© Никитин Ю.А. текст, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Человека вычленила из животного только ложь. Животные не лгут, как не лгал и человек, пока был животным. Он стал человеком, когда впервые солгал, за что и выперли из райского сада.
Солгал и его первенец, сказал, что он не сторож брату своему, и дальше ложь стала тем цементом, что позволяла уживаться в стае, а когда стая разрослась в общество, лгать пришлось на каждом шагу.
Человек – это не то, что видим, а нечто эфемерное, созданное запретами, правилами, законами и моралью, что есть хрупкая надстройка, отделяющая нас от мохнатых и кровожадных зверей, коими являемся на самом деле и сейчас.
И эту причудливую, но устойчивую надстройку вот-вот сломаем нашим нейролинком?
Плечи мои зябко передёрнулись, я цапнул со столика фужер с шампанским и, прислонившись к стене, надел на лицо улыбку всем довольного человека, какими нас желает видеть правительство.
Ещё и проверил, хорошо ли сидит, народ здесь внимательный, всё замечают и схватывают на лету. Вот такой весь из себя правильный и законопослушный, заставил себя наблюдать за вечеринкой, стараясь убежать от мысли, что своей работой приближаем мировую катастрофу.
Вообще-то даже не вечеринка, а вроде бы так полагается отметить удачное и чуточку досрочное завершение предыдущей ступени нашего амбициозного проекта.
Запрещающих законов всё больше, я бы давно в них запутался, но ассистент в ухе следит, что делаю и что собираюсь делать, и постоянно напоминает, что можно, а что низзя, дескать, вчера порицалось, а сегодня уже запрещено.
Нарушение чревато потерей части рейтинга, потому я на всякий случай смотрел на всех равнодушно, чтобы даже по мимике не определили, что мне нравится, а что нет.
Ходят слухи, что и это скоро будут отслеживать, вернее, уже отслеживают, но вот-вот тоже введут штрафные санкции за неподобающий образ мыслей.
Пора менять правительство, мелькнула мысль. Слишком уж увлеклись, занесло их не по-детски. Человек должен идти к свободе, хотя как это проделать при полном контроле, пока не соображаю.
Отмечаем в большом зале нашего научно-исследовательского центра, где на стенах рабочие экраны от пола и до потолка, на столах еда, вино и пиво из ближайшего кафе, оттуда же с полдюжины лёгких столиков.
Зашёл на пару минут поздравить даже Бронник, директор института, моложавый, спортивный и по-военному подтянутый, таких называют вневозрастными, но «молнии» на куртках называет «змейками», что яснее ясного говорит об эпохе, из которой вышел, но частично и принёс с собой.
Коротко поздравил, осушил бокал вина и ушёл, туманно пообещав скорые и хорошие перемены. После его ухода притихшее было веселье закипело с новой мощью.
Я, как самый главный, всё-таки заведующий лабораторий нейроформатики, с фужером лёгкого вина в ладони, внешне раскованный, с лёгкой улыбкой, отечески поглядываю на веселящихся сотрудников, больше половины которых старше меня.
Правда, не потому что старики, это я достаточно молод, а зав потому, что дальше всех продвинулся в разработке софта для нейролинка, должен быть на острие, а остальных вести, как коз на верёвочке.
Музыку врубили не оглушающую, как у тех, у кого с ай-кью напряжёнка, разговаривать можно без крика, и вообще здорово, когда в коллективе все такие, такие…
Я запнулся, подбирая слово, перфекционизм всё чаще подводит, требуя формулировки построже. В неокортексе сейчас рождаются сотни ярких и точных определений, которые трудно выразить скудным языком первобытного охотника и собирателя, как его не расширяй за счёт перекомбинации звуков, а вот наш нейролинк всё выразит точнее…
Стоп-стоп, сказал внутренний голос, хоть сейчас не о работе, хорошо? Смотри, у тебя прекрасная команда. Двенадцать человек. Хотя женщин маловато, всего трое. Надо бы ещё добавить, а то по судам затаскают за мужской шовинизм, сейчас эти перегибы с демократией, но и нельзя брать недостаточно компетентных, такое развалит коллектив и вообще удар по работе.
