Алексей Владимирович Июнин
Человек-Черт
– Не стоит. Убавь высокие частоты. И тут.
– Че? Совсем не нравиться, да?
– Нравится. Только… Слишком уж как-то…
– Сурово?
– Даже мне не по себе.
– А мне нравится, – не дожидаясь олесиной команды, Бизон сохранил измененный результат, снял наушники и повесил их на специальный крючок. – Мы сделали что могли, Олесь. Если будем менять дальше, Андрей потребует перезаписи, а мне не шибко охота торчать тут с его группой. Они мне весь мозг вынесли! Как ты с ними справляешься? Это все равно что быть воспиталкой в группе неадекватных подростков. Прости, Олесь, что я так базарю про твоего Жуя, но ты же сама видишь что он стал неуправляем. Хотя, будь я проклят, если он не гений!
– Наверное, испорченный характер есть побочная сторона его проснувшегося таланта. – Левит поставила алюминиевую баночку на режиссерский пульт. – Представляешь, Сереж, каково мне приходится! Он совсем отбился от рук. Делает что хочет и в грош меня не ценит. А коллектив! Он морально разложил каждого из группы! Каждого! Один хуже другого! Все пьют, курят, развратничают, потеряли всякий стыд и совесть. Мне стыдно за этот обезьянник. Мне неудобно перед людьми. – Женщина заботливо освободила место от пивных капель для своих губ в центре бизоновой бороды. – Если бы не откуда-то пробудившаяся работоспособность, которая несомненно приведет «Толпе» на вершину отечественного рок олимпа, я бы уже давно пристрелили и Андрюшеньку и всю группу. Они мне уже всю кровушку выпили!
– Хватит ныть, – одними губами произнес Бизон. – Снимай трусики.
– Подожди.
– Не могу ждать, – мужчина уже залез ей в декольте.
Они освободили вращающиеся кресла от своих тел и переместились на диван, обитый коричневым кожзаменителем. На диване валялся уже пожелтевший от времени номер газеты «Совершенно Секретно». Олеся легла, скинув газету ногой на пол, но Бизон поднял ее своими мясистыми ладонями и бережно расправив страницы как надо, положил газету в ящик тумбочки.
– Порнушка, что-ли? – с улыбкой спросила Олеся Нахимовна, сжимая руки на толстой бизоньей шее.
– Нет, там статья… – Бизон не договорил, покрывая поцелуями татуированные ключицы своей пылкой подруги.
– Интересная? – хихикнула Левит. Ей было немного щекотно.
– Да, – Бизон уже расстёгивал пуговицы на обтягивающих женских джинсах. – Там написано про Ксюшку Ястребову.
– Про какую такую Ксюшку Ястребову?
– Это подружка Таньки.
– Потаскушки твои?
– Дура. Танька – моя старшая дочь, – звукорежиссеру пришлось попридержать коней. – От первой жены. А статья про ее подружку – Ксюшку. – Бизон снял с женщины джинсы «Левайс» и стал покусывать икры, бородой царапая нежную женскую кожу. – Ястребова была жертвой маньяка.
– В натуре? – Левит распахнула глаза.
– Дело было в Новгородской области. Три года назад. Появился маньяк, которого прозвали Атласником. Он ловил девушек, мучил их, насиловал, делал многочисленные надрезы на теле и смотрел как они умирают. Пять девиц убил, прежде чем его изловили… – говоря это Бизон снял с Левит майку с принтом китайского дракона. Лифчик сняла она сама. – Двоим удалось выжить и убежать. Ксюшка была одной из них. Она выжила, но на руках и на животе остались раны в виде завитков и узоров.
Олеся Нахимовна не заставляла Сережу Бизона заткнуться и делать свою работу без лишних слов. Раз она поплакалась ему в жилетку, жалуясь на непотребное поведение Андрея Жуя, то почему-бы не дать высказаться Бизону об истории, которая его волнует и заставляет переживать настолько сильно, что он хранит газету «Совершенно Секретно» в которой напечатана статья об этом. Ксюшка Ястребова не имела к Бизону непосредственно прямого отношения, но, по его словам, связующим звеном между ними была его старшая дочь Танька, чьей подружкой и была несчастная жертва маньяка Атласника. Левит позволяла бородатому мужчине говорить об этом, надеясь, что пересказав сейчас историю наспех, он не станет возвращаться к ней после.
