Александр Тимофеевич Филичкин
Афганский перевал
В столице Афгана
Прибыв на новое место, Степан оказался не в обычной тюрьме, а в застенках Соединённых Штатов Америки. Немного позднее, десантник узнал, что две страны заключили тайную сделку.
Янки стали платить Афганистану приличные деньги, миллионы зелёненьких баксов. Правительство продало им огромное здание, построенное СССР и стоящее на окраине города. Там хитро мудрые янки держали своих заключённых и, словно гестаповцы Гитлера, делали с ними всё, что хотели.
Они вели себя так же, как на своей воинской базе Гуанта́намо, расположенной на юго-востоке острова Куба. То есть, не признавали ни международного права, ни презумпции невиновности, ни, так называемых, законов гуманности.
Скоре всего, спецслужбы Афгана продали десантника своим старшим союзникам. Те обвинили сержанта в убийстве двадцати трёх человек на скотоводческой ферме и стали усердно допрашивать.
Пришлось Степану много раз повторять ту историю, что он, при задержании, рассказывал в Джелалабаде. Его несколько раз проверяли на полиграфе, или, как его иногда называли, «детекторе лжи». Мало того, парню кололи наркотики, чтобы сломить его волю и добиться правдивых ответов.
Хорошо, что Степан отлично запомнил легенду, которую ему подготовили в Таджикистане, в российской военной разведке. Пойди-ка, проверь, куда делся Иван Сергеевич Шилов, родившийся 5-го августа 2001 года в далёком Донецке?
Кто там теперь сможет вспомнить, что он погиб при ураганном обстреле, проведённом, не очень давно, с украинских позиций. Ведь бренное тело Ивана осталось лежать под завалами его отчего дома. Отчего все соседи, что остались в живых, просто решили, что он куда-то уехал.
Ну а то, что случилось с десантником, после взрыва байского дома, это боец уже вряд ли когда-то забудет. Всего и пришлось-то ему немного сместить, кое-какие акценты.
Так что, ни полиграф, ни коктейль из наркотиков, что назывался «сывороткой для извлечения правды», дознавателям, увы, не помог. Видно, после встречи с пришельцами, в мозгу у Степана произошли какие-то сдвиги. Теперь все шпионские штучки на парня совершенно не действовали.
Карим, командир «шахид-мобиля», погиб со своим отделением из семи моджахедов. Лейтенант Иззатулла Ахмади, покинул наш мир вместе частью отряда афганской полиции и хозяином «ранчо» с тремя сыновьями.
Про пастуха из того кишлака, вряд ли кто-то, когда-то узнает. Да и кто станет верить дехканину из азиатской глубинки? К тому, же тогда было довольно темно. Мало что мужику удалось рассмотреть. Он всё время держался чуть в стороне.
Вся электроника, что попала в зону удара пришельцев, мгновенно сгорела. Фотографии парня в смартфонах бандитов бесследно исчезли. Вот и выходит, что каких-то свидетельств уже не осталось. Ничего никому не докажешь. Поэтому, нужно держаться озвученной раньше легенды.
Полгода спустя, американцам уже надоело возиться с упорным десантником. К удивленью врачей, никакие спецсредства на человека не действовали. Методы психологического давления с ним не работали. Посулы или угрозы он пропускал мимо ушей. Полиграф верил каждому слову сержанта. Следователи не смогли ничего добиться от парня.
Без какого-либо суда Степану назначили смертную казнь через расстрел. Никакой апелляции он не добился. Представитель спецслужб широко ухмыльнулся и грубо сказал, что заключённый, которого звали Иван Сергеевич Шилов, у них нигде сроду не числился.
Бежать из американской тюрьмы, десантник не мог. Охрана за ним наблюдала круглые сутки, не было ни единого шанса. Подкупить их чем-либо, у парня не имелось возможности.
Сержант понимал, что рассказывать правду нет смысла. Ведь на нём всё равно, прочно повисли двадцать три человека, убитых пришельцем. За столько смертей, его в любой стране мира приговорят к смертной казни.
В данный момент, Степан по всем документам числился погибшим в секретной боевой операции. По крайней мере, родным будет легче услышать о таком положении дел.
Начни он болтать, это ничем ему не поможет. Зато он тотчас перейдёт в стан предателей Родины. Такой статус десантника станет тяжёлым ударом для всей его скромной семьи. В первую очередь, для больного отца.