Сперва были только две, Виолетта и Наташа, но месяц тому директор привёл ещё одну, Ежевику, отрекомендовал, как очень способного нейро-интуитивиста, предложил включить в группу разработчиков.
Я тогда только плечами пожал, дескать, слово директора, да ещё с военным прошлым – закон, но эта Ежевика, что за имечко, в самом деле оказалась очень способным работником, исполнительным и аккуратным. Фауст, которому её поручил, хвалил, и я успокоился, перестав обращать на неё внимание.
Через пару недель блеснула на приёме в институте, когда прибыла команда разработчиков из арабской страны, что-то хотели вызнать, кого-то сманить к себе, а эта Ежевика, оказывается, владеет арабским, сумела оказаться полезной.
В другое время я и не заметил бы, на работе она, как серая мышь, хоть и быстрая, но внимание не привлекающая, но сейчас на вечеринке блистает как яркая тропическая бабочка, сыплет шуточками, острит умело и задорно.
Парни уже начали группироваться возле неё, с темы нейроформатики незаметно перешли на так называемые общечеловеческие, мол, и нам ничто человеческое не чуждо, и я снова ощутил диссонанс перфекциониста. Почему, когда говорят о человеческом, имеют в виду чисто животные качества, а не, скажем, квантовую физику, разработку ИИ, или хотя бы простую математику, что в самом деле присуще только человеку?
Однако наблюдал с удовольствием, приятно, когда коллектив из одних интеллектуалов. Реплики отточенные, с двойным дном, нет обычной житейской грубости и пошлости, на столе в большинстве лёгкие закуски и пирожные, из вина – лёгкие натуральные, никто не упьётся, как бывало на студенческих вечеринках, когда по дурости и бахвальству мы старались перепить один другого.
Виолетта и Наташа тоже цветут и пахнут, весёлые и раскрасневшиеся, хотя больше хихикают и строят глазки, но Ежевика в общении как-то ярче. Выглядит моложе обеих, но сейчас и шестидесятилетние умеют смотреться, как девочки, тем легче с её небольшим ростом и таким же весом, жизнерадостная, смешливая, хотя на работе злая и сосредоточенная, умеет огрызнуться, когда отрывают от дела.
То ли заметила мой взгляд, то ли что-то задумала, подошла лёгкой танцующей походкой с двумя полными фужерами, один сунула мне в ладонь, другой приподняла на уровень глаз, глядя весело и задорно.
– С праздником, шеф!.. Работу закончили на двое суток раньше!.. Заказчик обалдеет!
Голос её звучал легко и радостно, я отставил свой пустой фужер на подоконник, ответил мирно:
– Мы сами и заказчики. А работы непочатый край. Это что, вино?.. Мой организм уже получил дозу этого яда.
– Насчёт яда Авиценна бы поспорил, – ответила она. – К тому же в этот состав добавлены какие-то полезности. В рамках борьбы за здоровье нации. Минздрав рекомендует.
– Ну, – пробормотал я, – если сам Минздрав…
Она проследила, как я сделал глоток из принесённого ею бокала, сказала весело:
– Ну вот, а то уже подумала, что у нас шеф совсем девственник.
Я ответил в духе светского разговора:
– Ну, не весь, не весь.
Она уточнила беспечно:
– Надеюсь. Святой не справится с таким коллективом. А под вашей дланью работа кипит!.. Говорят, у вас потрясающая интуиция. Раньше я думала, что она только у женщин, а у мужчин всего лишь острый, как бритва, интеллект…
Щебечет весело и как бы бездумно, но я чувствовал на себе взгляд её странно светлых, почти прозрачных глаз, смотрит испытующе, словно в самом деле чем-то заинтересовал. Даже, когда подносит к губам край фужера, и тогда поглядывает поверх него с неким вопросом в глазах, будто подозревает не то переодетого марсианина, не то мутанта.
– Мы справились, – ответил я сдержанно. – Интуиция, интеллект, работоспособность… неважно, чего было больше. Взялись за эту тему позже больших компаний за бугром, но догнали на рывке… Как вам здесь?
– Хорошо, – заверила она. – Мне и на старой было неплохо, но там рутина, а у вас обещался прорыв, а я обожаю вызовы.
