Юрий Поляков
В ожидании сердца
Смотрины, или Контрольный выстрел
Семейная трагикомедия в двух действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Иван Афанасьевич Кораблев, академик.
Вера Михайловна, его жена, профессор.
Иосиф Иванович, их сын, доктор наук.
Эдита Ивановна, их дочь, актриса.
Юрий Павлович, ее муж, полковник.
Дарья, их дочь, переводчица.
Виктор Кораблев, племянник из Ташкента.
Владимир Ильич Корзуб, олигарх.
Инна Константиновна, секретарь-референт.
Кабулов Нурали Худайназарович, участковый милиционер.
Светлана Петровна, дворничиха.
Галя, ее дочь, студентка.
Алексей, старший лейтенант, подводник.
1-й телохранитель.
2-й телохранитель.
Персей Лоидис, греческий миллионер.
Секвоев, кинорежиссер.
Марк Львович, издатель.
Солдатик.
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
Сцена первая
Декорации в стиле 50-х годов. Двор большого «сталинского» дома. Доносится шум улицы. Виден один подъезд. Вдали шпиль Университета. Конец апреля. Цветут старые яблони. Дворничиха Светлана Петровна метет мостовую. На лавочке сидит участковый Кабулов и разгадывает кроссворд. Мимо идет Марк Львович.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Гражданин, вы к кому? Ой, Марк Львович, извините, не узнала вас в шляпе-то.
МАРК ЛЬВОВИЧ… Здравствуйте! (Идет в подъезд.)
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Здравствуйте.
КАБУЛОВ. Петровна, Петровна! По горизонтали. Писатель, лауреат Нобелевской премии. Десять букв.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Как ты меня достал! Солженицын (садится рядом с Кабуловым).
КАБУЛОВ. Правильно. Солженицын.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Через «ы» пишется, грамотей! Иван Афанасьевич из 12-й квартиры с ним в одной шарашке работал.
КАБУЛОВ. Шарашке? Шарашка-чебурашка. И чего только в русском языке нет? Вот он мне и надо.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Солженицын?
КАБУЛОВ. Афанасьевич.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Он только что в магазин пошел. Скоро вернется.
КАБУЛОВ. Подождем. По вертикали. Юбка с большим каркасом. Пять букв. Третья – «ж».
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Фижмы.
КАБУЛОВ. Правильно. Откуда ты все, Петровна, знаешь?
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Мне директор института так говорил: вы, Светлана Петровна, по гидравлике кандидат наук, а по кроссвордам – доктор! Э-э, да что теперь вспоминать…
КАБУЛОВ. Ну тогда вот тебе, доктор, по вертикали: жидкий продукт жизнедеятельности организма?
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Пот.
КАБУЛОВ. Пот, да не тот. Пять букв. Ага, знаю!.. Опять не подходит!
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Урина.
КАБУЛОВ. Какая еще урина-мурина?
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Обыкновенная. В каждом подъезде. Вымоешь, хлоркой засыплешь, а утром снова. А ведь у нас дом Академии наук! Квартиры давали только докторам да членкорам.
КАБУЛОВ. (пишет). Урина. В вашем русском языке шайтан ногу сломает… Пока протокол напишешь – запотеешь. Легче лепешку на ладони испечь. Фу, напылила!
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Чистоты без пыли не бывает!
КАБУЛОВ. Бывает. Надо из шланга поливать.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Сперли шланг.
КАБУЛОВ. Как это сперли?
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. А вот так: спилили замок и унесли.
КАБУЛОВ. На дачу, огурцы поливать. Академики… Когда это закончится? У нас в отделении патрульную машину на полчаса без присмотра оставили. Угнали!
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Подумаешь, патрульная машина! Вон зять у Ивана Афанасьевича влип: танк из полка сперли. А он материально ответственный, как и я…
КАБУЛОВ. Танк! Ай-ай-ай! Что ж ему теперь будет?
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Кто ж знает? Пока пьет…
КАБУЛОВ. Вот народ! Танк… Я бы за воровство руки отрубал. Как на Востоке.
Из парадного подъезда появляется Галя. Красивая, модно одетая девушка.
ГАЛЯ. Салям алейкум, товарищ капитан!
КАБУЛОВ. Здравствуй, Галия!
ГАЛЯ. Ну что облизываешься? Якши?
КАБУЛОВ. Якши.
ГАЛЯ. Мам, я пошла.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Поздно придешь? Чтоб засветло была!
ГАЛЯ. Мама, сколько можно?!
Уходит. Кабулов внимательно смотрит ей вслед.
КАБУЛОВ. Красивая у тебя дочка!
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Отличница. Повышенную стипендию получает.
КАБУЛОВ. И сколько у вас на семью выходит?