К тому же, в американской традиции мучить всех пленников любыми возможными средствами. В том числе и вынести ему приговор, означающий смертную казнь. Ну, а в последний момент, расстрел отменить и заменить его пожизненным сроком.
Оставалось лишь ждать, чем же всё это закончится? Ужасная дата приближалась удивительно быстро.
Глава 4. В американской тюрьме
экранчик радара. Степан посмотрел на небольшой монитор. На нём замигала тревожная надпись – «В пяти милях на север обнаружены два боевых вертолёта».
– Пара «вертушек» заходит прямо на нас. – хмуро сказал сержант своему компаньону.
Дилэни метнулся к панели боевых установок. Ловкими пальцами он прошёлся по трём дисплеям и включил счетверённую зенитную пушку. Смертник дождался, пока бронеколпак приподнимется над задней частью крыши автобуса. Поймал ближайший летательный аппарат в перекрестье прицела, и дал длинную очередь.
В сторону геликоптёров ушли десятки двадцати миллиметровых снарядов. Спустя один миг, первый «Апач» резко снизил скорость движения. Он клюнул носом и, быстро снижаясь, ушёл в правую сторону. За ним потянулись большие клубы плотного чёрного дыма.
Уходя от огня мощной зенитки, второй вертолёт быстро юркнул за холм, торчащий в степи. Почти сразу оттуда послышался звук мощного взрыва. К небу поднялось высокое облако пыли и гари.
– Наверное, на провода ЛЭП напоролся. – удовлетворённо хмыкнул Степан.
Через минуту, на экране радара появилось ещё одно сообщение – «В трёх милях к востоку, замечены большие объекты».
Дилэни торопливо взялся за джойстик и развернул бронеколпак в противоположную сторону. На белесой поверхности выжженной степи он разглядел три крохотные тёмные точки. За каждой тяжёлой машиной тянулся внушительный шлейф мелкой пыли.
Капрал чуть повозился с регулировкой видеокамер. Включил максимальное увеличенье картинки и обречено вздохнул: – Танки «M1 Abrams». Их броню нашими зенитными пушками уже не пробьёшь. Разве, что гусеницы удастся им перебить и так обездвижить.
Капрал запнулся и печально продолжил: – Да, что с этого толку? Они нас и с пяти километров спокойно достанут своими снарядами.
– Вот тебе и ответ на недавний вопрос. Выпустят ли нас за границу. – бросил Степан и добавил: – По крайней мере, мы умрём в бою, как солдаты, а не как трусливые крысы в лабораторном отсеке…
Осуждённый на смерть
Всю свою, не очень долгую жизнь, Степан Казако́в обходился без всяких будильников. Он сам просыпался тогда, когда ему было нужно. Стоило только назначить себе нужный миг перед сном. Время подъёма всегда совпадало с хронометром с точностью до десятка секунд. Очень неплохая способность в наши сумасшедшие дни.
К сожалению парня, после того, как его приговорили к расстрелу, эта система почему-то разладилась. Теперь пробуждение узника происходило само по себе. Причём, значительно раньше, чем он себе приказал.
В три, в лучшем случае, в четыре часа после полуночи, он сильно вздрагивал, словно вдруг получил крепкий тычок. Рывком садился на жёсткой постели и резко распахивал дрожащие веки.
Как потом ни старался Степан, он не мог уже спать до самой побудки. Мысли о приближавшейся казни жерновами вертелись в измученном сознании парня. Они не давали забыться даже на пару минут. Бывший российский десантник шумно ворочался с боку на бок и мечтал хоть чуть-чуть подремать.
В его тесной камере почему-то не было ни одного, даже самого небольшого, окна. Поэтому, несмотря на смену времени суток, здесь постоянно горела нестерпимо яркая лампа.
Закрытый толстой решёткой, потолочный плафон пылал день и ночь напролёт. Он испускал невероятно мощное бело-голубое сиянье. Отвратительный неоновый свет заливал помещение и постоянно терзал воспалённые глаза человека.
Драконовские местные правила запрещали всем заключённым вставать с койки в ночные часы. Проснувшись, Степан был вынужден снова смыкать тонкие веки, пластом лежать на жёстких нарах и терпеливо дожидаться подъёма.
