Алексей Букалов
В зеркалах воспоминаний
– Надо все-таки предупредить начальство, что мы уйдём на пару часов, – сказал я.
Мы дошли до комнаты Кулатова, постучали, на ответ «Войдите» открыли дверь и увидели необыкновенную и очень трогательную картину: председатель Президиума Верховного Совета Киргизии с тряпкой в руках моет пол.
– Что случилось, Турабай Кулатович?
– Я тут так налил, что неудобно, надо помыть.
– Оставьте, не трогайте, придет горничная, все вымоет.
Это был удивительно скромный человек. Как-то он мне рассказал свою историю и о том, как попал в руководители. Он был шахтер, передовик, давал много угля. Ему предложили вступить в партию, он вступил. Прошло какое-то время, и вдруг за ним – он жил где-то в провинциальном городке – приехала машина. Ему сказали, что надо ехать в столицу, во Фрунзе. Киргизы, как известно, не произносят звук «ф». Поэтому они называли свою столицу Прунзе. Ему дали время собраться, и пока он складывал вещи, жена – в плач: «Говорила тебе, что не надо в партию вступать, этот вступил в партию – его забрали, тот вступил – его забрали…» Под ее причитания он и уехал. Привезли его в «Прунзе» (Фрунзе), привели в большой красивый дом на какое-то заседание. Тут выяснилось, что председатель СНК Киргизской ССР накануне был арестован. Шел 1938 год. Офицер, который сопровождал Кулатова, вывел его на трибуну и сказал: «Товарищи, прошу любить и жаловать, это товарищ Турабай Кулатов, новый председатель Совета народных комиссаров нашей республики». Он начал учиться, шёл в основном по партийной линии. Со временем стал председателем Президиума Верховного Совета Киргизской ССР, заместителем председателя Президиума Верховного Совета СССР, членом Центральной ревизионной комиссии КПСС, депутатом Верховного Совета СССР. Вот такая биография.
Королевские игры
Общение с коронованными особами, это, прошу прощения за каламбур, особое приключение духа. По роду службы мне доводилось наблюдать их совсем рядом, о чём я и хочу рассказать.
Несколько раз я встречался с императором Хайле Селассие I, уже на исходе его царствования. А до этого общался с его внуком, возможным наследником, хотя это не было официально заявлено. Сына своего он лишил наследного титула, а вот принцу Искандеру Деста всячески потворствовал. Возможно, потому, что тот был морским офицером, носил звание контр-адмирала, служил заместителем командующего Военно-морским флотом империи. А Хайле Селассие очень хотел видеть свою страну морской державой и даже своей властью присвоил Эфиопии этот титул. Ежегодно он проводил день военно-морского флота. Центром торжеств был красноморский порт Массауа (Массава). По приглашению императора туда приходили военные корабли «всех дружественных государств», как сообщала пресса. И тогда беломазанный городок, приткнувшийся к Красному морю, преображался. На внешнем рейде развевались многоцветные флаги разных стран, на берегу одновременно собиралось до десяти тысяч военных моряков, а со всей восточной Африки сюда на ослах, верблюдах да на чем угодно стекались проститутки. Это был их праздник. Город пел, плясал, гудел, не утихая, и только советские моряки группами по пять человек с младшим офицером во главе чинно прогуливались по его улицам.
Я дважды присутствовал на торжествах в Массава. Помню, на него пришел эскадренный миноносец «Дальневосточный комсомолец» под советским флагом. Пришел американский корабль, иранский крейсер, пришел китайский военный корабль. Был военный парад. Это было единственное, наверное, место в мире, где в общем строю шагали советские и американские моряки. Проходя перед трибуной, строй приспускал флаг. А на трибуне, сделанной в виде носа корабля, в адмиральском белом мундире стоял император Хайле Селассие. Всё было очень торжественно.
Обычно на этот праздник съезжались высокие гости. На том, о котором я вспоминаю, главной гостьей была британская принцесса Анна, дочь королевы Елизаветы II. Она выразила желание посетить советский корабль. Об этом мне сообщили наши моряки, пригласившие меня на свой миноносец прочитать им лекцию об Эфиопии. Они спросили: какой подарок можно сделать знатной гостье?
– А что у вас есть? – в свою очередь поинтересовался я.
– Ну, мы можем ей подарить большую банку черной икры.
– Замечательно. Это не обсуждается. А что еще есть?
– Нам дают с собой всякие призы, которые мы разыгрываем во время похода. Баскетбольный, например, – мы играем на палубе. Вот посмотрите в кают-компании.
