Ахмет Хатаев
Покаяние «Иуды»
Затем она ушла, ушла, не дожидаясь ответа, как будто боялась услышать, что он не вернется, не позвонит. Лишь удалившись на некоторое расстояние, она обернулась и помахала ему рукой.
Эди, проводивший Оксану долгим взглядом, махнул в ответ и продолжил путь, ощущая в себе неожиданно появившееся желание запомнить ее лицо, походку, голос и эти градинки слез на длинных ресницах.
В условленное время он и сопровождающий его оперативник выехали в Симферополь. По прибытии на место чекист, решив все вопросы, связанные с оформлением посадки Эди в самолет, уехал в Ялту. В аэропорту было многолюдно и шумно. Зал ожидания напоминал разбуженный курортным периодом человеческий муравейник. Неутихающий шум изредка перекрывался звучащими из мощных репродукторов монотонными женскими голосами, делающими объявления о рейсах самолетов.
До вылета оставалось более часа, и он решил подойти к доске объявлений, чтобы посмотреть рейсы из Москвы. Он все еще лелеял надежду, что сможет вернуться сюда через несколько дней и продолжить отдых. Неожиданно его окликнули. Повернувшись на голос, он увидел Андрея, который направлялся к нему.
– Привет, ты что уезжаешь? – спросил он.
– Да. Ну а вы что здесь делаете, – намеренно акцентируя на слове «вы», ответил Эди.
– Через два часа улетаю в Минск, мне здесь больше делать нечего. Хотел Оксану уговорить вернуться в Белоруссию. Не захотела теплое море оставлять. Предложила мне перебираться, но это нереально. Меня ни за что не переведут сюда.
– Я где работаете? – спросил Эди, полагавший, что Андрей является сотрудником органов госбезопасности, поскольку он свободно проходил на территорию санатория КГБ, поддерживал отношения с семьей чекистов.
– В милиции. Я недавно закончил минскую школу, некоторое время работал в «Динамо», выступал на соревнованиях за это спортивное общество.
– А каким видом занимаетесь?
– Боксом, – произнес Андрей и как-то стушевался.
– Это хорошо, очень серьезный вид спорта, дает хорошую физическую подготовку и закалку для жизни.
– Вы это серьезно?!
– Конечно, серьезно, – прервал его Эди, чтобы исключить тему их вчерашней стычки, – я с удовольствием смотрю боксерские бои, а некоторых наших великих мастеров даже лично знаю, к примеру, Конакбаева, Рискиева, Лемешева.
В это время объявили посадку на московский рейс, и Эди, попрощавшись с Андреем, направился к самолету. «В целом нормальный парень, правильно воспринял мою подсказку на «вы», да и рассуждает здраво, может, и с Оксаной у него как-нибудь наладится», – заключил Эди, поднимаясь по трапу на борт ТУ-134.
Глава II
Через пару часов самолет сделал посадку во Внуково и вырулил на стоянку. Эди встретили у трапа и сразу же повезли на Лубянку. По прибытии на место сопроводили в приемную начальника главного управления контрразведки Маликова. Дежурный офицер, изучающе оглядев его с ног до головы, предложил присесть на один из стоящих вдоль стены стульев, указав на них рукой. Но Эди, ощущая затылком тяжелый взгляд недовольного дежурного, прошел к журнальному столику и опустился в обитое блестящей черной кожей кресло, которое мягко вобрало его в себя. Затем, не обращая внимания на продолжающего смотреть в его сторону офицера, взял со столика «Правду» и начал читать передовицу, надеясь на то, что это отвлечет его от предстоящей встречи. Но, обнаружив, что не вникает в текст, вернул ее на прежнее место и стал изучать приемную. Внимание привлекли стоящие в углу массивные напольные часы с гирьками и огромным маятником, который, без устали двигаясь то в одну, то в другую сторону, отсчитывал в ритме «тик-так, тик-так» – секунда за секундой пульс бега времени. Шум, издаваемый его монотонными колебаниями, завораживал, и неискушенному человеку могло показаться, что здесь все замерло в ожидании каких-то чудес. Но Эди знал, что это обманчиво, что размеренность лубянской жизни, которую кто-то мог принять за неторопливость, диктовалась мыслительным процессом, который шел в кабинетах, где обитала контрразведка. Поэтому и отношение к ней верхов было бережливое, а коллег по ремеслу – почтительное. Хотя нет-нет да и встречались в ее коридорах люди, наподобие этого дежурного офицера, который отчего-то решил изображать из себя очень занятого и важного деятеля, что проявлялось в его общении с сотрудниками, приходящими по служебным вопросам в приемную, и в том, как он небрежно отвечал звонившим.