Спальное место клиента американской тюрьмы представляло собой прочный металлический щит. К нему прилагалась небольшая подушка и жидкий матрац с одеялом, списанным за негодностью с армейских складов.
Каждое утро, во всех блоках тюрьмы раздавался оглушительный вой. Разрывая барабанные перепонки в ушах, звук однотональной сирены гремел во всех помещениях блока.
Он мгновенно будил многочисленных узников пенитенциарной системы Америки. Круглый год, зимою и летом, в серые будни, и в великие престольные праздники, это случалось всегда в один и тот же момент, ровно в полшестого утра.
Сразу после громоподобной побудки, вступал в действие следующий пункт жестокой программы. Он говорил всем о том, что днём находиться на койке нельзя. Несмотря ни на что, ровно через минуту после окончании звукового сигнала, кровать убиралась.
Вернее сказать, она быстро складывалась. Выходившие из бетона, мощные цепи приходили в движение. Они с жутким грохотом втягивались в небольшие отверстия и прижимали кровать к шершавой поверхности стенки. Со стороны это весьма походило на подъём средневекового крепостного моста.
Если заспавшийся смертник, не успевал покинуть жёсткое ложе, то его неминуемо сдавливало этим подобием пресса. Ломая все кости тела, койка сжимала сидельца, словно тиски. Так продолжалось до тех самых пор, пока его дух не покидал бренный мир.
Благодаря такому решению администрации блока, заключённым не удавалось понежиться на удивительно тощих, небольших тюфяках. Им приходилось резво вскакивать на ноги. Стремглав одеваться, вставать возле дальней стены и замирать там, в позиции «смирно».
Хорошо, что с этим простым упражнением у заключённого парня не имелось особых проблем. Причём, уже очень давно. Десантник отработал его ещё с самого раннего детства. Быстро подниматься с кровати сержанта учил его очень суровый нелюдимый отец.
Это был дотошный служака. Он рано покинул армейскую службу в связи с тяжёлым ранением, полученным в Таджикистане лет двадцать назад. Каждое утро, отец стоял возле сына с кружкой воды в правой руке и секундомером в другой.
Если парнишка не укладывался в жёсткий регламент, то наказание наступало немедленно. Холодная жидкость выливалась ему прямо на голову. Умение одеваться с удивительной скоростью, мальчику вбили в подкорку ещё в кадетском училище. Беспрекословно выполнять все приказы начальства он быстро привык в регулярных российских войсках.
Нужно сказать, что все эти бесценные навыки весьма пригодились сержанту в его бурной жизни. Особенно после того, как он попал в заключение. В соответствии с тюремным уставом, тех, кто долго возился с облачением в полосатую робу, сурово карали.
Сначала, ему отменяли ежедневную получасовую прогулку. При втором нарушении правил, неумеху лишали еды на целые сутки. В третий раз, в тесную камеру врывались разъярённые его поведеньем тюремщики. Одни вертухаи лупили беднягу дубинкой. Другие, с большим удовольствием тыкали в узника электрическим шокером.
После таких воспитательных мер, осуждённые несколько дней не могли передвигаться нормально. Как только их возвращали из тюремной больнички, процесс обучения начинался по новому кругу.
Особо упрямых сидельцев бросали в тёмные карцеры. Там вообще не имелось кровати. Мало того, пол заливала вода, доходившая до уровня щиколотки. Несчастным не удавалось даже присесть. Им приходилось целые сутки торчать на ногах.
Поэтому, во время таких наказаний они изображали собой большую болотную цаплю. Стараясь хоть как-то согреться, бедняги стояли, прислонившись спиною к стене. Время от времени, они по очередности подгибали то правую, то левую замёрзшую ногу.
После побудки и тридцати секунд одевания, заключённые вставали во фрунт у задней стены своей одиночки. Там они ожидали неизвестно чего. Спустя полчаса раздавалась команда: – Заключённым оправиться.
На такое интимное действо отводилось ровно десять минут. Следом давалось ровно столько же, на бритье и всё остальное, что мужчины делают утром. Если не уложился в отпущенный срок, пеняй на себя. Получишь очередное взыскание.
За утренним «туалетом» следовал удивительно скудный, малопитательный завтрак. После него, наступало «свободное время», которое бесконечно тянулось до начала обеда.