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. С моей зарплатой тысячи полторы. Еще у профессора из пятого подъезда убираюсь. Живем.
КАБУЛОВ. Не понимаю. Сапожки-то у твоей Галии долларов триста стоят.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Не триста, а шестьсот, только не долларов, а рублей. Она их на рынке купила.
КАБУЛОВ. Моя Зульфия все рекламы читает, а такого рынка еще не нашла.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Ты, Нурали, что-то путаешь.
КАБУЛОВ. Э-э! Ничего не путаю. В русском языке я, может быть, и не разбираюсь, а вот московскую арифметику очень хорошо знаю! Куртка замшевая долларов двести стоит. Сумка кожаная, фирменная. Джинсы-мынсы. Кольца-мольца. Клипсы-чипсы…На штуку баксов твоя отличница упакована!
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Ты что такое говоришь, морда азиатская?
КАБУЛОВ. Я плохого не говорю. Дочь у тебя красивая. Может, у нее друг богатый завелся. Это у нас на Востоке родителям калым платят, а у вас в России девушкам все отдают…И зря!
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Да нет у нее никого. Все время одна вечером возвращается.
КАБУЛОВ. На такси?
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. На такси. (Плачет, опершись на метлу.)
КАБУЛОВ. Ты что, Петровна? Шутил я… Сейчас на рынке можно очень дешево хорошие вещи купить, а на вид как настоящие.
Появляется Иван Афанасьевич. На нем потрепанный джинсовый костюм, стоптанные кроссовки, в руках – бидончик с молоком.
КАБУЛОВ. Здравствуйте, Иван Афанасьевич!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Здравствуй, Нурали! Светлана, ты чего плачешь?
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Просто так.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Просто так не плачут.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. А я плачу! (Идет на авансцену.)
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Что с ней?
КАБУЛОВ. Шланг у нее украли. Иван Афанасьевич, ты мне нужен!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. В чем дело?
КАБУЛОВ. Иностранца у себя на квартире прячешь. Незарегистрированного.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Так ведь прописку отменили!
КАБУЛОВ. Прописку отменили. А регистрацию никто не отменял. Конечно, деньги все хотят, даже отличницы, но если сдал комнату, надо жильца зарегистрировать.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Ничего я не сдавал. Это мой племянник. Погостить приехал. Или теперь уж и в гости нельзя приехать?
КАБУЛОВ (вздыхая). Буду протокол писать..
Выходит из подъезда Марк Львович.
МАРК ЛЬВОВИЧ. Ну, Иван Афанасьевич, берегитесь!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. А что такое?
МАРК ЛЬВОВИЧ. Вера Михайловна на вас так ругается… Говорит: прибью, пусть только вернется…
Уходит.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Что случилось? Вроде не за что. Ладно, Нурали, пойдем протокол писать. Покажу тебе нарушителя.
Уходят. Закрывается занавес. На авансцене остается Светлана Петровна.
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА. Галя, еще совсем девочкой была, все время спрашивала: «Мама, почему у нас папы нет?» Я ей не врала: мол, уехал или героически погиб. Я отвечала: «Нет у тебя отца, и не нужен он нам такой, ты только моя!» А она мне: «Вот вырасту, и будет у меня много-много пап, как у тети Лены…» Ленка – наша соседка по коммуналке, к ней мужики косяками ходили. Вот Галя и выросла… Слово ей теперь не скажи. Я говорю: «Доченька, нельзя же так! Нехорошо это!..» Она – мне: «А как хорошо – с метлой?» Был бы отец… хоть какой-нибудь… Да что теперь говорить! (Уходит.)
Сцена вторая
Большая профессорская квартира. Прихожая, кухня, двери в спальню, кабинет, ванную и туалет. Просторная гостиная. Книги, мебель из красного дерева в стиле тех же 50-х годов. В окне виден шпиль Университета. За компьютером сидит Вера Михайловна. Входят Иван Афанасьевич и Кабулов.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Верочка, я не один…С милицией.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. И это правильно! Забирай его в обезьянник, Нурали Худайназарович, арестуй его…. вирусоносителя проклятого!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Вер, ты меня прости, я не хотел…
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Такое не прощают!
Кабулов с уважением смотрит на Кораблева.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Я даже знаю, откуда ты эту заразу притащил!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Вера!
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Знаю! От Славки Лесина!
КАБУЛОВ (потрясенно). Ай-ай-ай… Нехорошо…
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Сколько раз тебе говорила: принес чужую дискету, вставил в компьютер – проверь на вирусы. Две главы из-за тебя пропали! А мне книгу через неделю сдавать!
КАБУЛОВ (облегченно). Ах, вот он что… Книгу пишете?