– Вы не прогадали, – сказал я осторожно. – У нас амбициозный коллектив.
– У амбициозного шефа? – уточнила она. – Вы и сотрудников подобрали сдвинутых. Я заметила!.. Одни Наполеоны. Здорово!.. Сплошное удовольствие. Вы сейчас домой или какие-то планы?
– Домой, – ответил я, ничуть не удивившись, взгляд у неё откровенный. – Хотите предложить компанию?
– Хочу, – ответила она и прямо посмотрела мне в глаза. – Да и вы, как вижу, никак не сбросите с плеч гору, что несёте. Последний месяц все вкалывали, как звери!.. Скажи кому, что спали, уронив головы на клавиатуры перед дисплеями, кто поверит в наше время цивилизации праздности?.. Пойду попрощаюсь. И скажу маме, чтоб не ждала.
Я кивнул, она удалилась, прихватив и мой пустой фужер с подоконника. Хозяйственная, не упускает из виду даже мелочи, с такой нужно держать ухо востро. Кстати, как-то очень многозначительно обронила насчёт того, что скажет маме. Значит, не просто посовокупляемся, а останется до утра. Если не воспротивлюсь.
Присев на подоконник, я пытался понять против я или не против. Мысли текут вялые, расслабленные, отдыхательные, здесь здорово, даже уходить не хочется, хотя завтра с утра работа ещё та, Сизиф бы не захотел меняться.
Здесь все свои, понятные, близкие по интересам, а какое общество может быть лучше?
Здесь мы все одной крови, коллектив, выделяется разве что Марат, да и то чисто внешне, от шеи и подошв сверкает металлом, как будто совсем киборг, хотя заменил только руки и ноги, а всё остальное почти всё своё, только укрыто стальными пластинами.
В противоположность ему Фауст, зав сектором, в приличном, как это называется, костюме, а Марат в короткорукавке и шортах, несмотря на прохладную погоду, похож на уродливого андроида, какими их изображают в фильмах. Это уже хвастовство и вызов, мол, смотрите, ничуть не стыжусь, даже напротив, это же здорово, у вас таких конечностей нет, вы когда ещё поставите, а у меня уже сейчас, я живу в будущем!
Я зябко передёрнул плечами, представив себе, что поменяю когда-то свои конечности на такие, хоть и более совершённые, но не свои, хотя и те будут своими, но всё-таки, всё-таки… Марат вынужден, у него с детства проблемы, близкие к той, от которой умер Хокинг, потому пять лет тому, когда окончательно предписали инвалидное кресло, пошёл на замену отказавших ног на протезы, благо нейролинку первого уровня понадобилось всего полчаса для полного контроля мозга над сервомоторами.
Ещё через два года, приловчившись к протезам, он вынужденно заменил и руки. Его отговаривали от полной замены, нейродегенерация началась с туннельного синдрома и пока перешла только на пальцы, но он сказал, что не станет дожидаться, когда начнут резать по частям, лучше уж сразу по плечи.
Протезы выпускаются разные, в том числе почти неотличимые по внешнему виду от натуральных, но он установил подчёркнуто футуристические, блестящие хромированным металлом, с тонкими «костями» и массивными шарами шарнирных сочленений, и никогда не укрывает их длинными рукавами рубашек или костюма.
Я поймал себя на том, что всё ещё всматриваюсь, как он ловко хватает, почти не глядя, чашки с кофе, там тончайший фарфор, но металлические пальцы оснащены чувствительными сенсорами, мухе крылышки не помнёт, а конструкция позволяет выполнять больше движений, чем рука из плоти.
Нет, мелькнула мысль, не стану. И ещё долго не стану… Неужели всё-таки консерватор?
Он перехватил мой взгляд, помахал рукой и быстрыми шагами направился в мою сторону, от шеи и подошв сверкающий металлом, как будто киборг с ног до головы, хотя на самом деле заменил только руки и ноги, а всё остальное почти всё своё, только укрыто стальными пластинами, словно у готового к бою терминатора.
