Александр Николаевич Лекомцев
В нелепом подобии яви
Кто такой Вертолётов?
Чтобы в долгий ящик не откладывать возможную организацию личного счастья Елизаветы в гости к Матуськиным предприимчивые Ерников и Грелкина явились, как говорят в народе, если не с первыми петухами, то со вторыми или, в крайнем случае, третьими. Заботливые и добросердечные москвичи, как обычно, ранним утром выгуливали на широких и частично зелёных газонах собак, кошек и другую живность.
Дверь им отворил радушный хозяин Никифор Газарович, придерживая левой рукой временами спадающие с него широкие семейные трусы с синими и зелёными полосками по белому «полю».
– Мы с Федей очень рады вашему приходу, – он широко распахнул перед гостями дверь в квартиру. – Но, честно говоря, мы ждали вас только к вечеру.
– Но мы явились к вам не одни, а с двумя большими сумками, – пояснил Аркадий Матвеевич. – В них имеется и спиртное, и закуска. Кроме того, мы, в качестве сувениров, принесли вам две пары элегантных тапочек, пошитых в моей обувной мастерской. Качество высокое, даже покойники довольны.
– За тапочки спасибо, конечно, – скромно произнёс Матуськин. – Но нам с Федей ещё рано их… примерять.
– Но это можно будет сделать потом, – приветливо улыбнулся Ерников. – Не всё же сразу.
– У нас с собой большой запас продуктов. Можно будет трое суток сидеть за столом, не вставая с места, – заметила Лиза. – Мы сами-то почти не пьём, Но с удовольствием понаблюдаем за тем, как это делают другие. Нам нравится всё необычное.
Ловко подхватив налету, почти у самых пяток, спадающие трусы со своего не совсем тщедушного тела, Никифор Газарович пригласил их в большую комнату, можно сказать, в гостиную. При этом он сообщил им, что через полчаса они с внуком будут готовы и выйдут к столу. Заодно подогреют сковороду с жареными грибами. По доброй и устоявшейся традиции самыми первыми их должны попробовать гости. А потом, если у них внезапно не изменится цвет лица, уже и хозяева позволят себе прикоснуться к прекрасному деликатесу местного значения.
Не дожидаясь хозяев, с их жареными грибами, Ерников и Грелкина сами решили накрыть на стол. Сходили на кухню и порезали там сухую колбасу, солёное сало и копчёное мясо. Быстро и сноровисто приготовили салат из огурцов и помидоров. Нашли в одном из шкафов рюмки и фужеры, которые наполнили фруктовым соком и коньяком. Расставили посуду.
Сели за стол, одухотворённые, основательно переполненные счастливыми и другими допустимыми ожиданиями. Вскоре появились и хозяева. Смущённый Федя, парень среднего роста, с худощавым лицом, не таким уж и крупным носом и плоским подбородком, сероглазый, с тёмно-коричневыми волосами на голове, держал в руках на металлической подставке сковороду.
Понятно было, что это медленно остывающее жаркое из грибов. Скорей всего, его смущало не то, что на его худой шее висел не самый красивый галстук, а самый обычный, тёмно-зелёного цвета. Федя не нашёл впопыхах рубаху, поэтому украсил им застиранную майку, ни разу не заштопанную. А смущался он по простой причине: робким с представительницами женского пола и стеснительным был с самого рождения.
Но Елизавете парень понравился, причем, до такой степени, что она готова была выйти за него замуж прямо сейчас, рядом со столом… на диване. Даже при свидетелях и под дружные аплодисменты. Но все четверо понимали, что пока спешить не стоило. Обычное застольное общение – одно, а женитьба – совсем другое.
После короткого знакомства, они выпили по фужеру фруктового сока, закусив его солёным салом.
– Со вчерашнего дня в нашей квартире, которая по-прежнему находится на десятом этаже, – сообщил гостям Никифор Газарович, – начали происходить невероятные чудеса. Абсолютно ничего нельзя объяснить и понять.
Пенсионер Матуськин предположил, что эти кошмары начались после того, как он увидел в берёзовой роще страшного осьминога с восьмью щупальцами, острым клювом и двумя огромными ногами сорок девятого размера.
– Меня все на планете Дириндец считали красавицей, – обиделась Грелкина. – И ваша критика совершенна не уместна.
– Дорогая, Елизавета Ануфриевна, – успокоил её Матуськин-старший, – ты и придуманная планета Дириндец со своим странным названием здесь не причём. Все мы иногда бредим и желаемое выдаём за действительное. Я сейчас говорю о чудовищах и монстрах, которые могут просто и померещиться.
– Сегодня утром я пошёл в туалет, – дробно стуча зубами, пробормотал Федя, – и очутился в непонятном месте, на зелёной лужайке. А вокруг огромные коричневые змеи… Если реальность, то какая-то смешная и жуткая.
– И как же тебе, Федя, удалось, вернуться назад? – поинтересовалась обворожительная Грелкина. – Рядом находился портал с выходом в земной мир?
– Нет, Лиза, – сказал Матуськин-младший, – ничего такого рядом с полянкой не располагалось. Я вскочил на ноги и прыгнул в небольшой овраг или какую-то ложбину и оказался опять дома.