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Вера Михайловна – лингвист, пишет монографию о современном сленге. Целыми днями работает!
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Не подлизывайся!
КАБУЛОВ. О сленге? Кто такой?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Как бы вам объяснить…Вот вы кто?
КАБУЛОВ. Я? Милиция…
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. А на сленге будет: легавый, мусор, мент, можно – ментозавр…Понятно?
КАБУЛОВ. Понятно… Где ваш племянник?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Спит.
КАБУЛОВ. Будите! Буду протокол писать…
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Виктор!
Появляется Виктор Кораблев. Он в трусах. На лице оторопь внезапного пробуждения.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ(Виктору). Достукался, иностранец?
КАБУЛОВ. Капитан Кабулов.
ВИКТОР. Кабулов? Узбек? В Ташкенте надоели! Думал, хоть в Москве отдохну…
КАБУЛОВ. Документы!
ВИКТОР. А что случилось?
КАБУЛОВ. Проверка паспортного режима.
ВИКТОР. А! У нас режим – пожрали и лежим!
Виктор уходит за документами.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Нурали, что случилось?
КАБУЛОВ. Зарегистрироваться надо было.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Ну и что теперь будет?
КАБУЛОВ. Напишу протокол (вздыхает), отведу в обезьянник. Пусть посидит, подумает… С бомжами и хулиганами на сленге поговорит…
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Зачем же человека в обезьянник?
КАБУЛОВ У человека должна быть регистрация.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Значит, не труд, а регистрация делает обезьяну человеком?
Раздается телефонный звонок. Караблев уходит в кабинет.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Нурали Худойназарович, ты пургу-то не гони! Мы же люди. Договоримся!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ(из кабинета). Вера, иди сюда! Это Иосиф. Из Бостона звонит… Прилетает!
КАБУЛОВ. Кто?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Сын. Из Америки.
КАБУЛОВ. У вас тут прямо караван-сарай….
Она уходит в кабинет. Появляется Виктор с пачкой документов. Он уже в рубашке, но все еще в трусах.
ВИКТОР (по-узбекски). Няге мангя ёпшин колдингь… итватччя!
КАБУЛОВ. Сам ты ишачий сын! Э! (По-узбекски.) Сэн каярге?
ВИКТОР. Из Ташкента. А ты?
КАБУЛОВ. Из Коканда. Зачем в Москву приехал?
Виктор протягивает документы. Кабулов берет паспорт, а орденские книжки возвращает. Внимательно изучает документ.
ВИКТОР. А ты зачем?
КАБУЛОВ. Меня перевели. Еще при советской власти.
ВИКТОР. Ладно врать-то! Небось взятку дал?
КАБУЛОВ (по-узбекски). Сэн нима дияпсан узыы? Кунака пора?
ВИКТОР. А что я такое говорю? Так тебя без взятки в Москву и перевели! Прямо тут в России кроме капитана Кабулова, порядок навести некому?! Не справляются! (По-узбекски.) Куанча тулядингь?
КАБУЛОВ. Нисколько не платил.
ВИКТОР. Врешь. Я заслуженный строитель, но меня никто в Москве не ждет. А я ведь здесь родился. Институт закончил. Потом сдуру в ваш Ташкент поехал. По комсомольской путевке. Город после землетрясения отстраивать. «Едем мы, друзья, в дальние края…» Приехали. Ты посмотри орденские книжки, посмотри! Тебе полезно….
Виктор протягивает орденские книжки. Кабулов бегло просматривает.
КАБУЛОВ. Вот и строй в Ташкенте, если такой заслуженный! А то все теперь в Москву, как мухи на рахат-лукум…
ВИКТОР. Я бы и строил. Да профессия моя теперь там не нужна…
КАБУЛОВ. А какая теперь профессия нужна?
ВИКТОР. Узбек. Знаешь такую профессию?
КАБУЛОВ. Ну и что? Раньше была профессия «русский», а теперь «узбек».
ВИКТОР. Никогда не было такой профессии – «русский»….
КАБУЛОВ. Была. Я знаю.
Раздается звонок в дверь. Появляется Вера Михайловна, направляется к двери.
ВИКТОР. Да откуда ты знаешь, чурка кокандская?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА (на бегу). Виктор, ты базар-то фильтруй! С ментурой базлаешь.
ВИКТОР Что?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Выбирай выражения. Оденься!
КАБУЛОВ. Она у вас всегда так говорит?
ВИКТОР. Всегда.
КАБУЛОВ. Ай-ай-ай….
Входят широкоплечие, коротко остриженные молодые люди, похожие на телохранителей. В руках у них большая корзина цветов.
1-й ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Здравствуйте!
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Здравствуйте… Это что такое?
1-й ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Велели передать.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. От кого?
1-й ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Сказали – не говорить.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. А кому цветы?