Эди, вынужденно ставший свидетелем этого притворного величия, внутренне негодовал, но неожиданно пришедшее на память изречение Сенеки Старшего о том, что «Золотая узда не сделает клячу рысаком», несколько развеселило его, и он вновь взялся читать газету.
Спустя десять минут в приемной появился начальник отдела контрразведки Ковалев, с которым Эди был знаком по прежним совместным делам. Он быстро огляделся и, увидев почти утонувшего в кресле коллегу, воскликнул:
– Дружище, наконец-то, а то я уже начал было волноваться, когда твой шеф вчера доложил, что тебя не могут найти. Грешным делом подумал, увлекла его какая-нибудь ялтинская зазноба в свои покои и нескоро отыщем. Но, слава богу, все обошлось и ты с нами.
Прежде чем встать навстречу Артему и отреагировать на его слова, Эди успел подумать о том, что хоть какая-то ясность наступила относительно того, с кем ему придется иметь дело. Это его в некотором смысле обрадовало и в то же время напрягло, поскольку знал сложность ковалевского направления работы.
– Привет, вот кому я обязан вызовом в центр. Надеюсь, ненадолго? – произнес Эди, пожимая протянутую ему руку.
– Это от него зависит, – показал Артем пальцем на дверь кабинета начальника. – Но, как я предполагаю, минимум на месяц, а то и навсегда, если придешься по нраву нашим боссам, – добавил он, заговорщически подмигнув. – Но заранее предупреждаю, что ситуация прямо-таки не из простых… Я предлагал сразу назначить тебя на это дело, чтобы не терять время на всякие там отборы, но были мнения посмотреть и других. Посмотрели, проверили и выделили троих. Все хорошие ребята, но наш главный, скорее всего, остановится на твоей кандидатуре, я это почувствовал на сегодняшнем совещании. В таком случае те двое будут дублерами.
Неожиданно на столе в приемной задребезжал телефон. Дежурный офицер заученно быстро схватил трубку и, поднеся ее к уху, выпалил: «Слушаю вас, товарищ генерал». Затем, несколько раз повторив: «есть», «есть», «так точно», – медленно вернул ее на прежнее место и, отчего-то сделав паузу, важно произнес:
– Товарищи, можете заходить, вас ждут.
Войдя в обширный кабинет, они сделали несколько шагов и остановились, после чего Эди в установленной форме доложился о своем прибытии. Артем, уже побывавший здесь с утра, сохранил молчание, отметив для себя, что его начальник удовлетворен докладом и видом Эди.
– Очень хорошо, а то мы вас несколько заждались, проходите сюда, – произнес он, показывая на два кресла у стола совещаний. Сам сел по другую сторону и, окинув Эди пронизывающим взглядом, продолжил: – Мы совместно с разведкой в течение ряда последних лет ведем разработку одного зарубежного антисоветского центра, который финансируется и контролируется спецслужбами стран главного противника. Так вот, с использованием возможностей этого центра – я имею в виду, прежде всего, людской ресурс, а это всякого рода отщепенцы, оказавшиеся за границей в разное время и по различным причинам, – западные разведки стремятся создать агентурные позиции в нашей стране, в частности, для получения доступа к секретам оборонной промышленности, военной технике, новым исследованиям в этой области. В этих целях осуществляется поиск советских граждан, сомневающихся в ценностях социализма и готовых встать на путь измены. Конечно, особо рассчитывать на серьезный успех здесь противнику не приходится, но, тем не менее, в отдельных случаях в расставленные сети попадаются люди с двойным дном.
