Нельзя «любить» революцию во имя революции: в ней всегда мука, боль, кровь. Но рождение тоже мука, боль, кровь. Как при рождении могут умереть и мать, и ребенок, так и при революции может быть страх гибели. Должны ли мы, смеем ли проклинать рожденье? Не будут ли такие проклятья примиреньем – со смертью?
Нет, думать о борьбе с большевиками и быть действительно непримиримым может лишь тот, кто, во-1-х: любит свой народ, уважая его, и не хочет быть ни его рабом, ни властелином; кто, во-2-х: смотрит на революцию не как на грязь и кровь, а как на страшный и ответственный момент в жизни всякого народа, и утверждает неизбежность революции русской на пути России к свободе; и, в 3-х, наконец, тот, кто с последней отчетливостью понял сущность интернационализма большевиков, его несовместимость с духом личной и общественной свободы.
Как бы громко ни говорили «правые» о непримиримости, о борьбе, – они безоружны и – беззащитны: они все время «примиряются» с большевизмом; если не прямо, то косвенно, путем уподобления большевикам, когда стремятся также «покорить» Россию, только под другим, своим, знаменем. Они – не уважают своего народа. Но беззащитны и безоружны и «левые», те из них, кто, казалось бы, и русскую революцию, и дух свободы в ней приняли, – однако говорят о ней без всякой четкости, власть в России то и дело называют «русской» (национальной – интернациональную!), а большевиков «революционерами». Эти – не понимают сущности большевизма.