– Атласнику дали пожизненное заключение, – продолжал Бизон, доставая свой детородный орган, который Левит с готовностью приняла в свои умелые ручки, – а Ястребову через какое-то время познакомили с каким-то мужиком… Вроде старовера… А, нет! Даже не старовера, а вообще это… как его… язычника. Короче, он практиковал славянское язычество. Организовал целое поселение под Москвой. Община язычников! Можешь себе представить? И имя себе придумал какое-то чудное… Светолюб… Или типа того. Язычник конкретно прополоскал мозги Ксюшке. Не держи зла, дескать, на этого маньяка, а сделай ему добро. Добро и любовь спасет мир.
– Угу… – Левит была немногословна. В этот ответственный момент тема любви была неуместна. О любви пусть думают романтики, а сейчас идет конкретная работа, занятие, секс.
– Нет, ты дослушай, – продолжал Бизон, сделав небольшую паузу, – Теперь эта дурочка Ястребова навещает Атласника в его тюрьме и проповедует ему древнеславянское язычество.
– Слушай, харе трендеть! – Левит пришлось сделать замечание. От любви звукорежиссёр перешел к изнасилованию, а в данной ситуации это еще более неуместно. Причем перешел не на словах, а на деле, приноравливая свой лопающийся от перевозбуждения член к самому тепленькому женскому месту.
– И что самое удивительное, – не унимался Сережа Бизон, – Атласник на зоне совсем изменился, стал на себя не похож. Ходит и улыбается, любит всех. Поэзию стал писать. Про любовь, естественно, и про добро. Стал образцовым заключенным… – и вдруг Бизон выпрямился, что-то вспомнив. – О! Вспомнил!
– Чего ты вспомнил, трепло? – проворчала Левит. – Давай, приступай к делу, я горю! Только молча.
– Вспомнил, как зовут того язычника древнеславянского! Любосвет! Его зовут Любосвет!
Левит схватила обеими руками бизоний ствол и уже сама пристраивала его кое-куда, но до непосредственного соития дело так и не дошло, ибо совершенно внезапно как свисток полицейского раздался резкий крик от которого влюбленная парочка синхронно вздрогнула и повернулась на источник крика, перепуганная тем, что кто-то застал их в самый интересный момент. Бизон подумал о своей гражданской жене, а Олеси, как женщине абсолютно свободной и ни перед кем не отчитывающейся, боятся было не кого, но ее привел в смятение сам факт появления кого-то непрошенного.
– Кто вам позволил! – кричала девушка в дверном проеме, насыщая свои слова всей злостью, на которую были способны ее голосовые связки. – Кто разрешал вам?
– Э-э-э… – звукорежиссер замешкался с ответом на неопределенный вопрос и, отпуская Левит, прятал свой член. – Чиксуля, тебе какого х… здесь надо? Кто ты и не пошла бы ты вон! Отваливай!
Но девушка не унималась и разносила свои злобные крики по всей студии. Прикрываясь руками, Олеся приняла сидячее положение и вознамерилась ответить непрошенной гостье достойным посылом, но только растерянно захлопала глазами, узнав в нарушительнице покоя Ламию – подружку Андрея Жуя.
– Какого х… тебе тут надо? – с каждым произнесенным звуком голос Олеси Нахимовны набирал угрожающую интонацию. Последнее слово она уже выкрикивала в полный голос. – Пошла от сюда! Пошла вон!!! Сережа, ты почему не закрыл дверь?
– Я запирал, бл… – ответил Бизон голосом, лишенным уверенности.
Ламия приблизилась к режиссерскому пульту. Она была переполнена ненавистью.
– Вы меняли музыку! – кричала она, пронзая Бизона и Левит взглядом змеи перед прыжком. – Вы изменили творение Андрея! Кто вам позволял?
– Ничего мы не меняли… – соврала Левит, не понимая как Ламия проникла в студию, если входную дверь можно было отворить только изнутри, а ключ был только у Бизона, который был тут с ней и никуда не отлучался. А дверь он закрывал, это точно, Левит слышала тройной щелчок замка.