Еще долго говорил пожилой генерал прописные истины о разведывательно-диверсионных устремлениях иностранных разведок против СССР в новых перестроечных условиях и о том, как успешно противостоит им советская контрразведка, отчего Эди начал подумывать, а не решил ли начальник главка прочитать ему лекцию о политической бдительности. По крайней мере, вступительная часть проходящего совещания в узком составе и этот монолог, озвучиваемый в откровенном менторском тоне, навевали такую мысль.
«Видимо, таким образом он решил просветить меня, неотесанного провинциала, о противостоянии сил зла и добра, а также на всякий случай промыть мозги, чтобы не дай бог, какая-нибудь идеологическая соринка, способная помешать выполнению его задания, не оказалась в их извилинах», – заключил Эди, внимательно наблюдая за генералом.
– Почему я акцентировал ваше внимание на этих постулатах, спросите вы? – неожиданно прозвучало из его уст. – А для того, чтобы перекинуть мостик к сути дела, которым вам предстоит заняться, – ответил он на свой же вопрос. – Но прежде чем перейти к нему, мне важно послушать вас, то есть чтобы вы рассказали о себе, своей работе, увлечениях. Это по принципу того древнего классика, который изрек, мол, поговори, чтобы я мог получить представление о тебе. Точно знаю, что он не был японцем или китайцем и каратэ, как вы, не изучал. Кстати, это очень хорошо, поскольку человек, которым вам придется вплотную заняться, тоже увлекается восточной философией, хотя все последние годы имел дело, в основном, с европейцами. Лично я предпочитаю европейскую культуру, особенно после того, как наша страна рассорилась с Китаем.
«Все не так уж и плохо, – решил Эди, – если «генерал-западник» аргументирует свои желания изречением Сократа: «Заговори, чтобы я тебя увидел», вот только непонятно, отчего он решил, что страны рассорились. Ведь они и дружили, и рассорились на уровне первых лиц партий».
– С вашей анкетой и всякими там справками я ознакомился, и надо сказать, что по объективным характеристикам вы больше других подходите для этого дела. Для полноты же впечатлений поговорим, а чтобы придать нашей, так сказать, беседе непринужденный характер, я угощу вас, товарищи офицеры, знаменитым краснодарским чаем. Вот он, кстати, и подошел. Как видите, мой помощник четко отслеживает ситуацию в кабинете. Молодец, Александр Семенович, ты ко времени подоспел.
«Надо же, элитный чай и беспроигрышная фраза «товарищи офицеры», ну почти как у Симонова: «Как мир, так – ”сукины сыны”, а как война, так сразу “братцы”» – промелькнуло в голове Эди, вызвав некоторую иронию относительно этого чаепития. Тем не менее, крепкий чай внес ощущение тепла в общение чекистов разных поколений и в определенной степени настроил Эди на откровенный разговор, в ходе которого генерал задавал ему много уточняющих вопросов.
Эди отвечал на них, понимая, что генералу хочется до конца быть уверенным в своем выборе. Но, завершая повествование о себе, он не удержался и, улыбаясь, заметил:
– Товарищ генерал, вся моя биография у вас на ладони. Даже Сократу, которого вы цитировали, мне нечего было бы добавить, чтобы он меня увидел.