2-й ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Сказали – сами догадаются… До свиданья!
Телохранители уходят.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА (осматривая цветы). Улет! Иван, иди-ка сюда! Иван!
Из кабинета выходит Иван Афанасьевич.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Это тебе?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Мне? Лет тридцать назад я бы не удивилась.
ВИКТОР. Ну, вы здесь в Москве совсем опухли! Неизвестно кому. Неизвестно от кого. У нас в Ташкенте за такую клумбу месяц пить можно…
КАБУЛОВ. Да и у нас в Москве… На пару недель хватит… закусывать.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА (громко). Эдита!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Думаешь, Эдитке?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. А что! Может, нашла себе кого!
Появляется Эдита Ивановна. Она в черном длинном халате. На голове – тюрбаном полотенце.
ЭДИТА. Как у вас хорошо пахнет! Здравствуйте, Нурали… Ух, ты! Розы! Откуда?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Тебя хотели спросить… От поклонника?
ЭДИТА. Мама, какие поклонники?! У меня пять лет приличной роли не было. Я уж и забыла, как розы пахнут… Два года «Трех сестер» поставить не можем! Все спонсора ищем. А какой бы я была Ольгой (перевоплощается). «Сегодня утром проснулась, увидела массу света, увидела весну, и радость заволновалась в моей душе, захотелось на родину страстно… В Москву…»
Последние слова она обращает к виднеющемуся в окне Университету.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Значит, цветы от Юрки.
ЭДИТА. Черта с два!
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. От Юрки. Я тебе всегда говорила: опомнится, закодируется и прощение будет просить, никуда не денется… Помнишь, когда он за тобой ухаживал, все свое лейтенантское жалованье на цветы убухивал!
ЭДИТА. Мама! Откуда у него такие деньги?! Он же теперь… Сама знаешь… Похмелиться не на что. Слава богу, если не посадят.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. А этот фуфел, который у вас полтеатра под спортзал арендует? Сама говорила, он на тебя глаз положил.
ЭДИТА. Мама, ну что за выражения – «фуфел»! И мало ли кто на меня положил. Вряд ли…(разглядывает букет). Ой, там что-то внутри тикает! (Протягивает руку.)
КАБУЛОВ. Стоять! Ничего не касаться!
ЭДИТА. Почему?
КАБУЛОВ. Вдруг бомба! Нам, личному составу, доводили, что бомбы в самые разные места теперь кладут….
ВИКТОР. М-да, Раджива Ганди тоже с помощью букета шарахнули.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Чепуха! Кто нас будет взрывать?
Кабулов (разглядывая букет). Вас, может, и нет. А вот могли с кем-нибудь перепутать. Тут недавно брокера застрелили. Нечаянно. Он у друга машину на день взял, а друга заказали… У вас кто теперь сосед?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Банкир. Он у академика Червякова квартиру купил…
КАБУЛОВ. Вот!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Ничего не трогайте, я сейчас. (Уходит в кабинет.)
ЭДИТА. Надо милицию вызвать!
КАБУЛОВ. А я кто?
ЭДИТА. Я про этих… Маски-шоу… Спецназ.
Возвращается Иван Афанасьевич. В руке у него прибор, похожий на маленький миноискатель. Он подносит прибор к цветам. Прибор начинает мигать и попискивать..
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Прибор показывает наличие часового механизма.
КАБУЛОВ. Срочная эвакуация!
В это время появляется Даша. Она в спортивном костюме. Прямо с пробежки.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Даша, атас! Срочная эвакуация! Уходим…
ДАША. Какая эвакуация? Я на работу опаздываю…
КАБУЛОВ. Бомба с часовым взрывателем.
ДАША. Где?
ЭДИТА. В цветах. Нам по ошибке принесли.
ДАША. Почему по ошибке? И почему сразу – бомба?
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Тикает. Прибор показал.
ДАША. А что, кроме бомбы уже ничего и тикать не может? (Направляется к букету.)
КАБУЛОВ. Не трогай. Я наряд вызову!
Но поздно. Даша погружает руку в цветы и вынимает конверт и коробочку.
ДАША. Насмотрелись телевизор!
Разворачивает письмо и читает.
ЭДИТА (ревниво). Тебе?
ДАША. Мне.
ЭДИТА. От кого?
ДАША. От него.
ЭДИТА. С чего это?
ДАША. У меня – именины.
ВИКТОР. У тебя?
ДАША (насмешливо импровизируя). Да… День усекновения головы… невинно убиенной… великомученицы Дарьи.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Не знал. Поздравляю!
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Дай поцелую, мученица ты моя!
