Алексей Владимирович Июнин
Человек-Черт
За окном было темно, а плотно закрытые шторы не пропускали в спальню даже свет окон противоположных домов, свет уличных фонарей и рекламных огней. После возвращения с Выборгской набережной эта ночь казалась Андрею особенно черной, спальня еще никогда не погружалась в такую тьму, что даже жутко становилось. Первый раз в своей жизни Андрей признался самому себе что начинает всерьез бояться темноты, даже в детстве он не был подвержен такой фобии. А сейчас у него внутри все сжалось, он боялся пошевельнуться, боялся вдохнуть, боялся того чье присутствие чувствовал в прихожей. Страх, но не паника охватил его так, что ему стоило большого усилия не закричать. И страх был не напрасным, Андрей точно знал, что кого-то увидит, кого-то непрошенного и ненужного.
И вот черная тень из прихожей бесшумно вошла в спальню, где лежал Андрей Жуй. Тень, как известно, не материальна и посему не может существовать без своего физического хозяина, поэтому к вошедшему существу более применительно будет понятие «силуэт». Контур существа был совершенно черен, но на миг у Андрея сложилось впечатление, что это обезьяна. Кто-то, походящий на гиббона, только выше человеческого роста. Существо было без одежды и двигалось бесшумно, даже наступая на половицу, которая обычно чуть поскрипывала. Оно было с волочащимся по полу хвостом, ноги были полусогнуты в коленях, плечи узкие, но ладони большие с длинными когтистыми пальцами. Жуй почувствовал как его бьет такая сильная дрожь, что звенит какая-то пружина в матрасе.
У мордастого существа были светящиеся красным огнем глаза. Широко распахнутые, немигающие. Красные зрачки сливались с такими же красными белками, а выделяемый ими алый свет подобно двум индикаторным фонарям позволял рассмотреть переносицу, нос, скулы и надбровные дуги медленно входящего существа. И более ничего.
Жуй начал подвывать, он хотел закричать так громко, чтобы услышали соседи, но что-то стиснуло его горло и он едва мог втягивать в себя душный воздух, которого ему становилось все меньше. Тем временем черное создание бесшумно делало шаг за шагом на полусогнутых ногах, волоча за собой крупный хвост и при этом водя головой в стороны, как принюхивающаяся во мраке мышь. Существо не дышало и не произносило никаких звуков, оно просто приближалось, однако у едва не теряющего от страха разум Андрея Жуя мелькнула догадка, что существо слепо и возможно – глухо, так как не реагировало на шелест простыни. Оно чуяло Андрея и двигалось, повинуясь этому чутью.
За крупной обезяноподобной тенью в спальню зашла следующая – скрюченная, неуклюже ковыляющая, опирающаяся на кривую палку. Второе существо было как будто в одежде – что-то длиннополое, мохристое, сзади на спине какой-то рваный платок или тряпка. Обладатель сгорбленного силуэта являлся старушкой, у нее был длинный кривой нос, выступающий вперед уродливый подбородок, длинные растрепанные волосы. А за старухой вошли сразу несколько темный фигурок. Кривоногих, сутулых, с различными степенями уродств. У кого-то непропорционально длинные когтистые руки-лапы, у кого-то бочкообразная голова с невероятным ртом и выступающими зубищами. Темные существа бесшумно наполняли спальню, обходя кровать и собираясь вокруг дрожащего и поскуливающего от страха Андрея. Уроды всех мастей, хвостатые, крылатые, зубастые и рогатые. У одних были короткие кривые ноги, у других круглые совиные глаза, третьи походили на шевелящуюся ветку дерева, четвертые на мертвецов, пятые на призраков, шестые на полулюдей-полузверей.
Их было много, они толпились, толкались, Андрей даже слышал как они переругивались на разный манер, как сопели и кряхтели. Они окружили кровать с трех сторон (с четвертой была стена), некоторые махая перепончатыми крыльями держались под потолком. В первые ряды пропускали тех, кто был меньше ростом кое-кто даже забрался в ноги Андрея и по лягушачьи выпучив глаза смотрел на дрожащего парня.