Генерал искренне рассмеялся, а потом, отпив глоток уже остывшего чая, произнес:
– Майор, немедленно приступайте к изучению материалов на «Иуду». Исходите из того, что вам предстоит очень сложная миссия, а времени на подготовку почти нет. Объект[1] находится в Минске и принимает реальные меры к реализации своих преступных замыслов. В ближайшее время он будет арестован руками милиции за совершенное несколько дней назад преступление и помещен в следственный изолятор МВД Белоруссии. Вот там, в ходе внутрикамерной разработки, из него необходимо вытрясти нужную информацию. К нам его забирать нельзя, иначе весь оперативный замысел полетит к чертям. В милиции можно, это не вызовет у его хозяев больших подозрений, тем более мы постараемся организовать утечку информации, которая их несколько успокоит. О совместных действиях договоренность уже достигнута: председатель разговаривал с министром и тот уже озадачил кого надо в Минске.
«Иуду» необходимо вывернуть наизнанку, заставить нервничать, искать ниточку на волю и в самый последний момент, когда он уже потеряет надежду, – дать ее, позволить ухватиться… вот тогда и начнется самое интересное. Главным его разработчиком в камере будете вы. И надо откровенно сказать, что от вас зависит весь ход дальнейшей работы против объекта. Вашей специальной подготовкой займутся опытные в этой части сотрудники, можно сказать, лучшие знатоки криминального мира. Типовой план подготовки имеется, его надо доработать и, как говорится, войти в роль. На все это вам дается максимум семьдесят два часа и ни минуты больше. Если чувствуете, что такая работа вам не под силу, сразу же скажите, у нас есть дублеры. После этих слов генерал умышленно сделал небольшую паузу, смотря Эди в глаза, который без раздумий заполнил ее короткой фразой: «Я подготовлюсь».
– Спасибо, нисколько не сомневался, что получу такой ответ, – продолжил генерал, – я уверен, что у вас все получится. Только будьте очень скрупулезны при выборе линии поведения для общения с объектом и другими обитателями тюрьмы. Да, кстати, не упустите при этом из поля зрения вопрос о взаимоотношениях с сотрудниками администрации тюрьмы – вы для них не чекист, а преступник. Одним словом, подготовка должна быть идеальной. Будут возникать вопросы, не стесняйтесь, спрашивайте, будем вместе искать на них ответы.
Потом, уже обращаясь к Артему, приказал:
– Выделите для майора отдельный кабинет, исключите общение с ним сотрудников, не имеющих непосредственного отношения к готовящейся операции. Поселите на меблированной конспиративной квартире, что поближе к Лубянке, а то ему недели две-три придется на нарах кантоваться. Обеспечьте залом для тренировок и партнерами хорошего уровня. Разработчики легенды со своими предложениями будут у меня в двадцать тридцать. Сначала согласуем контуры с учетом всех за и против, а потом, когда майор получит представление об объекте разработки, детализируем. И еще, не забудьте о документе прикрытия, не идти же ему в камеру под своими установочными данными.
Затем, вновь взглянув в глаза Эди, спросил:
– У вас возникли какие-нибудь вопросы, которые немедля следует обсудить?
– Пока нет, сначала нужно вникнуть в суть материалов, а все остальное потом.
– Хорошо, тогда за дело, товарищи, помня, что у настоящих оперов только вечером начинается рабочий день, – подвел генерал итог разговору, бросив при этом быстрый взгляд в сторону окон, за которыми сгущались московские сумерки.
– Ну и как тебе наш дед? – пошутил Артем, обращаясь к Эди, когда они вышли в коридор.
– Хорош, и чай его тоже хорош, – задумчиво ответил Эди.
– А чего ты подначил его с Сократом, думаешь, он не знает, кого цитирует?
– Скорее всего, знает, но может не догадываться, что мы тоже об этом знаем, поэтому лучше сказать, чем промолчать. Ведь этот седой генерал весьма въедливый специалист своего дела.
– Ты тоже, что меня очень радует. Особенно в данной ситуации, поскольку тебя ждет десяток томов оперативных материалов на объект.