И я вижу, что среди призов, которые никак не годятся для подарка принцессе, стоит фигурка всадника, берущего препятствие.
– Вот, подарите ей это, она же наездница, чемпионка Европы по конному троеборью. Она будет очень рада.
Принцесса действительно была в восторге от такого неожиданного подарка и очень растрогана вниманием советских моряков. Я не присутствовал на приеме, данном в честь Её Королевского Высочества, но был на инструктаже, который проводил замполит на «Комсомольце». Он говорил: она, конечно, принцесса, но прежде всего она – ваша ровесница. Поэтому будьте гостеприимны и дружелюбны.
Вообще с принцессой Анной у нас происходили разные казусы. Один приятель-дипломат рассказывал мне, как в 1973 году, когда принцесса с неофициальным визитом приезжала в СССР в составе британской команды по конному спорту, в ее честь Президиум Верховного Совета устроил завтрак с английским послом. И председатель Президиума Николай Викторович Подгорный, прощаясь, как радушный хозяин сказал 23-летней гостье:
– Ваше высочество, в следующий раз приезжайте с родителями.
Все остолбенели. Это была совершенно невероятная формула приглашения: ведь родители Анны – королева Великобритании и принц-консорт.
В продолжение этой истории я могу похвастаться встречей с принцем Филиппом. Это было в октябре 1994 году, когда королева Великобритании Елизавета II вместе со своим супругом посетила нашу страну. Я был в это время в Москве и благодаря своим знакомым попал на прием в английском посольстве. На этом приеме был и Лев Эммануилович Разгон. Вот мы стоим у окна, разговариваем, смотрим на Кремль – красиво, редко в таком ракурсе его можно увидеть. Вдруг замечаем: прямо к нам решительно направляется пресс-секретарь посла (мы с ней были знакомы), а за ней – принц Филипп. Еще раньше я обратил внимание, что королева очень маленького роста. Прямо крошечная. Принц Филипп тоже оказался невысоким, просто рядом с ней он казался выше. Пресс-секретарь с принцем подходят, здороваются, она представляет нас – я представился как корреспондент ТАСС, которым тогда и был. «Я думаю, у вас в ТАССе сейчас многое изменилось?» – заметил принц. Мы перекинулись парой вежливых фраз, и пресс-секретарь сказала:
– Его Высочество хотел познакомиться с господином Разгоном и что-то спросить у него.
Оказалось, что принц прочитал книгу Льва Разгона о ГУЛАГе, недавно переведенную на английский язык, и его интересовало, как в ГУЛАГе проводился в исполнение смертный приговор.
– В Великобритании это была виселица, в Америке – электрический стул или смертельная инъекция, во Франции была гильотина. А что в ГУЛАГе?
И Разгон, все время повторяя «Ваше Высочество», рассказал, что там просто стреляли в затылок. Проводили заключенного по лестнице и стреляли в затылок. Были, конечно, массовые расстрелы, но когда приводился в исполнение приговор, делали именно так.
Почему принц проявил такое любопытство? Значит, зачем-то ему надо было это знать…
Первый раз короля Иордании Абдаллу II я совершенно неожиданно встретил в Риме, на пьяцца Навона. Я оказался на запруженной народом площади в тот момент, когда полиция вдруг начала расчищать дорогу, и я увидел короля, который шёл с экскурсией, и как обычный турист, послушно смотрел направо-налево, следуя разъяснениям гида.
Второй раз я увидел его в совершенно другой обстановке. Я сопровождал папу Бенедикта XVI в его поездке на Святую Землю. Перед посещением Израиля и Палестины у него была ещё одна точка на маршруте – Иордания. По приглашению короля. Теперь передо мной был совершенно другой человек. Абдалла II принимал понтифика в военной форме – ведь он не только главнокомандующий Вооруженными силами Иордании, но ещё и облачён высокими воинскими званиями: фельдмаршал и маршал Королевских Иорданских ВВС.
Встреча была торжественной. Прошел строем почетный караул. Король и папа сидели на возвышении и тихо о чём-то беседовали. Потом подали папский автомобиль, и Абдалла проводил гостя до машины. Кортеж тронулся. Мы, члены папского пресс-пула, выезжали позже, поэтому могли наблюдать, как, козырнув папе, Абдалла повернулся и быстро – почти бегом – направился к стоявшему поодаль военному истребителю, поднялся в кабину, сел за штурвал. Убрали трап. Король жестом показал, что готов, вырулил на взлетную полосу и взмыл в небо. Это произвело сильное впечатление. Он был профессиональный летчик, учился в Англии и США, в военно-воздушной академии.
А на отдыхе в Риме ходил как турист по Вечному городу со своей красавицей-королевой.