– Меняли! – кричала девушка. – Ты, старая шмара, не имеешь никакого права вмешиваться в творчество Андрея! Тем более за его спиной!
– Как ты меня назвала… – Олеся Нахимовна уже застегивала лифчик.
– Молчи! Молчи! Твое дело – обеспечивать Андрею условия для работы и подыскивать площадки! Не забывай, пенсионерка, что ты всего лишь…
– Стой на месте! – рычала Левит, натягивая трусики и джинсы. – Стой, я тебя сейчас убивать буду!
– Не ты главная в группе! – продолжала наступать Ламия. – Ты только менеджер – твое дело считать деньги и не более того!
– Сережа, хватай ее! – крикнула Олеся, не справляясь с замочком. – Держи эту дрянь, сейчас я ее…
Но звукорежиссер не подчинился любовнице, обнаженный по пояс, он встал с дивана и переводил взгляд с двух взбесившихся девиц, которые вот-вот вцепятся друг другу в глаза и волосы. Он был растерян и обескуражен.
– Молчи! – еще раз повторила приказ Ламия. – А ты, здоровяк, не вмешивайся! Понял? Не вмешивайся!
– Я не вмешиваюсь.
Ламия вновь повернулась к Левит:
– Это не Андрюша работает на тебя, а ты на него! Запомни это и никогда не забывай, если не желаешь себе неприятностей, которые я могу тебе устроить. Да такие, что ты вообще пожалеешь, что разевала пасть и пыталась что-то проквакать, старуха! Твое место уже на кладбище старых бл…!
– Я на него работаю? – задохнулась Левит. – Я? Я работаю? Ты… Девочка, ты вообще понимаешь, что говоришь?
Не давая рок-звезде опомниться Ламия ткнула пальчиком в Бизона:
– А ты давай мне флешку на которую Андрюшенька записал весь материал! Вынимай ее из разъема и давай сюда!
– Сережа, ты не сохранял изменения на флешку? – спросила Левит и тот отрицательно покачал головой. – Только на жесткий диск?
– Олесь… Я отвлекся. Не успел. Хотел после…
– Ничего ей не давай.
Но Бизон уже вынул флешку из USB-разъема и протягивал ее Ламии. Та схватила ее и приказала мужчине стереть все изменения с жесткого диска, и звукорежиссер двумя кликами мышки выполнил ее приказание.
– Что ты ее слушаешь! – кричала Левит. – Кого ты слушаешь!
– Олесь, ну мы, действительно, напрасно меняли басы… Андрей же не велел… – бормотал Бизон. – Жую виднее, это его песня… Он решает.
– Сережа! – Олеся вцепилась в его крупный как у быка торс. – Ты…
Она повернулась к тому месту, где только что стояла Ламия и где ее уже не было. Олеся Нахимовна захлопала глазами, если не считать ее и Бизона, то студия звукозаписи «Манхеттен Медиа» была совершенно пуста. Как это было пять минут назад. Левит в одном лифчике выбежала в коридор. Никого. В двух других помещениях – никого. Еще одна дверь была наглухо заперта, но Левит потребовала от Бизона открыть ее ключом, это была кладовка и там было пусто как и везде. Ламии в студии не было, входная дверь была надежно заперта Бизоном изнутри. Госпожа Левит принялась названивать Жую, но тот был вне зоны действия сети.
Через четыре минуты тщетных поисков непрошенной гостьи и таких же тщетных попыток дозвониться до Жуя, Левит уже давила на газ своего «Мицубиси Эклипс», горячим ветром рассекая ночные петербургские улицы.
