Впереди замаячили каникулы, Петру Ивановичу выделили на работе льготные путевки на базу отдыха в исследовательском институте, в котором он теперь работал старшим научным сотрудником. Анастасия Львовна планировала провести свой отпуск Крыму, и это предложение ее не очень радовало. Ей вовсе не хотелось купаться в Волге или холодных лесных реках, юг выглядел привлекательней. А Коля не хотел в Крым, с бабушкой и дедушкой он несколько раз там уже побывал, и этот отдых каждый раз оказывался для них трудным. Поезд, чемоданы, плохой сон. Поиск свободного жилья, отсутствие элементарных удобств, вечные очереди в столовую, плохая еда, пляж из острых камней, грязное море, давка в душном транспорте. Автобус его организм совершенно не переносил. Конечно, были и свои плюсы – красота моря, дворцы Ялты, Алупки, Фиолент, изумительный Херсонес, Генуэзская крепость. Нет, только не Крым, в Крым он еще долго не захочет. Петр Иванович выслушал все доводы, и заявил:
– Турбаза отличная. Домики в лесу, комары, удобства на улице, баня по субботам. Столовая в две смены, без очереди, питание – просто на убой. Рыбная ловля, грибы, ягоды, лес, а воздух какой! Он сделал внушительную паузу, будто втягивал воображаемый воздух, – река, лодочная станция, – это я обещаю, – и, что еще немаловажно, – автобус до места! И от города ехать не более трех часов.
Воцарилась небольшая пауза. Комары и удобства как-то настораживали, но все остальное было очень заманчиво. Коля очень любил собирать грибы.
– А клев будет? – спросил он.
– Клев будет такой, что ты о «Поющих гитарах забудешь»! Тут они все покатились со смеху, вспомнив веселый фильм с Мироновым и Никулиным.
– У меня есть одно условие, – сказала Анастасия Львовна, – полевые и лесные цветы ежедневно у нас в комнате. Петр – ты ответственный за цветы!
– Раз уж заговорили о гитарах – родители, когда вы мне гитару купите, самую простую, хотя бы, за семь пятьдесят?[16] – вставил Коля, – я бы мог её с собой на турбазу взять. На турбазе как без гитары? Я цветы буду собирать.
– Ах ты, подлиза! – мама задорно смеялась, глядя на любимого сыночка. Петр Иванович поскреб в затылке. Стоимость его не пугала, а вот где ее взять? Он представил себя, как он гребёт на лодке, рассекая просторы озера, а Колька сидит на баке и поет «Сумерки» и это разносится по водной глади.
– Хорошо, – решил Петр Иванович, – согласен. Но и я тогда беру с собой аккордеон!
Через некоторое время, разобрав каракатицу на запчасти, Коля построил свою следующую гитару. На ней можно было исполнять соло и аккомпанемент и в широких пределах изменять характер звука с помощью переключателей конденсаторов и датчиков сигнала.
Многие секреты электрогитар были недоступны, до всего приходилось доходить своим умом. В качестве звукоснимателей использовались катушки от микрореле, включенные параллельно и последовательно. Некоторые тембры этой гитары были просто находкой.
Дед выпросил для Николая в кинопрокате старый ламповый усилитель «Кинап». Коля подключил его к самодельной колонке с большим динамиком, и, когда родители отсутствовали, упражнялся в импровизациях, включая агрегат на полную громкость.
Ребята приходили к нему поглазеть на новую гитару и послушать, как он играет.
Однажды Маркин после школы позвал Колю сыграть в карты.
– Марк, ты же знаешь, в карты мне не везет, да и денег нет. Вот, последние два рубля остались, это мне бабушка на неделю дала, на мороженое. Может, лучше на гитарах сыграем?
– У меня целых пятнадцать рублей! Ну, давай, в трясучку тогда – ну, чем ты рискуешь? Двумя рублями? Тьфу!
– Ты мертвого уговоришь. К тебе пойдем? Они отправились к Маркину. Его дом стоял напротив политеха во дворе и числился по улице Провиантской. Это название у одноклассников вызывало смех, в связи с тем, как выглядел Маркин. Частенько дразнили его «жиртрестом», или «толстым». Марконя обижался, но избавиться от лишних килограммов почему-то никак не получалось. Они поднялись на самый верхний этаж, и встретили на площадке его младшего брата – Сережку. Он подозрительно покосился на Каминского:
– Опять играть будете? Вы бы завязали с этим! Не вздумай мои новые ракетки проиграть! Лучше бы ты в какую нибудь спортивную секцию записался, и тебе бы польза была и мне дешевле. Мама мне дала пятерку, а этот говнюк просадил ее кому-то!