Три удара под дых
Есть у человека такое уязвимое место – ребро. Есть даже выражение – дать под ребро: уязвить, значит, унизить. Может употребляться и в прямом, и в переносном смысле. Я сам попадал в такую ситуацию – получал под ребро. Насколько помню – трижды.
Первый раз это было в Эфиопии, ещё во времена императора Хайле Селассие I. Эфиопия тогда дружила с американцами, которые через свою достаточно влиятельную организацию Peace Corps (Корпус мира) отправляли добровольцев в бедствующие страны для оказания помощи, в том числе гуманитарной, в области искусства и культуры. В частности, устраивали выставки, концерты. Я даже побывал на концерте классика мирового джаза Дюка Эллингтона, который в рамках программы Корпуса мира проходил в главном зале муниципалитета Аддис-Абебы.
Это был совершенно замечательный концерт. Когда Дюк под свой знаменитый «Караван» появился на сцене, зал встал, приветствуя его. Единственный человек, который не шевельнулся, был Хайле Селассие, сидевший в своей императорской ложе. Ему не по чину было вставать. Потом Эллингтон был у него в ложе, император подарил ему какую-то медаль.
А спустя некоторое время в том же здании, где размещались офисы муниципалитета, – называлось оно Сити Холл – сделали выставку американской книги. Причем книги образовательной, познавательной: атласы, альбомы по искусству, художественные каталоги. И мы с моим другом Эдуардом Агароном (он был корреспондентом РИА Новости), по специальному приглашению попали на открытие этой выставки. Идем вдоль стеклянных стендов, внимательно разглядываем экспонаты – они были открыты, можно было взять книги, полистать, что люди и делали. Эдуард показывает мне какой-то альбом. Я протягиваю к нему руку, и в этот момент получаю несильный, но чувствительный удар под ребро. Оборачиваюсь и вижу, что ко мне приставлен небольшой пистолет. Его держит, слегка наклонившись, человек в военной форме. Я делаю шаг и… наступаю на императора, который идет с другой стороны и тоже смотрит на этот альбом. Отхожу назад: «Ваше Величество». Инцидент исчерпан. Это был первый раз.
А второй – в Хартуме, столице Судана, во время военного переворота. Почему-то я шел по улице куда-то по своим делам. И вдруг меня буквально припечатало к стене сильным ударом под ребро. Оказалось, это просто военные наводили порядок и проверяли, кто тут шляется в неурочное время. Как-то зубами, потому что руки у меня был подняты, я исхитрился вытащить из кармана дипломатический паспорт, и был отпущен.
В третий раз удар под дых я получил от своего коллеги, после совместной пресс-конференции Владимира Путина и премьер-министра Сильвио Берлускони в апреле 2008 года. Это произошло на вилле Берлускони «Чертоза» в пригороде города Порто-Ротондо на острове Сардиния. Тогда российский президент прибыл с рабочим визитом в Италию всего через три дня после досрочных парламентских выборов, в которых убедительную победу одержала коалиция Сильвио Берлускони, и стал первым из зарубежных лидеров, кто лично поздравил его с этим успехом.
Известно, что Путина и Берлускони связывают добрые дружеские отношения, и эта дружба, по словам итальянского премьера, идет на благо Италии и России. Об этом он говорил на пресс-конференции и ещё раньше мне лично, когда мы, дожидаясь высокого российского гостя, целый час ходили вдоль посадочной полосы и замечательно беседовали. Кстати, Путин уже приезжал на остров, который потом охарактеризовал как «шикарное место».
После окончания пресс-конференции Берлускони шагнул в зал, продолжая отвечать на вопросы журналистов, а Путин незаметно ушел за кулисы. Мы с моими московскими коллегами-журналистами решили подождать президента, чтобы уже в неформальной обстановке задать ему пару-тройку вопросов. И я вдруг понял, что здесь мы его запросто прозеваем, и сказал, где надо «ловить» президента.
– Ребята, он сейчас пройдет вон там, потому что там только один проход. Пойдёмте.
И действительно, видим – Путин идёт со своим пресс-секретарем Алексеем Громовым и еще с кем-то из сопровождающих. Увидев нас, он остановился, узнал многих корреспондентов и начал замечательно общаться, подробно и интересно отвечать на вопросы. Естественно, свой вопрос задал и я и получил в бок такой же удар, какой я помнил по визиту императора и посещению Хартума. Это Алексей Громов пальцем довольно сильно ткнул меня под ребро. Я ему:
– Ты что?
– Он опаздывает!
– Ну он сам скажет об этом, – огрызнулся я.