Кипящая от гнева, униженная и оскорбленная Олеся преодолела несколько километров ночных питерских улиц за несколько минут, подрезав по пути баснословно дорогущий «Ламборджини». Оранжевый с открывающимися вверх дверцами и с блатными номерами. Водитель «Ламборджини» возмущенно нажал на клаксон и задетый до глубины души социальной несправедливостью (где это видано чтобы автомобиль классом ниже подрезал или даже обгонял автомобиль более дорогой. Для чего он, спрашивается, влез в кредиты и пригнал из Европы «Ламборджини»?) нагнал левитовский «Эклипс» и вдавил клаксон снова. Олеся, не поворачивая головы, опустила стекло и показала любителю понтовых автомобилей средний палец. После чего подняла стекло и подрезала «Ламборджини» повторно. На проспекте Обуховской обороны она припарковалась уже переполненная ненавистью ко всему живому. Жуй продолжал находиться вне зоны действия сети или просто-напросто выключил телефон, а Олеси Нахимовне очень хотелось высказать ему в лицо все что она думает о его обнаглевшей до крайности подружке, которая, мало того что самым безобразным образом обломала ей долгожданный секс, так еще и наговорила ей столько гнусностей, что этому не может быть никаких оправданий. Левит такого никому не прощала. Сейчас она заставит Жуя ответить за слова своей рыжеволосой мерзавки, воображающей из себя черт знает кого!
Женщина остановила машину в неположенном месте, но как можно ближе к подъезду и как заправский спортсмен, перебравший алкоголя распахнула запертую домофоном дверь одним резким движением. С полминуты ей понадобилось, чтобы преодолеть три этажа и остановиться на четвертом, где она услышала некий звуковой фон. Из чуть приоткрытой соседней от андреевой квартиры слышался детский плач. Хныкая, плакал мальчик. Плакал и никто его не успокаивал. Это показалось Олеси Нахимовне более чем странно, хоть она и была лишена радости материнства, но даже ей хорошо известно, что родители обязаны успокаивать свое чадо и не держать дверь приоткрытой. Тем более ночью, тем более когда по лестничным площадкам могут носиться взбешенные люди, в порыве гнева способные на многое. Прошло уже минуты две, как Левит появилась на этой лестничной площадке, а мальчик не успокоился и не было слышно ни намека на присутствие родителей. Как бы Левит не злилась, но она не могла оставить мальчика, что если там в квартире случилась беда. Женщина приоткрыла дверь побольше и шагнула внутрь, зовя хозяев. Никто не ответил, а мальчик продолжал плакать. Олеся позвала хозяев, осматривая прихожу. Свет был включен, но никто не отзывался.
И тут к ней вышел маленький мальчик в маечке и трусиках, он ревел, лицо его было в красных пятнах. Ему было около пяти лет.
– Эй, – склонилась над ним Левит. – Где твои папа с мамой?
– Мама… – с новой силой взревел мальчик.
– Где она?
– Ушла-а-а…
– Куда?
– Туда-а-а… – мальчик указал на входную дверь.
– А папа?
– На работе.
– Ночью?
– Он работает. Он делает соки.
– А кто есть еще дома?
– Я оди-и-ин… Мама ушла-а-а… Тетя, а когда мама придет?
– Куда ушла твоя мама?
– К соседям… А вы соседка? Где моя мама?
Левит уже догадывалась, что мама мальчика в квартире Жуя. Она отвела мальчика в детскую комнату, усадила его на кроватку, дала какую-то плюшевую игрушку и включила телевизор. Она вытерла ему слезы и приказала сидеть на кроватке и не плакать. Сейчас она сходит за мамой и та вернется.
После этого Левит покинула квартиру с мальчиком, прикрыла дверь и, набрав побольше воздуха в легкие, подошла к двери Андрея Жуя. И вот уже ее палец жмет на кнопку старого еще с семидисятых годов оставшегося звонка, которым как пережитком прошлого уже давно не пользуются. Внутри квартиры раздалась скрипучая трель, схожая с сигналом о воздушной тревоге. Левит злонамеренно повторила этот страшный звук, если Жуй спит то пусть выскакивает из под одеяла.
– Кто? – раздалось до женщины с внутренней стороны.
– Открывай! – рявкнула Левит и для пущей убедительности еще раз активировала скрипучую трель. – Открывай, гад, пока я дверь не подожгла.