– Я не думаю, что нужно заниматься листанием всех материалов на него. Для этого не только трех суток, но и месяца не хватит. Предлагаю следующий алгоритм действий. Даешь своим ребятам сделать закладки там, где есть информация, характеризующая его как личность, а также этапные отчеты о ходе разработки. Мне необходимо знать, в чем он силен, а в чем слаб, какие имеет наклонности, увлечения по жизни, как ведет себя в ситуации, реально угрожающей его жизни, в конце концов, необходимо четко сформулировать, чего мы хотим в итоге добиться – тюрьма, перевербовка, склонение к явке с повинной для организации в последующем показательного судебного процесса. Кстати, об этих вещах генерал почему-то не стал говорить.
– Материалов на него у нас полно, остается только выбирать, что более подойдет для задания, но это в первую очередь тебе придется делать, конечно, не без нашей помощи. Что же касается последних вопросов, ничего конкретного сказать не могу, поскольку руководство не определилось. Думаю, об этом разговор состоится накануне нашего отъезда в Минск.
– А почему не в самом начале, ведь такая определенность помогла бы лучше мобилизоваться, быть готовым к различным вариантам развития ситуации.
– Думаю, генерал хочет сначала посмотреть, как пойдут твои дела с объектом, а затем по ходу корректировать цели и задачи.
– Ему, конечно, виднее, но, надо полагать, он учитывает, что «Иуда» может иметь свое отношение к нашим корректируемым на ходу целям и задачам, тем более с ними мне нужно будет знакомиться в СИЗО[2], – сыронизировал Эди.
– Ты прав, я постараюсь поговорить с ним по этому вопросу сегодня же, нет, завтра с утра. Действительно, чтобы справиться с «Иудой», нужно быть во всеоружии: он волевой и изворотливый противник. К тому же и валютный миллионер, сделавший свое нелегальное состояние на незаконных операциях. Так что по нему, кроме шестьдесят четвертой[3], и восемьдесят восьмая[4] плачет.
– И куда вы смотрели, когда он проворачивал эти операции? – удивился Эди.
– Все туда же, как говорится, фиксировали и облизывались, ведь трогать было нельзя, ты же понимаешь, нужно вскрывать и документировать разведустремления противника, а затем все по классике.
– Получается, что объект был свободен и в выборе места хранения своего миллиона?
– Мы знаем, что он еще в прошлом году вывез золотишко и инвалюту в Белоруссию и там у кого-то или где-то спрятал. В Минске и Бресте имеет приятельские связи, в том числе в партийных и советских органах. По стране у него уйма знакомых, многие из которых являются серьезными секретоносителями. В первое время мы только и занимались их установкой и проверкой на вшивость. Через некоторых из них удалось выяснить, что он мог передать своим хозяевам информацию о противоракетной обороне Москвы, в частности, по так называемой системе А-135.
– Выходит, он сейчас в Минске по валютным делам?
– В этом следует разбираться, есть только подозрения, но об этом позже, а сейчас прошу в мои па-ла-ты, – театрально произнес Артем, отперев дверь кабинета.
Пока Эди оглядывался, Артем прошел к столу с телефонами и позвонил кому-то с просьбой занести материалы по «Иуде», после чего они пошли пить кофе с бутербродами в знаменитый лубянский сороковой магазин, так как не приходилось рассчитывать на то, что в ближайшие часы им это удастся сделать в другом месте.
Когда через пятьдесят минут они вернулись, все было готово для работы. На столе для совещаний лежали: стопка толстых дел в светло-коричневом картонном переплете, чистые листы писчей бумаги, ручка, поднос из цветного стекла, на котором красовался термос с кофе, пара бутылок боржоми и несколько стаканов. На журнальном столике, что располагался в углу в окружении трех небольших полумягких кресел, стояли магнитофон, кинопроектор и нумерованные коробки с кассетами. Объектив уже заряженного пленкой кинопроектора смотрел на небольшой белый квадрат экрана, пристроенный на ближней стене.
– Оперативно сработали, – заметил Эди.
