Александр Николаевич Лекомцев
В нелепом подобии яви
Преобразованная комната
Сидеть за столом Лизе и Феде надоело, и они решили побыть наедине – отправились в соседнюю комнату. Можно ведь пару часов поговорить, допустим, о погоде без свидетелей и… суфлёров, или о стремительно приближающемся светлом будущем, которое неотвратимо становится настоящим. И ничего с этим не поделаешь.
Взявшись за руки, они вошли в комнату, но… оказались на берегу старого карьера, заросшего ивняком. На бетонной плите перед двухэтажным деревянным зданием стоял небольшой столик, за которым сидели среднего возраста антарктический королевский пингвин и африканский страус. Над главным входом в этом дом синего цвета с зёлёными ставнями на белом холсте, находящемся под стеклом, большими чёрными буквами было написано: «Школа совершенствования полётов. Союз пингвинов и страусов».
Две большие молчаливые птицы, сидящие за столом, играли в шашки, не обращая внимания на появившихся перед ними молодых людей.
– Извините, конечно, – сказал Фёдор, – но здесь не так давно находилась комната с широким и мягким диваном. Рядом с ним располагался и стол с компьютером. Куда она делась?
– В своё время Атлантида бесследно исчезла? – справедливо заметил пингвин. – А ты мне говоришь о какой-то комнате?
– Да, исчез целый материк, – страус срубил шашку соперника. – Скажи, юноша, где он. Не знаешь? Вот и мне не известно.
– Бросьте нам зубы заговаривать! – Елизавета почти негодовала. – Где комната? Может быть, вы ответите на наш вопрос?
– К тому же, странная у вас контора, – сказал Фёдор. – Абсолютный обман. Каждому ведь известно, что страуса и пингвина невозможно научить летать. Загадили реальность всякими сказками!
Спорить с молодыми людьми птицы не стали. Они просто резко взмыли вверх и стремительно, настойчиво и старательно махая крыльями, поднялись над вершинами высоких деревьев. Потом затерялись в синем небе.
Оказывается, любого можно научить летать или, в крайнем случае, убедить его в том, что Карлсон с пропеллером на спине или чуть ниже ему в подмётки не годиться. Что ж, пришлось Матуськину и Грелкиной войти в здание, где пингвинов и страусов учат летать и принести извинение за своё поведение, главным образом, за несправедливую и неконструктивную критику тех действий уважаемых птиц, которые только что взмыли вверх.
Внутри их встретил рыжеусый швейцар в белой рубашке с галстуком-бабочкой, чёрном пиджаке, в штанах такого же цвета с жёлтыми лампасами. Его плоскую и узколобую голову украшала высокая сиреневая фуражка с козырьком, какие обычно носят французские жандармы или носили когда-то. Впрочем, кто их знает, что они там носят. Как ни странно внутри деревянного дома, на первом этаже располагался ресторан, на втором – небольшая гостиница.
Ни о какой школе усовершенствования полётов швейцар Аскольд Наумович Тупераев даже не слышал, а пингвинов и страусов видел в далёком детстве и только в зоопарке. Но до сих пор глубоко сомневался, что это были именно они, а не уборщики клеток для подневольных зверей и птиц.
– С вашего позволения, молодые люди, – сурово поинтересовался Тупераев, – разрешите узнать, когда вы мне возвратите миллион американских долларов. От денег бы я не отказался.
– Никогда такой ерунды не случится, – ответил Матуськин, – потому что мы тебе ничего не должны.
– Но кто-то ведь должен сделать меня богатым и счастливым, – настаивал на своём швейцар. – Ну, дайте миллион долларов! А я вам за это чего-нибудь спою или спляшу.
– Я, конечно, не встречала пока ещё ни одного идиота, – заметила Грелкина, – который бы отказался от дармовых денег. Но вы, Аскольд Наумович, оборзели.
– Но я настаиваю на том, Фёдор Игоревич и Елизавета Ануфриевна, – не унимался Тупераев, – чтобы вы подарили мне, хотя бы на память, о нашей встрече миллион долларов.
– Что мне в вас нравится, Аскольд Наумович, – поделился со швейцаром своими впечатлениями Матуськин, – так эта ваша интеллигентно-культурная, но железобетонная наглость.
