Эпиграф: У этой страны нет названия,
у этой страны нет судьбы.
Я просто даю показания,
когда уже нету страны.
– Запомните, – инструктор номер пять щёлкнул затвором автомата. – Вам не надо напяливать на себя дорогой броник и обвесы, которыми вы не умеете пользоваться. Если вы наденете на себя полмиллиона, то вас обязательно захотят убить скоты с той стороны и свои с этой. Вы должны выглядеть как боевые бомжи, чтобы никто не хотел с вас чего-нибудь снять. Понятно, дебилы? Вы боевые бомжи, тогда у вас есть шанс вернуться домой с дыркой, но живым.
Небольшая толпа новобранцев, в грязных робах моргала красными от бессонницы глазами, кашляла и молчала. Высокий, сутуловатый, худощавый, изрядно осунувшийся Гарик с трёхдневной щетиной тоже молчал.
– А разве нас могут убить свои?
– Могут и убьют, – усмехнулся номер пять. – Занятие окончено. В колонну по четыре, на обед шагом марш.
Началось построение. Новобранцы никак не могли научиться ходить строем. Поэтому всегда долго строились, перепирались и перестраивались. Кто-то кого-то переставлял, кто-то начинал орать, кто-то бегал вдоль строя. Если инструктору это надоедало, то он строил всех сам или, наплевав на стадо, командовал вперёд. Колонна втягивалась в лагерь имея разную ширину и неопределённо растянувшийся хвост, пересекаясь и пропуская десятки таких колонн из новобранцев всех возрастов, одинаково покрытых грязью и волосяной растительностью на лице.
Поздравляю! Вы попали в боевое братство солдат удачи!
Гарик родился в большой, сильной стране, которая в его юности развалилась на мелкие запчасти, порождая хаос внутри себя и войну на своих осколках. Гарик жил также хаотично. Он получал образование, которое было никому не нужно. Он устраивался работать на предприятия, которые закрывались, и уходил. Он ругался с начальством и тоже уходил. Наконец он открыл своё дело, вроде, даже начал зарабатывать, но страна дала новое крутое пике, и жизнь Гарика снова забарахталась в круговороте. И надо было уходить, но на этот раз Гарик совершенно не знал куда. Он болтался в неопределённом состоянии пару лет, сводя концы с концами, пока не сломался холодильник.
«Да! Холодильник надо было менять. Также на ладан дышала стиральная машина».
– Через пару месяцев нас ожидает техногенный кризис, – многозначительно сообщил Гарик жене.
– Что-нибудь придумаем, – ответила жена.
Придумки не было никакой от слова совсем. Её не было дня два, потом дня три, потом две недели, потом ещё. Гарик запил. Он и раньше не отличался трезвым образом жизни, но в этот раз пил с каким-то отчаянием. Когда он очнулся, то узнал, что единственный способ решить свои финансовые проблемы – встать на защиту страны, которая влипла в очередную войну. Правда в этот раз по серьёзному. Теперь Гарик знал, куда надо уходить. Ну, и ушёл.
Вербовщик
– На самом деле ничего страшного. В стрелковый бой они не вступают, сразу убегают, – сообщил маленький щуплый человек, представившийся собравшимся, как кадровик.
«И да! Мы просто не можем быстро добежать до них. Поэтому так долго воюем!»
– Пора бросать бутылку и брать оружие.
Действительно, от половины собравшихся изрядно несло сивухой.
– Таких как вы даже в плен не берут.
«Видимо, нет смысла кормить».
– Всем без исключения, в случае гибели, – кадровик сделал многозначительную паузу, – оплатят похороны и бесплатно выдадут флаг на гроб. Флаг обязательно!
«Это окрыляет».
– И не надо мне рассказывать, что вы здесь пришли Родину спасать. Вы здесь за деньги! Хотя одно другому не мешает, но поспорю, что нет денег – нет и вас.
«Пожалуй самая бесспорная мысль».
