Зинаида Гиппиус
Способным к рассуждению
Элементы бунта есть во всякой революции. Дело революционное – доводить эти элементы до минимума: дело антиреволюционное – довести их до максимума. Дело людей революции – закончить революцию, введя в жизнь, вкрепив в нее то, что можно и нужно вкрепить, из вынесенного волной. Жизнь страны, закончившей революцию, непременно оказывается раздвинутой. Но антиреволюционеры прикатывают революцию; превращенную в бунт, ее нетрудно, затем, подавить голой силой, – террором; террора, однако, ослаблять уже нельзя: и он делается перманентным, охватывает, как обручем, стиснутую и замершую страну.
Без крови и убийств революций не бывает. Но люди вообще склонны убивать, при всех случаях, не революционных тоже. Достаточно вспомнить 16-й век и его «религиозные» убийства. Революция дает не больше, а то и меньше, жертв, чем любая война. И я утверждаю: 1 526 197 человек, убитые Ч. К. – по ее собственному скромному подсчету – (только в Ч. К., без погибших в гражданской войне) – они жертвы не революции. Они истреблены убийцами революции, при подавлении уже использованного бунта. Французская газета, недавно перепечатавшая цифры, наивно называет это ужасами «классовой борьбы». Но где, спрашивается, тут «борьба», да еще «классовая?». В отмеченном полуторамиллионе – 815 000 «мирных» крестьян, ни в какую, значит, борьбу ни с каким классом не лезших, запросто приведенных в Ч. К., там убитых, и убитых-то не «классом», а опять запросто – чекистами. На французов действуют цифры. На нас они уже не действуют, да не в цифрах и дело: убийство в борьбе – это одно; из-за угла – другое; но убийство открытое, безнаказанное и даже приказанное, длительное истребление безоружных вооруженными – есть максимум убийства. Оно разлагает внутренний человеческий облик исполнителей.
