Алексей Крахин
Дорога потерянных душ
– Вижу, тебе крепко досталось. Но свою работу ты сделал. И сделал с запасом. Теперь мой черёд.
– Ты уже подготовил чары, – Саргатос с подозрением осматривал незнакомые письмена, обрамлявшие магический круг. – Хотел удрать без меня?
– Обижаешь, Саргатос-драконоборец. Я ощутил твоё приближение издали и поспешил сделать всё, чтобы убраться отсюда вместе с тобой. Смотри сам: мои чары рассчитаны на двоих.
Саргатос не понимал работающих чар и не собирался разбираться в них прямо сейчас. Его волновало другое.
– Я так и не дождался твоего сигнала.
– Правда? – наигранно удивился гигант. – Странно это слышать, ведь, насколько я знаю, дракон оставил тебя в покое. Ты рисковал ради меня. И ты жив благодаря мне. Сигнал был.
– Тот крик, на который дракон полетел как обезумевший?
– У меня есть свои хитрости. Но даже мне не по зубам отбиться от маназмеев. Поговорить можно и в другом месте.
Недвусмысленный намёк вернул Саргатоса к насущным проблемам, к тем самым, которые он не мог решить самостоятельно.
– Куда мы отправимся?
– В моё убежище. В проверенный лично мной мир, где мы оба укроемся от маназмеев, восстановим силы и… – Абаддон выразительно посмотрел на покалеченную руку Саргатоса, – и конечности. Ну а после, кто куда. Я, скорее всего, вернусь поближе к гнезду и продолжу наблюдения. А ты, надо думать, – домой.
Саргатосу не терпелось отдалиться от логова протодракона.
– Хорошо, я готов.
– Тогда войди в круг. Мы уходим.
***
Перемещение вышло болезненным. Когда вокруг Странников вспыхнул зелёный свет чар, Саргатосу показалось, что чудовищное давление сжало его в точку, невообразимым образом сохранив при этом жизнь и возможность всё чувствовать, как прежде. К счастью, телепортация была мгновенной, и неведомая сила быстро вернула магу его истинный вид.
Сердце колотилось, жжение в груди заставило Саргатоса упасть на колени. В висках били молоты, а в ушах – колокола. Он стойко перетерпел эту слабость, и когда боль начала утихать, вдруг понял, что вокруг очень холодно. И очень темно.
Превозмогая боль, чародей выпрямился. Он стоял на клочке земли у небольшого мутного орба, внутри которого едва проступало внутреннее устройство. А снаружи темнота, и лишь недостижимо далёкие огоньки мерцали в глубинах бездонной тьмы. И здесь совершенно не было магии.
– Где мы? – спросил Саргатос голосом, осипшим от накатывающего ужаса.
Абаддон стоял напротив и молчал, должно быть, давая спутнику самому всё осмыслить. По плечам и груди витала струились ручейки серебряных искр. Тело его дрожало, как разогретый воздух, и за этим дрожанием проступали невидимые прежде детали. Только сейчас Саргатос понял, что магический вакуум этого места разрушал безупречно сплетённую иллюзию, скрывавшую настоящий облик гиганта.
Серые глаза Абаддона потемнели, на месте рта проступил чёрный шрам, перетянутый неровными стяжками нитей. Плечи и крылья обросли шипами, по всему телу проступила сеть пульсирующих вен. Круглая бляха кожаного пояса увеличилась до самой груди и растянулась от бока до бока клыкастой пастью, из которой вывалился наружу мясистый змеиный язык.
Костяной посох также преобразился. Теперь в руке жуткого порождения глубин Обетованного висела объятая электрическими разрядами сеть, в которой возился малыш-протодракон.
– Что тебе нужно от меня? – набравшись храбрости, произнёс Саргатос. Он уже знал, кто перед ним стоит.
– Ничего, – утробно выдавила из себя пасть на животе гиганта. Прищуренные глаза глядели с алчной насмешкой.
– Тогда зачем мы здесь?
– Ты просил.