У вурдалаков и упырей горели красным глаза, у всех до единого. Твари окружили Андрея со всех сторон, они наполнили комнату и все прибывали и прибывали. В какой-то момент Андрей перестал слышать внешние звуки, он будто погрузился в воду. Спальня наполнилась напряженной немой тишиной, горячей как кипяток и колючей как замерзающая вода. Твари замерли и уставились не мигая на Андрея, теперь он ничего не слышал и не видел ничего кроме красных парных огоньков. Парень едва сдерживался от непроизвольного мочеиспускания, слезы прожигали щеки, зубы отбивали дробь.
Твари смотрели на Андрея.
Время остановилось. Как остановилось дыхание и сердцебиение Андрея.
– Начнем потеху? – услышал он в своей голове странный скрипящий голос. Твари с готовностью закивали и будто в нетерпении засуетились.
– Не надо… – сдавленно попросил Жуй.
– Как же не надо, родименький? – будто всполошился скрипучий голос. – Светик наш родненький, готовься к веселью. Мы что-ж напрасно ожидали? Столько годочков томились… Пора уже… Давай глазенки свои поширше раззевай и на нас зыркай. Зыркай-зыркай, не трухай, кровинушка ты наша родненькая. Заждались уже… Зажда-а-а-ли-и-и-сссь…
Встречая свою участь, Андрей заорал, когда красное пламя прожигающими лучами вырвалось из глаз черных страшилищ и вошло в череп молодого существа. Так, крича, он утонул в огне преисподней, которое охватило все его тело, войдя через глаза и, казалось, превратив глазные яблоки в раскаленные угли, разбрасывающие шипящие искры…
Андрей проснулся.
Взгляд его был направлен в потолок, чуть в сторону к левому от входа углу. Потолок был обклеен старомодной пенопластовой плиткой, не очень ровно и впопыхах. Смотреть там было, надо сказать, совершенно не на что.
Он лежал в зале в той же позе, как лежал ночью перед телевизором, который, оказывается, был еще включен и бодро вещал что-то подростковое. Он лежал не раздетый, рядом на полу валялись обертки от чего-то съеденного ночью. Солнце пробивалось со стороны крохотного парка имени Крупской, за которым текла Нева. Настенные часы показывали начало девятого утра.
– В рот вас всех! – пробормотал Жуй не без труда принимая сидячее положение. – Такого сна я еще не видел! Срочно кофе!
Вспомнив, что у телевизионного пульта сели батарейки, Андрей выругался еще раз и переключил канал в ручную, избавив, наконец, себя от тошнотворного телевизионного веселья и остановив свой выбор на нейтральных финансовых новостях, которые не вызывали в нем никаких эмоций. Почесывая зад, он вышел из зала, посетил туалет и ванную, вошел на кухню и включил конфорку. Банка растворимого ждала его на самой удобной полке, так чтобы легко было ее достать, не поднимая руки слишком высоко. Сахар был тут же. Зачерпнув две ложки сахара и бросив их в чашку, Андрей Жуй еще раз почесал зад и прикрыл сахарницу крышечкой. Сел на табурет. Вспоминая, где он вчера оставил сигаретную пачку, Андрей залил кипяток и принялся неторопливо и с некоторой долей уныния размешивать кофе чайной ложечкой. Кипяток он все равно не сможет проглотить. Ложечка сделал девять оборотов по часовой стрелки, потом семь против часовой, потом еще два по часовой и остановилась…
Андрей Жуй напрочь забыл об утреннем кофе.
Он встал с табурета. Он не мог поверить себе. Он немного подумал. Нет, ему не показалось.
Он покинул кухню и по коридору подошел к спальне. Остановился на пороге.
Шторы задернуты, так что солнечный свет практически не проникает в спальню. Постель смята… Похолодевший Жуй подскочил к кровати и потрогал простынь.
Она еще хранила его тепло…
Но он-то спал в зале!
Санкт-Петербург.
21 июня 2017 г.