– А навалять скотам дело святое. Отрубить руки по самые плечи, чтобы не тянулись к нашей земле! – продолжил кадровик. – Поэтому, ваша главная задача: купить нож и мазь для ног. Нож нужен, чтобы выкопать себе окоп, если вы забыли сапёрную лопатку. Мазь нужна, чтобы ноги не воняли. Смажете хорошо перед боем. Потом пятки, как у младенца.
Кадровик улыбнулся и постучал носками ботинок по полу. Видимо, показывая всем, что ноги у него не воняют.
Многие из тех, что «под шафе», начали одобряюще выкрикивать, как они наваляют скотам. Некоторые скромно спрашивали, как им оплачивать кредит, если первая зарплата только через два или три месяца. Но на последний вопрос, кадровик ответить не смог.
– Простите, – поинтересовался Гарик. – Если в плен попадёшь, зарплату платят?
– Чувак, мы тебе в плен попасть не дадим! – раздался бравый подпитый голос откуда-то слева.
Денег на нож у Гарика не было, поэтому он купил мазь.
Жена, как и полагается плакала. Она плакала искренне, также как искренне любила своего мужа. Может быть на всём свете не было человека, который был готов терпеть все закидоны Гарика, но последние, на почве усталости от нищеты, начали зашкаливать.
– Может, что-нибудь придумаем? – с надеждой говорила она по вечерам, прижимаясь своим маленьким телом к непутёвому мужу.
– А что мы придумаем?
– Найдём тебе работу.
– На поесть? А кредит твой? А холодильник купить надо?
– Найдём хорошую работу.
– Мы уже нашли три штуки. На одной кинули, на второй кинули. На третьей зарплата – коту на еду не хватает. Я поеду.
– Всё правильно, но, может быть, сдашь билет?
– Нет. Кстати, нам надо расписаться. А то пристрелят меня, а ты и не докажешь, что жена. Флаг не дадут.
– Дурак, ты.
– Согласен. Но завтра в ЗАГС. Согласны ли вы, прекрасная леди, стать моей женой? Юридически.
– Согласна, – жена тяжело вздохнула и сильнее прижалась к плечу мужа.
– Не расстраивайся, жена. Я у тебя как Д’Артаньян двадцать, нет, тридцать лет спустя: «Приключения продолжаются!».
ЗАГС, сумка, поезд, слёзы, попутчики, вокзалы, паровозы.
Чем ближе к войне, тем больше встречалось людей в военной форме, редко попадались раненные. На перроне запомнились бравые парни, косая сажень в плечах, в новеньких тактических ботинках, с девочками в обнимку. Интересно выжили?
В вагоне на первый взгляд военных вообще не было. Девочки и мальчики, молодые и старые. Будущих воинов можно было определить по коротким стрижкам и потёртым курткам, которые предназначались на выброс – хотя показатели спорные. Но за двое суток, так или иначе, завязывались знакомства.
– Нет, дружище. Есть кое-что, что ты точно не взял, – снайпер, ещё раз любовно взвесил в руке оптику и убрал в рюкзак. – Знаешь, что?
– Откуда? Я же первый раз.
– Сидишь ты в палатке или ещё где. Дождь идёт. В сланцах не выйдешь, а в берцы каждый раз залезать неохота. Значит, что?
– Что?
– Что, что. Галоши! Места занимают мало и удобно.
– Действительно, удобно. Так и не подумаешь, – улыбнулся Гарик. – Помниться давным-давно наша страна была рекордсменом по выпуску галош. Интересно, а сейчас?
– Сейчас не знаю. Может быть галоши ещё выпускают. С остальным напряжно.
Снайпер воевал с восемнадцати лет, поучаствовал везде, начиная с первой Чеченской. Напарником на этой войне у него была совсем молоденькая девчонка.
– Мы с ней вместе на задачи ходим. Она там с четырнадцати воюет, – снайпер показал фото.
– Скажи честно, у тебя там не только война, но и любовь?
– Честно, да, – немного смутился снайпер.
На соседней полке вояки обсуждали, как их бросили на бетонные укрепления, и из двух с половиной тысяч осталось сорок восемь человек. В каждом слове сквозила большая любовь к правительству и командованию. Настроение не улучшалось.
