй. Это удел моего старшего брата, но не мой. Если меня усадить в контору, я там умру за этими бумагами. Не способен я, как отец и брат, не разгибаясь часами сидеть и смотреть в эти бланки, доверенности, векселя… Когда вижу все эти судебные кодексы и законы, которые следует заучивать, то засыпаю или впадаю в тоску! Отец пытался мне втолковывать юридические правила, нормы и процедуры, только я всё равно ничего в них не понимаю. Хоть режьте меня на куски, не гожусь я для всего этого.
– Вообще-то отца надо слушать. На вашем судне ты – матрос, а он – капитан!
– Я вас очень уважаю, господин Ханк. Не знаю, что вы думаете на мой счёт, но сам считаю вас своим другом. И простите меня, но не похоже, что сами вы были послушным сыном!
– Нет, это ты зря! В этом я достойный сын своего отца-контрабандиста, слава о котором ходила по всей Балтии! – разразился хохотом Ханк. – Мой папа считался настоящей грозой таможенников! Они плакали, когда отец появлялся в их местах. И ненавидели его люто. Так и погиб. Его застрелили, когда переправлял на остров Борнхольм левую партию табака. Его всего-то было четыре мешка. Считай, что погиб ни за что… Я не хочу, чтобы нечто подобное случилось с тобой.
– Но что со мной может случиться оттого, что я люблю вольную жизнь и не хочу смотреть в эти скучные и непонятные мне бумаги? Может, меня за это застрелят таможенники?
– Ну, как знать… Вероятно, я что-то неправильно объяснил. Просто я это к тому, что отец твой достойный человек и заслуживает, чтобы ты его послушался. Потом ведь как моряки говорят: «От одного берега отстал, а к другому не пристал!» Так и у тебя может получиться.
– Хорошо, господин Ханк. Из уважения к вам я подумаю над тем, что вы сказали.
– Ну вот и отлично. Понимаешь, поскольку мы – друзья, я о тебе забочусь. И прошу, не огорчай отца.
– Я уже обещал. Кстати, сегодня в гимназии очень старался вести себя прилежно. Терпел из последних сил! Так что, вероятно, заслужил маленькое прощение за прошлые прегрешения!
– Хорошо, матрос. Только объясни, что случилось, что ты вдруг стал таким послушным?
– Я задержался в школе и расспросил учителя про лемуров.
– Ты мне не поверил?
– Нет, почему же. Просто хотел узнать больше. Ведь школьный учитель господин Майер – настоящий учёный. Он хороший человек, только всего боится. Особенно женщин.
– Что они понимают – учёные? Он небось и на Мадагаскаре никогда не был.
– Зато господин Майер читал много разных научных книг. Вот я и спросил его.
– И что?
– Он мне немногое рассказал.
– Вот видишь!
– Господин Майер не может знать всё на свете. Зато дал книгу «Жизнь животных» Альфреда Брема. Там написано обо всех животных, известных на Земле.
Клеменс достал из ранца большую книгу и показал старому моряку.
– Тогда читай, а я послушаю! – поторопил его Ханк и принялся раскуривать трубку.
Мальчик недолго полистал страницы.
– Вот, смотрите:
«Кошки-обезьяны или лемуры живут в лесах острова Мадагаскара. Они собираются в стаи и большую часть времени проводят на высоких деревьях, питаясь насекомыми и плодами. Вместе иногда собирается до нескольких десятков особей.
Ай-ай, или мадагаскарская руконожка – самый крупный представитель ночных лемуров, имеет бурый окрас в белую крапинку и большой пушистый хвост».
– Да, я видел их много раз, – подтвердил старый моряк, попыхивая своей трубкой. – Лемуров ай-ай. Красивые зверьки.
Руконожками их, вероятно, называют за то, что их лапки, что задние, что передние, точь-в-точь как ладонь у человека. Не отличишь! Размером ай-ай с рысь, но они совершенно безобидные для человека. Эти лемуры отличаются сообразительностью и хитростью. Под покровом ночи руконожки могут забираться в жилища людей и воровать продукты и вещи. Может, это нехорошо, но что сделаешь, если лемуры наивные. Ай-ай часто имитируют человеческий голос, и это у них здорово получается. Неопытный путник может принять их голос за зов помощи. Это подводило многих путешественников, которые принимали лемуров за людей и шли за ними в горы. А лемуры до самой ночи в шутку водили людей по кругу. Такая у них игра.