– Никакую твою пятерку я не просадил, оправдывался Вовка – сам её потерял, а на меня бочку катишь – он перегнулся через перила, и погрозил пухлым кулаком брату, – скажешь матери, – башку отверну!
Сережка пробурчал еще что-то, и поскакал через ступеньку вниз по лестнице. Их мать возглавляла партком мясокомбината на Ковалихе, а отец давно с ними не жил. Злые языки поговаривали, что он сидит в тюрьме, но Вовка упорно отмалчивался по этому поводу, а если кто-то приставал с глупыми вопросами, мог и врезать. У Ангелины Викторовны Маркиной везде были связи, достать она могла все, что угодно. Различные дефицитные продукты в их семье не переводились. Оба ее сына прекрасно одевались, и всегда имели карманные деньги, несмотря на то, что учились еще хуже, чем Каминский. Коля же стеснялся лишний рубль спросить у матери, если не было серьезных оснований. Они вошли в прихожую.
– Бери тапки, заползай, – Маркин повесил их куртки на вешалку, – не стесняйся, чувствуй себя как дома. Потом провел его в маленькую кухню, где он достал из большого финского холодильника, до отказа заполненного продуктами, колбасу, сыр, батон, и сделал несколько бутербродов. Оба они после школы сильно проголодались. Колбаса была упоительная, языковая, нежно-розовая с тонким жирком по краям. В гастрономе под “Россией” такой не водилось. Запивали настоем чайного гриба, который жил у Маркина в огромной банке на подоконнике. Он как осьминог распустил в воде щупальца, и казался Кольке пришельцем из космоса. Плотно перекусив, они направились в Вовкину комнату. Тут у него располагались шкаф для одежды, никелированная кровать и письменный стол. Большую часть стола занимал дорогой трехскоростной магнитофон “Комета”. Рядом стоял хохломской стаканчик для карандашей, лежали две тетрадки и учебник географии.
– Вот, только вчера переписал у Сережки Лебедя. Он включил «Комету», катушки закрутились. Звякнул колокол, и Джон Леннон запел "Mother", запись звучала чисто.
– Вторая копия, что ли, дашь послушать?
– Вот наслушаюсь и дам. Маркин был еще тот собственник. Они расположились за столом. Вовка достал из глубин шкафа молочную бутылку с мелочью.
– Ни фига, себе, ты накопил! Тут же килограмм мелочи!
– Тут больше килограмма, но скоро будет еще на два рубля больше, самоуверенно заявил хозяин, – мне везет, я сегодня еще полтинник у Чука вытряс. Он с трудом залез в карман очень облегающих его тучный зад брюк, вытащил оттуда полтинник, и отправил в свой “Форт Нокс”.
– Когда успел? В школе же нельзя!
– Фигня, прямо на истории и тряхнули. Там такой гвалт стоял, хрен бы кто чего услышал! А Большаковой все пофигу. Надо это на уроках делать, никто не смотрит.
– А я удивился, чего это ты с Чуком уселся на истории. Ну-ну.
– Что “ну-ну”? – передразнил Вовка, – деньги доставай! Поставили по гривеннику. Монеты сразу же отправились в молочную бутылку, потом еще по пятаку, да по трёшнику. У Каминского оставалось еще рубль и два гривенника, когда вдруг ему попёрло. Перевернули катушку на магнитофоне, заиграл «Abbey Road»[17]. Под «Come together» уже три рубля были на стороне Николая, а под “Серебряные молоточки” уже пять. Маркин с ужасом смотрел, как бутылка пустеет. В этой дурацкой игре не надо было думать, считать карты, тут главенствовал фактор везения и более ничего.
– Камень, тебе везёт по страшной силе. Давай перекурим, и продолжим.
– Кому-то везет в любви, кому-то в трясучку. Как скажешь, может, хватит играть?
– Ну как же, так я тебя и отпустил с десятью рублями. Ща отыграюсь, вот увидишь. С мрачным выражением на лице он отправился на балкон, захватив сигареты и подарок отца – сверкающую зажигалку Zippo.
Через час Николай выгреб почти все содержимое бутылки. Последние два гривенника ожесточенно сопротивлялись в руках соперника, но это был лишь вопрос нескольких минут. А потом Николай поднял бутылку, и потряс:
– Помнишь, как сказал Долохов, – пуста! Просмотр «Войны и мира» произвел на Колю огромное впечатление, а вот Маркин, вроде весь фильм от начала до конца проспал. За окном темнело, домашние задания не делались, время неумолимо утекало.