От обиды и гнева Саргатос не мог найти слов. Ведь, чтобы перехитрить его, опытного Странника, этому слуге Тёмных богов даже не потребовалось лгать. Маназмеи не способны существовать в пространствах, где нет маны, следовательно, они никогда не приблизятся к этим областям. Всё, что обещал тот, кто скрывался под именем Абаддон, исполнено. Но что будет дальше?
– Ты сделал всё, что должен был, – вкрадчиво начал Саргатос. Честность несвойственна тёмным силам, поэтому всё случившееся заставляло лишь сильней насторожиться. – Я благодарен тебе за это. Подскажи теперь, как я могу попасть домой.
– Невозможно, – отрезала пасть. – Отсюда нет пути к твоему дому.
– Тогда что мне делать?
– Подумай… – Глаза совращённого тьмой витала стрельнули в сторону орба.
– Ты хочешь, чтобы я вошёл в этот мир? – изо всех сил Саргатос старался сохранить зыбкие остатки спокойствия. Прямо сейчас к нему приходило осознание, что встреча с гиперштормом и скитания по фиолетовому спектру были всего лишь небольшими недоразумениями по сравнению с теми трудностями, в которых он оказался теперь.
– Ты сам этого хочешь, – проворчала пасть.
– Послушай, Абаддон. Ты ведь был когда-то Странником, верно? Я не бросил тебя там, у архипелага. Так и ты не дай мне сгинуть здесь. Помоги мне выбраться!
Гигант поднёс к лицу ладонь, где осталась гноящаяся, давно потухшая метка Альянса. Он словно пытался вспомнить нечто давно забытое. Пасть недовольно забурчала, возвращая гиганта под свой контроль. Ладонь с меткой сжалась в кулак.
Тишину прервал утробный рык.
– Глупец! Свет Оси ярок. Он ослепил тебя. Ты не знаешь ничего. Я покажу всё.
«Меня склоняют к служению. И это происходит прямо сейчас», – думал Саргатос. Во что бы то ни стало он должен сохранить трезвость рассудка и не поддаваться ни на какие посулы.
– Мне не нужно «всё»! Я просто хочу домой! – Маг с горечью взглянул на скрученного сетью дракончика. Он, наверное, тоже хочет вернуться домой, под крыло отца, прижаться к нему и забыть обо всех опасностях. Если бы у Саргатоса была хотя бы крупица силы, он пустил бы её не на полёт и поиск троп, а на спасение малыша, лишь бы искупить свою вину перед ним. Ведь это он, Странник Саргатос, поддался отчаянию и, доверившись незнакомцу, выманил дракона-отца из гнезда… Но силы не было. Всё, что оставалось, это разговоры.
– Дома больше нет! – прорычала пасть.
Громадные крылья монстра с оглушительным хлопком распахнулись. Одним взмахом слуга Тёмных богов вознёс себя над клочком земли. Зависнув в вышине, он запустил руку в сеть и вытащил дракончика, держа того за горло. Бедняга не сопротивлялся. Саргатос шагнул вперёд, в этот момент он чувствовал себя таким же беспомощным, как дракончик в лапе монстра.
– Теперь твой дом здесь! – выкрикнула пасть, разомкнувшись, как перед зевком. Медленно, словно дразня чародея, гигант обвил дракончика длинным языком и втащил в лиловую утробу. Зубы сомкнулись. Хруст костей прервал едва родившийся вопль.
Магия, жившая в теле поглощённого протодракона, высвободилась и была тут же захвачена летающей сущностью. По телу гиганта пробежали голубые искры, а потом в чёрном полотне междумирья вспыхнули створки разрыва. Как только Абаддон влетел в портал, створки захлопнулись, вновь погрузив во мрак одинокий клочок земли и мага на нём.
***
Когда отчаяние отступило, Саргатос обнаружил себя лежащим на земле. Руки сжимали голову, пальцы запутались в волосах. Лицо опухло от слёз. Он оплакивал не себя, но погибшего по его вине дракончика, возможно, единственного продолжателя рода протодраконов. Даже собственная участь больше не волновала странствующего чародея. Им завладела опустошённость. Долго ещё лежал он в молчании, будто труп с остекленевшим взглядом.
