Алексей Владимирович Июнин
Человек-Черт
Санкт-Петербург
26 июня 2017 г.
На этот раз Левит арендовала помещение в одном ДК на юге Питера. Пообещав, что группа будет репетировать здесь до августа, а после тура «Ultramobile», который начнется в начале октября и закончится в конце того же месяца грандиозным выступлением в Москве, Олеся будет искать место посолиднее, у нее были наметки на одну студию, но она была тесновата. Впрочем, она могла поискать и другие варианты.
Участники группы встретили своего солиста объятиями и рукопожатиями. Даже накрыли ему небольшой стол, чтобы изголодавшийся Андрей Жуй смог набить живот, ведь без своей Нади Гриковой он совсем закис, некому приготовить даже макароны. Участники группы жалели Жуя, поддерживали его, давали советы. Жуй был благодарен друзьям и после еды, почувствовав себя действительно намного лучше, отплатил им прекрасной сочной игрой на гитаре. Новая пронзительная мелодия вырвалась из-под его медиатора. Левит, сидящая за пультом, записала ее и одарила лидера группы похвалой. Мелодия была классная, настоящий рок, участники стали подыгрывать, создавать вместе музыкальный рисунок, насаживать мелодичное мясо на гитарный скелет жуевской мелодии. Репетировали до ночи. Шесть часов почти без остановок. В итоге на свет появился один новый трек (правда, пока без слов) и еще пара не менее хардроковых вещей, которые участники вставят в свой репертуар в обязательном порядке. Левит была рада и предложила всем вместе завалить в ближайший бар и пропустить по паре бутылочек пивка.
– Отлично поработали, ребята! – говорила она, помогая клавишнице Марине отключать штекера от синтезатора. – Видимо, нашему Андрею нужны иногда такие каникулы. После них ты, Андрюш, играешь как зверь!
– Пожалуй… – согласился барабанщик Володя Рикардо. – Мне нравятся новые вещи. Пронзительно, аж мурашки по коже!
– Не слишком ли тяжеловато? – усомнился Таймураз Ярмагаев, почесывая бороду.
– Ты что? Это то, что надо! Настоящая жесть! Предлагаю встретиться завтра перед выступлением в «Кренделе», – Левит застегивала кожаную косуху. – Жуй, сможешь написать текст к новой мелодии? Может, у тебя есть уже что-нибудь в твоем блокнотике?
– Под это пока нет. Но думаю, напишу.
– Отлично! Отшлифуем новую песню, отыграем с текстом и уже в «Кренделе» представим публике!
– Олесь, ты забыла, – поправил ее Жуй, – у нас в группе принято говорить не «публике», а «толпе»!
Репетиционное помещение наполнилось веселым смехом. Жуй смеялся громче всех, немного повергая в трепет участников своими заостренными резцами, прорастающими из оголенных розовых десен.
Санкт-Петербург
27 июня 2017 г.
Продираясь сквозь туман твоих желаний
Я мечтаю о тебе и понимаю,
Что чего-то не хватает нам с тобою.
Очень странною бываешь ты порою,
Это частое такое ощущение,
Может это колдовское все влечение.
Ты закрыта на замки и на засовы.