– Давай на Zippo! – завопил Марк в отчаянии.
– Нет, это же подарок твоего отца. Я не буду играть на нее. На кой мне она, если я не курю?
– Слушай, она стоит кучу денег, всегда продать можно, давай!
– Даже не уговаривай. Лучше отдай мне бутылку. Куда деньги девать, все карманы оторвут! Домой Колька возвращался измотанный, но в приподнятом настроении и с тяжеленным портфелем. Дверь ему открыл отец в кухонном фартуке с пачкой смерзшихся в монолит пельменей в руке.
– Ты что, как поздно? У Маркина был? Ты голодный?
– А мама где? А где остальные?
– В театр ушли на премьеру, а я сам только пришел с работы, а дома и еды никакой, кроме магазинных пельменей. Тебе сколько штук варить?
Анастасия Львовна склонилась над сыном.
– Коля, Коленька, что с тобой, проснись. Петя, что делать, что делать? Но ведь он не пьян!
Что с ним?
– Вчера я встретил его, он сидел во дворе на лавочке, будто пытался встать на ноги и протянуть мне руку, но у него только хватило сил разогнуть указательный палец. Потом он начал падать и я отнес его домой, в кровать. Ты же врач, должна все знать… Петр Иванович вытер пот со лба. Он был выдержанным и терпеливым, но состояние сына, не приходившего в себя уже сутки, очень волновало его.
– Да, милый, ты уже говорил мне. Но, все так странно, я бы еще поняла, если бы он выпил, и отравился, а он спит и температура 38. Сердце еле прослушивается. Она ходила из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями, потом принесла справочник по фармакологии, и стала лихорадочно листать его.
– Он принял что-то, я чувствую. Все это очень похоже на передозировку какого-то препарата. Она начала трясти Колю, потом легонько потрепала его за щеки, за уши – все было бесполезно. Через некоторое время Коля повернулся на другой бок, будто свет мешал ему, потом громко всхрапнул. Его тонзилитный нос во сне редко нормально дышал, и сейчас он тоже спал с открытым ртом. Эти движения как-то успокоили Анастасию Львовну. В дверях появилась бабушка с тазиком уксусного раствора для снятия жара, но мама показала ей жестами, что это излишне. Днем раньше. Коля выключил паяльник, и положил очередную только что начатую печатную плату на полочку рядом с осциллографом, в понедельник он набьет ее деталями, а сейчас пора в ДОСААФ. Он уже с февраля посещал курсы радиолокации по направлению от военкомата, который имел на Колю вполне серьезные виды – по достижении 18 лет он должен был отправиться служить в армию, если, конечно, не случится чудо, и он не поступит в институт.
Он занимался и тут и там, ходил по выходным к репетитору по математике, решал задачи по физике и геометрии. Анисимов, Буров и Мединский – те легко поступили в университет, а вот он…
Он снял синий халат, попрощался со своим начальником – Максом.
– Максим Васильевич, до свидания, хороших выходных. Как семнадцатилетний он имел право уходить с работы на час раньше, правда, радости мало, надо успеть перекусить и бежать на трамвай. На дворе стоял июнь, по улицам мчалась поземка тополиного пуха, жара такая, что впору купаться, загорать, а не тратить время на какие-то дурацкие курсы радиолокации. Преподаватель школы ДОСААФ Семен Николаевич Пох любил дисциплину. Опоздания у него приравнивались к побегу, к саботажу, к антигосударственной деятельности. За здорово живешь можно было схлопотать дополнительную отработку. Опоздал на час отсиди два. Это был хмурый высокий мужчина с лицом землистого цвета. Растительность на его голове почти совсем отсутствовала, зато из расстегнутого ворота рубашки буйно лезли седые волосы. Жара давала о себе знать, и преподавателю радиолокации очень хотелось быстрее разделаться с треклятыми занятиями. Дома в холодильнике его ждали три бутылки жигулевского и четверка белой, и это было бы чертовски хорошим окончанием рабочей недели. Он вышел во двор покурить, пока ребята собирались в аудитории. Коля на этот раз не опоздал, трамвай номер один довольно быстро доставил его на Советскую, прямо к Дому Книги. Напротив, в маленьком полуподвальном помещении располагалась школа. Николай перешел улицу и открыл дверь с надписью «здесь ДОСААФ».
В зале уже сидело несколько парней за партами, они дурачились. Это были весьма разные ребята, но объединяли их место проживания – Нижегородский район и возраст, близкий к призывному.