– Наша школа, – улыбнулся Артем. – Но по правде, все делается, чтобы ты как можно быстрее включился в процесс. Понимаешь, мы оказались в цейтноте, поскольку объект начал делать шаги, которые от него никто не ожидал, по крайней мере, в ближайшее время. Что-то он стал нервничать, торопиться, а отчего мы не знаем. Конечно, с одной стороны это хорошо – делает грубые ошибки, которые легче фиксировать и документировать, но с другой – может, испугавшись, уничтожать улики и доказательства.
– Вполне, если допустить, что он пронюхал об интересе к своей ненаглядной персоне со стороны контрразведчиков.
– Это исключено, – резко бросил Артем, – растерянно глянув на Эди.
– Тогда надо искать другую причину, он же не какой-то трухлявый шибзик, чтобы из-за изменения направления ветра впадать в транс? – сыронизировал Эди.
– Нет, конечно, он далеко не слабак, но что-то заставило его напрячься.
– Может быть, кто-то из его связей, с кем поддерживается оперативный контакт, мог по-дружески сболтнуть, мол, дружище, тут на днях ко мне подходил человек из конторы и задавал кое-какие вопросы о тебе, и этого вполне достаточно, чтобы он начал предпринимать активные действия.
– Агентура из его окружения работает так, что комар носа не подточит. Она регулярно и всесторонне проверяется на надежность, в том числе и под техникой, так что здесь все должно быть в порядке, – задумчиво произнес Артем и направился к выходу. И уже у самой двери, бросив взгляд на Эди, добавил: – Этот разговор мы еще продолжим, а сейчас ты приступай к делу, а я пойду встречаться с разработчиками легенды и заодно насчет твоего нового паспорта кое-кого озадачу. Кстати, у тебя нет с собой фото?
– Конечно, есть, но только в форме майора госбезопасности, как раз для нашего случая и подойдет, – пошутил Эди.
– Не кусайся, я так на всякий случай спросил, ведь не исключено, что в Ялте для своей новой пассии фотографировался, – поддержал его шутку Артем.
– К сожалению, до этого дело не дошло, но когда вернусь, обязательно сделаю.
– Тогда утром необходимо будет сфотографироваться. Это у нас же делается. Кстати, подумай над тем, какую фамилию, имя, отчество возьмешь.
– Имя оставлю свое, на Кавказе оно имеет широкое хождение, главное, не придется привыкать к новому, отчества не надо – я детдомовский, а фамилия пусть будет производной от имени моего двенадцатого деда – Атбиев.
– Ты это серьезно? – с сомнением в голосе спросил Артем.
– Я знаю, что так его звали, чем он был знаменит, где похоронен. Об этом мне поведал мой отец, ему в свою очередь его и так далее. Придет время, я расскажу о них своим детям. Правда, в отличие от моих предков я смогу показать им даже генеалогическое древо рода, над составлением и детализацией которого работаю.
– Эди, откуда у тебя на все это берется время?
– А его не надо откуда-то брать. Оно появляется вместе с интересом к какому-нибудь делу. В таких случаях, как говорили мои предки, дни становятся длиннее, а ночи короче.
– Однако, как мало я тебя знаю, хотя и знакомы мы не первый год, – задумчиво произнес Артем.
– Я тебя тоже практически не знаю, и ничего в этом удивительного нет: нас на короткое время сводила работа, а по ее завершении мы разбегались.
– В этот раз, дружище, нам нужно найти время, чтобы поговорить и узнать лучше друг друга, а то, ей-богу, нездорово получается – отправляю в трудный бой, а кроме сухих анкетных данных о тебе ничего не знаю.
– Вот будешь носить мне передачи в тюрьму, там и разговоримся, только надеюсь, что в таком режиме наше общение недолго будет длиться, – вновь пошутил Эди.
– Я тоже, но сейчас мне надо идти, если что понадобится, зови ребят, они в соседнем кабинете, – смеясь, выпалил Артем и ушел.