Жёсткую койку убирали в пять тридцать утра. Лечь в камере после подъёма было нельзя. Во-первых, запрещали строгие тюремные правила. Во-вторых, пол был бетонный и очень холодный, а матрац с одеялом должны были оставаться на койке. Нечего пачкать постель.
К счастью, осуждённым разрешалось сидеть возле небольшого железного столика. Для этого рядом с ним размещался небольшой стальной табурет. Оба предмета были насмерть привинчены к стенам.
Ни телевизора, ни даже обычного радио, в камере смертника не было. Единственным развлечением являлись дешёвые книги в мягких обложках. Ведь небольшим покетбуком нельзя нанести вертухаю даже самую лёгкую травму. Только поэтому, охранники позволяли сидельцам читать подобную литературу.
Беллетристика оказалась на разные вкусы и в огромном количестве. Заказывай в библиотеке, сколько желаешь. Вот только утром, никто из «клиентов» тюрьмы читать, почему-то, не мог. Запрещалось суровым уставом. Можно было только «гулять» туда и сюда.
Всё помещение было пять метров в длину и три в ширину. Слева от двери, стоял унитаз с умывальником, сваренный из толстой нержавеющей стали. Над раковиной висело небольшое овальное зеркало, изготовленное из бронестекла.
Оно было, удивительно прочно, вмонтировано в серый бетон. Так что, без набора стальных инструментов его никто не смог бы оторвать от поверхности. Будь то даже Геракл. Чуть дальше, справа, к стене крепилась кровать. В изголовье находились табуретка и стол.
Несмотря на тесноту помещения, смертники постоянно его измеряли шагами. Стараясь хоть как-то убить неспешно текущее время, все заключённые посвящали ходьбе помногу часов. Они бродили взад и вперёд до наступления полдня. Узники с ужасом ждали ежедневного выступления администрации блока.
Перед самым обедом, включались громкоговорители, стоящие в коридоре тюрьмы. Тихим завывающим тоном священник долго читал какую-то длинную, очень невнятную проповедь. Причём, протестантскую!
Самое странное, что все рассуждения были лишь об одном, о неотвратимости страшного Божьего гнева. Невероятно занудная речь обычно тянулась тридцать минут, а то и значительно больше.
Затем, запускали коротенький файл с записью выступления директора американской тюрьмы. Сухим надтреснутым голосом он зачитывал типовое постановленье суда о проведении казни.
После чего, включался плохой синтезатор компьютерной речи. Он называл непродолжительный срок, в течение которого данное наказание будет исполнено. В самом конце монолога безмозглой машины, раздавался громкий щелчок. Следовала длинная пауза и, наконец-то, звучала фамилия узника, приговорённого к смерти.
Всё это долгое время, почти сотня сидельцев стояла у дверей своих тесных камер. Сквозь окошко для раздачи еды они смотрели на небольшие динамики, вделанные в противоположную стену коридора тюрбмы.
Все с большим напряжением слушали, чем же закончиться очередная трансляция? Каждый из них исступлённо молился. Всем хотелось лишь одного, чтобы сегодня назвали кого-то другого.
Услышав имя с фамилией неизвестного им заключённого, все остальные облегчённо вздыхали. Оно и понятно, ведь человеку давалась возможность прожить ещё один день. Мало того, провести его, как все нормальные люди, в полном незнании о дате своей неизбежной кончины.
Многие узники не выдерживали напряжённого ожидания собственной смерти. Сразу после бритья, такие сидельцы разбирали на части пластиковый станок одноразовой бритвы. Вынимали из картриджа тонкое лезвие, а вечером вместе с ним ложились в кровать. Укрывались небольшим одеялом и делали вид, что крепко уснули.
Через какое-то время, они совершенно беззвучно вскрывали себе наружную ярёмную вену. Другие резали оба запястья. Ближе к полуночи, все умирали от потери большого количества крови.
Охране было плевать, что кто-то из осуждённых покончил собой. Ведь все они уже были, обречены на смертную казнь. Значит, так или иначе, каждый из них скоро умрёт. Не сегодня, так завтра. В лучшем случае, через пару недель.
Утром, расплющенный труп бедолаги вынимали из того подобия пресса, в который после побудки превращалась постель. Кровь и нечистоты смывали водою из шланга. Камера была снова готова к вселению очередного жильца.