Руки и ноги из блестящего металла, ничем не закамуфлированного, словно каждое утро натирает их кирпичом, длинные толстые стержни с выпуклыми шарнирами, внутри микропроцессоры, рукава едва-едва прикрывают места, где металл безжалостно входит в мягкую плоть, ту же роль выполняют и шорты.
– Шеф, – сказал он сильным голосом. – Мы молодцы?
– Редкостные, – ответил я с чувством. – Даже не знаю, радоваться или ужасаться.
Голос у него хороший, звучный, нейродегенерация доберётся и до гортани, но по прогнозам её вот-вот остановят и вообще удалят из перечня болезней, что на сегодняшний день ужался и помещается на одной страничке блокнота.
– Можно, – сказал он просительно, – займу помещение рядом с моей комнатушкой?
Я спросил недовольно:
– Для чего? У тебя и так целый зал для марлезонского балета.
– Поставлю дополнительное оборудование, – сказал он с некоторой неловкостью. – Сам перевезу и расставлю. Некоторый софт лучше обкатывать сразу, не теряя время на курьеризме.
– Да ладно, – сказал я, – хватай, что плохо лежит. Вообще-то правильнее собраться под одной крышей. Под двумя есть риск перехвата данных. Но что-то наверху долго решают.
Он широко улыбнулся.
– Шеф, мы начали перебазировать без всякого приказа!
Я кивнул, до чего же хорошо работать с умными людьми. Без всяких распоряжений и указаний делают то, что нужно, не опасаясь его возражений. Потому что шеф тоже умный человек, молча одобрит. Никаких запретов, но и без глупых поощрений, вместе делаем нужное и великое дело, что улучшает мир, каких бы собак ни вешали на современную науку и технику.
Или хуже, подумалось тревожно. Это как ухитрятся повернуть их работу политики. Науськать так называемую общественность легко, хотя общественность вряд ли науськаешь, а вот толпу запросто. Её, озверевшую от безделья и вседозволенности, натравить можно на что угодно. Только подбрось как бы справедливый повод, тут же выйдут на улицы бить витрины и жечь шины.
В сторонке с Фаустом сцепился в яростном споре Анатолий, даже на вечеринке явно не о женщинах, эти двое в коллективе лёд и пламень, таким не ужиться, но и друг без друга не могут.
Анатолий сперва работал на удалёнке где-то в Белоруссии, но всё же человекам недостаёт живого общения, потому сперва приезжал на конфы, потом перебрался насовсем и теперь использует любую возможность, чтобы задержаться на прекраснейшем месте в мире и повозиться с суперкомпьютером, пытаясь пробудить в нём ГИИ, а когда охрана выталкивает в шею в конце работы и ставит здание на охрану, всё равно мысленно остаётся в прекрасном, полном магии виртуальном мире цифр и программ.
Подбежала Ежевика, запыхавшаяся и растрёпанная.
– Прошу прощения, – сказала быстренько, – пришлось маму уговаривать!.. Она у меня троглодитьевых взглядов. Вязаться могу с кем угодно, но в одиннадцать вечера должна быть дома!.. Едем?
Марат с понимающей улыбкой отступил на шаг.
– До завтра, шеф!..
Автопилот подогнал автомобиль прямо к подъезду, на несколько секунд перегородив выход, но я и Ежевика быстро сели каждый со своей стороны, авто резво сорвалось с места, по обе стороны с нарастающей скоростью понеслись навстречу, исчезая за спиной, высотные дома.
Она деловито пощупала мою промежность, сказала понимающим голосом:
– Вино, жареное мясо, острые специи… Гормонально давление растёт! Разгрузить прямо сейчас?
Я запнулся с ответом, такая разгрузка вошла в норму, ещё когда не было автопилотов. Тогда придавало остроту и было неким вызовом, не каждый удержит баранку руля, когда авто идёт на большой скорости. Теперь ради экономии времени вообще вошло в норму, даже незнакомые во время дороги делятся такими простенькими услугами.
– Я не сибарит, – ответил я после паузы, – но и не школьник, чтобы в тесном автомобиле… Через восемь с половиной минут будем на месте.
– Близко живёте, шеф, – сказала она одобрительно. – Хотя на удалёнке удобнее, но что-то есть в живом общении?