Время, которое невозможно было измерить, растянулось бесконечной нитью. Ничего не происходило. Обетованное здесь было похоже на картину, написанную на ветхом холсте. Посох лежал рядом, пустой и бесполезный, просто красивый черенок с камнем. А это означало, что маг остался без капли магического резерва. Обычный человек, способный только ходить и делать что-то руками.
Чувства схлынули, исчерпав все душевные силы. Стало холодно. С трудом поднявшись, Саргатос повёл затёкшими плечами. От долгого лежания половина лица онемела. Маг растёр его ладонями, про себя отмечая, что боль в оторванном пальце возвращается, и теперь её не заглушить чарами.
Тьма вокруг была не чем иным, как маной в чёрном спектре, холодной и совершенно неприспособленной к волшбе. А судя по далёким, едва заметным огням, что, несомненно, были отблесками больших орбов, Саргатос оказался где-то очень далеко от изведанных областей междумирья, возможно, у самой границы Сущего. В более тёплых и светлых океанах маны никаких огней не видно.
Ни в одном источнике, ни от одного Странника, будь то даже самый старший магистр, Саргатос не слышал, чтобы кто-либо забирался в такую глубину, в какой довелось теперь оказаться ему. По всем известным законам попасть в чёрные области невозможно, потому что здесь ещё нет троп и нет энергии. В теории, любые чары в чёрных областях требуют больше сил, а следовательно, расход энергии на полёт всегда будет больше того, что можно почерпнуть из пространства. Никаких запасов, даже самых бездонных, не хватит, чтобы добраться до края.
Именно поэтому никто не составил даже приблизительных карт не то что чёрных, но и фиолетовых кругов междумирья. Знаний о том, по каким законам развивается Обетованное на периферии, не существует. Вернее сказать, не существует для Альянса. Зато, как теперь показывал личный опыт Саргатоса, слуги Тёмных богов чувствуют себя здесь вольготно. Удивляться нечему, окраины – это дом самых могущественных и в то же время неподвластных пониманию сущностей. На собственной шкуре Саргатос узнал, как странствующий чародей может быть пойман в ловушку, если удалится слишком далеко от проторённых путей. Воистину судьба таких первооткрывателей страшна.
Невольно Саргатос стал одним из них. И пусть Тёмные боги оставили его в покое. Не стоит сомневаться, что сделано это всего лишь на время. Но это время он может использовать себе во благо. Искра профессионального интереса потянула чародея к орбу, который по всем известным законам просто не мог сформироваться в эфирном вакууме.
Мутный шар, размером едва ли больше самого мага, никогда не видел света Оси, не ощущал на себе благодати её тепла. Твёрдая ледяная на ощупь оболочка не пропускала изнутри никакого света. Саргатосу становилось жутко, когда он думал о том, какая жизнь может развиться под этой скорлупой, какие правила существования ожидают отчаявшегося Странника, который решит туда войти.
Опасаясь собственных ожиданий, Саргатос приложил ладонь к шершавой оболочке и проник внутрь магическим зрением. Видимость была плохой, будто смотришь через туман, и всё же общую картину составить было нетрудно. Под скорлупой был маленький мир с удивительно разнообразным природным наполнением. Будто кто-то намеренно пролетел по Великим Орбам, мельком оценил, где и как устроена природа, а потом на скорую руку смешал всё и упаковал сюда. Тоже касалось и животных, и птиц, и рыб. Их будто собрали с разных миров и заселили здесь, чтобы посмотреть, как уживутся.
Разумная жизнь здесь тоже была. В огромных городах-ульях жили люди, внешне похожие на Саргатоса. Жили мало, и всё их бытие по большей части было занято трудом. Разнообразие видов деятельности удивило даже видавшего многое Странника. Но чем бы ни занимались существа внутри орба, все их дела были направлены на развитие законов мира, хотя сами они, находясь под властью выверенных иллюзий, считали, что трудятся для себя.