Репетиционная база труппы «Толпе» с недавних пор расположилась в подвальном помещении здания на западной окраине Санкт-Петербурга, где семьдесят лет назад был склад всякого хлама, сорок лет назад – художественная школа, двадцать лет назад – пошивочная мастерская, десять лет назад – закрытая комната для съемки порно, потом – игровые автоматы, букмекерская контора, и, наконец кто-то, кто имел какое-то отношение к питерской андеграундной культуре, предложил Олеси Левит снять в аренду именно эту площадь. На тот момент у группы не было постоянного места для репетиций, участники, подобно бродягам метались то по гаражам, то по дорогим студиям. Над подвалом было двухэтажное здание, изначально строящееся под что-то с высоченными потолками и огромным полукруглым залом в советское время использованным под съезды парткома, а позже много раз меняло назначение и владельцев, пока в конец не потеряло свое истинное призвание и не приютило в себе контору, занимающуюся не то газификацией, не то электрофикацией. Чем именно занималась эта контора, способная арендовать все здание, Андрей Жуй не знал, но много раз слышал, что они проводят какие-то финансовые махинации, с чем он был определенно согласен, особенно, когда у входа стоял «Порше Панамера» генерального директора. Номера, естественно, были блатные.
Припарковав свою «Ямаху» у самого входа в подвал, Андрей Жуй снял шлем, и достал ключи от входной двери. Однако, дверь была не заперта и немного удивленный Жуй вошел в репетиционную комнату. Там уже сидел один член группы – Коромысло.
– Ты че так рано? – спросил Коромысло, развертывая пакет и доставая из него фрукт манго.
– Дома тошно, – Жуй бросил мотоциклетный шлем на стул и расстегнул кожаную косуху. Бросив взгляд на электронные настенные часы, Андрей быстро подсчитал, что до репетиционного времени было больше часа. – А ты сам-то давно тут?
Коромысло достал ножик и принялся издеваться над манго. Он ответил, что по утру ему жутко приспичило забить косячок, а на съемной квартире где он жил это было категорически запрещено проживающей в соседней комнате хозяйкой-бабушкой, потому он и пришел сюда загодя. От гитариста исходил запах не только землянично-мятных леденцов, но и марихуаны. Юрка Коромыслин был единственным членом группы, который зависел от легких наркотиков и ни сколько этого не смущался. Нарезав манго на неровные доли, он угостил им Андрея, а крупное ядро аккуратно отложил. Закурив сигарету, Андрей взял свою электрогитару и принялся нащипывать струны.
– Как же это вышло?
Как так произошло?
Я тебя увидел,
Я тебя нашел.
О, если бы ты знала
Как я тебя искал…
Я тебя увидел,
Я тебя узнал…
Тихо запел солист группы «Толпе», пересев на подлокотник старого дивана. Песня рождалась мгновенно, такая неказистая, простая до низкопробной попсы, даже заунывная, но она лилась из парня как ручеек и он давал возможность течь этому ручью, не думая о понятии «крутизна рока». Никакого рока тут не было, стиль был спокойный с оттенками шансона, сам бы Андрей Жуй подобное слушать бы, скорее всего, не стал. Но скорбно полуприкрыв глаза, он продолжал:
– Видно не случайно
Мы встретились с тобой.
Друг другу улыбались,
Летели за мечтой.
Видели Венеру,
Слышали Слова…
Я был Кавалером,
Феей ты была…
Ухватив мотив, Коромысло, облизав неестественно длинные пальцы, присоединился к Андрею, бренча мелодии в такт, но уже на своей гитаре. Теперь они уже вдвоем сплетали песню из музыки и слов, рождающихся вот прямо сейчас в момент исполнения.
– Фея и-и-и Кавалер…
Мы мечтали оба.
Фея и-и-и Кавалер,
Что любовь до гроба.
Андрей лишь на секунду оторвал пальцы от струн и только лишь для того, чтобы потушить в пепельнице докуренную сигарету. Однако Коромысло посчитал, что Жуй закончил и тоже остановил игру. Репетиционное помещение оказалось в неожиданной тишине, песня оборвалась… Андрей Жуй попытался уловить исчезающую музу, но ничего не вышло, он разочарованно хлопнул по гитаре и откинул ее на диван.
– Новая песня? – спросил Коромысло, возвращаясь к своему манго. – Дальше не дописал?
– Да так… – неопределенно ответил Жуй, стараясь не показывать виду, что заливается краской смущения.
– Нахимовна назовет это соплями.
– Думаю, ты прав. А как тебе?
– Как подтаявшая карамелька. Хотя получится недурной медлячек. Но ты не пишешь медлячки, это не похоже на тебя, Андрюх.