Подобной уборкой занимались сидельцы из соседнего блока тюрьмы. Те, кто отсиживал пожизненный срок.
Тюремный режим
В двенадцать часов, всем раздавался достаточно скудный, малокалорийный обед. Зачем переводить хорошую пищу на них? Мало того, совершенно невкусные блюда приходилось глотать очень быстро. Иначе получишь большой нагоняй от весьма недовольных тобой вертухаев.
Покончив с едой, заключённые слегка успокаивались. Они с лёгким сердцем переходили к новому пункту тюремной программы. Теперь все с нетерпением ждали, когда их поведут в маленький дворик. Туда, где проводилась ежедневная получасовая прогулка.
Тюремные правила запрещали сидельцам общаться друг с другом и даже с охраной. Администрации блока справедливо считала, что земные дела их «клиенты» уже завершили. Говорить им с кем-либо уже не к чему.
Мол, пусть посидят в тишине. Подумают о совершенных злодействах, а заодно и помолятся о своей бессмертной душе. Так что, небольшой моцион являлся для узников самым приятным моментом за день.
Это был очень сложный, выверенный до мелочей, ритуал. В первую очередь, он включал в себя цепочку из нескольких действий. Выход из камеры в сопровождении четырёх вооруженных охранников. Движение мимо прочных дверей, за которыми прятались такие же смертники, вроде тебя. Недолгое шествие по коротким узким проходам.
Затем, следовал тамбур с железными стенами. Прочные створки поочерёдно сдвигались в бетонную стену. Они автоматически закрывали проёмы, ведущие из помещенья наружу.
Наконец, появлялся внутренний дворик тюрьмы, больше всего походивший на глубокий колодец. Единственное чем он отличался от камеры, так это простором. Он был в три раза больше чем «персональная» каморка сидельца.
Но самое главное, отсутствовал низкий потолок из бетона. Вместо него над головой нависала крупная стальная решётка. Она была сварена из ржавых прутьев толщиной в указательный палец мужчины.
По контуру бетонной стены крепилась круговая площадка. По ней флегматично «гуляли» двое дюжих тюремщиков,. Они держали в руках штурмовые винтовки «M4 Carbine».
Даже такое пребыванье вне камеры удивительно сильно волновало сержанта. Возможность увидеть кусочек, пусть зарешеченного, но ярко-синего неба теперь казалась Степану истинным счастьем.
Лишь одно неудобство, отравляло радость коротких прогулок. Дело было всё в том, что охранники не соблюдали даже подобия графика. Вертухаи работали, как им захочется. Вернее сказать, они шли к той стальной двери, над которой вдруг загоралась мигавшая лампа.
Поэтому, беспокойным «клиентам» казалось, что их выводили наружу без всякой системы. Могли это сделать сразу после обеда. Иной раз, ожидание своего моциона затягивалось до самого ужина.
Все осуждённые сидели в своих казематах, напряжённо прислушивались к шагам вертухаев за дверью и с нетерпением думали: – «Куда же тюремщики пойдут в этот раз? Ко мне, или в соседнюю камеру?»
Скорее всего, в компьютер тюрьмы нарочно заложили такую программу. А сделали это лишь для того, чтобы лишний раз досадить обречённым на смерть. И в этом, конечно, имелся определённый резон. Зачем сидельцам теперь привыкать к распорядку? Ведь ни сегодня, так завтра, им всем придётся отбыть к праотцам.
В этот раз, шаги четвёрки охранников остановились у двери Степана. Десантник с усмешкой подумал, что сегодня, ему очень везет. Во-первых, бездушный компьютер не назвал его имени, когда объявлял обречённого на скорую казнь.
Значит, предстоящую ночь он проживёт почти что, спокойно. Конечно, от тягостных мыслей о смерти избавиться ему не удастся. Однако, это значительно лучше, чем считать те часы, что остались до собственной гибели.
Во-вторых, его очередь на прогулку наступила так быстро. Теперь не придётся вздрагивать от каждого шороха, раздавшегося за коридорной стеной. Сейчас он прогуляется по тесному дворику. Посмотрит на ярко-синее небо и с большим удовольствие подышит свежим утренним воздухом.