– У нас таких денег нет, никогда не будет, – сказала Грелкина. – Но даже если они имелись бы, то мы не стали их раздавать разного рода наглецам налево и направо. Если бы мы появились на свет недоумками, тогда другое дело…
Неугомонный и настойчивый Тупераев выхватил из-за пояса топор и поднял его над головой. Времени терять было нельзя, поэтому Федя и Лиза одновременно бросились на рыжего усача с плоской головой и мясистым носом. Но произошло нечто невероятное: они легко прошли сквозь его тело и неожиданно улетели в невидимую пропасть.
Не желая того, они оказались на дне глубокого, но относительно светлого ущелья. Приземлились плавно, причём, на острые камни. Но расстроиться не успели потому, что оказались на берегу карьера, за тем же столиком, за которым играли в шашки страус и пингвин. Но на нём ничего не было.
К ним с большим подносом подошла миловидная и фигуристая официантка лет тридцати в синей форменном платье с белым воротничком. Поставила на стол графин с фруктовой водой, высокие узорчатые стаканы из тонкого стекла и две плоских тарелки с блинами. Кроме этого, было что-то ещё…
– Пожалуйста, это ваш заказ, – сказала она. – Сметана в отдельных вазочках. Специальные ложечки рядом.
– Откуда вам стало известно, что мы обожаем блины? – спросила Лиза. – Мы ведь даже не поняли, где находимся.
– Блины со сметаной – моё любимое блюдо, – заметил Федя. – Разрешите узнать, сколько мы вам должны и где мы находимся.
– Меня звать Эмма. А про вас я всё знаю, – ответила симпатичная официантка. – Вы очень скоро узнаете, кто вы и где находитесь. Блины за счёт заведения. Мы всегда рады гостям.
В другие подробности официантка вникать не стала. Она коротко объяснила, что не имеет права и полномочий разглашать налево, направо, в сущности, секретную информацию.
Матуськину и Грелкиной не дано было понять, что происходит вокруг них и, пожалуй, с ними. Наверное, такое никак и нигде не могло и должно существовать. Впрочем, никто знает, где реальность, а где – иллюзия. Здесь можно войти в крайность и никогда из неё не выйти.
– Когда я сюда попала, – сказала Эмма, – то несколько недель ничего не могла понять. Многое казалось мне смешным и одновременно ужасным. А потом привыкла. Но здесь не так уж и плохо.
– Получается, что мы попали в какой-то промежуточный мир, – предположил Фёдор. – Но ведь, наверное, всё это временно.
– Конечно, это так – сказала Елизавета, – я не сомневаюсь.
– Я предполагаю, что вы обожаете летающих страусов и пингвинов, – Эмма присела рядом с ними на свободный стул. – Удивительные птицы. Я ведь тоже много путешествовала в своё время, но только не помню, где, когда, зачем и в качестве кого. Но допускаю, что это происходило не со мной или, вообще, не происходило.
Миловидная женщина была абсолютно убеждена в том, что у летающих страусов яйца кубической формы, а у таких же пингвинов, покорителей небесных просторов – в виде треугольных пирамидок. Кто знает, возможно, по этой причине небо стало почти их родным домом.
Блинов Лизе и Феде уже не хотелось. Они уже мечтали только об одном, как бы выбраться из этого странного, загадочного места. Тем более, их там, в гостиной за столом, наверное, с нетерпением ждут Аркадий Матвеевич и Никифор Газарович. Впрочем, времени прошло не так уж и много, поэтому, может быть, никто их не терял.
– Да, вон же выход из вашей комнаты! – указала Эмма правой рукой на дверь, которая просто была прислонена к стволу гигантского клёна. – Откроете её – и всё образуется.
– Но эта дверь никуда не ведёт, – справедливо заметил Матуськин. – Её даже открыть невозможно.
– Она от нашего прикосновения к ней сразу же упадёт, – заметила Грелкина. – Ты шутишь, Эмма?
– Да ну вас! Не верите – не надо!– официантка обижено замахала обеими руками и убежала прочь.
Посмотрев друг на друга, Федя и Лиза встали из-за стола, подошли к двери. Матуськин потянул ручку на себя, и они оказались в другой комнате, обставленной мебелью, просторной, но незнакомой.
