Как сметь толкнуть другого на преступление и на жертву? Как сказать другому: иди на свою душевную погибель, ты обязан, иного пути нет? Как посылать на убийство, предписывать его, понуждать к нему?
То, что говорил людям Толстой, – пусть и неверно, и нереально, пусть даже вредно: но это можно говорить другим. А есть слова, на которые никто не имеет ни божеского, ни человеческого права.
…Пусть сердце угрюмое, всеми оставленное,
Со мной молчит.
Я знаю, какое сомненье расплавленное
В тебе горит.
Законы Господние дерзко пытающему
Один ответ:
Черту заповедную преступающему
Возврата нет.
………………..
Нельзя! Ведь душа, неисцельно потерянная,
Умрет в крови.
И – надо! Твердит глубина неизмеренная
Твоей любви.
………………..
В измене обету, никем не развязанному,
Предел скорбей,
И все-таки сделай по слову не сказанному
Иди…
Вот это, навсегда «не сказанное», последнее слово «убей» – с легкомысленной авторитетностью Ильин и твердит на все лады, «всем, всем, всем».
Как деревянным молотком стучит: пресеченье – безжалостность – казнь, безжалостность – понужденье – казнь – казнь – казнь… ты обязан – должен – бери меч – иди – иди…
Но не поймет, почему говорить этого нельзя (и уж без всякого надо), – написавший книгу о насилии. Чтобы понять, – нужно быть «иного духа», того, в котором по-новому открывались для нас вечные ценности.
Вот две неведомые Ильину: первая – Человек (Личность) и вторая – Свобода.
Возвратимся ко «злу» и борьбе с ним.
Ильин утверждает обязанность каждого бороться со злом по правилам, им начертанным, – вплоть до казни.
Представим себе второго Ильина: он, совершенно так же, утверждает ту же обязанность и те же правила.
Но внутреннего критерия для распознавания зла у них одинаково нет: оба – «не того духа». Поэтому, взгляд на зло у них может не только не совпасть, а даже противопоставиться: первый Ильин будет видеть зло во втором, второй – в первом.
Тогда борьба со злом делается для них борьбой друг с другом.
Подобные во всем, в воле и духе, исповедуя безжалостно те же неотступимые законы, они находятся в равенстве противостояния.
Во что выльется борьба этих двух со злом, т. е. друг с другом? Кто кого победит?
Или, – уточнив и сузив вопрос: кто кого казнит? Первый второго? Второй первого?
Это, в каждый данный момент, будет решаться и преобладанием голой физической силы. Сегодня физическая сила на стороне первого, – или первых, – казнят они; завтра этой силы окажется больше у вторых, – казнены будут первые.
А так как физические силы, при духовно-идейном равенстве противостояния, дело случайное, то никакого результата, кроме перемежающегося успеха, – ряда казней, то одних, то других, – подобная борьба иметь не может.
Круг, из которого нельзя вырваться. Дурная бесконечность.
Ну, а если ошибаются не оба? Если один из противников, действительно, носит в себе зло, и другой попал верно?
Ничто не изменится и в этом случае. Меняет действительность, сводит ее с мертвой точки, разрывает круг – только новый дух. Соприкасаясь с материей, – лишь он дает времени движение (превращает «durèe»[2] – в «temps»[3], по Бергсону).
Борьба даже с действительным злом, но вне духа нового, – бессмысленна, ибо круговращательное взаимоистребление не только не наносит злу ущерба, – оно его умножает.