Летчики зачастую спиваются не от того, что устали от неба или потеряли любовь к авиации, а больше от неустроенности. Возраст сорок. Переезды из гарнизона в гарнизон. Жизнь в взвешенном состоянии, не решен квартирный вопрос. Подрастают дети, их надо учить. Учебные заведения в сотнях километров. Родители живут в глухой деревеньке, постарели. За ними нужен уход. Шлют слезные письма: «Сыночек, на старости мы совсем одиноки, растили вас – была война, некогда было вам уделять внимание, а сейчас бы понянчились с внуками, да не видим их, взяли бы к себе на лето, в случае болезни больница за сорок километров, что случись, не будет нам прощенья». Да и пока молоды, надо успеть обустроиться на новом месте, получить новую специальность, до старости еще далеко-далеко.
Молодые, здоровые, полные сил летчики изыскивают пути списания с летной работы и демобилизируются. Перспектива карьерного роста не велика: три командира эскадрильи, командир полка и два его заместителя. Высшее начальство не препятствует, каждый год по стране сокращается по два-три полка, но и не предлагает раньше времени демобилизироваться – иначе обида всего летного состава.
Ни один командир не скажет: «Петров, Иванов – … пора вам ложиться в госпиталь на списание» Летчик ответит: «Я только проходил комиссию, по всем параметрам без изъянов, замечаний нет. При переаттестации рекомендован на высшую должность, класс подтвердил. За умение от командующего благодарность». Нет, никто не предложит. Летчик должен решить этот очень сложный вопрос сам. Решение принято. В первую очередь радуется жена: «Наконец-то будет своя квартира, не надо быть в напряжении в дни полетов, ждать из служебных командировок». Летчик начинает бегать и интересоваться, как лучше списаться. В первую очередь собирает информацию у тех летчиков, которые списались и пока в ожидании квартиры живут в гарнизоне.
Бакинский госпиталь. Третий день. У майора Дерябина замечаний к здоровью нет. Переживает. Кто-то посоветовал: наточить две кнопки, вставить между пальцами ног и во время снятия кардиограммы через пять секунд резко сжимать пальцы. Линия кардиограммы будет прыгать.
Наточил, вставил, прилег на кушетку. Сжимает пальцы. Боль ударяет под ложечку. Хочется кричать, но надо терпеть. Дерябин встает. Кнопки выпадают и впиваются в пятку. В глазах темнеет. Опирается на стенку. Врач спрашивает: «Что, больно? Садитесь на стул, будем вытаскивать кнопки. Не вы первый. Зачем так делали? Сказали бы, что надо списаться, я бы вам такую кривую выдала, что комиссия удивилась бы, что вы еще живы. Есть распоряжение – летчиков, которым за сорок, желающих уйти с летной работы – списывать. Ну и вот, достала из пятки кнопку и прижгла йодом, пожалуйста, подержите несколько минут ватку, смоченную в спирте. Идите в палату и отдыхайте, а ваши вопросы мы решим».
Дерябин, подпрыгивая на одной ноге, зашел в палату. Его ждали. Увидев его кислую физиономию – грохнули смехом. Дерябин взорвался: «Мудаки, засранцы! Не могли придумать, что-то попроще».
– Ничего, боль пройдет. Но зато надежно.
Бакинский госпиталь. Молодой летчик на медицинском обследовании. Недавно прибыл в часть. В части летчиков излишки, пока за штатом. Местечко – райский уголок. Взлетная полоса заканчивается у обреза моря. Благодать. Во время полетов можно не один раз окунуться в море. Жена москвичка. Ей тут правится. Быстро обзавелась подругами. Каждый вечер – купания в море. Городок в цветах. Фрукты стоят копейки, нежнейшее вино «Лыхна» – 90 копеек бутылка. В столовой круглый год свежие овощи. Приказ с округа, летчиков заштатников для прохождения дальнейшей службы отправлять в Красноводск. Служившие там летчики смогли попасть сюда, Гудауту, только через Камчатку или Крайний Север. Рассказывали, что Красноводск хуже каторги. В апреле растительность выгорает, до глубокой осени пыльные бури. Солнце палит нещадно. В июле от жары деревья сбрасывают листву. Вода Каспия у берегов летом исходит паром, горячая. Дороги накалены как на углях – ногой не наступишь. В море толком не искупаешься, вода соленая, плотная, как рапа. Воду привозят в бочках. Одну и ту же воду используют трижды. Сначала для душа, потом ею моют полы, а после поливают деревья возле домика. Жена настаивает: «Коля, демобилизируйся, у родителей трехкомнатная квартира, папа устроит на перспективную работу, я инженер-технолог, пойду на завод. Списывайся. Не хочу я за Каспий к басмачам».
В палате пожилые офицеры, послужившие по двадцать пять и более лет, хлебнувшие лиха по самые ноздри: и Ваинга, и Угольные Копи, и Майгатка, и Забайкалье.
Вечерами воспоминанья, воспоминанья. Оказывается, многие побывали в этих местах, но в разное время, есть общие знакомые. О своих командировках отзываются по-разному, но это все в прошлом.
Николай прислушивается, хочет спросить, какие болячки более характерные, при которых спишут непременно. В палате знают, что молодой, краснощекий, чубатый летчик лег на списание. В палате после ужина никого, курят во дворе.