Коля уселся на свое место. За ним в следующем ряду расположился лохматый и угреватый тип – «Король», то есть Леша Корольков. С первого раза в медицинский институт Король поступить не смог. Сейчас он трудился в психбригаде при одном из диспансеров. Он частенько рассказывал Коле про свою работу, как они выезжают на разные случаи, как «упаковывают» буйных сумасшедших и т. д. Любил и приврать про свои подвиги, не без этого.
Пох нервно курил у входной двери, и поглядывал на часы.
Коля достал из портфеля письмо от Нади с фотокарточкой. С Надей он познакомился еще зимой, когда они на 18-ом автобусе по субботам ездили играть на танцы в затон им.
Жданова. Он видел ее в клубе с затонскими ребятами, а в автобусе она сама заметила его, и они разговорились. Коля неожиданно для себя вдруг увлекся этой девочкой. Она была невысокого роста, довольно симпатичная на мордашку, но не красавица. Наденька училась в радиотехникуме, и Коля, пытаясь поговорить с ней о схемах и радиотехнике, быстро понял, что Надю кроме танцев, гулянок и вечеринок, очень мало что интересует. В том году приезжали “Песняры”, выступали во Дворце Спорта и дед достал Коле два билета. Они вместе с Надей с удовольствием посмотрели этот концерт, там прозвучали самые новые песни белорусского ВИА.
После несколько дней они не встречались, и она написала ему письмо, которое он утром вынул из ящика, и не открывал на работе, а решил прочесть перед уроком в спокойной обстановке. Он распечатал конверт, в нем лежали наполовину исписанный тетрадный лист и Надино фото. На нем она была заснята во время Первомайской демонстрации на фоне Кремля. Фотография, неосторожно оставленная на парте, заинтересовала Короля. Он перегнулся через Николая, и мгновенно схватил ее:
– Ой, да кто это тут у нас?
– Это моя подружка, Король, вертай фотографию!
– Нет, Колёк, пляши, тогда верну.
– Ну, ладно тебе, давай ее сюда. Король еще пуще глумился, – как зовут подружку? А-а, Надя. Значит, Надин и Николя? Смог таки, через парту прочесть на письме, сволочь.
– Наденька у тебя пухленькая как пирожок. А ты пирожок как употребляешь, сверху или снизу? Он гнусно хохотнул, чем привлек внимание прибывающих учеников. Коля изловчился, и выхватил у него фото одной рукой, а другой тут же двинул Короля в грудь, так, что тот с треском приземлился на стул.
– Ну, ты того, уже перегнул палку, может, выйдем, поговорим? Но Король не проявил желания куда-то выходить, да и не мог, так как учащиеся уже заблокировали его с двух сторон в тесном ряду.
– Ладно, хрен с тобой, живи. Тебе повезло, дураку, что занятия начинаются. Колька убрал в портфель конверт. Пох уже повесил диаграммы на стену, и вооружился указкой.
– Призывники – тишина, воззвал к порядку Семен Николаевич, и шарахнул указкой по столу. Какое-то время они сидели и слушали, потом, когда пошли скучные описания однотипных каскадов усиления, Николай заерзал на стуле. Джинсы прилипли к потному телу, было очень жарко и душно, хотелось пить, неудержимо клонило в сон. Остальные ребята тоже откровенно зевали. Кто-то читал книжку, кто-то на заднем ряду спал, скрестив руки и положив на них голову. Поху надоело постоянно дубасить указкой по столу, и одергивать курсантов, и он объявил перекур.
– Ну, Колёк, ты чего, обиделся? – Король подвалил к нему, дымя папиросой, – мир?
– Да, ладно, я на таких как ты не обижаюсь, – сказал Коля, но отодвинулся от Короля.
– У меня сегодня день трудный был, вот я и завелся. Психи достали. Одного доставляли в «Июльские дни», так он, гад, зубной щеткой пытался моему напарнику глаз проткнуть, пока мы его пеленали в рубашку. Я вкатил ему укол, а он забился в истерике. И пока лекарство не подействовало, головой пытался стену в «рафике» пробить, ну, так это днем произошло, а ночью кое-что и похуже случилось. Он перешел на шепот:
– Две девахи вольтанутые поймали бездомного старика на улице, затащили в заброшенный дом на Ямской. Загнали ему в член карандаш и давай насиловать по очереди. Бедный орал, что есть мочи, звал на помощь, но они трусами ему рот заткнули. Скорая приехала, да поздно – дедок кедами щелкнул.
– Это как? – Коля недоуменно поглядел на рассказчика.
– Ну, окочурился, в общем, старикан, понял? А девки пытались его в чувство привести, да напрасно. Поздняк уже был метаться.