Эди еще некоторое время продолжал стоять. Со стороны могло показаться, что человек не знает с чего начать, но все обстояло совсем иначе. Он просто упивался наступившей тишиной и этим неожиданным одиночеством накануне очередного шага к схватке с противником, продолжению пути дальнейшего познания себя, на котором зло и добро часто меняют полюса в зависимости от того, кто и с каких позиций глядит на их творения. «Главное, чтобы ты был убежден в своей правоте, знал, что служишь своему государству, а не личностям, в какие бы тоги они ни рядились, ибо им часто свойственны слабости. И часто свои амбиции путают с интересами государства. В нынешней ситуации, когда многое на ходу перестраивается, переосмысливается, нужно быть семи пядей во лбу, чтобы во всем этом разобраться и не наделать ошибок, не оказаться рядом с этими крикливыми и охочими до словоблудия деятелями, которых и в среде обитателей родной конторы, как говорят, можно отыскать,» – пронеслось в голове Эди, отчего он встряхнул ею, как бы отгоняя от себя неожиданную мысль, и, наклонившись к столу, взял бутылку боржоми и глазами поискал открывалку. Но ее не было. «Забыли или посчитали, что не нужна», – улыбнулся Эди, поддев пробку большим пальцем, отчего она отскочила и упала со звоном на стол.
Автоматически вытерев горловину ладонью другой руки, он сделал из бутылки пару глотков и, держа ее навесу, направился к журнальному столику с кинопроектором: ему, прежде всего, захотелось услышать голос «Иуды», манеру разговаривать, посмотреть на то, как он выглядит внешне, как двигается. Иначе говоря, сформировать первое впечатление о нем как о человеке, еще не обратившись к оперативным материалам, свидетельствующим о его предательстве. Ведь не был же «Иуда» таким с рождения: по всей вероятности, прошел школу пионерии, комсомола, то есть не был обделен идеологическим и политическим воспитанием.
Эди внимательно послушал и посмотрел пленки с «Иудой», по нескольку раз перематывая интересные на свой взгляд эпизоды, затем вернулся за стол совещаний и прочитал ротапринтные копии автобиографий, написанные им в разные годы, более десятка писем и документов, характеризующих его по месту службы. Перебрал более десятка фотографий и выбрал одну, которая, по всей вероятности, была сделана для фотовитрины или личного дела. Она позволяла рассмотреть в подробностях его лицо, взгляд и глаза. Потом еще раз внимательно прочитал несколько писем знакомым и родственникам. Из одних веяло сухостью и высокомерием, из других – нарочитым менторством и ощущением собственного превосходства над ними. При этом ему нельзя было отказать в общей эрудиции и знании различных сторон жизни, что находило подтверждение в его пространных рассуждениях. Но ни в одном из них не было и намека на проявление сентиментальности или свидетельств о переживании или сопереживании. Даже о преждевременной кончине своей жены он писал приятелю как-то обыденно, мол, сердце у нее отчего-то не выдержало, похоронил рядом с родителями, что делать – не повезло, от такого несчастья никто не застрахован.
К своему удивлению, Эди не нашел и подтверждений увлеченности объекта восточной философией, кроме того, что в нескольких письмах сослуживцам писал, что увлекся каратэ и находит в этом моральное удовлетворение. Приятное исключение составляли письма к дочери, которые изобиловали подтверждениями нежной любви и большой привязанности к ней, советами строить свою жизнь, чтобы отыскать в ней «свое золотое гнездышко», не забывая при этом о боге и каратэ.