Дверь открыли. Первое, на что женщина обратила внимание – запах. Это амбре Олеся знала прекрасно, пожалуй, лучше чем кто-либо. Канубис в чистом своем виде. Никаких сомнений. Второе – персона, что выступила в качестве привратника. Перед ней стоял совершенно не Андрюша Жуй. И, конечно, не Ламия, она ни как не могла обогнать Олесю и появиться тут раньше, если, конечно, она не полетела на сверхскоростном самолете. Дверь ей открыл совладелец фирмы «Сазанович, Толоконников и Ко» – Николай Иванович Толоконников. Он был пьян или обкурен, во всяком случае – его пошатывало. Он и здесь не снимал солнцезащитные очки. На лысине блистали крупные капли пота, тонкая полоска усиков была блестящей от жира. Толоконников был в распахнутом махровом халате, под которым ниже необъятного живота на манер юбочки красовались семейные трусы в клеточку.
– О!!! – возопил Толоконников и с объятиями накинулся на женщину, но не сделав и шага, споткнулся о собственные ноги и чуть не упал головой в подъезд.
– Я не спрашиваю, что вы тут делаете, Николай Иванович, – голосом, звенящим от металла и злости произнесла Олеся Нахимовна Левит. – Меня интересует только Андрей!
– Андрюша? – спросил Толоконников, будто услышав это вполне заурядное мужское имя, столкнулся с чем-то, блокирующим функцию его мозга.
– Он здесь?
– Кто?
Левит оттолкнула Николая Ивановича, заставив того всем своим двухцентнеровым туловищем грохнуться на вешалки с одеждой. Мужчина упал как автомобилем сбитый, а женщина вошла в квартиру. Перешагнуть через грузное тело в халате ей не удавалось, поэтому она просто наступила на жирную плоть туфелькой, вонзив в Толоконникова острый как гвоздь каблучок. Николай Иванович ойкнул. Ворвавшись как захватчик в двухкомнатную жуевскую квартиру, Левит сама оказалась во власти происходившего тут бреда, составляющими которого являлись не только сладкая дымка и сладострастно звучащая из колонок проигрывателя аудиопроизведение маркиза де Сада «120 дней содома», но и гости. Покрасневшая от гнева Олеся Нахимовна была тут не первой и не второй. Помимо с безуспешно поднимающимся с коврика в прихожей Николая Ивановича Толоконникова, в квартире находилась неопрятно одетая в откровенный наряд блондинка с прямыми волосами цвета пепла, Олеси не знакомая. При появлении непрошенной гостьи, длинноволосая блондинка вздрогнула, но быстро оценив татуировки на теле госпожи Левит, заулыбалась и протянула к женщине руки для объятий. Олеся отстранилась от пепельной блондинки и напоролась взглядом на сидящую на краю дивана женщину в ночной сорочке и с бигуди на голове. Лицо тетеньки выражало счастье и радость. Одной рукой она поглаживала по острому колену создание, восседающее на кресле, но смотрела женщина в другую сторону. Олеся Нахимовна обозначила ее как мать, оставившую того мальчика что ревел в соседней квартире. Левит сильно захотелось окунуть ее улыбающуюся голову в бочку с ледяной водой и отшлепать по щекам, чтобы в ее одурманенных мозгах проснулась та часть, что отвечает за материнский инстинкт.
– Мамочка! – воскликнул парень в кресле рядом с диваном. – Мать, ты к нам на огонек?
– Что за дьявольщина тут происходит? – ошеломленно проговорила Олеся Нахимовна. Приближаясь к развалившемуся в кресле юноше. Парень утратил юношескую красоту, он стал отталкивающим, еще более уродливым чем еще несколько часов назад. Его костлявое иссушенное тело заняло в кресле позу надменности. Сильно смуглое лицо с бородкой озарялось улыбкой-ухмылкой, сверкая маленькими острыми зубками желтого цвета. Он подмигнул Олеси и, высунув длинный острый язык, быстро повел им так, будто вылизывая изнутри какую-то невидимую емкость, типа баночки. Длины его языка хватило бы чтобы достать до глаз.
Нос проваливался, он был столь мал, что его практически не было.
– Мать, – проскрипел он, – не шурши. Лучше присядь вон там. Расслабься, пыхни кальяна…
– Андрей! Ты что делаешь?!
Одной рукой Жуй поддерживал лежащую на колене баранью голову. Самую настоящую. С витыми рогами. С полузакрытыми закатившимися глазами, со струйкой запекшейся крови из ноздри. У головы барана не было крышки черепа, Жуй присосался к коктейльной трубочки, опущенной в бараний череп и с удовольствием сделал несколько глотков. Левит видела как по полупрозрачной трубочке поднималась розовая жидкость. Жуй причмокнул.