– Да я сам на себя не похож. Хожу, как в воду опущенный. – андреев взгляд упал на невесть как попавшее в это помещение очки, принадлежавшие не иначе как старушке. Они лежали на одной из полочек фанерной этажерки, захламленными всякими почти не используемыми вещами. – Ты уже знаешь, что я с Гриковой расстался?
– Нет, не знаю. А чего это вы? Прошла любовь, завяли помидоры?
Андрею не хотелось объяснятся перед Коромыслом, настроение стремительно падало, а вспоминая разрыв отношений с Надей, Жую становилось совсем гадко. Была бы тут водка или хотя бы пивко, вот тогда можно было бы вдоволь побеседовать о превратностях любви и взаимоотношениях мужчин и женщин, а так на сухое горло… да еще и в разгар дня… Андрей только махнул рукой и сделал кислую мину. После. Тем более что вот именно сейчас на первый план вышел другой вопрос, изводящий его с утра. Жуй попросил у Коромысла через его сотовый телефон войти в интернет и найти там телепрограмму канала «Детский». Достав из кармана «Флай» с треснутой панелью, Юрка Коромыслин без досаждающих вопросов нашел искомое и повернул экранчик к Андрею.
– Мне нужен детский фильм, который показывали сегодня утром, – велел Жуй, опять бросив взгляд на старушечьи очки. Эта вещь никак не вписывалась в концепцию репетиционной базы рок-группы. Очки не мужские, не молодежные, из розоватого пластика.
– Так… – Коромысло что-то понажимал на дисплее – «Чипполино», что ль?
– Ну да. Во сколько он начался и во сколько кончился? Юрец, ты можешь включить этого «Чипполино» онлайн?
– Андрюш, я почти уверен, что ты уже в таком возрасте, что тебе уже давно пора было переходить на онлайн-порнуху. С какого это времени, ты подсел на овощи?
– Ну не весь фильм, а где то ближе к концу, когда сеньор Помидор выхватил…
– Издеваешься?
– Мне нужно знать, – упрямо настаивал Жуй, – на какой минуте фильма сеньор Помидор что-то там говорил какому-то похожему на лимон чуваку в синем мундире. Я примерно в это время задремал. Тогда я посчитаю во сколько именно я отошел ко сну и сколько, собственно, проспал…
Коромысло держал свой видавший виды «Флай» в паукообразной ладони и с немым вопросом смотрел на Андрея. Понимая, что гитарист не станет ничего делать покуда Жуй не объяснит для чего ему все это нужно, молодое рок-дарование снизошел до объяснений.
– Пожалуй, я должен с кем-то поделиться… – вздохнул он. – Послушай, Юрец, сегодня утром со мной случилась какая-то странная фигня. Не то сон, не то не сон, сам не понимаю, но меня это очень сильно тревожит и нарушает мое душевное равновесие, которое и так уже расшаталось.
И Жуй рассказал Коромыслу о ночном кошмаре.
– Это, братан, ты «приход» словил! – чуть не заржал гитарист и, откинувшись на спинку дивана, положил ногу на ногу. – Галюны самые натуральные!
– С чего бы мне это глюки ловить? Я не пил, не курил. Из-за нервного стресса?
– Почем мне знать? Может соседи мебель лакировали, а к тебе повеяло через электрическую розетку? Или съел чего? – рывком встав с дивана, Коромысло вернулся за стол, где разделывался с манго и взял ножик. Манговое ядро он взял в другую руку. – Не парься! Я порой такое вижу после третьего косяка! Цветы на обоях расцветают, с радиоприемником разговариваю. Так прет не по-детски! А потом отпускает и все хорошо! Прикольно даже! – повертев манговый орех в ладони, Коромысло воткнул кончик ножа в место срастания двух половинок. – Был у меня знакомый кореш, дядей Витей звали, так он запойным алкашом был. Однажды встречаю его, а он уже второй месяц не просыхал и, видать, ловил «белочку». Говорит, что стал к нему являться какой-то косматый демон с бараньими рогами и еврейскими пейсами. Садиться ему на шею и погоняет. И вот дядя Витя отвел меня в какую-то подворотню, чтобы никто не слышал и шепчет на ухо: «Вчера я говорю этому баранорогому, что, если он еще раз сядет мне на загривок, я его сдерну, шкуру ему срежу прямо осколком елочного шара и сделаю из его шкуры себе ремень! Затяну потуже и навек поклянусь, что пить брошу! Жди, друг, от меня завтра эмэмэску с фоткой, где я буду в новом ремне!»