Как я ходил во власть
Это замечательная работа – поддерживать дипломатические отношения с Ватиканом. И ею занимались очень профессиональные люди. За одним исключением.
Первым Официальным представителем СССР/России в 1990–1995 годах здесь был Юрий Евгеньевич Карлов, потом Геннадий Васильевич Уранов, Виталий Яковлевич Литвин, а 31 декабря 2010 года была учреждена должность посла, которую занял Николай Иванович Садчиков, бывший до того пять лет в статусе Официального представителя России в Ватикане.
Но был такой момент, когда место оказалось вакантным. По каким причинам? История эта довольно забавная, чуть-чуть грустная, да и поучительная.
У Бориса Николаевича Ельцина был пресс-секретарь Вячеслав Костиков, профессиональный журналист, работал в Париже в «Курьере Юнеско» – была такая «богадельня». Потом он вернулся в Москву и попал к Ельцину в секретариат. Человек он довольно заносчивый и, к сожалению, абсолютно лишенный чувства юмора. Однажды он поругался с охраной. Это было во время какого-то плавания на пароходе. Не помню по какой реке, рек много у нас. В разгар очередного веселья охранники бросили его в воду – пошутили. Шутки и отношение к ним, как известно, тоже отражают характер человека. Журналиста, конечно, достали, но, как говорил Зощенко, он затаил в душе некоторую грубость. Борис Николаевич решил сгладить инцидент и вознаградить своего пресс-секретаря. Каким образом? Ельцин, естественно, поинтересовался – есть ли у того какие-либо просьбы. «Вот, Борис Николаевич, место вакантное, послом в Ватикане. Это была бы для меня очень интересная работа».
А в это время в Ватикан официальным представителем России оформлялся бывший зам. генерального директора ТАСС Анатолий Красиков, прекрасный журналист, который ещё в конце 1950-х – начале 60-х годов был единственным советским корреспондентом, аккредитованным при Ватикане. Он блестяще знал и много писал про Святой Престол и уже приезжал сюда в качестве кандидата на новую должность, бывал в доме Юры Карлова; Красикову даже выделили жильё, где он как будущий хозяин поменял обои – думал, что приедет туда на работу. Тем более что и Борис Николаевич, в администрации которого работал тогда Красиков, уже дал слово. Но как хозяин своему слову, он его дал, он его и взял. Так Костиков попал официальным представителем России в Ватикан. У него французский язык, итальянский он нарочно не учит, ведет себя так, словно получил синекуру. Познакомились мы на одном из приёмов, устроенном послом Украины, с которым я здесь дружил.
– Вот, это Вячеслав Костиков, – представил он. – А это мой друг Алексей Букалов, он, кстати, пишет для газеты «Сегодня».
– О, значит мы с вами конкуренты, – сказал Костиков.
– А вы разве тоже пишите про Италию? – поинтересовался я, но ответа не получил.
Меня поражала его самовлюбленность. Его речь пестрела такими оборотами, вроде: «Вот мы, писатели, даже цвет видим по-другому». Так и хотелось ему напомнить, что был тут до него один писатель, Николай Васильевич Гоголь, правда, он называл себя литератором. Скромно…
В этой своей фанаберии Костиков один раз просчитался. К нему приехало телевидение – взять интервью. А он выпил. И начал говорить про Ельцина: у него, мол, есть одна страсть – жажда власти. И это делает официальный представитель государства, нарушая все этические, нравственные и политические нормы! А ведь ещё со времен Бисмарка строжайше запрещено критиковать своего нынешнего работодателя. Действующий посол не имеет права делать это, равно как и писать мемуары – ушел, пожалуйста! Конечно, одиозное высказывание сразу стало известно, и даже покровительствующий ему на тот момент Примаков, бывший тогда министром иностранных дел РФ, сказал: надо его отзывать. Проходит несколько дней, Костиков уезжает. А он за это время много чего успел. В частности, бросить виллу, которая ему не понравилась. Поскольку он из администрации президента, ему сняли виллу в престижном месте, на Аппиевой дороге. Очень хорошую, с бассейном. И была еще резиденция, снятая ещё до его назначения, рядом с Ватиканом…
Я наблюдаю за этой историей, и вдруг раздается телефонный звонок. Звонит мой генеральный директор Виталий Никитич Игнатенко.
– Алексей, как у тебя дела, все нормально?
– Да, все нормально.
– А ты в Москву не мог бы подъехать? По делу, не телефонный разговор.
– Когда?
– Сегодня не мог бы?
– Сегодня уже не успею, но могу вылететь ночным самолетом и завтра утром быть в Москве.