В курилке стоит грохот, идет травля анекдотов. Медицинская сестра разносит пробирки для анализов мочи, кала. Рядом появляется пробирка «пот». Заходят в палату. Николай внимательно читает листки. Спрашивает: «Можно мочу с вечера набрать, а то утром я забуду?» Отвечают: «Только утренняя». «А как я соберу пот?» Старый полковник советует: «Сынок, встань пораньше, под мышки положи вату и побегай вокруг госпиталя, пока не вспотеешь, потом отожмешь ватки в пробирку».
Рано утром майор, фронтовик, Герой Советского Союза подзывает солдатика, выскочившего покурить. «Пожалуйста, окажите любезность… Видишь у забора ослик ходит, он каждое утро вон у того столбика мочится. Набери в кружку этой жидкости, а то мне сегодня сдавать, а она проклятая по капельки капает, иссох видимо я совсем».
– Давайте я в кружечку схожу.
– Нет, дорогой товарищ, нельзя. У тебя моча еще детская, врачи не поверят. А мы с этим ослом ровесники, она у него погуще будет.
Утром анализы выставляются на окне около туалета. Майор незаметно подменяет баночку с мочой. В палату заходит медсестра, смеется. Спрашивает: «Кто тут Брусякин Николай?» Коля быстро соскакивает с кровати.
– Я.
– Вот вам придется еще раз сдавать анализ пота, для исследования это мало.
В палате смеются. Предлагают варианты: «Ты закутайся в два одеяла, вспотеешь, а мы потом скребочком соберем с тебя пот».
Какой у него пот. Он еще молодой. Жирка нет. Пусть наплюет, говорят слюна и пот имеют одинаковую структуру.
На другой день, во время обхода, в палату заходит заведующий отделением, в сопровождении группы врачей. Говорит: «Лейтенант Брусякин, дела ваши неважные. Анализы мочи очень плохие. В почках наличие песка и камней, много белка. Есть признаки инфекции венерологического заболевания. Переведем в кожно-венерологическое отделение. Будем лечить». Николай побледнел, покрылся испариной. Просит у сестры ватку, вытирает пот и отжимает в ложку.
Заведующий отделением спрашивает: «Это что Вы там так упорно выдавливаете?»
– Медсестра сказала, вчерашнего пота для анализа оказалось мало.
– Хорошо, хорошо, товарищ Брусякин, мы проверим ваш пот и мочу еще раз.
В палату завели тощего, бледного солдатика. В палате шестеро. Четверо старослужащих перед дембелем решили подлечиться. Вспомнили болячки, которых и не было. На гражданке будет некогда по больницам бегать, надо будет хлеб насущный зарабатывать. Дома ждут невесты. Ваня один сын у матери. Она председатель сельского совета. А отец где-то в бегах, поехал на Север зарабатывать деньги. Мать холила и нежила. Должность позволяла. Учителя поддерживали, оценки натягивали. Школу окончил с медалью, но при поступлении в ВУЗ получил на экзаменах одни тройки. Уговорили райвоенкома, чтобы попал служить в престижные войска. Направили в зенитно-ракетные. Попал на точку – в боевой зенитно-ракетный дивизион. Юг. Тепло. Зимы почти нет. Стартовый расчет. Подъем в шесть и без перерыва целый день на ногах. Тренировка по заряжению и разряжению пусковой установки. Занятия. Земляные работы. К вечеру падал от усталости и письма домой написать некогда. Конфликты с командиром расчета. Тоска по дому. Друзьями не обзавелся. Если сбежать, то куда? Узнают, позор на все село. Еще в учебке слышал, что если по утрам натощак пить по стакану хозяйственного мыла, то будет хронический понос. Спишут немедленно. Ваня с вечера разводил мыло в консервной банке, а утром с подъемом бежал в каптерку, выпивал залпом. Первые дни рвало, потом появилась боль в правом подреберье. Через две недели рези в желудке, к концу третьей недели испражняться стал с кровью. Обратился к фельдшеру, отвезли в санчасть. Подскочила температура. Боли адские, кричал. Самолетом отправили в окружной госпиталь. Обнаружилась прободная язва. Резекция желудка. Удалена третья часть желудка. Загублена поджелудочная. Воспалилась печень. Вызвали мать. Мать две недели не отходила от сына, выговаривала: «Что же ты, сынок, наделал. Дед твой погиб в Сталинграде, защищая Родину, а ты в 19 лет инвалид, кто будет меня в старости досматривать? Заезжала в часть, там так хорошо. Свое хозяйство. Питание не хуже, чем дома. Круглый год в столовой зелень. Своя корова, молоко к чаю. Ребята бегают по утрам на физзарядку, такие упитанные, плотные, мускулистые. Что же ты, сынок, что ли не мужик. Вина моя, что жалела тебя, холила, баловала. В итоге тебе беду принесла. Если ты не здесь, то в другом месте споткнулся бы, при любой трудности сплоховал бы. Давай выздоравливай, да думай, как жить дальше. От жизни не убежишь – она строгий экзаменатор».
Чебыкин Александр Федорович, родился 5 сентября 1930 года в д. Чебыки Пермского края. В 1950 году окончил Военно-морское авиационное училище, в 1971 г. Военно-политическую академию. Служил: Советская Гавань 41 ИАП, Чечня, Слепцовская 153 ИАП, Мингрелия, Гурия, Абхазия 171 ИАП. С 1990 года Секретарь Совета ветеранов Кубанского госуниверситета.
Автор книг: «Русь моя неоглядная», «Стефан Пермский», «Наследники казачьей славы», «Герой Днепра», «Победители», «Поломка». Член Союза журналистов России.
В оформлении обложки использованы личные фото и художественные работы автора, оформленые по лицензии СС0.
Все изображения в книге – фото и художественные работы автора, оформленые по лицензии СС0.