– Получил фотку-то? – без интереса спросил Жуй у Коромысла.
– Получил. Дядя Витя убил соседского бассета, снял его шкуру и обмотал ее на поясе. Больше я дялю Витю не видел, но слышал, что его надолго закрыли в «дурке».
– Видимо, ты мне это рассказал для того, чтобы я не забывал, что меня может ждать впереди? Спасибо, ты настоящий товарищ, Юр! Я тебе про одно, а ты мне про другое. Повторяю: я не в запое! И не курю, то что куришь ты! И то, что я видел под утро было… было не просто страшно, это было… необъяснимо с логической точки зрения!
И вновь Андрей напоролся взглядом на старушечьи очки. Кто бы мог носить такие? Уж не Нахимовна-ли? А если не она, то кто? Бабушкам здесь делать совершенно нечего.
– Забей! – раздался хруст и половинки мангового ореха распались в разные стороны как раскрытая устрица. Коромысло запустил в щель длинные пальцы и, поковырявшись, извлек на свет ядро, масляное и не очень красивое. – Посажу в песок.
Жуй перестал слушать своего гитариста. Тут все ясно, Коромысло не совсем тот человек с которым надо было делиться ночными кошмарами. Его более занимает посадка мангового деревца, чем какие-то бредовые ведения своего друга. В данном случае – профессиональный психиатр был более подходящей кандидатурой на откровения, а Юра Коромыслин, оказывается, к таким вещам относиться катастрофически небрежно. Его вообще не впечатлило появление незваных чудовищ с красными глазищами, он воспринимает это не в серьез, как обыкновенный ночной кошмар. И не более того. А может быть Коромысло прав и этот и был просто сон? Сон-то, может и сон, да вот Андрею не давало покоя уверенность, что это был не просто кошмар. Огненные взгляды непрошенных чудищ так и остались на сетчатки глаз лидера группы «Толпе».
Он встал с диванчика и что-бы скрыть внутреннее раздражение, подошел к этажерке и взял в руки очки. Тяжелые с толстыми линзами для чтения. Этот акссесуар не мог принадлежать ни одному члену группы. Жуй поинтересовался откуда они и кто их оставил? Пошутил – не Нахимовна-ли?
– А! Так ты не знаешь? – ухмыльнулся Коромысло. – Прямо перед отъездом в Карелию тут кое-что случилось. Сейчас расскажу – обоссышься! Тебя не было, а мы с Пистоном и Таймом решили здесь зависнуть, кое-что поиграть и винца дернуть. И тут стучатся! Таймураз открыл дверь и вламываются прямо сюда… знаешь кто?
– Кто?
– Бабки! Бабуськи! Старушенции! Целых четыре тети! И начинают воду мутить, кричать, слюнями брызгать, палочками своими размахивать.
– Неужели? Любопытно узнать причину сего вторжения? – Жуй водрузил очки на нос, похлопал глазами и снял их. – Предполагаю, они не были нашими фанатками?
– Четыре старых калоши! От них воняло кислятиной! – ухмылялся Коромысло. – Стали пугать нас божьей карой! Гореть, говорят, вам в аду, нехристи! И батюшку хотели позвать, чтобы очистил это помещение. Прикинь! Мы говорим – че за фигня, бабули? Что вы себе позволяете? Мы платим аренду и вас не знаем! Покиньте помещение! А они ни в какую! Ругаются, даже матом! Прикинь, Андрюх! И говорят, что раньше еще до коммунистов тут в этом здании была церковь. Церковь, прикинь! До двадцать девятого года прошлого века это была церковь Пресвятой Богородицы. – Долговязый гитарист окинул репетиционное помещение без окон красноречивым взглядом. – Социалисты не стали сравнивать ее с землей как со многими другими церквями, а сняв купола, перестроили в коровник, потом в тюрьму для врагов народа, потом в склад и пошло-поехало… Разумеется, социалисты постарались убрать все религиозные атрибуты – иконы сожгли, золото переплавили, священнослужителей разогнали или расстреляли, фасад перекрасили. А в церкви было много настенных росписей, которые просто-напросто заштукатурили. Так говорили бабульки. Заштукатурили, говорят, прекрасные росписи на стенах. И показывают, где росписи были…
– А они что, еще с тех пор живут, эти бабки? – с сомнением спросил Жуй.