– Да, – согласился я. – На удалёнке за жопу не схватишь. А виртуал пока что не совсем то.
Она звонко рассмеялась, я с удовольствием посмотрел в её весёлое личико. Глаза сияют, на щеках умильные ямочки. Вообще показалась чистенькой настолько, что светится изнутри, как наливное яблочко, в котором можно пересчитать все зёрнышки, если посмотреть через него на солнце.
Глаза, мелькнула мысль, как у дешёвой куклы, голубые и ясные, кажется бездумными, слишком уж похожа на тех доллс, что продаются в магазинах не только секс-шопа, как раньше, но теперь везде, даже на автозаправках, хотя там самые дешёвые варианты.
– У тебя хорошая жопа, – сообщил я, – а когда хватают – это комплимент!
Она засмеялась.
– Знаю. Но всё равно даю по рукам. Как бы за харасмент. Но вы, шеф, так и не ухватили! Обидно.
– Доедем, – пообещал он, – ухвачу. Обеими руками. И раздвину.
Она расхохоталась, запрокидывая голову и показывая нежную шейку, а ямочки на щеках стали глубже.
Дверь квартиры на секунду как бы задумалась, впускать или нет, раз уж рядом с хозяином ещё и незнакомая женщина, но ладно, пусть сам разбирается, отщёлкнула запоры и даже приглашающе приоткрылась.
Кошек и женщин пускают через порог первыми, Ежевика вошла, сказала с удовольствием:
– Чего кондишен не включаешь?.. Вегетарианец?.. Что-нибудь холодное есть?
Маечку сразу сняла через голову и лихо швырнула на спинку ближайшего стула. Та повисла точно посредине, словно там её устроил дизайнер после оценки интерьера.
Я коротко взглянул на её чётко очерченные груди, белые на загорелом теле. Не выставляет на солнце, хотя вряд ли из-за стыда, нормальная предосторожность, онкология отступила по всему миру, но не сдалась, ищет новые подходы к человеку, что ухитряется всё ещё увеличивать продолжительность жизни.
Обнажённое женское тело зрелище приятное, но, увы, жгучие тайны растворились в прошлом веке. Сейчас секс всего лишь быстрая гормональная разрядка, его оптимальный вариант давно вычислен, никто уже не ставит рекордов, так что все знают, какими будут фрикции с любым новым партнёром, сколько продлятся и чем всё закончится.
Красные как ягоды малины мелкобугристые соски торчат с вызовом. Я всё же отметил красочную картинку перед глазами, как трогаю их губами, разбухают ещё больше, и я беру их поочерёдно в рот, что значит, секс с Ежевикой всё-таки будет в некотором роде не только нужен, но и почти интересен.
– Пиво баварское и клинское, – ответил я. – То и другое холодное. Выбирай.
Она покачала головой.
– Пива не пью. Вообще обхожусь без алкоголя. А швепса или какой-то сладкой газировки?
Я подумал, направился к холодильнику.
– Посмотрю. Могло остаться, вчера с визитом были родители.
Она ждала, а когда я повернулся от холодильника с бутылкой ситро, сказала одобрительно:
– У тебя правильные родители.
Я вытащил и для себя литровую бутыль пива, ситро передал ей, сам с пивом сел напротив. Сиськи у неё красивые, но такие у многих, теперь за фигурами следить легче, чем даже пять лет тому, так что Ежевика всё же интереснее в роли креативного разработчика, чем как инструмент для гормональной разгрузки.
Даже отхлёбывая из горлышка, она продолжала следить за мною насмешливыми глазами, весёлая и раскованная. Я прочёл в её понимающем взгляде, что уже по-женски просчитала, в какой момент брошу взгляд на её повисшую на спинке кресла маечку и предложу снять ещё и юбочку.
Предложу, ответил я мысленно. А под юбочкой, конечно же, не окажется трусиков. Всё по накатанной, сценарии давно проверены, негодные отброшены быстро, а годные, но в чём-то шероховатые, ушли следом, остались только удобные для обеих сторон.
– Ежевика, – сказал я, – это имя или ник?