Местные люди знали о богах и о Творце Изначальном, но знание их было примитивным, не отражавшим и сотой доли истины. Технократический тип внутреннего развития обществ находился на этапе перехода в виртуальный тип. Магического пути не существовало. Для Саргатоса это был мёртвый мир, куда ни при каких условиях нельзя спускаться, потому что выбраться назад будет слишком трудно. Потребуются многие жизни, чтобы изучить местные законы, найти работающие магические схемы, на развитие которых потребуются ещё жизни и жизни… И только после этого кокон мира достаточно размягчится, чтобы выпустить наружу внутреннюю магию орба, которой, возможно, хватит для простейшего заклинания телепортации.
Да, изучив магические законы мира, Саргатос откроет его координаты и сможет сбежать. Многие жизни внутри мира отнимут здесь, в междумирье, всего несколько личных циклов. Но пока он будет внутри, это будут настоящие жизни, годы, столетия, которые он должен прожить там, забыв о своём доме.
Если же он попытается вырваться прямо сейчас, без магии и понимания, где искать ближайшую тропу, и даже если эту тропу он найдёт на расстоянии одного горизонта, что, конечно же, невозможно, то дорога пешком до пригодных для магии областей займёт тысячи личных циклов. К тому моменту, когда он доберётся до родного орба, его супруга состарится, а дочь повзрослеет, и обе они станут для него чужими.
– Неужели нет другого способа? – спросил Саргатос вслух. Решиться было трудно, и маг снова погрузил своё внимание под оболочку.
Внимательней разглядывая течение времени и быт смертных, Саргатос обнаружил внутри закрытого мира то, чего здесь быть не могло. Он увидел ангелов и демонов, живших и работавших среди людей, увидел бессмертных духов и иных разумных существ, изучавших внутреннее устройство орба через человеческие жизни. Все они по-разному влияли на мир. Вот только, как они попали под эту неподатливую скорлупу? Где их тела?
– Что же ты такое? – обратился Саргатос к удивительному шару, в котором варилось в общем котле всё Обетованное.
***
– Дядюшка Люцифер, зачем ты его так напугал? – спросил дракончик с золотящейся чешуёй, сидя на руках у длинноволосого мужчины, облачённого в строгий деловой костюм.
С балкона огромного летающего замка, откуда открывалась панорама на сине-зелёный закрытый мир, висящий в черноте космоса, они наблюдали за человеком. Тот лежал на клочке земли неподалёку от орба. Плечи его, долго сотрясавшиеся от плача, наконец, замерли.
Люцифер ответил:
– Мне пришлось. Можно считать это моральной подготовкой к тем условиям, в которых ему предстоит оказаться. Посмотри на него. – Хозяин замка кивнул в сторону человека, нашедшего в себе силы встать. – Только что он по-настоящему родился.
– По-моему, он выглядит несчастным.
– Это нормально. – Люцифер ласково провёл рукой по драконьей спине. – На самом деле он никогда не был счастлив. И никто из тех, кого я приглашал в свой мир, даже не знали, что такое счастье. Но как же они меняются, когда уходят…
– Ты даришь им счастье?
– Не дарю. Они получают его за свою службу.
– Но ведь мало кто приходит к тебе по собственной воле. Как-то это несправедливо, заставлять служить.
– Тут я с тобой согласен, – вздохнул Люцифер. – Все эти маги, ангелы, духи познания, сущности стихий, все, кого я ищу, они ведь, как вечные дети, выросшие под крылом Творца. Они очень долго живут и всю жизнь играют в свои игры, сражаются с монстрами и друг с другом, без какой-либо значимой цели бродят по неведомым дорогам, учатся до самой старости. Каждый их день – это праздник, который они не видят, потому что считают, что так и должно быть.
– Разве это неправильно? – удивился дракончик.
– Разговор не о правильности, а о выборе. Я создал мир, который сделает их взрослыми намного быстрей, чем это получится в их песочнице у Оси Мироздания. Но они – дети, и они боятся взрослеть. Бессчётные эоны лет у них был Творец, предлагавший лишь один путь. Долгий, но безболезненный. Я же предлагаю другой. С полного Его согласия. Никто из этих великих мудрецов и могучих архимагов не согласится добровольно прийти ко мне и расстаться на время со своим могуществом. Поэтому приходится ловить силком. Но ведь награда того стоит. Просто они не знают об этом, пока не покинут мой мир.