– Фотографии сохранились. Они их распечатали и под нос нам с пацанами сували. Вот, дескать, смотрите, молодежь, какие росписи прекрасные были на стенах. А теперь осквернена церковь и надо бы ее заново освятить и так далее… А вы, молодежь, богохульники, безбожники и грешники. Бабулек мы кое-как отправили восвояси, но одна из них свои очелы уронила.
– И что, правда тут росписи были, – Жуй почувствовал холод во всем теле. – Прямо здесь? На этих стенах?
– Вот тут, – Коромысло указал длинным пальцем на одну из стен справа от Жуя. – Вот прямо тут. Я видел распечатки старой фотографии. Тут была келья или что-то еще, не знаю.
Андрюша Жуй попросил у Коромысла сигаретку и опять закурил, хотя поклялся прекратить эту вредную привычку. Он смотрел на то место куда указал перст долговязого гитариста. Ему вдруг стало нехорошо, его что-то стало угнетать. Да-да, давление на мозги становилось столь отчетливое, что его затошнило. Телу стало холодно, озноб пробежал по спине и Жуй решил, что заболел. Неужели иммунитет не справился с пойманным вирусом и началась инфекция? Очень может быть. Эта теория вполне подходила под психофизическое состояние лидера группы «Толпе», но Жуй, почему-то не верил в вирус. Тут что-то иное и причина его внезапного ухудшения здоровья находилась прямо напротив его взгляда, там куда паказывал палец Юрки Коромысла, а до того показывали непрошенные бабульки, а еще раньше фотографировал неизвестный фотограф.
Судорожно дыша, Жуй дико завращал головой. Он стал ощущать себя словно в клетке, стены и потолок давили на него, угнетали его. Впервые он очень захотел выбежать от сюда. Покинуть это здание. Но понимая, что это не вполне нормально, Жуй старался сдерживать себя и успокоиться.
– Ты чего? – услышал он голос, будто из другого мира и на мгновение всплыл в реальность. Спрашивал Юрка Коромыслин.
– А что? – сигаретный пепел упал на андреевы джинсы, прожег их, прожег трусы, волосы на самом нежном месте. Жуй ничего не чувствовал.
– На тебе лица нет.
– Что?
– Ты что, привидение увидел?
– Я?
– Андрюш, ты себя нормально чувствуешь?
Что за идиотский вопрос? Нормально ли он себя чувствует? Да он себя чувствует, так будто его укусила гадюка и яд уже добирается до сердца. Да он натурально помрет, если немедленно не покинет этот гребанный подвал! Андрей вскочил с дивана, бросился к двери, но споткнулся и чуть не распластался перед барабанной установкой, уронив на пол стойку с бас-тарелками. Выпрямившись, он вытер лоб и понял, что сильно вспотел, голова была ледяной, его губы задрожали.
– Они… – выдохнул он. – Они…
– Андрюша, – не на шутку взволнованный Коромысло, отложив манговое ядро, уже подходил к Жую, но тот его оттолкнул.
– Они тут… – бормотал Андрей одними губами. – Они вокруг… Они везде…
– Ты о чем?
– Вокруг… – чувствуя чей-то угнетающий взгляд, Андрей заметался по студии, опрокидывая все, что попадалось под ноги. Он кого-то искал, пытался обнаружить источник того черного луча, который пронизывал его и прожигал. Что-то тут было страшное. Что-то страшное… Андрея трясло, зубы стучали, руки сильно дрожали…
– Опять «приход»? – спросил Коромысло, потирая ушибленное плечо. – Давай-ка, садись, я тебе кофейку сделаю.
– Они… – у Андрея была паника, он уже не контролировал себя. – Да… Я их чувствую…
– Сядь! Сейчас отпустит и пойдешь домой. Репетицию отме…
– Я чую их! Я чую их всех! Понимаешь? Да… Где, говоришь, были росписи? Тут? Вот здесь, да? – Жуй исступленно тряс указательным пальцем на одну из стен.
