Зинаида Гиппиус
Два разговора с поэтами
…Мы не умеем слышать. Мы не умеем видеть.
Мы видим только злые и грубые черты.
В обычности, – ее мы привыкли ненавидеть, –
Есть много хрупких знаков (какой-то) красоты.
Глаза ль ребенка взглянут на нас – нам непонятно;
Трава ль застонет нежно под топчущей ногой, –
Не слышим мы, не видим… И диво ль, что невнятны
Слова земных молитв, и горек хлеб земной?..
Я помню лишь обрывки. От стихов Део ничего не осталось. Из него не вышло поэта. От него и самого ничего не осталось. Он погиб в гражданской войне на Кавказе.
Вот другой, – варшавский беженец, гимназист. С большим внутренним напором, со странными какими-то прозрениями; то чересчур умный, то идиот. Стихи – невероятная нелепица, но под ней что-то бьется громадное, неожиданное и безвыходное.
Его несчастие – польская кровь, со всеми характерными особенностями, при страстной любви к России и ее культуре. Он как-то раздирался между Польшей и Россией. Неистово, по-разному, любил ту и другую и попеременно их ненавидел. Польский язык знал лучше русского; но писал только по-русски.
Хочу помочь, советую: да попробуйте писать прозой; может быть, лучше справитесь… В результате – толстые тетради «Снов». Опять то же самое: жуткие, по реальности и невозможности, виденья… Удивительно и скверно. Сказать, что нет никаких «задатков»? Не могу, неправда. Но что с ним делать? И к чему они, эти задатки?