ЭДИТА. А что в коробочке? (Берет из рук дочери коробочку, открывает.) Боже ты мой! «Картье»! Золотые. Тикают. Папа, действительно тикают! Вот, мама, детей надо по святцам называть. Совсем другая жизнь. А вы? (С упреком смотрит на мать.) Здесь живет Эдиита? Нет, здесь живет: «Иди ты!..».
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Ты бы нас с ним хоть познакомила!
ДАША. Познакомлю.
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. А что? Иосиф прилетает. Вот и пригласи его на семейный обед!
ДАША. Не мешайте мне советами!
Забирает у матери часы и кладет их в коробочку.
ЭДИТА. Дай мне часы сегодня на репетицию надеть. Один раз!
ДАША. Нет, я должна это вернуть.
ЭДИТА. И цветы?
ДАША. Цветы пусть остаются.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Правильно. Порядочная девушка может принимать подарки только от близкого человека.
ЭДИТА. А может, он уже близкий…
ДАША. Отстаньте от меня! Я как-нибудь сама разберусь, от кого принимать, а от кого не принимать! И не надо меня учить! Не девочка. В окно выгляните! Все уже по-другому. И то, что было правильно в вашей жизни, теперь смешно и нелепо! А вы ничего не понимаете, сидите в этой квартире, как в саркофаге… (Уходит.)
ЭДИТА. Нет, вы слышали?!
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Дарья, по-моему, ты оборзела!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ(вдогонку Даше). Ах, простите, Дарья Юрьевна. Простите великодушно!
ВИКТОР. Тетя Вера, пивка не осталось?
ВЕРА МИХАЙЛОВНА. Нет, пойдем чайку попьем.
ВИКТОР. Б-р-р-р…
Уходят в кухню.
КАБУЛОВ (показывая на прибор). Научная штука!
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Пустяки. Отходы высоких технологий. Мы, Нурали Худайназарович, свой хлеб не зря ели. Понимаешь, в Москве кнопочка, маленькая такая, а в Тихом океане…. И ведь знают они там, что мы здесь не нажмем, но про кнопочку все равно помнят! А теперь! Тьфу!..
КАБУЛОВ (мечтательно разглядывая прибор). Нам бы такую штуку в отделение…
Закрывается занавес. На авансцене остается Иван Афанасьевич.
ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ. Не дай вам бог, господа, коротать старость на обломках собственного Отечества и видеть, как разворовывается и высмеивается все то, чему ты служил на износ сердца человеческого! Я, знаете ли, человек независтливый. А теперь завидую… Завидую тем товарищам моим, которые не дожили до этого поношения! Говорят, под конец жизни человек словно с ярмарки едет: людей посмотрел, себя показал и барыш в кармане. Не знаю… Такое чувство, что на этой самой ярмарке меня избили, обокрали, да еще в душу плюнули… За что, господа? За что?!
Уходит.
Сцена третья
Большой кабинет предпринимателя, отделанный дорого и основательно. За столом Владимир Ильич Корзуб разговаривает по телефону. У приставного столика возбужденный режиссер Секвоев.
КОРЗУБ. Да, да…(кладет трубку телефона). Извините, я вас слушаю.
СЕКВОЕВ. Вы знаете, что такое перфоманс?
КОРЗУБ. Ну, откуда же?
СЕКВОЕВ. Вот, вы не знаете, что такое перфоманс! А ведь исполняется десять лет победы демократии… Кстати, где вы были 19 августа 1991 года?
КОРЗУБ (улыбается). Сидел…
СЕКВОЕВ. О! Позвольте склонить голову перед подвигом русского диссидента!
КОРЗУБ. Ну что вы, такая честь! Нет-нет, диссидентом я никогда не был. Наоборот, горячо одобрял и поддерживал. А сидел я в КПЗ. В Бресте… Меня задержали за незаконный ввоз в страну подержанных компьютеров… Потом, конечно, отпустили.
СЕКВОЕВ. Очень жаль! Не в том смысле… Вы пропустили исторические дни. Я с охотничьим ружьем защищал Белый дом. Творческая интеллигенция грудью встала…
КОРЗУБ. Да-да… (морщится). Слыхал.
СЕКВОЕВ…И мы победили, отстояли демократию! И благодаря нашей победе стало возможно все это! (Обводит рукой кабинет.)
Входит Инна. Она в строгом офисном костюме. Волосы гладко зачесаны. Хороша.
ИННА. Извините, Владимир Ильич… Мама, звонит.
КОРЗУБ. Позже.
ИННА. Вы же знаете, она не успокоится.
КОРЗУБ (снимает трубку). Извините! Инна Константиновна, поухаживайте за гостем. (В трубку.) Да, мама, немного занят. Переговоры.
Инна привычно обслуживает гостя. Он пьет коньяк и неряшливо курит сигару. Тем временем Корзуб выслушивает маму, морщась, как от зубной боли.