– Андрюха! Успокойся!
Внезапно Андрей Жуй замер в полусогнутом положении. В хищной обезьяньей позе. Взгляд его остановился на стене. Чувствуя как сердце разрывается от ударов, а в висках пульсирует кровь Андрей уже не старался сдерживать переполняющие его чувства сиьного страха. Да, страха! Сильнейшего, необъяснимого, буквально животного страха.
Стена была самая обыкновенная. В этом месте она была обита дешевой пластиковой вагонкой цвета «Фарфор». Рядом висели постеры с «Раммштайн», Егором Летовым, «ДДТ» и парой обнаженных красавиц. Но Юрка Коромысло утверждал что на старой черно-белой фотографии, принесенной четырьмя бабками на этом месте было изображение кого-то не разборчивого. Что за вагонкой, которая осталась им в наследство от букмекерской конторы, был портрет. Перестав слушать Коромысло, Андрей медленно подошел к входной двери. Не отрывая взгляда от точки на стене, он ухватился за входную дверь и просто снял ее с петель. Дверь была тяжелая, металлическая, установленная еще во времена нахождения здесь подпольного казино. Андрей держал ее в распростертых в стороны руках один, хотя она была невероятна тяжелой.
– Андрей, перестань! – крикнул ему Коромысло и уже было хотел вырвать дверь из его рук, но Жуй, с надсадным стоном разбежался и что было силы ударил дверным углом в стену. Без труда расщепил вагонку и пробил гипсокартон, за которым была шумоизоляционный материал. Во время разбега досталось и Коромыслу, тот отлетел назад и более не решался вставать на пути у взбесившегося солиста группы. Крича и рыча Андрей Жуй принялся наносить удары металлической дверью по стене. Удар за ударом, удар за ударом. Вагонка цвета «Фарфор» в этом месте разлетелась в щепы, постеры с «ДДТ» и одной голенькой брюнеточкой в розовых сапожках разорвались и слетели на пол. Дверь пробила и сантиметровый гипсокартон, его куски с белой пылью падали вниз, за ним был слой шумоизоляционного материала. С ним Андрею пришлось повозиться, дверь утопала в толстом волокнистом наполнителе, почти не причиняя повреждений. Жуй выбивался из сил, пот пропитал футболку, а взмокшие волосы торчали как у ежа. Руки уже болели. Но он не прекращал, удар шел за ударом, это было дико. Закричав во все горло, Андрей откинул дверь и принялся руками драть шумоизоляционный материал, вцепляясь в него ногтями и выдирая из стены рваными кусками.
Обнажив кусок стены, он вновь взялся за металлическую дверь и принялся наносить удары теперь уже по штукатурке. Стена задрожала, где-то что-то посыпалось. Жуй бил и бил, истекая потом. Удары разносились по всему зданию, и кто-то наверняка сейчас прибежит выяснять в чем дело и не идет ли несогласованный снос стены. Штукатурка была качественная, отходила маленькими кусками, не поддавалась даже металлической двери. Тогда Андрей, бешено заорав, собрал в себе остатки сил и стал наносить по стене поистине титанические удары. За одним слоем штукатурки оказался второй, но более старый и как будто менее качественный. Андрей понимал, что близок к цели, но сил у него уже не было. В какой-то момент он выронил дверь и упал сам. Тут же к нему подскочил Коромысло и помог встать на ноги.
Отдышавшись совсем чуть-чуть, Андрей Жуй, вновь оттолкнул долговязого гитариста. Ясно, что колотить тяжелой дверью он больше не может, сил нет. Тогда, дико рыча, он принялся прямо пальцами расковыривать старую штукатурку. Он ломал ногти, сдирал кожу на ладонях, портил пальцы, но ковырял штукатурку. Руки горели, Андрея трясло, он больше не мог, но продолжал. Кровь капала на пол, штукатурная крошка падала уже не серая, а алая. По настоящему бешеный Андрей цеплял штукатурку обломками ногтей, у него не получалось, но он не унимался. Как бы то ни было ему удавалось отковыривать куски разной величины, на обнажающей стене начинало что-то выступать.
Это было изображение.
Жуй плакал, кровь и пот орошали пол под ним. Куски штукатурки сыпались туда-же… И вот ему удалось подцепить какой-то относительно крупный кусок и отслоить его от старой стены.