– Теперь я понял. Ты сделал то, чего не мог сделать сам Творец. Ты создал прекрасный мир… – дракончик задумался, вспоминая, как томился в сетке, а после был съеден. – Прекрасный мир, в котором происходят ужасные вещи.
Люцифер кивнул.
– Но мы-то здесь знаем, что это не по-настоящему. А вот им знать об этом не надо, а то ведь не поверят и упустят свою ниточку к счастью.
Пока они говорили, человек внизу постоял рядом с орбом, потом отошёл в сторону и сел, сложив перед собой ноги. Дух его выскользнул из тела и просочился сквозь ледяную оболочку закрытого мира. С балкона было хорошо видно, как пропал островок земли, где находилось тело чародея. Силы, подвластные хозяину летающей твердыни, перенесли Саргатоса в уединённую тёплую комнату на одном из нижних этажей, где так же в безмолвии дремали в соседних кельях другие заложники Тёмных сил. Хозяин заботился о своих гостях.
В замке, известном как Офис Люцифера, хватит места каждому.
Над всеми и каждым
раз, хотя Саня и так знал, что никто ему не откроет. Батя два дня назад уехал на вахту, матушка на работе до шести, сестра на учёбе, а потом у неё сразу танцевальный класс. Возлагать надежды на Барсика бессмысленно. Даже если бы этот толстый проглот умел снимать трубку и нажимать куда надо, то не сделал бы этого и под страхом наказания: такого ленивого кота ещё поискать. И всё равно Саня звонил, мало ли, вдруг случайно кто-то вернулся раньше. Но, похоже, сегодня случайность заглянула в дом к кому-то другому.
Беспокоить соседей тоже незачем, в свою-то квартиру всё равно не попасть. Утром Саня забыл ключи в прихожей на зеркале, и теперь, придя с завода на обед, чувствовал себя незваным гостем. Обидно было ещё из-за того, что и поругать-то некого, сам виноват.
Парень нажал на звёздочку, и назойливое тилиньканье прервалось. Что ж, перекус под открытым небом вполне зачётная альтернатива привычному укладу. В кармане джинсовки давно звенела россыпь десяток. Вместе с монетами там ждала своего часа мятая пятидесятирублёвая купюра. На пирожок с бутылкой воды хватит.
В супермаркете планы слегка поменялись. Безалкогольное пиво по акции открыло путь сразу к паре самых дешёвых булочек. Саня уложился рубль в рубль и мысленно сравнил судьбу с хорошим бухгалтером.
Трапезничать он присел на поваленный бетонный столб под пышной чередой деревьев на пришкольном стадионе. Летними днями здесь всегда было пустынно, разве что к вечеру собирались компании подростков: выпивали, курили, общались, иногда дрались. Без пригляда родителей и постовых патрулей они разыгрывали модели взрослой жизни. По крайней мере, им так казалось.
Раньше Саня тоже нет-нет, да и заглядывал сюда с друзьями, но обычно это место было неприветливым для ребят с других районов. Зато теперь волноваться не о чем: двадцатипятилетнему дядьке никто слова поперёк не скажет, да и некому говорить, Саня находился на школьном стадионе в одиночестве.
Солнце устилало газон пятнистыми тенями от крон. Какая-то птица с ленцой распевалась перед вечерним выступлением, а ветер, должно быть, задремал в пути, так и не добравшись до города.
В этой летней безмятежности вшикнула пробкой бутылка пива. Саня пригубил несколько глотков и жадно отгрыз половину булки. В этот момент молодой человек подумал, что обедать в таких замечательных условиях можно и почаще, тем более до работы отсюда пять минут неспешным шагом.
К тому же не хотелось лишний раз появляться в квартире. Не то чтобы отношения с родителями не ладились… Хотя да, не ладились. Всё-таки четверым взрослым людям и одному наглому коту тесновато в небольшой двушке со спаренными туалетом и ванной.
Ладно ещё, если батёк на вахте, но стоило главе семейства вернуться, то он словно расплывался по дому: идёшь на кухню – отец готовит, вознамеришься за комп – уже занято, поджало в туалет, ну там у бати самые долгие смены. Вкупе с отцовым игом маман постоянно зудит, что вещи не убраны. Зато после некоторых её уборок Саня больше не находил дорогие сердцу артефакты из прошлого. Ещё мама постоянно пыталась накормить. «Саша, ты поел?» – в выходной день это был самый задаваемый в семье вопрос.