КОРЗУБ. Да, хорошо…. Я выясню…. Нет, в Карловых Варах очень хорошая минеральная вода… И врачи опытные… Не волнуйся, они говорят по-русски. Там русских больше, чем чехов, и тебе не будет скучно… Ладно, давай поговорим потом. Я тебе перезвоню. (Положив трубку, Секвоеву.) Знаете, чем отличается арабский террорист от моей мамы?
СЕКВОЕВ. Нет.
КОРЗУБ. С террористом можно договориться.
СЕКВОЕВ (хохочет). Супер! Надо запомнить.
КОРЗУБ. Так что вы от меня хотите? Денег?
СЕКВОЕВ. При чем здесь деньги, когда речь идет о большом искусстве?..
КОРЗУБ. Очень большом?
СЕКВОЕВ. Очень.
КОРЗУБ. Тогда без денег не обойтись.
СЕКВОЕВ. Владимир Ильич, дело в том, что я хочу поставить спектакль. Но не на театре. Нет. Сценой станет вся Москва. По улицам будут лязгать настоящие танковые колонны. Настоящие демонстранты будут ложиться под гусеницы. Один танк я уже достал. По случаю. Практически новый. Через город протянется живое кольцо – тысячи людей! Это будет настоящий путч. Мы его сыграем… 21 августа. В день победы демократии!
КОРЗУБ. А с путчистами вы договорились?
СЕКВОЕВ. Конечно, они же люди – тоже хотят заработать.
КОРЗУБ. И сколько это будет стоить?
Секвоев пишет сумму на бумажке и пододвигает Корзубу.
СЕКВОЕВ. В валюте.
КОРЗУБ. Ого!
СЕКВОЕВ. Вы только не волнуйтесь! Все окупится. На этот перфоманс прилетят зрители со всего мира. Тысячи зрителей! Это будет международный спектакль. За возможность поучаствовать в живом кольце мы будем брать недорого – десять долларов с человека. А вот бросить в танк «коктейль Молотова» – это подороже. Двести баксов. За право арестовать ГКЧП – тысячу. А за то, чтобы постоять с Ельциным на танке…
КОРЗУБ. Вы думаете, он согласится?
СЕКВОЕВ. Почему бы и нет. Главное, чтобы…
КОРЗУБ. На танк залез.
СЕКВОЕВ. Главное, чтобы залез. Супер! Надо запомнить… Горбачев согласился ведь пиццу рекламировать! Это же не бесплатно… Поверьте, в мире много богатых идиотов, которые за право постоять на танке рядом с Ельциным выложат огромные деньги!
КОРЗУБ. Вы ошибаетесь, господин режиссер, богатых идиотов очень мало. Лично я не встречал ни одного. С бедными идиотами встречаюсь постоянно. Я должен подумать!
СЕКВОЕВ. Решайтесь! Ваше имя войдет в историю. Вас будут называть вместе с Дягилевым, Третьяковым, Соросом.
КОРЗУБ. Позвоните мне на днях. До свидания!
Секвоев залпом выпивает коньяк, прячет в карман недокуренную сигару, встает. Корзуб нажимает кнопку. Входит Инна.
КОРЗУБ. Проводите господина режиссера!
СЕКВОЕВ. Так я позвоню через пару деньков?
КОРЗУБ. Инна Константиновна, свяжется с вами.
Уловив особую интонацию, Инна кивает, и мы понимаем: режиссеру в этом кабинете больше никогда не бывать. Оставшись один, Корзуб углубляется в бумаги. Потом снимает трубку, набирает номер телефона.
КОРЗУБ. Алло! Корзуб. Ну и что там?.. Ах, не понимают! Хотят сами с греками поработать, без нас?.. Тогда поступим по-другому. Нет, я не пожалею. Пожалеют они. Очень пожалеют! Действуй, как договорились… (Вешает трубку. Задумчиво.) Как бы не пришлось смотреть криминальную хронику…
Возвращается Инна. Подходит к шефу, встает у него за спиной и гладит его по голове. Ему нравится.
КОРЗУБ. Где ты откопала этого кретина?
ИННА. Нет, это ты сам откопал. На какой-то презентации.
КОРЗУБ. Да-а… Может собственных долдонов российская земля рождать. И в огромных количествах.
ИННА. Устал? Лоидис будет через пять минут. Они в пробку на Лубянке попали. Кораблева уже здесь.
КОРЗУБ. Кораблева?
ИННА. Даша.
КОРЗУБ. Я и забыл, что она – Кораблева.
ИННА. Все ты отлично помнишь! И как ее зовут, и где она живет. Мне таких букетов ты никогда не дарил. Даже в самом начале… Я бы на ее месте оставила девичью фамилию. «Корзуб» для женщины резковато.