– Спокойствие! Только спокойствие! – произнес Жуй, пошевелив заскорузлыми пальцами на обнаженной стопе. Он уже не стеснялся своих ног и не пытался их прикрыть от вошедшей женщины. Левит и до этого замечала что у Жуя изменилась походка и его шаг стал как будто пружинящий, он почти всегда ходил на цыпочках и все чаще приседал во время ходьбы. Его походка стала напоминать ту, что изображают в мультфильмах у шпионов или домушников. Теперь Олеся не без омерзения уставилась на изуродованные пятки молодого человека. Ноги его сплошь заросли грубой шерстью как у хоббита, а почерневшие ступни вытянулись. Пальцы на ногах походили на срощенные. «Совсем свихнулся малец со своим бесовским образом, – подумала Левит, – даже в собственной квартире не расстается с гримом и надевает идиотские чулки. Где он их заказывал и из чего они сшиты? Шерсть похожа на настоящую. Что это, игра на публику? Представление для гостей? Дуристика это, а не представление!»
– Мать, присоединяйся к нам, – сказал Жуй, – мы разрабатываем новую концепцию…
– Какую, на хрен, концепцию вы тут разрабатываете? Вы просто обкурились кальяна, придурки! А с тобой, мелкий гаденыш, я давно хотела поговорить! – женщина, крепко вонзившись в ворс паласа длинными каблуками туфелек, встала прямо перед Жуем. – Мало того, что ты устроил на студии у Бизона настоящий дурдом, мало того что ты превратил коллектив «Толпе» в сборище дегенератов, на которых мне противно смотреть, так еще твоя обожаемая сучка лезет куда ее не зовут! – в очень грубой форме Левит рассказала Жую о появлении в студии Ламии и о ее безобразном поведении. – Ты, конечно, меня прости, Андрюша, но всему есть рамки! Ее, конечно, здесь еще нет, но я ее подожду, а когда она приедет, я научу ее уму-разуму! Можешь уже сейчас вызывать «неотложку», она ей пригодиться! Позвони ей, пусть поторапливается, если не ссыт!
– Она не использует телефон, – произнес Жуй, сделал глоток розовой жижи из бараньей головы.
– Врешь, мерзавец. Мобильники есть у всех.
– Она – не все! – улыбнулся молодой человек.
– Не сомневаюсь!
– Ты ее не знаешь.
– И не хочу знать. Мне пох… – Левит осеклась, ее взгляд остановился на маленьком предмете, лежащим на глянцевой столешнице маленького журнального столика рядом с Андреем Жуем. Помимо каких-то бумаг, блокнота, переполненной пепельницы, там лежали три флеш-карты и одна крохотная микро-карта памяти без коннектора. Одна из флешек… Олеся не верила в такие совпадения, но одна из трех флешек была такой-же как та, что Сережа Бизон отдал Ламии. Невероятно, но они были похожими как две капли воды, даже потертости были в тех же местах.
– Да, мамочка, – Жуй негромко отрыгнул, – правильно смотришь. Это та флешка, – а когда Левит протянула к ней руку. Андрей резко перехватил ее запястье и сжал до боли. – Не брать!
Левит убрала руку.
– Та флешка у Ламии, – сказала она. – Эта просто очень похожа.
– Нет, эта та самая. Ламия принесла ее.
– Она прилетела сюда на баллистической ракете?
Жуй флегматично взял флешку двумя пальцами, повертел и бросил пепельной блондинки. Та, остановив самый мерзостный аудиороман который Олеся Нахимовна когда либо слышала, воткнула флешку в гнездо музыкального центра и запустила содержимое. Это был тот самый материал, что записывал Жуй несколько часов назад. Тот первоначальный, не измененный Бизоном и Левит.
– Я запрещаю что-либо менять, – сказал Жуй приказным тоном. – Ни басы, ни тональность. Ни клавишные. Все должно оставаться таким, как есть, таким как я делаю. Тебе ясно, мамочка?