Если прибавить к этому помешанную на танцах сеструху, которая громко включает музыку, выгоняет братца из комнаты и громыхает там, отрабатывая движения, то получится полный комплект причин, чтобы лишний раз не появляться дома.
И так каждый вечер. Саня выходит из оккупированной комнаты и попадает на территорию бати и матушки, где покой ему только снится. После этого даже суета и шумы сборочного цеха не кажутся такими уж назойливыми. Бывали дни, когда на работе Саня отдыхал лучше, чем дома по выходным. Чем старше он становился, тем меньше для него оставалось места в его же квартире.
Саня понимал, пора бы жить отдельно, ведь даже в своей комнате он стал лишним: из-за него семнадцатилетняя сестра по утрам переодевалась в ванной. План переезда Саня вынашивал давно, но всё боялся, что снимать квартиру одному будет накладно. Неплохо было бы делать это вместе с подругой. Но настолько близкой подруги пока не было. Даже на горизонте.
Задумавшись, Саня усиленно жевал булку и машинально запивал пивом. Идея отдельной жизни всегда захватывала его без остатка. Так бы он и сидел, пока не опустела бутылка, если бы прежде перед глазами не замаячила чёрная помеха.
Большой ворон спорхнул с ветки на траву рядом с поваленным столбом. Раскрыв длинный клюв и забавно переминаясь с лапы на лапу, птица взирала на человека то одним глазом, то другим. Саня отвлёкся от размышлений и тоже присмотрелся к ворону.
– Наживу почуял? – Парень отломил половину от булки и бросил птице.
Ворон сноровисто подхватил кусок в полёте и махом проглотил. Каркнул вроде как нехотя:
– Спасибо.
Пережёванная булка встала у Сани в горле. Он замер, силясь сообразить, показалось ли ему или птица дейстительно наловчилась подражать человеческой речи. Саня покосился на пивную этикетку, но там, рядом с надписью «alc %» стояли ноли. Ворон прицелился глазом в последний кусок съестного меж человеческими пальцами и вновь прокаркал:
– Ну, чего замер? Не жадись, подкорми голодного скитальца.
– Ого, да ты прям разговариваешь! – за такую фразу Саня сразу же вознаградил птицу остатками булки.
– Не хуже твоего, поди.
– Во блин! Из цирка, что ли, сбежал? Кто тебя так научил?
– Хозяин. Прежний. Теперь я сам по себе. Вольная птица. Ну что ты на меня уставился, как на свою смерть? – Ворон взмахнул крыльями, подчеркнув негодующий тон.
– Знаешь, нечасто приходится с птицами разговаривать.
– Чего так? – то ли сказал, то ли каркнул ворон.
– А чего с вами говорить? Вы ж нашу человеческую речь не понимаете.
– Почём знаешь?
Саня пожал плечами, дивясь про себя птичьей соображалке. Сказал задумчиво:
– Общепринятый факт.
Ворон покрутил головой, разглядывая щедрого на булки человека.
– Выходит, общепринятый факт ошибочен. У меня другая информация.
– Ничего ошибочного! Отродясь такого не было, чтоб птица с человеком водила светские беседы.
– Слушай, пацан, вот ты часто с незнакомыми людьми разговариваешь? А с собаками? Если б люди знали силу слова, то жили бы в молчании.
Саня смотрел на птицу, как на персонажа сказки, невесть зачем попавшего в обыденный мир.
– Тебе-то откуда это может быть известно?
– Известно, – нахохлился ворон. – Хозяин мой. Прежний. Силён был во всяких знаниях. Это он меня научил по-вашенски разговаривать.
– Кем же был твой хозяин? Каким-нибудь дрессировщиком? – Беседа с птицей Саню забавила, он всё ждал, когда та потеряется и не сможет ответить, но, видимо, напрасно. Ворон отвечал складней многих Саниных знакомых.
– Он был Смотрителем.
