И пошел, куда не зная,
С автоматом у плеча,
«Белоруссия родная…»
Громким голосом крича.
Давид Самойлов
Крякнул мир, но корма вдосталь,
и с кредитом не беда,
только обезьянья оспа
зачастила в города,
развелось мышей и мошек,
осень с мылом моет пол,
супротив кацапа может,
но сдувается хохол,
под бандеру как ни стригли,
где топтался восемь лет,
приогрёб, заправив в стринги
импортный бронежилет,
знал бы раньше, воля Божья,
понимал бы, что не зря
за порогом Запорожья тоже
русская земля,
он её в окопах лопал,
сам под дождиком раскис,
а кацапы по Европам
прогуляются без виз
шляхте выписать по шее,
англосаксам врезать в кость,
как же так, без приглашенья,
извиняйте, так пришлось,
не сыграл покамест в ящик
наступив на джавелин —
притворившегося спящим
Байдена расшевелим,
непременно ждите в гости —
надо бы, умерив прыть,
взвешенно, без лишней злости,
за Донбасс поговорить.
В чистом поле не вера, а Верка
перекатную голь родила,
прикорнула в конвульсиях ветра,
а проснулась – такие дела,
и – до вечера снова на выпас
подрастающих папье-маше:
кто родился в рубашке на выпуск,
кто в гнилой телогрейке уже,
то сажает вредителей Сталин
то трясёт кукурузой Хрущёв.
Гоголь помер, а страхи остались,
потому что боимся ещё,
мы живых уголков детсадисты,
физкультурники уличных драк
и на милость врагу не сдадимся,
потому что не ведаем как.
Земных существ изучив повадки,
пора готовиться в новый путь,
ступая мягко, как мышь по ватке,
в сухое горло бутылки дуть,
мотать по ветру отросшей гривой,
не удивляясь, когда друзья
хоть узнают, но проходят мимо,
как будто им тормозить нельзя,
наверно, взгляд чересчур напорист,
не те цветочки в зрачках цветут,
подковы гнёт непреклонный возраст,
и зреет опыт в кустах цикут,
настало быть игуан гуманней,
растить в селе кочаны капуст,
легко садишься в чужие сани,
что напрокат выдаёт Прокруст,
из бездны космоса смотрит строго
звезда, внезапная, как инсульт,
идут волхвы в полосатых тогах
и бесконечную чушь несут.
Брошу спорт, кулинарный туризм
и каноэ вконец доканаю,
исторический свой оптимизм
с оговоркой одной принимаю,
чтобы, путаясь в долях синкоп,
сердце билось за Родину сильно,
но диван не влезает в окоп,
потому что из оперы мыльной,
беспокоен, как в бурю камыш,
намагничен, как рудная залежь,
знай всегда, что кому говоришь,
не всегда говори то, что знаешь,
берегись, если жизнь дорога, —
кто-то, соображающий быстро,
если примет кого за врага, —
не подпустит на пушечный выстрел,
вспомнишь опыт дворовых задир —
станешь каждой молекулой важен,
потому-то воюем за мир,
что в итоге окажется нашим.
Ты знал, пока учился на пятёрки,
в координатах фауны не задан,
что на востоке жрут друг друга орки,
а эльфы переехали на запад,
уменье насолить родному брату
давно не пальма первенства, а шельма,
переберёшься в новый инкубатор,
чтоб не сгореть огнём святого Эльма,
пора бы, возлюбив своих соседей,
усвоить карму лузера как норму,
с рогатиной наехать на медведя —
не сусликов выплёскивать по норам,
и, на Донбассе выгрузившись скопом,
не кипишуй, цыплёнок конопатый,
когда над перевёрнутым окопом
нависнут яйца русского солдата,
ребята в пыльных шлемах спросят строго,
товарищи в будёновках серьёзны —
когда ты, дурачок, поверишь в Бога,
не зря же над тобою эти звёзды,
а если не успеешь оглядеться,
покатишься в туман по комьям глины
туда, где самый случай вспомнить детство
и отбивную в форме Украины.
Разрывами в тучах раздета,
ударилась полночь в бега,
берёзы торчат из балета,
как бледные ноги Дега,
не месяц – рубец от стамески,
не звёзды – опилки от гирь,
хворает капель в перелеске,
и кровососущий снегирь
глядит, как растрёпанный воин
на службе весны строевой
ремень оглушительный сдвоил
и хлопает над головой,
ему ликовать есть причина,
с земли возвратившись ничьей,
а то, что осколками в спину —
привычное дело врачей.
Пока труба играет человеком,
держи любовь к отчизне про запас,
на эту тему сколько ни кумекай,
Европе не удастся выжать газ,
её народы, сбившиеся в стадо,
хвостом перед Атлантикой метут,
за ханжество им будет так и надо,
коне фильмац и Гитлеру капут,
раздавим краснокожей паспортиной
пугалок с украинского гумна,
переживём, как это ни противно,
рутину по фамилии война,
ревут сирены в Киеве истошно,
во Львове продолжаются бои,
боли у мышки, уточки, у кошки —
у русского солдата не боли,
от страха не ищи защиты всуе,
как ржавая подкова, бит и гнут —
зато любая девушка подует,
и на душе царапины уснут,
высверливая правильные ноты,
играй, труба, под осень веселей,
пока решают наши патриоты
И. Сталина обратно в мавзолей.