Говоря все это, она делает ему нежный эротический массаж, расстегивая ворот рубашки.
КОРЗУБ. Инна, ты ведь всегда все правильно понимала. Я устал. Устал…
ИННА. Корзуб! Я тебя знаю десять лет. Я тебя очень хорошо знаю. Я сама тебе подбирала девочек. Для релакса… Кого ты обманываешь? Нет, это совсем другое. Ты не устал – ты влюбился. Или еще хуже: все обдумал и решил, что пора снова жениться.
КОРЗУБ. Откуда такая информация?
ИННА. Я понимаю, всякий серьезный мужчина однажды задумывается, кому все достанется. Нефтяной империи нужен наследник. Поэтому требуется жена – воспитанная девушка из хорошей семьи. У нее, кажется, дед – академик? Я тебе больше не нужна?
КОРЗУБ. Нужна.
ИННА. Нет. Я была нужна, когда ставили дело, когда работали день и ночь, когда на тебя охотились – и ты прятался у меня. Я была нужна, когда не хотелось ехать к девкам, а хотелось подобия семейного очага. Теперь тебе хочется другого… Ты меня уволишь?
КОРЗУБ. Я друзей не увольняю.
ИННА. А я теперь просто друг?
КОРЗУБ. Не просто… (Обнимает ее.)
ИННА. А ты просто мерзавец!
КОРЗУБ. Еще какой!
ИННА. Мерзавец и сукин сын.
Она многообещающе опускается перед ним на колени, снимает заколку. Корзуб запускает руки в ее волосы. Из селектора слышится голос: «Приехал господин Лоидис». Инна вскакивает с колен, поправляет волосы. Корзуб застегивается.
КОРЗУБ (в селектор). Просите!
Открывается дверь. Входит Лоидис, похожий на прилично одетого Гавриила Попова. С ним ДАША. Корзуб идет ему навстречу. Они здороваются. Инна отходит в сторону и ревниво наблюдает Дашу.
ЛОИДИС (говорит по-гречески). Иха эрthи сти Мосха прин апо эфта хроня кэ имэ энтипосиазмэнос апо тис алагэс (алаес). Дэн тигноризо тин поли…
ДАША. Господин Лоидис поражен переменами в Москве. Он был здесь семь лет назад. И не узнает города.
ЛОИДИС (по-гречески). Кириэ Корзуб, поли му арэсэ то ктирио тис этериас – сас! Скэто палати!
ДАША. Господину Лоидису очень понравилось здание вашей компании. Это просто дворец!
КОРЗУБ. Это и есть дворец князей Юрьевских!
Даша (переводит на греческий). Ма инэ палати! Та плати тон прингипон Юревски…
ЛОИДИС (по-гречески). Сти Росиа симэра ипархун поли плусии.
ДАША (переводит). В России теперь очень много богатых людей.
КОРЗУБ. Для такой огромной страны, как наша, это немного. К сожалению, некоторые зарабатывают здесь, а тратят там.
ДАША (переводит). Я мня тосо плусиа хора сан ти дики-мас, дэн инэ кэ тоси поли. Дистихос, аркэти инэ афти пу вгазун храмата эдо кэ та ксадэвун эксо.
КОРЗУБ. Но наша компания вкладывает все средства в развитие российской экономики.
ДАША (переводит). Омос и дики-мас эгэриа, эпэнди ола-тис та кэрди я тин анаптикси тис росикис икономиас.
ЛОИДИС. Афто инэ аксиэпэно. Яфто протино липон на пэрасумэ амэсос сти сизитиси я тис дулес мас.
ДАША (переводит). Это похвально. И поэтому господин Лоидис предлагает сразу взять… как бы это выразиться… быка за рога.
КОРЗУБ. Как Тесей Минотавра?
ДАША (переводит на греческий). Тесей Опос о thисэас тон Минотавро?
Лоидис хохочет и передает бумагу Даше, та читает, переводя с листа.
ДАША. «Господин Лоидис доводит до Вашего сведения, что в настоящее время у фирмы «Лоидистранспетролеум» семь нефтеналивных танкеров общим водоизмещением около двух миллионов тонн. И он хотел бы знать, сколько танкеров предполагает зафрахтовать господин Корзуб?»
КОРЗУБ. Все семь.
ДАША (по-гречески). Кэ та эфта.
ЛОИДИС. Семь?
КОРЗУБ. Вы говорите по-русски? Так вы шпион?
ЛОИДИС. Нет, нет шпион. Маленько. Мой папа жил в Феодосия. До войны… Потом выбрался. Греция. Я родился в Афинах. Это неожиданное предложение.