– А вы их чем, того, успокаиваете? – поинтересовался Николай.
– Транквилизаторы колем, аминазин даем. Хочешь попробовать? – он порылся в кармане засаленного пиджака, и извлек алюминиевый флакон с пробкой на резьбе.
– У деда в таком валидол хранится, я точно помню. Как на работе чего случится, он его тут же положит под язык, рассосёт, и порядок. И действительно, флакон был из-под валидола. Алексей отвернул пробку, и высыпал Николаю на ладонь несколько розовых драже.
– Это вещь, – сказал он, преисполненный гордости от обладания удивительным препаратом, – аминазин. Если принять две – три штуки, а лучше пять – наступает отличный кайф, точь- в-точь, как от бутылки водки. Настроение поднимается изумительно – все тебе пофиг делается.
– Врешь, вы же его больным даете! Коля недоверчиво поглядывал на драже. Разыгрываешь меня, небось, простые витаминки в драже?
– А ты попробуй. Кайф роскошный, мягкий – проходит быстро, сейчас принял – к вечеру как огурчик. Витаминки непростые – балдежные!
Коля взял один шарик и стал рассасывать без энтузиазма. На вкус – обычный витамин.
– Ну, давай, что ли пару на пробу. Проглотил один, другой. Прозвенел звонок, Пох загнал ребят в класс, на этот раз Корольков уселся по правую руку от Николая.
– Лично я ни в какую армию не собираюсь. Хрен им, не армия. Поступлю в медицинский, на педиатрический. Не вечно же за психами гоняться.
– Да, и я надеюсь в Политех поступить. Зря, что ли полгода математикой с репетитором занимался. Знаешь, я уже ей сыт по горло.
– А ты на какой факультет собрался?
– Да, не знаю пока, честно признался Коля. Куда конкурс поменьше будет. Да мне все равно, лишь бы не в армию.
Они просидели на уроке минут десять-пятнадцать, а потом Король спросил:
– Ну как, Колёк, есть кайф? Коля чувствовал себя прекрасно, никаких действий волшебных пилюль он не обнаружил.
– Знаешь, наверное, я мало принял. Вероятно, на мой организм они не действуют, или ты мне все наврал! Ну, давай еще пару, – он подставил ладонь.
– Знай мою доброту. Король выкатил еще пять штук, и Коля проглотил их все, потом еще две.
– Вот теперь подействует, увидишь, высшего класса кайф! Урок заканчивался, когда Николай почувствовал легкое головокружение. Наступило приятное благостное состояние, как от выпитого стакана сухого вина. Прозвенел звонок, и они вывалились на улицу.
– А пойдем, искупаемся, что-ли. Пляж в двух шагах. Они спустились от площади Ленина к мосткам, ведущим на песчаную отмель острова. Колю уже немного штормило, но он старался держаться, и не подавать виду.
– Ну, есть малость, развезло, – признался Коля.
– Сейчас искупаемся и все как рукой снимет, ты еще потом скажешь, давай еще повторим! Колька стянул с себя штаны и майку и, буквально рухнул в песок. Координация движений покинула его. Они полезли купаться. Вода в Оке была мутная, кофейно-сливочного цвета. Под водой песок переходил в противное илистое дно, но Коля уже ничего не чувствовал, он радостно бултыхался в воде. Ему даже показалось, что опьянение отступает, и он отлично соображает головой. Они вылезли на берег, немного обсохли. Король заторопился домой.
– Я после суток, да еще эти занятия. Спать хочу, давай, одевайся, пошли. Какое-то оцепенение наступило, Николай двигался медленно и неуклюже. Надевая футболку, он долго не мог попасть в рукава, брюки пришлось натягивать лежа.
– Тебе куда ехать-то?
– Нааа- Свееерддддд.
– Ясно. Мне на Ульяновку. А ты здорово набрался. Как бутылку водки засадил! Ну, Колик, ты даешь. Я тебя провожу на всякий случай, а то, как бы милиция не замела. Они поднялись по лестнице и сели в какой-то автобус. Далее Коля мало что помнил. Очнулся, сидя на лавочке в своем дворе. Он разглядывал пожухлые цветы в клумбе. Мимо проходили соседи, возвращавшиеся с работы. Вот прошла тетя Тася с коробкой торта, вот Анатолий Михайлович, наверное, к дедушке в гости. Нет, сейчас показываться в таком виде нельзя. Надо переждать. На мгновение он закрыл глаза, и куда-то провалился.
– Коля, Коля, – это папа пришел с работы. Николай открыл глаза, попытался встать, протянул отцу ладонь.