– Так и в паспорте, – заверила она. – Тогда была мода на придуманные имена. Вон как Маск своего сына назвал!.. Мне нравится. У ежевики сладкие ягоды, но колючки…
– Надену перчатки, – пообещал я.
– Вы весь в перчатках, – ответила она серьёзно. – С головы до ног. Это Марат или Влатис всем открыты, а вы, мне кажется, что-то прячете даже от себя.
– Всё прячем, – сообщил я. – Чем человек прячет больше, тем он больше человек.
Она с интересом посмотрела на стену, где по улицам виртуального города бесшумно перемещаются люди и автомобили.
– Тоже полагаете, – поинтересовалась она с интересом, – мы в симуляции?
Я покачал головой.
– С чего это?.. А-а, ну это так, увлекательная игрушка.
– Что-то проверяете?
Я отмахнулся.
– Некогда. Запустил в базовой версии.
– Давно?
– Где-то с полгода. Из вежливости.
Она не стала спрашивать, из какой-такой вежливости, вскинула в удивлении бровки.
Я смотрел, как она танцующей походкой приблизилась к экрану, вглядываясь в лица крохотных фигурок, 8К позволяет масштабировать картинку без потери качества.
– Интересно, – пробормотала с интересом, – интересно. Там изначально встроен квантовый элемент непредсказуемости, потому даже базовая у всех уже через неделю отличается от других очень заметно. Так ничего и не вносили своего?
Я покачал головой.
– Поиграл полчаса, проверяя возможности. Были аддоны, патчи, но уже не вникал. Внимания не требует, ко мне пока не взывают, храмы с моими иконами или статуями не возводят, так что пусть живут, как хотят.
Она сказала с упрёком:
– Как можно! Они же люди, хоть и виртуальные. А вдруг и мы чьи-то энпээсы?
– Драконов не вижу, – отпарировал я. – Я бы в виртуальную запустил всяких и разных. Без них что за жизнь?
– А вдруг наша жизнь ещё интереснее?
Я посмотрел на неё с интересом.
– Думаете?.. Хотя, если не по внешним признакам, то у нас внутри ещё те драконы!.. Но это увидеть непросто. Правда, если мы симуляция, то видят все, это же они заложили программу нашей высшей нервной деятельности.
Она вздохнула, хорошенькое личико чуточку омрачилось.
– Я тоже своих забросила. Сперва увлеклась, проигрывала сценарии, ситуации… Были свои любимчики, им помогала, подбрасывала бонусы… А сейчас просто некогда. Вижу только, что уже не только дома, города начали перестраивать… Что-то странное возводят. Наверное, культовое… Как у вас отношение с Фраерманом?
– Это который альфа-железнячник? – уточнил я. – Неплохие, мы учились вместе. Хотя теперь конкурент. Общается только со своими, там такие же экстремисты, спешат внедрять поскорее даже то, что мы сами ещё не опробовали. Боится, что китайцы обгонят. Вот смежники и впаривают ему на тестирование совсем сырое железо, но, говорит, перспективное. Если довести до ума, взорвёт всю отрасль!
Она сказала зачарованно:
– Я тоже эта, экстремистка. Так хочется поскорее увидеть чудный мир, к которому нас несёт!.. Но и боюсь. Скорость сумасшедшая, а дорога ухабистая… дальше вообще туман и бездорожье.
– Этого и я боюсь, – признался я хмуро. – В желании примчаться как можно быстрее к финишу легко вылететь на опасном повороте. А ещё и побить все горшки так, что снова в пещеры.
Она сказала авторитетно:
– Это потому, что вы зав самого важного отдела! Отвечаете не только за себя. А так бы наэкстремистничали ещё больше. Мы, самки, чувствуем доминантов.
– Я доминант?
– Выше, – определила она. – Лидер!.. Из настоящих. Ничего лишнего, да? У вас и комната не для жилья, а для работы.
Я ответил мирно:
– Мне удобно.
– Ещё бы, – сказала она, и я не уловил сарказма, хотя тот вроде бы должен был ощутиться. – Спальня, лаборатория и мастерская в одном флаконе!.. Настоящий мужской рай. Нет-нет, не ёрничаю!.. Мужчина и должен быть таким. Но таких уже мало.