В вагоне появился молодой парень в гимнастёрке старого образца и тактических перчатках. Он подсел к девчонкам и громко начал повествовать, что он наёмник, который прошёл три войны. Хотя на вид парню было не больше двадцати двух лет, его никто не перебивал. Девочки слушали, развесив уши. Гарик временами косился в его сторону, особенно, когда воин начал читать стихи. Все трое суток пути молодой ветеран предлагал руку и сердце всем молодым барышням, за что его прозвали женихом.
Гарик сдружился со снайпером, который настоял на совместной кормёжке, приметив, что Гарик сидит исключительно на «дошике». Они по-братски поедали копчёности, бывалого вояки, посмеиваясь над громкоголосыми рассказами жениха.
– Дураков везде хватает, может, и вправду воевал, только контузило сильно. Фляга потекла.
Вдруг одному из пассажиров стало плохо. Проводник померил ему давление. Дал успокоительное и что-то ещё. Это показалось немного странным, т.к. мужик не бухал и выглядел вполне крепким.
– Что это с ним? – спросил снайпер.
– Ему по телефону сообщили, что его друг убит, – вполголоса сообщил проводник. – А он как раз в свою часть едет.
И как-то сразу война перестала быть абстрактной. Вот она первая, пусть заочная смерть, но смерть, которой все стали свидетелями. Захотелось подойти к человеку, поддержать, но было неудобно. Гарик со снайпером какое-то время молчали.
– Так бывает. Привыкнешь, – сухо заметил снайпер.
– Наверное, – задумчиво ответил Гарик и ему захотелось обратно к жене, к собачке и дивану, но отступать было поздно, да и некуда – финансы конкретно наступали на горло.
– Нам пора, – снайпер убрал в сумку остатки провизии.
На перроне, ко всеобщему удивлению, жениха забрали менты. Ещё раз поржали. Купили билеты на автобус до точки. Гарик потратил последние деньги на сигареты, обнял снайпера, который дальше двигался своим маршрутом, и полез в автобус, набитый такими же псами войны, как и он.
Народу собралось много. Съезжались со всех уголков страны. Поразило количество столичных. Гарику всегда казалось, что в столице жизнь намного жирней. Столичные в три горла кричали, что у них там тоже не сахар. Это логично, иначе зачем пихать свою башку в такое приключение? Везде образовывалась приличная очередь. Сквозь новобранцев уверенной походкой проходили вооружённые, небритые парни, которых ждали три автобуса на войну. Именно эти три автобуса не доедут до фронта, а попадут в засаду. Из них не успеет выйти ни один человек. Но об этом пока никто не знал. На бравых вояк смотрели с любопытством и почтением.
Первое, что насторожило – медицинская комиссия. На вербовке сообщили, что медицина очень дотошная и время на комиссию занимает до пяти дней. Однако, пять дней немного сократились до двух минут, если есть наколки, то до пяти. У Гарика наколок не было, поэтому фото на память и вперёд. На бумажке, которую ему выдали, напротив фамилии было написано: штурм. Бумажка Гарику сильно не понравилась.
Один бородатый, лохматый столичный интеллигент – а-ля-геолог, подарил Гарику часы. Рядом образовался приблизительно одного роста с Гариком везде овальный циник, который парой мазков описал общую картину: набирают всех подряд, значит кончился отряд, он лежит в навозной куче, куда ждут других ребят.
Вывод циника был простой, как три рубля: надо найти место директора продуктового склада, тогда можно выжить. Да, такое место заманчиво. Поржали.
В углу шептались двое. Обсуждался вопрос, что один пристроит другого на хорошую должность.
– Там не стреляют, и делать почти ничего не надо. А зарплата такая, как на боевых.
«Вот как надо на войну ходить», – подумал Гарик и посмотрел на свою бумажку с надписью «штурм». Так себе бумажечка. Вроде, хотелось денег заработать, а не сразу с головенкой попрощаться.
Следующим расстройством стал особист.
– Вы понимаете, куда вы попали?
– Нет, пока. Я же первый раз.