Знаете, для жителей Мадагаскара лемуры всё равно что волшебные существа. Люди придумывают о них удивительные истории, наделяют чудесными способностями и поклоняются им как богам. Например, многие убеждены, что лемуры владеют секретами врачевания. И вправду, я знал моряков, которые, подхватив лихорадку, уходили в лес и некоторое время жили среди лемуров. Зверьки принимали больных людей в своё племя и ухаживали за ними. Взрослые лемуры собирали лечебные травы и клали их поверх ран больного. После этого моряки выздоравливали. А однажды я видел, как на восходе солнца лемуры, выстроившись в ряд, протягивали свои руки к небу, словно молились.
– А откуда лемуры вообще появились на острове Мадагаскар? – поинтересовалась Саша.
– Ходит такая легенда, что приплыли они на остров из Африки на деревянных плотах. Там, в Африке, лемурам было тяжело спастись от хищников. Вот они и смастерили плоты и пустились в плавание в поисках своей земли, где их никто не посмеет обижать. Знаете, в Африке на берег вступить невозможно: со всех сторон нападают и львы, и тигры.
– Тигры? – удивился Клеменс, который никогда не слышал, чтобы тигры жили в Африке.
– А как же без них? Саблезубые тигры. В Африке много тигров, – старый контрабандист как-то по-хитрому подмигнул Клеменсу. – Вот вы меня перебиваете. Или слушайте, или я не буду рассказывать. Видишь ли, он не знает, что в Африке живут тигры!
– Мы тебя слушаем, дедушка, и очень внимательно, – ласково сказала Саша и повторила: – Это правда, в Африке много тигров.
– Ладно. Тогда буду рассказывать дальше. Там, в Африке, живут очень воинственные туземные племена. Все они – каннибалы. Это когда люди едят других людей. Нападают на соседей, а иногда прямо хватают из своего же племени – и на костёр!
– Как же такое возможно? – удивилась Сашенька.
– Вот так! Люди бывают очень злыми, – подтвердил Клеменс.
– Они – язычники и не верят в Христа, – объяснил старый моряк. – Хотя и христиане тоже не всегда ведут себя как праведники. Особенно все эти «святоши»…
– Это правда, я сам однажды видел, как наши гимназисты кидали камни в старую цыганку. Женщина корчилась от боли, а они смеялись.
– Кто смеялся, святые люди? – не поняла Сашенька.
– Нет! Я про гимназистов. А когда богослужения, то они такие правильные, что и не подумаешь…
– Вот лемурам и было тяжело жить в таком злом окружении. Когда рядом каннибалы и прочее зверьё. Ведь лемуры мирные жители – никогда ни с кем не воевали. Поэтому взяли, построили плоты и уплыли на остров Мадагаскар, – продолжил старина Ханк.
– Дедушка, ты так говоришь, как будто они люди, – повеселела Саша.
– Так и есть. В своём обществе лемуры развили изощрённый язык, с помощью которого постоянно общаются друг с другом. Как самые настоящие люди. Только добрые. Может, их никто не понимает, зато сами они друг друга понимают хорошо. Лемуры строят искусные дома в кронах высоких деревьев. Перед тем как родить, самки лемуров плетут удобные люльки и вешают их на ветки деревьев, предварительно устлав их так, чтобы колыбели не снесло ветром. Ещё у лемуров крепкие семьи. И вообще они верные: когда один лемур погибает, второй впадает в страшную меланхолию: жизнь для него теряет всякий смысл.
– А что такое меланхолия? – переспросила Саша.
– Это как грусть, внучка. Хорошо, что ты этого не знаешь.
– Нет, дедушка, я знаю, что такое грусть. Моя мама раньше очень грустной была. До того, как появился ты.
– Вот так и лемуры. Они грустят и радуются.