КОРЗУБ. Неожиданное или неприемлемое?
ЛОИДИС. Не… Приемлемое… Нет, очень приемлемое… Я готов обсуждать.
КОРЗУБ. Может быть, продолжим за обедом? Я попросил повара приготовить настоящий русский обед. Поверьте, русская кухня гораздо лучше, чем русская демократия.
ЛОИДИС. Да, это очень странная демократия. Вы много шутите, господин Корзуб…
КОРЗУБ. Да, но не в бизнесе. Инна Константиновна, проводите господина Лоидиса в зал приемов. И покажите по пути нашу галерею. Правда, Эль-Греко у нас нет, но зато есть Феофан Грек…
ЛОИДИС (по-гречески). Апистэфто!
КОРЗУБ. Что?
ДАША. С ума сойти!
Гость с Инной направляются к двери.
КОРЗУБ. Дарья Юрьевна, задержитесь на минутку.
ДАША (дождавшись, когда они останутся одни). Спасибо за цветы! Букет был великолепен. Но часы я… вам возвращаю. (Протягивает коробочку.)
КОРЗУБ. Почему?
ДАША. Такой дорогой подарок я могу принять только от близкого человека.
КОРЗУБ. Так давайте познакомимся поближе.
Корзуб обнимает девушку. Даша не сопротивляется, а только уклоняется от поцелуя.
ДАША. Прямо здесь и познакомимся? На диване? Бедный диван, сколько же он повидал на своем мебельном веку! Или, может быть, на столе? В рабочем порядке? (Берет в руку забытую Инной заколку.) Стол тоже многое видел… Вы были когда-нибудь женаты?
Корзуб растерян. Он отпускает Дашу.
КОРЗУБ. Был. У меня дочь.
ДАША. Вы часто с ней видитесь?
КОРЗУБ. Не очень. Но она ни в чем не нуждается.
ДАША. Ни в чем? А в отце? Интересно, если вы когда-нибудь снова женитесь, поменяете обстановку или все оставите по-старому? И стол, и диван, и (показывает заколку)…
КОРЗУБ. Нет, вы меня не поняли…. Неужели вы думаете…
ДАША. Нет, я так не думаю. Я уверена, что вы вполне в состоянии снять для нашего близкого знакомства номер в каком-нибудь сногсшибательном отеле или пригласить меня в ресторан.
КОРЗУБ. В самом деле, давайте поужинаем где-нибудь. Вы были в ресторане «Голодный диггер»?
ДАША. Нет. А это где?
КОРЗУБ. Это на берегу реки Неглинной.
ДАША. Она же под землей.
КОРЗУБ. Вот именно! Ресторан расположен в старинных катакомбах. Официанты одеты диггерами. Очень необычно!
ДАША. Да, я заметила: «новые русские», ой, простите, любят все необычное. Но мне что-то не хочется под землю. Глубину отношений между мужчиной и женщиной я представляю себе несколько иначе.
КОРЗУБ. Предложите тогда вы что-нибудь!
ДАША. Значит, вы хотите познакомиться поближе?
КОРЗУБ. Да, как можно ближе…
ДАША. Тогда приходите к нам на семейный обед! Послезавтра. Я познакомлю вас с моей семьей. Мы все собираемся – прилетает дядя из Америки… Или я вас не поняла и вы все-таки имели в виду другую близость?
КОРЗУБ. Вы все правильно поняли. Я обязательно приду.
Он целует Даше руку. Возвращается Инна, оценивающе смотрит на Корзуба и Дашу.
ИННА. Дарья Юрьевна, гость спрашивает про Феофана Грека и не понимает, что такое уха с расстегаями. Требуется ваша помощь.
ДАША. Да-да… Конечно. (Уходит.)
ИННА (подходит к столу, смотрит на оставленные Дашей часы. Потом смотрит на свои часы). Повторяешься, Корзуб…
Инна уходит. Закрывается занавес. На авансцене остается Корзуб.
КОРЗУБ. Новые русские, новые русские… Как богатый – так новый русский. Как новый русский – так идиот… (передразнивая Секвоева): «В мире много богатых идиотов!» Вы что же думаете, господа хорошие, для того, чтобы стать богатым, ни ума, ни таланта не нужно? Нет, миленькие мои, ошибаетесь. А кроме ума и таланта еще и смелость нужна! Когда все рухнуло, одни сломались или струсили, а я – нет! Я работал. День и ночь работал. Учился… Учился покупать, продавать, давать взятки! Вы думаете, легко дать взятку министру? Это искусство посильнее Фауста Гете. Из тех, с кем я начинал, троих отстрелили, один спился, двое – за бугром отсиживаются… А я здесь, в России. Я есть и буду. Капитализм, господа, – это всерьез и надолго!