– Смотрителем чего?
– Этого города. А я ему помогал.
– Смотрителем? – Саня напряг память, но ничего, кроме воровского статуса, не вспомнил. – Может, смотрящим?
– Бери выше. Смотритель за всеми присматривает. За всеми людьми в городе, за всеми событиями. Корректирует, если что идёт не так. Решает, кому жить, а кто окажется не в то время, не в том месте.
– Чародей, значит, – улыбнулся Саня. А ведь он уже решил, что птица говорит на полном серьёзе.
– Чародей – подходящее слово.
– Ну и где твой Хозяин граждан принимает? В администрации?
– Никого он не принимает. Работает из своей башни. Вернее, работал. Пока не отдал концы. Я уже третье лето, поди, перекинулся в скитальцы. Или четвёртое… – Ворон замер, как неживой, только и делал, что моргал. – Забываю. Всё забываю без Хозяина.
– Выходит, по твоим словам, город остался без Смотрителя.
– Смены нет. Башня заперта, ставни даже передо мной не открываются.
Фантазия птицы приводила Саню в восторг, и ему захотелось узнать, куда же заведёт этот разговор:
– А где башня-то? Что-то я у нас в городе чародейских башен не видел.
Скиталец возмущённо каркнул:
– Глаза разуй! Вон же она! – Птица указала клювом за деревья, где торчала макушка старой водонапорной башни из красного кирпича. Как-то в юности Саня с друзьями хотел в неё пробраться, но их остановила заваренная железная дверь и отсутствие окон на доступной высоте.
– Эту башню я знаю, – с пониманием кивнул Саня. – Если твой хозяин – прежний – был бомжом, то я охотно поверю, что он мог там жить.
– Сам ты бомж! – Ворон аж подпрыгнул. – Ты же не думал, что Смотритель будет выставлять своё жилище на обозрение! Башня сокрыта иллюзией. Пока чары работают, никто не позарится на штаб Смотрителя. Правда, после смерти Хозяина иллюзия ослабла. Через пару лет растает, и тогда башню снесут. А чтобы увидеть, каково жилище на самом деле, надобно кодовую фразу знать.
– И ты, конечно, же её знаешь? – Не столько Саня желал выведать секрет, сколько хотел послушать, что ещё наплетёт подкованная птаха.
– Знаю. Но кому попало не скажу.
Саня решил проверить, как ворон воспримет человеческий юмор.
– Мне, как будущему Смотрителю, эту фразу знать необходимо.
– Смешно. – Скиталец раскрыл клюв, будто смеялся. – Но я действительно могу сказать тебе заветную фразу. За вознаграждение. А то ведь Хозяину уже всё равно, а мне как-то ещё жить. К тому же не сегодня завтра я совсем всё забуду.
– Если ты птица самого Смотрителя, то что полезного для тебя может сделать простой смертный? – с серьёзным видом спросил Саня.
– Смертный может меня накормить. У тебя есть в рюкзаке ещё один пирог. Я видел. Давай сюда.
– Он в тебя не поместится, – улыбнулся парень, доставая остаток обеда.
– У меня в гнезде детки малые. В них всё поместится.
– Ладно, мне не жалко. – Саня снял плёнку с пирога. – Но ты ведь булку возьмёшь и улетишь.
– Мы, птицы, не такие. Кидай уже. Не обеднеешь.
– Ну, держи. – Саня бросил пирог под лапы ворону, но тот не притронулся к съестному.
– Вот и славно. Теперь дай клятву, что не станешь в башне ничего ломать.
– Клянусь ничего не ломать в башне, – легко пообещал Саня.
– И ничего оттуда не своруешь.
– И в этом клянусь.
– Если клятву нарушишь, назад не выберешься, – прокаркал ворон. – У входа произнеси: «Долгих лет Смотрителю и его городу». Появится дверь. Входи, смотри, но помни о клятве.
Ворон подхватил булку, одним взмахом поднял себя в воздух и скрылся за кронами.