– В принципе, ничего страшного не происходит, – Ерников придвинул к себе поближе блюдо с варёным цыплёнком. – Вокруг нас бесконечное множество миров и обителей, которые иногда нам удаётся видеть. Многие существуют лишь в сознании наших душ.
– Да на хрен мне такое надо! – возмутился Никифор Газарович, на котором помимо трусов теперь была и белая пижама в чёрную полоску. – Не желаю ничего подобного видеть! Я москвич в пятом поколении, поэтому протестую против всяких потусторонних безобразий! Не желаю находиться в фантазиях, которых не может быть!
У варёного цыплёнка, лежащего на блюде, начали отрастать конечности, появляться на теле разноцветные перья. Он поднялся на свои крепкие птичьи лапы, выпил из первой же рюмки коньяк, громко прокукарекал и вылетел в открытое окно, но, может быть, и «просочился» наружу сквозь бетонные стены.
Сидящие за столом многозначительно переглянулись.
– Мы, вроде, пока грибов не ели, – натужно прохрипел пенсионер Матуськин. – Но, почему-то, нам с Федей мерещится всякая дрянь.
– Я тоже это видела, – подтвердила Грелкина, – очень отчётливо.
– Я, получается, примкнул к вашей компании, – признался Ерников. – Мне не удалось отведать прекрасного мяса цыплёнка. Он нагло покинул стол, если, конкретно, то блюдо, на котором уютно лежал. Наверное, улетел вместе со стаей гусей или комаров в тёплые края.
– При всём уважении к тебе, Аркадий Матвеевич, – сказал пенсионер Матуськин мелкому предпринимателю, – я должен тебе сообщить, что домашние птицы на юг не улетают, тем белее, летом. Насчёт комаров, ничего не знаю.
– Если цыплёнок никуда не собирается лететь, – чувство недоумения переполняло Ерникова, – то почему он покинул это прекрасное фарфоровое блюдо? Он повёл себя неестественно, как эгоцентрист.
– Вы, как хотите, а я вот лично грибочков отведаю, – из-под стола почти проворно вылез и устроился за столом, пододвинув к нему свободный стул, крупный мужчина лет пятидесяти.
На нём неплохо сидела спецодежда дорожного рабочего: тяжёлые ботинки на толстой подошве, светло синие матерчатые брюки и куртка, оранжевые жилетка и каска. Подмигнув присутствующим сразу двумя глазами, он налил себе в алюминиевую кружку коньяка, которую извлёк из кармана куртки, и выпил. Тут же закусил жаренными грибами, горсть которых достал из сковороды пальцами правой руки и отправил в рот. Потом он громко крикнул? «Горько!». Выпил ещё.
После таких пожеланий незнакомца, Лиза и Федя просто вынуждены были подняться с мест и застыть в долгом поцелуе.
– Вроде бы, рановато обжиматься, – выразил робкий, но протест Аркадий Матвеевич. – Свадьбы ещё не было.
– Ничего, – выразил своё мнение Никифор Газарович, – пусть тренируются. Я в молодости постоянно тренировался и сейчас поддерживаю своё физическое состояние. Жалоб на меня от представительниц женского пола пока никуда не поступало.
– В таком случае, я продолжу, – сказал мужчина в одежде дорожного рабочего и выпил, на сей раз, водки. – Вижу, что запас спиртного солидный. Значит, можно посидеть и поговорить, и потом чего-нибудь спеть. Между прочим, меня зовут Харитон Мамлеевич Вертолётов. Кроме того, предполагаю, что вы мне просто мерещитесь.
Пришлось и всем остальным назвать свои имена, отчества и фамилии. Кроме того, Никифор Газарович вежливо, но настойчиво поинтересовался у господина Вертолётова, кто он и какого чёрта делает в его квартире.
Крайне изумлённый таким, не совсем дружественным, отношением поведением хозяина к нему, Харитон Мамлеевич доброжелательно пояснил, что не понимает и не приветствует любознательности пенсионера Матуськина.
– Я, где хочу, там и присутствую, и делаю то, что пожелаю, – твёрдо заявил Вертолётов. – Но, всё-таки, ставлю господ Матуськиных, пенсионера и студента, что частным управлением жилищно-коммунальных компаний «Столичный прыжок» я назначен в вашу квартиру домовым. Мы так решили.
– Но это недемократично и несправедливо по отношению к нам и к нашему прежнему домовому Ярославу Степановичу Храпунову, – справедливо заметил студент Матуськин. – Мы желаем того, чтобы всё оставалось так, как было раньше.
– Истинные патриоты страны, тем более, столицы, – выразил уверенность Харитон Мамлеевич, – абсолютно все новшества должны принимать пламенно, с восторгом и безоговорочно. А ваш прежний домовой Храпунов, пусть ему уходить на пенсию рановато, то есть вступать в период активного доживания, но он уволен.
В мелкие подробности новый домовой вникать не стал, но сообщил, что Ярослав Степанович – уже вчерашний день. Он никак не может понять удивительных законов и правил рыночной экономики. Ему не дано стать по-настоящему свободным, у него даже настольной книгой является сочинение М. Е. Салтыкова-Щедрина «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил».