Потом вернётся назад. Сядет на неудобный, холодный металлический стул и погрузится в чтение очередной фантастической книги. Степан её бросил вчера, на самом интересном моменте. Ничего не поделаешь, прозвучала команда отбой.
Для исполнения приговора, Степана зачем-то забрали из той американской тюрьмы, где он находился сначала. Провезли через половину страны и сунули именно в эту чрезвычайно «крутую» кутузку.
Для чего всё это проделали, сержант догадаться не мог. Может быть, для того чтобы его содержать в более суровых условиях? Или чтоб соблюсти какие-то непонятные, но очень дурные традиции? Те, по которым самых опасных злодеев постоянно казнят в одном и том же отдалённом местечке?
– Скорее всего, – пришёл десантник к печальному выводу: – здесь собрались палачи самого высокого уровня.
Похоже, что администрация блока, не очень любила новомодные электрозапоры и компьютерное управление такими системами. Так что, всё делалось здесь по-старинке, по раз и навсегда, заведённому правилу.
Вот и сегодня, в замочной скважине заворочался увесистый ключ. Железо пронзительно скрипнуло. Что-то с трудом повернулось в большом механизме, давно позабывшем о том, что такое нормальная смазка. Послышался грохот и лязг. Массивный засов медленно выдвинулся из глубоких пазов. Тяжёлая дверь широко распахнулась.
В ту же секунду, раздалась команда: – Лицом к стене!
Не мешкая и доли секунды, сержант вскочил с табуретки и быстро выполнил грозный приказ. Парень опёрся руками на шершавый бетон на уровне глаз. Сделал большой шаг назад. Опустил низко голову и расставил подошвы на ширину своих плеч.
Краем глаза десантник заметил, что в «одиночку» вошли четыре вооружённых охранника. Один из тюремщиков держал в правой руке объёмный баул. Всё это оказалось весьма неожиданно и чрезвычайно встревожило парня.
Обычно, заключённый сводил запястья на поясе, сзади. Поворачивался спиною ко входу в тесную камеру и совал обе ладони в небольшое окошко, прорезанное в металлической створке.
Находящиеся в коридоре, охранники защёлкивали на запястьях бедняги стальные наручники. После чего, сиделец отходил вглубь помещения. Только затем, открывалась тяжёлая дверь.
Пятясь затылком вперёд, смертник медленно выходил в коридор. Два дюжих тюремщика подходили сзади к сидельцу. Крепко брали за руки и резким движеньем заворачивали локти наверх. Причём, делали это настолько жестоко, что бедолага сгибался в глубоком поклоне. В таком положении, он почти доставал макушкой до пола.
Звучала команда: – Вперёд!
Смертника грубо вели на небольшой променад. Проталкивали сквозь узкий тамбур и лишь в тесном внутреннем дворике его освобождали от чудовищной хватки.
Правда, кандалы с него не снимали. Все полчаса, ходить приходилось в блестящих браслетах. После завершенья прогулки всё повторялось в обратном порядке.
Беспокойные мысли стремительным вихрем закружились в голове заключённого: – «Сегодня по радио меня не назвали, выкликнули кого-то другого! То ли афганца, то ли араба». – подумал Степан. Говорить, а тем более, громко кричать, местный устав ему запрещал. За это полагалось взыскание на усмотрение начальства тюрьмы.
– «Распорядок, с утра, я ни в чём не нарушил! Отправлять меня в карцер, фактически, не за что! Тогда почему всё идёт не так, как всегда? Может быть, снова ужесточили порядок прогулки? Или меня переводят в другую тюрьму?»
Вдруг, где-то в глубинах души возникла нелепая мысль: – «Дело послали на пересмотр и меня почему-то помиловали!» – к сожаленью Степана, надежда немедля погасла.
Сержант трезво оценил обстановку: – «Тогда бы не было так много охранников. Достаточно было бы одного вертухая, чтоб отвести меня к главе администрации блока». – десантник печально вздохнул и одёрнул себя: – «На мою шею повесили множество мёртвых афганцев. Таких «головорезов», как я, никогда не прощают!»
Сделав неутешительный вывод, Степан чуть успокоился. А чего теперь волноваться? Делать ему было, в общем-то, нечего. Он стал просто ждать, как дальше будут развиваться события?