– Кому расскажешь – не поверят. – Саня залпом допил остатки выдохшегося пива и взглянул на часы. Время обеда закончилось, а он ещё даже не у проходной. Теперь охрана обязательно докопается, потом ещё бригадир. Хорошо, если на этом разборки сойдут на нет. Гонимый рабочими обязательствами, Саня побежал через стадион в сторону фабрики.
До вечера ему некогда было вспоминать разговор с птицей.
* * *
После смены за конвейером Саня не торопился домой. Он никогда туда не спешил, ходил окольными путями, оттягивая момент прибытия. Сегодня сам бог велел привести мысли в порядок. Бригадир встал утром не с той ноги, обещал лишить премии за опоздание. Да ещё, как назло, у проходной после обеда торчал начальник охраны. Тот ничего не сказал, но посмотрел на Саню так, что уж лучше бы наорал.
Парень брёл по ожившему после дневного зноя городу. По улицам прогуливались компании молодых людей, влюблённые парочки держались за руки, подышать воздухом выбрались и родители с детьми. Вечерний город Сане нравился больше всего. Да и вообще, светлых юношеских воспоминаний накопилось достаточно, чтобы молодой человек сам себе мог признаться, что любит свою малую родину. И уезжать на манер остепенившихся друзей никуда не хочет. Саня даже к одиночеству привык, хотя порой и бывало тоскливо до волчьего воя.
Он прошёл через набережную, обогнул вдоль забора парк и остановился перед школой, за которой днём беседовал с вороном. Птица, кстати, была на удивление эрудированной, рассуждала похлеще пацанов в курилке. Видать, и вправду, мудрый человек учил пернатого скитальца разговаривать.
Ноги сами понесли вокруг школы в сторону водонапорки. Раз уж дома делать нечего, то почему бы не пройти мимо башни и не убедиться, что не напрасно расстался с пирожком и, возможно, с премией.
Мимо башни люди ходили редко. Слишком мрачно. Кусты в человеческий рост, дикие яблони вокруг. Повсюду мусор, да и бродячие псы облюбовали лежбище в этих неприветливых дебрях. Тропинку мимо башни выбирали те, кто очень торопился, либо мутные компании подростков и алкашей, предпочитающих для досуга непопулярные места.
В этот вечер местные синяки, должно быть, выбрали для пития другие трущобы. Саня пролез через заросли к кирпичным, покрытым мхом стенам обиталища городского чародея. Как и восемь лет назад, в годы безудержного исследования заброшек, Саню встретила железная дверь, намертво запечатанная сваркой. Даже надписи все те же, хоть бы кто чего нового подрисовал для порядка.
Убедившись, что рядом нет свидетелей, Саня, следуя завещанию ворона, произнёс кодовую фразу, после чего с минуту ничего не происходило. Наверное, тихо говорил, подумал Саня. Поэтому на всякий случай повторил громче и разборчивей.
И ничего не произошло. Вернее, произошло, лишь когда Саня разочарованно вздохнул и собрался уходить. По непреступной двери и стенам, как по водной глади, пробежала рябь. Ржавая сталь сменилась деревянными створками; по бокам от входа мерцали таинственным светом два стеклянных фонаря, подвешенных на цепях к благородному чёрному кирпичу, ровными рядами уходящему вверх, за кроны диких яблонь.
– Ё-моё, не соврал скиталец, – прошептал Саня в благоговейном трепете, не решаясь взяться за круглую золочёную ручку. – Ладно, раз пришёл, надо заглянуть.
Но дверь сама бесшумно приоткрылась. Едва гость переступил порог, как под потолком загорелся свет. Саня стоял в холле, заставленном пыльными сундуками. У дальней стены спиралью вверх уходила лестница.
– Есть кто дома? – крикнул Саня.
Ответа не было. Тогда он попробовал заглянуть в один из сундуков без претензии на присвоение чужого добра. Чисто из любопытства. Крышка не поддалась. Пока шёл к ступеням, пытался заглянуть в другие диковинные сундуки. Всё без толку.
У лестницы молодой человек обернулся, словно боясь забыть, где выход. Но его ожидало разочарование. Дверь исчезла, вместо неё всюду громоздились всё те же старинные сундуки.
– Как знал, не надо ничего трогать. – Саня вдохнул поглубже и двинулся вверх по ступеням.