– Тоже самое и я ей сказала, – услышала Левит слева от себя и обернулась с такой стремительностью, будто обнаружила за плечом смертельную опасность. Отчасти так и было. С боку от нее у окна стояла Ламия. Она стояла у того самого подоконника, на котором сидела сама Олеся Нахимовна в тот день когда навещала болевшего Андрюшу. В тот солнечный денек Олеся курила, пуская дым в щель для проветривания, а в этот раз ее место заняла Ламия. Она стояла отвернувшись ото всех и устремив взгляд куда-то в синеву ночного двора.
Давно она здесь стоит? С самого начала разговора? Получается, что так выходит, что Ламия каким-то совершенно непостижимым образом опередила Олесю Нахимовну. А как? Левит мчалась по Санкт-Петербургу со всей возможной скоростью, она влетела на этаж как фурия, правда потратила несколько минут на соседского мальчика. Но все равно она упустила из виду жуевскую входную дверь лишь на минуту и вряд ли могла пропустить появление Ламии. А андреева подруга была тут уже давно, она успела переодеться (сейчас Ламия была не в той одежде, что в студии «Манхеттен Медиа»). Левит не стала долго размышлять над тем, кто перед ней – настоящая Ламия или ее близнец и находилась ли Ламия (или близнец) у окна во время всего разговора или встала тут только что. Увидев в упор объект своей ненависти, женщина действовала молниеносно. Расширив глаза и зарычав, Олеся набросилась на рыжую девчонку у подоконника, выставив вперед скрюченные пальцы с ногтями.
– Сучка! – выкрикнула она, но когда до цели было около полуметра, перед ее взором вспыхнул свет и что-то ударило ее в переносицу. Едва не упав назад, Левит отшатнулась.
Ламия стояла не шевелясь и смотрела в темное окно. Она не сделала ни одного даже самого маленького движения, ни на градус не повернула головы, кажется, даже не моргнула. Ее лицо привидением отражалось в темном зеркальном окне. Лицо сосредоточенное на чем-то, где для Олеси Левит нет места. Еще сильнее взбешенная игнорированием противницы госпожа Левит стала действовать жестче и агрессивней. Делая глубокие вдохи, разъяренная женщина схватила стоящий неподалеку кальян. Покрепче взяв его за узкую верхушку, она размахнулась им с плеча и обрушила на Ламию. Удар должен был быть убийственным, в представлении Олеси Нахимовны Ламия просто обязана была рассыпаться как мраморная статуя, которую она напоминала статичностью и бледностью лица. Левит готова была ответить за убийство, готова на сто процентов. Она еще сильная и здоровая, она отсидит срок, но зато навсегда избавит себя от конкурентки, а человечество от этой бесстрашной потаскухи, подмявшей под себя Андрюшу Жуя и его группу. Это ведь по ее указки и благодаря ее внушениям Жуй становится тем физическим и моральным монстром, что сидит в кресле и посасывает через трубочку бараний мозг. Левит сделает из Ламии мусор, труп, убитую куклу. Последствия, конечно, будут страшными, но Олеся переживет.
Что произошло в момент удара тяжелого кальяна о голову Ламии Олеся не видела, потому что вновь на мгновение ослепла от вспышки в глазах и боли в переносице. Когда она, мотнув головой, пришла в себя, то обнаружила свое туловище на полу, а кто-то держал ее за ноги. То была длинноволосая блондинка, чьи светлые пепельные локоны растрепались по плечам хозяйки. Левит лягнула ее каблуком и освободилась. Андрей Жуй пил из коктейльной трубочки, соседка в бигуди продолжала радоваться чему-то, только ей известному, из прихожей, завязывая полы халата, вошел Николай Иванович Толоконников. Ламия все так же стояла у окна и смотрела в даль. В ее позе ничего не изменилось.
Левит потерла переносицу и тяжело встала на ноги.
Кальян стоял там откуда она его схватила. Что за чертовщина!?
– Не трогай ее, – сказал Жуй, имея в виду Ламию. – Лучше даже не пытайся.
– Я ее убью! – выдохнула панк-рокерша, наливаясь кровью и дыша как бык на арене.