Особист с недоумением посмотрел на Гарика. Видимо, ему так не отвечали.
– Но вы понимаете, что вас могут убить?
– Понимаю.
– Отлично! Вы подпишите контракт. Вы обязаны выполнять все приказы командира. В случае отказа выполнять приказ вас расстреляют. Вы должны быть готовы, что будете объявлены вне закона, но, пока у вас контракт, приказы не отменяются, как и расстрел. Всё понятно?
– Понятно.
– Следующий.
Гарик в задумчивости шёл по коридору, занимать очередь на получение амуниции, в простонародье – шмурдяк, и ему никак не давала покоя фраза: «будете объявлены вне закона».
– Здесь всё просто, – хихикая пояснил циник. – Во-первых, мы изначально вне закона, так как мы наёмники, а наёмники в нашей стране запрещены. Во-вторых, нас собрали в такую банду, что мы представляем реальную военную силу в государственном масштабе. А что это значит?
– Что это значит?
– Это значит, что наше начальство может открыть рот на гораздо больший кусок, чем пережёвывает сейчас. Тогда на какой-то короткий промежуток времени, мы будем вне закона.
– А если этот промежуток затянется?
– Тогда это называется гражданская война.
– Окрыляет.
Толпа-очередь, медленно продвигалась по коридору, в конце которого уставшие и недовольные тыловики, монотонными голосами задавали два вопроса: рост и размер обуви. После чего вручали псу войны целую кучу всего и, покрикивая, чтобы не мешкался, обращались к следующему.
По южному быстро стемнело, моросил дождь, фонари освещали лужи на плацу, через сплошную серую мглу едва пробивалась Луна. Гарик, с трудом охватывая выданное имущество, топал прямо по лужам к казарме, где ему предстояло провести одну ночь, перед отправкой в учебный лагерь. Это было начало.
Грамотная упаковка шмурдяка – залог спокойной жизни. Эту истину постигают все, кто впервые стал военным, альпинистом и бомжом. Всё своё ношу с собой – не является поговоркой или девизом. Это констатация факта. Когда ты всё своё носишь с собой, необходимо это всё очень грамотно упаковать и всегда помнить, что и где лежит. Если вы что-то забыли или потеряли, то вам предстоит перебрать весь шмурдяк. В определённых условиях эта задача может быть очень сложной или даже невыполнимой. Однако, как выяснится гораздо позже, штурму шмурдяк не нужен. Точнее, почти не нужен, т.к. штурму нужны патроны и гранаты. Удивительная инфа!
Гарик долго рассматривал новоприобретённый тактический рюкзак. Потом начал распределять полученные шмотки и укладывать свои. Сложность заключалась в том, что человек с гражданки не всегда знает, что ему понадобиться в первую очередь, а что нет. Но самое главное, что Гарик набрал вещей, в том числе зимних, хотя на дворе был март, из расчёта, что осень он может встретить здесь. На складе он получил зимний комплект, т.к. было ещё холодно, и без зимней куртки, особенно с утра, будет очень холодно. Заодно, сразу выдали летний комплект. Наверное, чтобы не возиться в будущем. Таким образом у только что состряпанного наёмника к сумке прибавился целый рюкзак. Что-то выбросить Гарик не мог, а таскать двойную нагрузку было бы тяжело.
Старший по казарме, очень бледный, худенький парнишка со шрамом через всё лицо и бесцветными, равнодушными глазами, предложил подписать одну сумку и оставить на хранение на базе.
Теперь у Гарика встал вопрос, что же он оставит. К сожалению, поразмышлять времени не было. Был объявлен отбой. Посему, всё быстро распределилось само собой уже впотьмах. Спать оставалось четыре часа. Гарик не знал, что четыре часа теперь очень много. Можно сказать, что выспался. Но пока он этого не знал. Он растянулся на грязном матрасе, не раздеваясь, укрылся выданной зимней курткой. Сосед справа уже храпел. Под головой оказалось какое-то непонятное тряпьё. Жить было можно.