– А что, если привезти лемуров к нам и выпустить в розенпушском лесу? – предположил Клеменс. – Летом у нас тепло. Пускай живут среди лисиц и косуль.
– Мы их будем бананами кормить. Я их видела в продовольственной лавке у одного торговца.
– А ты сама когда-нибудь пробовала бананы? – поинтересовался Клеменс.
– Нет, но дедушка рассказывал, что они мягкие и вкусные…
Старый Ханк погладил внучку по голове.
– Я обязательно тебя угощу бананами, – пообещал девочке Клеменс.
– Нет, здесь лемурам будет неуютно. Их земля – остров Мадагаскар, – отрицательно покачал головой моряк.
Солнце спустилось за горизонт. Вечер выдался удивительно тёплым. На чистом небе чёрный фонарщик Бой зажигал звёздочки.
Хельга готовила ужин. Треска жарилась на большой сковороде. Женщина посмотрела в окно и увидела удивительное:
Перед домом на берегу залива на лавке сидели три лемура.
8.
Беда случилась осенью. Целый месяц Балтику штормило, и рыбаки сидели без работы. Каждый день приносил убытки. Когда, казалось, море стало понемногу успокаиваться, рыбаки собрали снасти и решили идти на лов. Ханк отговаривал артельщиков от поспешности. Как считал старый моряк, следовало ещё подождать, но рыбаки его не слушали. Всем хотелось побыстрее отправиться на промысел. Тут ведь как: кто быстрее наловит рыбу и первым доставит её в порт – тот больше всех и заработает. Такой соблазн после месяца простоя!
В этот раз как никогда волновалась Хельга. Женщина не находила себе места и умоляла Ханка остаться дома. Старый моряк только разводил руками и говорил, что не может этого сделать. В артели он, конечно, обладал большим авторитетом, и если бы настоял на своём, его бы послушались, но потом, вероятно, посчитали бы трусом и не простили убытков.
– Что тут поделаешь? Такое у нас ремесло. И разве тот моряк, кто умеет плавать только при попутном ветре? Что может случиться со мной – старым контрабандистом? – успокаивал Хельгу старина Ханк. – Я океаны переплывал. Вот там попадал в настоящие шторма. А здесь: захочешь утонуть, и не получится! Разве это море? Да и не шторм это вовсе, а «тухляк»! Стоит ли его бояться настоящему моряку?
– Ты-то не боишься, зато я боюсь… потерять тебя. Мне действительно очень страшно…
– Ну что ты, моя деточка, успокойся… Наши корабли плавали в разных морях, а сошлись в одной гавани не для того, чтобы снова разлучиться. Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.
– Знаешь, мне было очень плохо, пока не встретила тебя. Я прошу, возвращайся скорее. Я буду ухаживать за тобой. Ты не будешь знать никаких забот, и у нас всегда всё будет хорошо.
Старый Ханк обнял Хельгу.
– Дорогой мой, я буду ждать тебя. Ты же не оставишь меня? Скорее возвращайся, – повторила женщина ещё раз.
– Ну вот ты расплакалась. Не переживай, моя деточка. Все обойдётся, я знаю. Видишь, море успокаивается. Мы привезём много-много рыбы, и у нас будет огромная куча денег.
– Но мне не нужны деньги. Мне нужен ты…
Такая это профессия. Нет людей отчаянней, чем моряки. Они ничего не боятся: ни штормов, ни шквалистого ветра. И всегда уходят с надеждой вернуться к родной пристани…
9.
Весь этот день Клеменс провёл дома. Отец заставил младшего сына переписывать какие-то дурацкие документы, доверенности и векселя, а потом несколько раз отправлял в городской архив. Клеменс не знал, что в это время его друг, старина Ханк, уходит в море. Впрочем, старый моряк так много времени проводил в море, что это не считалось событием.
Последующие дни Георг по-прежнему старался держать младшего сына рядом с собой. Клеменс не искал ссоры с отцом и как мог старался выполнять его поручения, терпел, только это плохо получалось. В воскресенье, улучив момент, мальчишка наконец отлучился из дома.