Жуй отложил баранью голову, взял с журнального столика пачку бумаг и стал просматривать с таким спокойным сосредоточением, будто происходящий абсурд был не более чем сюжет скучного кинофильма, виденного и перевиденного неоднократно. Олеся размахнулась для нового удара, она так просто не опускала руки, она не собиралась выглядеть как дура, она измочалит Ламию в клочья! В клочья!
– Женщина, – наконец заговорила Ламия, оторвавшись от созерцания заоконного пейзажа. – Внемли. Ты неплохо поработала с Андрюшей. Неплохо. Ты вывела Андрюшеньку на большую эстраду. Но наступают новые времена. Все в этом мире изменчиво, уж я это знаю как никто другой, – Ламия усмехнулась сама себе. – И, увы, надо признать, что тебе, женщина, более нет работы у Андрюши.
– Не поняла? Речь идет об увольнении?
– Речь идет о том, что отныне Андрюша берет весь творческий процесс на себя. Он не нуждается ни в советчиках ни в соавторах. От тебя, женщина, ему нужно следующее: связи в шоу-бизнесе, организация концертов, ведение бухгалтерии.
– Девочка, но я этим и занимаюсь! Я и моя команда: бухгалтер, организатор, пресс-секретарь… Почти все проверенные люди, работали со мной еще во времена «Лезвия».
– Завтра утром ты разорвешь с ними контракты. Со всеми. Вместо них будут наши люди. НАШИ. Не переживай, они тоже проверенные.
– И я должна буду работать с незнакомыми мне людьми? И это когда на носу грандиозный тур по Поволжью?
– Поверь мне – трудностей не возникнет, наши люди уже проинструктированы, они знают что делать. Признаться, они уже настолько все знают, что им даже не нужен руководитель… – сказала Ламия, а Левит с горечью догадывалась, что отныне она для Жуя ничего не значит. Пустое место. Тем, еще не знакомым Олеси Нахимовне людям, если и потребуется руководитель, то им будет не Левит. Только Ламия или сам Андрей. А Олеся, скорее всего, будет исполнять функции посредника между «Толпе» в лице Жуя и окружающей общественностью. Ламия говорила дальше, смотря на Левит через темное зеркальное окно, и из ее слов следовало, что Левит оставляют в коллективе только потому, что женщина обладает определенным статусом в шоу-бизнесе, добавляющим «Толпе» престижа. Как бы не сильны были возможности Ламии и ее проинструктированных людей, но от расторжения контракта с Левит группа потеряет уважения поклонников. Олеся Нахимовна смотрела на отражающийся на черном стекле окна бледный лик Ламии и ей казалось, что с ней разговаривает призрак когда-то умершего человека. Красивого, полного сил, умного, но умершего. И Левит стоило некоторого труда сопоставлять это женское лицо с человеком во плоти, что продолжал статично стоять у окна, выходящего на Неву.
Левит внимательно слушала и не перебивала, а только подозрительно щурилась и ждала конца разговора. Для нее не осталось секретом (да Ламия этого и не скрывала), что нынешняя подружка Андрюши Жуя не стала бы держать под рукой Олесю и рассталась бы с ней уже давно. Если бы не желание Андрюши, то от Левит избавились бы также радикально и бесповоротно как от Нади Гриковой. Где сейчас Надя? Еще совсем недавно Жуй и Грикова были вместе, Олеся Нахимовна видела развитие их любовных отношений с самого начала и стала свидетелем их ссоры, приведшей к разрыву отношений. Она не имела ничего против Гриковой, она радовалась, что Андрюша испытывает такие чувства, какие Олеси уже, видимо, не дано испытать в силу неформального склада характера, возраста и множество удачных и неудачных опытов общения с противоположным полом. Если у нее не получалось создавать долговременные ячейки общества, то, может быть, это удалось бы Андрюши и Нади? Обстоятельства сложились иначе, и с Гриковой у Жуя все разорвалось и рассыпалось, зато Ламия вцепилась в Андрюшу так крепко, что Олеся Нахимовна с грустным разочарованием подозревала, что это всерьез и надолго. А что, собственно, произошло между Андреем и Надеждой? Какая-то самая банальная ссора. Не настолько ужасная, чтобы не было повода мириться.