Андрей Жуй замер невероятно потрясенный. Не отрывая взгляда от обнажившегося изображения, он сделал шаг назад.
Еще один…
В голове будто взорвалась бомба. Вот что убивало Андрея. Вот это… Нутро солиста группы «Толпе» вывертывалось наизнанку, его вырвало прямо на самого себя, у него начиналось что-то похожее на припадок эпилепсии… Он завыл… Он закричал, как если бы его пытали, глаза его дико вращались, в ушах пульсировало сердцебиение. Потом он заржал, но опять заревел, растирая горячие потоки слез и соплей… Снова завыл…
– Я думаю, надо позвонить ребятам, – пробормотал Коромысло, перемещая взгляд то на Андрея, то на изображение на обнажившейся стене, – сказать, что репетиция, должно быть, отменяется…
На обнаженном от двух слоев штукатурки, от шумоизоляционного материала, гипсокартона и пластиковой вагонки цвета «Фарфор» на мир глядел лик младенца.
Прекрасный, чистый и невинный лик Иисуса на руках у девы Марии.
С паническим стоном Жуй вылетел из подвала и бежал-бежал-бежал…
Глава 4
Болезнь
Санкт-Петербург.
25 июня 2017 г.
Левит, не слушая слабые протесты хозяина квартиры, распахнула окно и зафиксировала его в режиме проветривания. В комнату тут же проникли посторонние звуки уличного шума: гудение автомобильных двигателей, тарахтение какого-то бульдозера. Проспект Обуховской Обороны жил своей обычной размеренной жизнью.
Жуй поморщился и отвернулся. Он сидел в старом советском креслице с потертой обивкой и сутулился так, что вызывал ассоциации с черепахой.
– Как клешни? – спросила Олеся, разворачиваясь спиной к окну и опирая татуированную попу на широкий подоконник. – Ты должен делать перевязку, не забыл?
– Олесь, закрой окно, – попросил Жуй, – меня раздражает.
– А меня раздражает, Андрюша, что ты похож на онкологически больного нищего! – достав сигареты, Левит закурила и выпустила дым в узкий оконный проем. – Ты чувствуешь, что у тебя в квартире духан как в трусах у цыганки! Здесь давно пора было проветрить и скажи спасибо, что я поддаюсь на твои мольбы и не распахиваю шторы.
Вся квартира пребывала в полумраке, задрапированная со всех сторон ночными портьерами. Андрей пребывал тут третьи сутки, не выходя за порог даже за продуктами и только изредка включая ноутбук. Изредка он отвечал на телефонные звонки, да и то только для того, чтобы как можно быстрее отвязаться от собеседника и дать тому понять, что лидер рок-группы не настроен разговаривать вообще с кем бы то ни было. Даже родная мама, звонившая ежедневно и не на шутку обеспокоенная ненормальным состоянием сына, так и не смогла добиться от него какого-либо понятного объяснения. Пожалуй, она была единственной, кому он хоть что-то говорил, ссылаясь на затянувшийся депрессняк. Мама, живущая в Тосно, пообещала приехать сегодня вечером и этот факт приводил Андрея в настоящий ступор. Все правильно и с этим ничего не поделаешь – он в депрессии, и его начинают навещать близкие. Сначала Олеся Левит, вечером – мама, завтра хотел заскочить Таймураз Ярмагаев, в равной степени владеющей скрипкой и саксофоном. Несколько раз звонил Володя Рикардо и еще пара товарищей, приглашающих его на вечеринку и просто на чью-то хату «дернуть пивка». Для любого нормального человека, посещение его близкими было бы за радость, но только не для Жуя. Он не хотел видеть никого. Его раздражали все без исключения, он питал ко всем чувство сильной нелюбви. Приезд мамы будет пыткой, Ярмагаев его будет душевно терзать, даже если просто спросит «Как дела?», а про Олесю Левит лидер группы «Толпе» вообще не знал что подумать. Она была уже тут, в его квартире, она уже разговаривала с ним и ему надо было что-то отвечать. Трудность была еще и в том, что от Левит так просто не отделаешься, если она захочет, она прицепится как пиявка и не избавит Жуя от своего общества пока тот не даст исчерпывающие ответы на все ее вопросы.