– Как женился? – прервала Аннюся. – А ты говоришь… Значит, разлюбил тебя?
– Нет, Аннюся, совсем не значит. Так прямо нельзя судить о людях, люди сложней. Я, было, порадовалась за него, что и женился, а когда встретились, вижу – и это ни к чему. Это – так, а он все равно не счастлив. Но хоть жизнь удачно складывалась, и то хорошо. А теперь, оказывается, и жизнь перевернулась. С немочкой, или с родителями ее, у него что-то вышло; развелся; потом потерял место, заболел, в клинике полгода лежал. Верно, не совсем еще и оправился. Вернется ли в Берлин, – уж не знаю…
Аннюся произнесла сурово, тоном твердым и решительным:
– Нет, тетя. Ты плохо рассказываешь. Ничего не могу понять. Мне дико это. Человек больной, несчастный, будет рад тебе, – а ты не знаешь, навестить ли его? Сама же его покинула. Да он гадкий, что ли?..
– Хороший, Аннюся. Не я только, – все его любили. И папа твой покойный тоже, очень… – прибавила она тише и будто нечаянно.
Нежное лицо Аннюси вспыхнуло. Рассердилась. Но сдержала себя и проговорила еще тверже: «Теперь пора завтракать. Потом, после, ты мне расскажешь это, как следует. Просто невозможно!».
В тот же день, к вечеру, оне спустились вниз, в маленькую пустынную бухточку под акведуком, – купаться. В теплой волне Аннюся развеселилась, но когда оне, одевшись, легли на нежные гальки отдохнуть, опять задумалась. Примолкла и Лиза. Утренний разговор ее почему-то смущал. Начала его и не кончила; и не знает теперь, нужно ли рассказать все, до самого конца? Впервые пришло в голову: уж права ли, обращаясь с девочкой по-равному, в полной правдивости? Это ее пунктик, идея, что никому правда не может повредить. Но Аннюся не по летам серьезна, подчас неожиданно глубока, – хороша ли эта ранняя мудрость? «Объясню главное, она поймет. А про Костю… зачем, может быть, и не надо».
– Ты спрашивала, Аннюся, почему я Ваню Калитина, мужа моего, любила, а все-таки от него ушла? Это с виду и, правда, непонятно, потому что он хороший, и меня очень любил. Но, видишь, он мне не верил. Подумает, например, что я против него что-нибудь сделала, и сколько я ни говорю – нет, неправда, – не верит. Верит себе, а про меня думает – лгу…