Я спросил с ехидцей:
– Много пересмотрела?
Она ответила, не задумываясь:
– Много. Скучно люди живут. Одинаково. Не только квартиры, но и люди одинаковые.
– А ты? – поинтересовался я.
Она сделала большой глоток и, держа бутылку в отставленной руке, задумалась.
– Стараюсь… не очень получается, но стараюсь. Когда все одинаковые, трудно как-то… Нам, женщинам, проще, когда можно за кого-то ухватиться и вместе выплыть против течения. Да, понимаю, я должна быть феминисткой, но дважды два равно четырём, как бы ни хотелось сторонникам равноправия. Вам, самцам, легче. Вы изначально заточены на то, чтобы выстаивать, как утёсы, не сдвигаясь в потоках воды, как бы те ни бурлили и ни набрасывались.
Я ощутил себя польщённым, но пробормотал ради объективности:
– У женщин другие достоинства. Не меньше наших.
– Да, – согласилась она, – но они вне, а не снаружи. Женщины лучше мужчин правят благополучными государствами, но создают эти государства мужчины. А если война или какой кризис, то мужчина справится намного лучше.
– К счастью, – сказал я примирительно, – с войнами вроде бы покончено. Надеюсь. Так что феминизм рулит.
В бутылке оставалось меньше половины, когда она отставила её на столик и, глядя ему в глаза, поинтересовалась:
– Потащишь меня в постель или всё самой?
Я ответил с ленивым спокойствием:
– Я вообще-то сторонник равноправия. Когда груз несут вместе. Как в синхронном плавании.
– В синхронном тоже что-то носят?.. Ах да, новые правила… Хорошо, подождём. Но вообще-то я уже разогрелась.
Я смотрел достаточно равнодушно, как она снова взяла бутылку с ситро, молодая женщина со стандартной фигурой и обычным лицом, сиськи такие у большинства, ну почти не заводят.
Даже если сейчас сбросит и юбочку, под которой нет трусиков, и то как-то фиолетово. Раньше бы застеснялся своего равнодушия, мужчина всегда должен выказывать жажду поиметь и овладеть, это в крови, даже если совсем не хочется, но революция в этих отношениях произошла стремительно и бескровно. Половина мужчин с облегчением объявили себя асексуалами, теперь ничуть не стыдно смотреть на голую женщину и не выказывать стремления немедленно вдуть.
Ежевика чуть улыбнулась, я прочёл в её взгляде, что понимает без всякого нейролинка. Мужские желания всегда слишком простые, если речь о женщинах, но сейчас хоть и усложнились, время такое, однако всё равно понимает, есть и среди женщин умные.
Она сказала с иронией:
– Знаете, что на вашем лице написано?..
Она умолкла, я поневоле спросил:
– Что?
– Не хочется, – сказала она весело, – а надо. Положено! Хотя почему надо?.. Это застарелый мужской комплекс допотопных времён?
– Не думаю, – ответил я, – что придётся себя принуждать. Ты хорошенькая.
– Вам понравится, – пообещала она. – Всем нравится.
Я не все, хотел я ответить, но смолчал, потому что на самом деле и я, как все в этом простейшем деле, где не требуется ни ума, ни высоких знаний, а любой грузчик в душе демократии на равных с доктором наук.
В самом деле понравилось, Ежевика как-то угадывает, что и в какой момент чувствую, легко подстраивается, не забывая о себе, и закончили случку одновременно бурно и с чувством радостного освобождения.
Она некоторое время лежала на спине, раскинув руки, раскрасневшаяся и с блестящими глазами, даже губы покраснели и вздулись, хотя обошлись без поцелуев, в сексе без обязательств прибегать к ним дурной тон.
Я поинтересовался:
– Пива?
Она покачала головой, глядя в потолок.
– Ситро, если ещё есть. В горле пересохло.
– Лимонад подойдёт?
– Подойдёт. Лежи, я сама возьму.
Я наблюдал, как она легко вспорхнула и, двигая из стороны в сторону маленькими тугими ягодицами, прошлёпала босыми подошвами к холодильнику.