Солнце светило ярко и задорно. Бездонное голубое небо над головой. Желтые одуванчики, на фоне ярко зелёной травы. Прохладно в пять утра, но для бравого наёмника это мелочи. Псы войны бодро шагали за старшим в учебный лагерь.
По дороге они встречали пикеты и посты, таблички с надписью мины и стрельбы. Приходилось уступать дорогу не только машинам, но и танкам. По всему, у военных день уже начался в полный рост. А наш небольшой отряд вышел к шлагбауму – вход в лагерь.
Лагерь был палаточный, в первый день можно было потеряться. Палатки все одинаковые, выстроены ровными рядами, особых примет не имеется. Возле палаток толпятся большие и маленькие кучки людей в форме. Почти все курят, кашляют, некоторые улыбаются. Очень похоже на муравейник – все одинаковые и суетятся.
Надо заметить, что учебный лагерь в военное время – это конвейер по выпуску пушечного мяса. Каждый день в лагерь вливается около сотни бравых псов войны, которых обкатывают, притирают, обучают и выплевывают в автобус. Каждый день автобус с новой блестящей только что с конвейера партией уходит в сторону фронта. Каждый день с фронта в мешках или носилках вывозят отработанный материал. Каждый день фронт перемалывает новую партию и требует ещё. В простонародье этот процесс называется «мясорубкой».
Старший привел Гарика в его палатку, кто-то указал ему место на верху. Народу было много, дышать было нечем, было холодно, и все по очереди кашляли. Гарик закинул рюкзак наверх, но разложиться не успел – объявили построение.
Вывалившись с кучей народа на плац, Гарик сразу потерялся в огромной незнакомой толпе. Но добрые люди спросили у него:
– Ты первый день?
– Да.
– Вали наискосок, до кирпичного дома. Там ваши.
Вот и первые знакомые лица: интеллигент – а-ля-геолог, мужик, который вчера был в костюме, паренёк с большой шевелюрой, циник.
– Здорово, парни. Мы здесь строимся?
– Если ты на должность директора продуктового склада, то за мной.
– Договорились.
Постояли, покурили, позубоскалили, поржали.
– Первый день! Строиться! Воины! Кто не понял? Построились по четыре!
Толпа начала разбираться. Быстро докуривали, притаптывая окурки, толкались, ворчали. Наконец строй образовался, началась перекличка. Долго разбирали кого нет. Кого-то куда-то посылали. Кто-то сам кого-то послал. Тоже самое творилось по всему плацу. Те, кто разобрались уходили в очередь на получение автоматов.
Между тем, натикало десять утра. Солнце пригревало, всё парило после ночного дождя. Но адреналин от свежих впечатлений поддерживал бодрость организма.
Стояние на плацу перетекло в стояние в очереди на получение сапёрных лопаток. Постояли, покурили, позубоскалили, поржали.
Стояние в очереди за лопатками перетекло в стояние в очереди на получение автоматов. Постояли, покурили, позубоскалили, поржали.
Наконец невразумительным строем, больше похожим на длинную толпу, кстати, так всегда и будет, псы войны выкатились из лагеря на полигон.
– Встали полукругом. Кто не знает, как собирать и разбирать автомат? Смотрим внимательно! Всё просто. Для начала отстегнули магазин. Не рожок, дебилы! Рожок в магазине! Это магазин! Понятно!
– Понятно. Это магазин. В магазине рожок.
Общий ржач.
– Молодец умник. Пятьдесят приседаний. Автомат над собой. Раз, два, раз два. Остальные слушаем, – инструктор убрал магазин в подсумок. – Отстегнули магазин, проверили наличие патрона в стволе. Произвели контрольный выстрел. Кто-то ещё хочет поприседать? Слушаем! Разбились на группы, кто умеет, показывает тем, кто не умеет. Кто готов, подходит ко мне на контрольную сборку-разборку. Время тридцать минут. Поехали.
Выяснилось, что большая часть псов войны ни разу не разбирали автомат. Остальные держали его в руках лет двадцать назад. Гарик один раз держал. Лет двадцать назад. Контрольную сборку-разборку сдали все. Потом дружно отправились в столовую на обед.