Сзади к десантнику подошли три вертухая. Двое из них встали по сторонам от сидельца. Они наступили тяжёлыми берцами на носки башмаков заключённого. Тем самым, надёжно придавили подошвы к холодному полу. Действуя чёткими, слаженными движениями, конвоиры зафиксировали руки сержанта на бетонной поверхности.
Третий охранник остался за спиной осуждённого. Он положил большую ладонь на шею Степана, и с потрясающей силой прижал его голову к шершавой стене. У парня, аж потемнело в глазах.
Четвёртый боец бросил объёмную сумку на маленький металлический столик. Расстегнул длинную молнию и начал копаться в недрах баула. Скоро он что-то достал и тоже приблизился к смертнику.
В руках надзиратель держал прочный ремень из толстой искусственной кожи. Он обернул пояс вокруг тела Степана. Застегнул широкую пряжку на спине у сержанта. Надел на щиколотки и защёлкнул разъёмные кольца, сцепленные между собою толстым шнуром.
С живота арестанта свесилась тонкая прядь, сплетённая из синтетических нитей. Охранник приложил её к ножным путам седельца и вернулся к столу. Сзади послышался щелчок кнопок миниатюрного пульта.
Наноботы немедленно слиплись в единое целое, а потом слегка натянулись. Сержант ощутил, что теперь его стопы скреплены не эластичным шнуром, а жёстким несгибаемым стержнем.
Стоящие по бокам, вертухаи поочередно оторвали руки сидельца от шершавой стены и приложили их к бёдрам. Из ремня сразу выползли широкие ленты. Они обхватили локти сержанта и сильно прижали к бокам. Запястья стянул тонкий шнур, идущий от ножных кандалов.
Сзади щёлкнула кнопка на пульте. Чудо-верёвка стала короче. Она сократилась настолько, что Степану пришлось чувствительно наклониться вперёд. Теперь сержант оказался в весьма неудобном полупоклоне.
Затем на шею несчастного узника надели весьма знаменитый «мамочкин шарф». Он показался Степану шелковистым и мягким. Оператор, стоявший у столика, нажал на новую кнопку.
Наноткань натянулась и обрела жёсткость железа, Она сдавила шею Степана с такой чудовищной силой, что затхлый воздух прекратил поступать ему в лёгкие. Хорошо понимая, что сейчас лучше не дёргаться, смертник испуганно замер.
В ходе долгого следствия, десантник сидел в камере со многими зёками, как европейцами, так и афганцами. Он часто слышал от бывалых людей о подобной «упряжке». Некоторым из них «повезло» испытать её действие на собственной шкуре.
Степан слушал их и про себя усмехался. Он был совершенно уверен, что такие устройства существуют лишь в фантастических книгах и фильмах. Поэтому, совершенно не верил в эти страшилки.
Сержант был весьма удивлён, увидев их на собственном теле. Заблуждению парня способствовало то обстоятельство, что его часто возили по тюрьмам в тоненькой робе, изготовленной из обычной синтетики.
На руках и ногах у Степана постоянно висели кандалы из железа. Если ты не великий Га́рри Гуди́ни, то вряд ли сумеешь их быстренько скинуть. А пока ты будешь возиться с «браслетами», охранники тебя «успокоят дубинками».
К тому же, перед транспортировкой из одной кутузки в другую, ему постоянно кололи наркотики. От них парень лишался сознания на много часов. За столь долгое время, его могли перебросить хоть на другой континент.
Сидельцы говорили о том, что на пульте охранников имелась ещё одна функция удивительной штуки – мощное сжатие. Под воздействием электроразряда, ткань из спец материала делала это с чудовищной силой. По устойчивым слухам, ходивших среди заключённых, она могла превратить человека в мясное пюре.
Убедившись, что смертник стоял, словно каменный столб, оператор дал очередную команду. «Мамочкин шарф» немного ослабил смертельную хватку. Степан быстро вдохнул застоявшийся в камере воздух.
Стараясь, как можно скорее, восполнить недостаток в крови кислорода, он начал шумно дышать. Сержант неожиданно вспомнил, что по прибытии в эту тюрьму, с него сразу сняли ручные и ножные «браслеты» и переодели в обычную робу.
– «Наверное, ткань из сплошных наноботов весьма дорога. Поэтому подобную «сбрую» используют в особенных случаях». – неизвестно к чему, мелькнуло в голове у десантника.