«Это хорошо, что в тебе, «Иуда», которого пока все знают как товарища Александра Бизенко, хоть любовь к дочери и что-то связанное с богом живет, а то в свои неполные сорок пять уже начал казаться каким-то биороботом. Выходит, ты не лишен высоких чувств и дум о завтрашнем дне. Прекрасно, в таком случае мы найдем с тобой тему для разговора», – еле слышно промолвил Эди, внимательно вглядываясь в застывшее изображение глаз человека, с которым ему скоро предстояло вступить в незримый бой. Затем, отложив фотографию в сторону и все еще продолжая смотреть на нее, так же тихо произнес: «Ты уж извини, Бизенко, что так бесцеремонно вторгаюсь в потайные сусеки твоей жизни, поверь, это не из-за простого любопытства. Я вообще-то против того, чтобы вскрывать конверты с чужими письмами, но сейчас просто вынужден копаться во всем, что связано с твоей далеко не простой жизнью, чтобы по рассыпанным в письмах крупицам правды получить представление о тебе, твоей личности. Это моя обязанность, я принял ее на себя осознанно, поскольку хочу защищать от таких, как ты, мою страну, мой дом, построенный предками, яблоневый сад, где я помню каждое деревце, поскольку закладывал его сам вместе с родителями. Рядом с домом находится вырытый нами колодец, вода из которого лечит и душевные, и телесные раны. Возможно, и у тебя что-нибудь подобное имеется. Но, видно, ты забыл об этом и переступил грань, за которой лежит мир других интересов, мир, где рвется нить памяти, связывающая нас с родными очагами и нашими святыми колодцами. Поэтому я просто обязан как можно больше узнать о тебе, чтобы противостоять тебе и победить».
После этого монолога Эди углубился в анкету и послужной список Бизенко. Родился в 1945 году в Акмолинске в семье спецпереселенцев из Ленинграда: отец работал учителем немецкого языка, а мать преподавала литературу. Окончил среднюю школу и пошел работать в мехмастерские. В 1965 году переехали в Москву. Александр в том же году поступил в институт иностранных языков и через пять лет успешно окончил. Освоил немецкий и английский языки. Его стали привлекать в качестве переводчика на различные научные симпозиумы, а потом неоднократно выезжал в составе делегаций ученых в Германию, Францию, Италию и другие европейские страны. В 1972 году находился в полугодовой командировке в Германии в качестве переводчика в группе ученых-физиков.
«В послужном списке все выглядит гармонично: учеба в престижном вузе, языки, загранпоездки, знакомство с культурой и жизнью многих других народов, очевидная перспектива достойной и счастливой жизни, но что же в таком случае его толкнуло во вражеский стан, почему отвернулся от благосклонной судьбы, которая в отличие от тысяч и тысяч его сверстников дала именно ему возможность многого достичь?» – задавал себе вопрос Эди.
Он вновь взял копии автобиографии и несколько раз перечитал их, стремясь найти в них хоть самую маленькую зацепку, которая могла бы навести на мысль, почему Бизенко так поступил, но ничего не нашел. Ровные строки, написанные в разные годы, свидетельствовали о том, что он жил правильной жизнью в согласии с законами и моралью советского общества.
Прервавшись на кофе, Эди приступил к изучению итоговой справки по материалам разработки «Иуды». Первый сигнал о его подозрительном контакте с установленным разведчиком из Западной Германии чекисты получили несколько лет тому назад. Тогда этому факту не придали должного значения, поскольку надежность Бизенко, проверенная в ходе неоднократных заграничных поездок, не вызывала сомнений. К тому же с ним поддерживались доверительные отношения для получения информации о поведении советских ученых во время пребывания за рубежом.
Второй раз о его подозрительных контактах с объектом заинтересованности органов государственной безопасности, входящим в редакцию подпольно издаваемого вестника «Верный свидетель», действующего при финансовой поддержке зарубежного антисоветского центра, сообщил агент 5-го Управления КГБ СССР под псевдонимом «Викарий». Этот же агент позже информировал, что Бизенко снабжает вестник деньгами и что он торгует золотыми монетами царской чеканки и американскими долларами.
После этого Бизенко был взят в первичную проверку, которая в скором времени показала, что он ведет двойную жизнь. Поэтому было принято решение вернуться к проверке информации о его подозрительной встрече с западногерманским разведчиком.
