Александр Амфитеатров
М. А. Бакунин
В это тяжелое семилетие, когда жизнь Бакунина тянулась сплошным мартирологом, группа немецких демократов, окружавшая Карла Маркса, к сожалению, вела себя по отношению к русским революционерам за границею более чем некорректно, – прямо-таки враждебно и в высшей степени коварно. Недоброжелательные атаки выдержали и Герцен, и Огарев, но самая оскорбительная и нечестная выходка русофобии была сделана кружком Карла Маркса против Бакунина. В то время, как герой Праги и Дрездена последовательно мучился цепями и цингою в Кенигштейне, Ольмюце и Шлиссельбурге, газета Карла Маркса распространила о нем грязную сплетню-клевету, будто Бакунин был агентом-провокатором русского правительства. В доказательство ссылались на какой-то, якобы компрометирующий, разговор о Бакунине между знаменитою писательницею Жорж Занд и Ледрю-Ролленом. Бакунин, сидя в крепости, разумеется, ничего не подозревал, в то время, как, по справедливому замечанию Герцена, «клевета толкала его на эшафот и порывала последнее общение любви между мучеником и сочувствующею ему массою». К счастию, другу Бакунина, композитору Рейхелю, удалось разрушить гадкую сплетню, при энергичном содействии самой Жорж Занд, возмущенной злоупотреблением ее имени против Бакунина как заслуженного революционера и личного ее друга. Однако под влиянием все того же Марксова кружка, грязь эта вздувалась и против Герцена, и против Бакунина еще неоднократно – даже в Лондоне. В 1869 году Бакунин в письме к Герцену характеризует Маркса, как «зачинщика и подстрекателя всех гадостей, взводимых на нас». Впоследствии многолетняя вражда двух титанов революции, осложненная вмешательством Утина, который был далеко не титан, но большой мастер вести партийную интригу, кончилась, как известно, очень печально для Бакунина: Маркс выбросил его за борт социалистической революции, выгнав в 1873 году из Интернационала.
Как же отвечал на выходки Маркса Бакунин? Вот строки того же самого письма, в ответ на упрек более чуткого к оскорблениям Герцена, который не любил оставлять обид без расплаты и умел на укол словом-булавкою отвечать ударом слова-кинжала. «Почему я пощадил Маркса и даже похвалил, назвав великаном? По двум причинам, Герцен. Первая причина – справедливость. Оставив в стороне все его гадости против нас, нельзя не признать за ним огромных заслуг по делу социализма, которому он служит умно, энергически и верно вот уж скоро 25 лет и в котором он, несомненно, опередил нас всех. Он был одним из первых, чуть ли не главным, основателем Интернационального общества. А это в моих глазах заслуга огромная, которую я всегда признавать буду, что бы он против нас ни делал». Вторая причина, выставляемая Бакуниным в самозащиту от герценовых насмешек, относится к области партийной полемики и тактики и дышит тем наивным макиавеллизмом, в котором Бакунин был так необычайно хитер и ловок на словах и так изумительно неуклюж и неудачен на деле. Бедная «Большая Лиза»! Всякий раз, что она начинала плутовать и талейранствовать, она немедленно попадалась на месте преступления самым позорным и смехотворным образом. Дипломатического таланта у Бакунина не было достаточно даже для того, чтобы выманить, по поручению Нечаева, у дочери Герцена рисунок для революционной печати – мужика с топором. А в крикливой ссоре Нечаева с m-lle Герцен, из-за уклончивости ее поступить в его «русское революционное общество», Бакунин, хотя был всецело на стороне Нечаева, не выдержал характера, когда тот нагрубил его любимице Нате, и резко оборвал его. Так было всегда и во всем. Бакунин годился на всякую политическую деятельность, кроме дипломатической. Он был страстный конспиратор, но дипломат – никакой. Начиная уже с того, что, по размашистой натуре своей, никогда не умел держать язык за зубами. В одном письме 1862 года Герцен, раздраженный польскими делами, безжалостно перечисляет «Большой Лизе» ряд лиц, пострадавших так или иначе от нескладных и рассеянных ее экспансивностей. «Большая Лиза» была болтлива и любопытна. Герцен, Белинский, Тургенев, Катков и др., все друзья молодости, жалуются на страсть Бакунина «быть стоком сплетней» (выражение именно Тургенева). В 1840 году страстишка эта довела Бакунина до весьма грязного столкновения с Катковым; последний дал ему пощечину при встрече в квартире Белинского в Петербурге. Бакунин вызвал Каткова на дуэль, но поединок не состоялся, потому что Бакунин, пофилософствовав, как Рудин пред Волынцевым, сознал себя неправым и драться не пожелал. Отзывы друзей о Бакунине в этом периоде его жизни ужасны. Огарев честит его «длинным гадом» и «подлецом», Герцен – «талантом, но дрянным человеком», Белинский и Боткин – «трусом» и т. д. Что Бакунин менее всего был трусом, это наглядно доказали Прага, Дрезден, Париж и Болонья. А обычная легкость его в отношениях с людьми сказалась тем обстоятельством, что два или три года спустя, он за границею как ни в чем не бывало, дружески исполняет какие-то поручения своего недавнего оскорбителя, Каткова. Этот был человек другого закала, обид не забывал и жажду мщения хранил свято. В 1859 году Бакунин, ссыльный в Иркутске на поселении, обратился к Каткову, на правах с лишком двадцатилетних отношений знакомства и дружбы, с денежною просьбою. Катков, конечно, отказал, а письмо сохранил и, двадцать лет спустя, воспользовался им, в 1870 г., чтобы облить Бакунина грязью, как будто бы бесчестного и наглого попрошайку, не умеющего жить иначе, как на чужой счет. Злоба и мстительная радость слишком ярко сквозят в этом письме, и, читая его, не за Бакунина грустно и совестно.