– Давай так и сделаем.
– Что-то случилось?
– Нет, но надо кое-что обсудить.
Приезжаю утром к Никитским воротам, к ТАСС, встречаюсь в генеральным. Тот протягивает красную папочку, в ней – шифрограмма за подписью тогдашнего посла в Италии. В ней говорится, что в связи с вакансией в посольстве СССР при Ватикане, посольство в Италии вносит предложение назначить на эту должность заведующего отделением ТАСС Алексея Бука-лова, который много знает, то да се. Совсем как в той характеристике, когда меня выгоняли из МИДа с «волчьим билетом». И Игнатенко с торжествующей улыбкой говорит мне: «Как тебе это предложение?».
– Виталий, пойми меня правильно, – говорю. – Получается, что они меня выгоняют в дверь, а я в окно лезу. Я уже другой человек, у меня другие интересы. И опять возвращаться в эту контору… ты меня извини. Это, конечно, почетное предложение, я понимаю.
– Но лучше тебя никто это не сделает…
– Но это не самый важный аргумент. И я не уверен, что это так. Конечно, мне было бы это интересно…
– Не валяй дурака, ты меня просто удивляешь. Я уже договорился, что сегодня вечером тебя примет председатель Комитета Госдумы по международным делам Владимир Лукин, а завтра в МИДе – замминистра по Европе, который курирует Ватикан, Коля Афанасьевский. – И называет ещё несколько имен. – А пока, говорит, садись (у него при кабинете ещё комнатка есть), вот тебе бумага, пиши записку на имя Примакова. И твои соображения по Ватикану.
То есть я еще должен был оправдать свое назначение. Помню, я сел и за полчаса написал почти пять страниц текста, который назывался «Государство Ватикан и государственные интересы России». Расписался, он тут же передал это секретарю – отправить Примакову, который тогда возглавлял МИД.
За два дня я прошёл по всему этому кругу. Прощаясь, Игнатенко говорит: «Я тебе сообщу».
Когда я вернулся в Рим, Галя была возмущена. «У тебя нет гордости! Тебя поманили – и ты поехал»!». – «Галя, пойми, для дипломата это уникальная работа», – возразил я.
Закончилась эта история замечательно. Бумаги о назначении для решающей визы попали к Александру Коржакову, который был тогда первым помощником президента России. И хотя был последний день его работы в этой должности (избранный в депутаты, он переходил в Государственную думу), он тем не менее ещё визировал поступавшие к нему бумаги. И Коржаков наложил резолюцию: «Хватит нам журналистов в Ватикане», памятуя, видимо, историю с Костиковым. Он, Костиков, сейчас по-прежнему очень активен, пишет везде. Не знаю, за кого он, – за наших или за ваших.
Это называется – как я ходил во власть.
На самом деле я очень благодарен за такой исход. Посол, который приехал, Геннадий Васильевич Уранов – большой умница, замечательный человек, но он уже давно сменился, он ушел в мир иной. Я был хорошо с ним знаком. Во-первых, потому что он тоже был учеником Юлии Абрамовны Добровольской, как и многие, кто проходил через Италию. А во-вторых, то недолгое время, что я был в посольстве, я работал у него, в политической группе Уранова, поэтому он меня знал.
Александр Алексеевич Авдеев, посол, который здесь сейчас, – совершенно выдающаяся личность, и к нему с большим пиететом относится папа Франциск. Однажды во время своего очередного папского визита он подошел ко мне в самолете и сказал:
– Я вам давно хотел сказать, что у вас замечательный посол. Он, конечно, высокий профессионал, но еще и очень душевный человек. Он мне иногда говорит такие вещи, о которых я потом долго думаю, рассуждаю.
– Мне очень приятно, что вы мне это сказали, – ответил я. – И я вам скажу – почему. Потому что я считаю его своим другом. Но вот вы сказали, что он профессионал, он действительно был послом во Франции, послом в Люксембурге, в Болгарии, заместителем министра иностранных дел. Но у него была еще одна страничка в биографии – он был министром культуры.
И папа Франциск, который не знаком с нынешним министром (В. Р. Мединским), сказал мне замечательную фразу: «Какая культура, такой и министр».
Я передал этот разговор Авдееву – он был очень доволен. Он человек непростой, простых там не бывает, и я действительно считаю, что он одаривает меня своей дружбой. Иногда мы отправляемся с ним в интересные поездки. Например, побывали на открытии выставки и мастер-класса Зураба Церетели в Вероне. Интересная выставка. Авдеев всё знает, всё понимает и очень тонко чувствует. Очень достойный человек.