По тому, как уверенно открыла, почти не глядя взяла бутылку лимонада и тут же захлопнула дверцу, понял, что и я недалеко ушёл от «всех». По крайней мере, набор в холодильнике стандартный и всё стоит в привычном для мужчин порядке.
Ну и хрен с ним, подумалось сердито. Ниже пояса мы все одинаковы. Различия начинаются только в коре головного мозга. Даже не в самой коре, подумаешь, кора, на то она и кора, что кора, а только в неокортексе.
– Что молчишь?
Теперь и она со мной на «ты», так что секс всё ещё ускоряет сближение.
– Да так, – ответил я лениво. – Просто…
Она откупорила бутылку, сунула мне в руку стакан и быстро наполнила.
– Охладись!
– Да мы особо и не разогрелись, – заметил я, – а ты как?
– Всё хорошо, – заверила она. – Коротко и просто. А теперь расскажи, чем занимаешься.
Я вскинул брови.
– Разве не знаешь?
– Только в общих чертах, – сообщила она. – Поговаривают, тебе прочат повышение?
Я покачал головой.
– Выше некуда. Я зав важнейшего отдела, а на административную работу не пойду.
– А новый корпус в Южном Бутове? – спросила она. – Что там будет?.. Институт гудит, что власти выделили семь миллиардов на спешное развитие искусственного интеллекта и двенадцать на ускоренную разработку нейролинка!
– Это политика, – ответил я с достоинством, – учёные гнушаются ею интересоваться.
Она сказала серьёзно:
– Но правят нами политики. И деньги дают они.
Я протянул ей опустевший стакан, она наполнила, остатки вылила в свой, а пустую бутылку опустила на пол у кровати.
Я лениво любовался её ловкими грациозными движениями. Мелькнула мысль, что в одинаковых квартирах с одинаковыми мужчинами проделывала это сотни раз, ощутил даже смутную жалость, что уже не найти в сексе жгучей романтики, таинственности и запретности, что благодаря запретам так украшали это нехитрое занятие раньше.
– У меня прекрасная работа, – заверил я. – А на всё остальное мне… как мудрой вороне в полёте.
– У меня тоже, – сказала она серьёзно. – Это же так здорово, вгрызаться в тайны нейроаксоники!.. И находить моменты, что могут изменить мир! Любые другие радости, вроде секса или бухалова, не могут заменить…
Вообще-то в мире есть и другие радости, сказал я про себя, но смолчал, неуместно было бы сказать такое, лёжа с голой женщиной в постели. Хотя по большому счёту права. Это в мире Дон Жуана не было радостей выше, но тогда секс был связан с мощными инстинктами доминантности. Женщину нужно было принудить отдаться, так это называлось, это считалось большой победой.
Да и было победой: противозачаточных средств не существовало, победа в соблазнении могла привести к ещё большей победе: в семье согрешившей женщины будут растить твоего ребёнка, их род прервётся, а ветви твоего расширятся.
Но равноправие пришло не только в политику и оплату труда, доминантность в сексе устранили, что для большинства мужчин обесценило и сам процесс. Правило хочешь минет утром – делай куни вечером, привело к тому, что секс потерял девяносто процентов привлекательности. А то, что теперь в постели нужно думать не только о себе, мужчинам как серпом по известному месту, подчинение правилам свело такое развлечение чуть ли не к нулю.
– О чём думаешь? – спросила она. – У тебя такое вдохновлённое лицо…
– Правда? – спросил я. – Да так… О Дарвине, эволюции, к чему идём…
Она сказала живо:
– О, это интересно!.. Я тоже люблю заглядывать в завтра. Особенно когда стараюсь понять, что натворит наш интерфейс нейролинка.
Я пробормотал:
– Люди ко всему привыкают. Совсем недавно ни компов, ни инета, ни мобильников, а сейчас разве без них жизнь? То же будет и с нейролинком. Ещё и поворчат, что слишком медленно входит в употребление…
– Надеюсь, – сказала она со вздохом. – Ох, как хочется будущего!.. Так и вижу нас бессмертными, молодыми, всемогущими… Всё можно сделать, всё перепробовать, освоить планеты, побывать у звёзд, выйти за пределы галактики и вселенной…