Да, чего-то не хватает нам с тобою…
– читала Олеся Левит и пыталась положить этот текст на вчерашнюю мелодию, созданную Жуем. Чего-то не стыковалось. Не понимая как это петь, Левит пробовала мысленно наложить текст на музыку, пробовала менять ритм… Она сидела на стуле, вальяжно облокотившись на мягкую спинку в новом репетиционном помещении и посасывала пивко из узкого бутылочного горлышка. Как они и договаривались с участниками группы, сегодня все пришли пораньше. Еще не до конца отошедшие от вчерашней легкой гулянки в баре, ребята подключали инструменты, настраивались на репетицию. Жуй пришел один из первых и бросив мотоциклетный шлем прямо на пульт, сказал, что у него прекрасное настроение. Что он всю ночь писал, что он приготовил кое-что по-настоящему новое и крутое! Ребята были заинтригованы, а Андрей Жуй только ухмылялся и посматривал на всех с надменной хитрецой. Он достал блокнотик и, перелистав несколько страниц, нашел что надо, перечитал и довольно улыбнулся. Но тут у него заиграл мобильный телефон, а в помещении была очень плохая связь и ему пришлось выйти в коридор. И вот пока Жуй отсутствовал, Левит решила одним глазком взглянуть на новые тексты. Конечно, через несколько минут, Жуй и сам бы представил их участникам группы, но женское любопытство взяло верх. Она быстренько взяла забытый Жуем блокнотик и пробежала взглядом по некоторым страницам. Прочтя несколько строк, она оказалась в легком недоумении. ЭТО и есть новый шедевр? Как его петь? Это же сопли! Левит читала дальше:
Мне сердечко ты ни разу не дарила
И про будущее мало говорила.
Улыбнешься, отвернешься и «Пока!»,
Принимаешь ты меня за дурака.
Может легче бросить все в песок?
Как подумаю, но сразу на часок
Отвлекусь и снова как всегда
Принимаешь ты меня за дурака!
Левит поморщилась. Такое исполнять нельзя! Это не рок! Это самая настоящая карамельная попса! На какую бы музыку это не положи – попса галимая! Ну-ка, а что там с припевом?
Бестолковый Амур
В сердце сослепу стрельнул
И теперь душа орет
Сердце стонет и ревет.
Сердцу тесно в груди,
Сердцу хочется расти!
Бестолковый Амур
Что-ж ты сделал, мать твою!
Жуя еще не было, участники «Толпе» продолжали настраивать инструменты, а Олеся Левит немного обеспокоенная этим ночным материалом, перелистнула страничку и почитала, что еще написал Андрюша. У нее начинало складываться убеждение, что у молодого лидера «Толпе» начинается раздвоение личности. Вчера он был супер! А сегодня – сопливый попсовик. Два дня назад он загибался от страшного депрессняка, вчера он исторгнул из себя истинный рок-шлягер, а сегодня он печальный флегматик.
– Заасфальтированная любовь!
Забетонированная судьба!
А сердце стонет и болит вновь и вновь!
Заасфальтированная любовь!
Забетонированная душа!
Законопаченная судьба!
Ах, как раньше была хороша
Забетонированная душа!
Да он издевается, что-ли! Левит захлопнула блокнотик и швырнула его обратно на пульт. Какая, на фиг, любовь! Что за детский садик! Где драйв? Где пламя?
И тут как раз вернулся Андрюша, Левит сделав глоток пива, повернулась к нему на вращающемся кресле и сказала:
– Андрюш, я тут полистала твои вирши… Честно говоря, меня не впечатлило.
– Ты, что брала мой блокнот?
– Ты оставил его на раскрытой странице прямо перед моим любознательным носом… Знаешь, Андрюш, я думаю, нам пока не стоит торопиться с исполнением этих вещей. Давай вместе поработаем над текстом… Вчера вечером ты выпил, мозги расплылись в разные стороны…
– Чего? – не понял Жуй и смерил ее таким взглядом, от которого даже такой прожженной стерве как Олеся Левит стало неловко. – Ты читала мои вещи? Ты знаешь, как я ненавижу когда кто-то читает неготовый материал! Это тебя вообще не касается, поняла!
– Андрюш, меня как продюсера, касается все, что касается группы «Толпе».
– Да пошла ты на хрен! Не нравится ей!
– Андрюш, я сейчас оскорблюсь.
– Сиди молча, ондатра! Слушай и смотри не обоссысь кипятком! – с этими словами, Андрей схватил свою электрогитару и, исполнив вчерашнюю роковую мелодию, дополнил ее сильной и острой песней. Это был совсем другой текст, не тот, что был записан в блокноте. В новой песне, которую Жуй назвал «Слабые должны сдохнуть!», призывалось к революции, к насилию над «слабыми и лишними», к скидыванию со скал «детей без будущего».
Левит как сидела на вращающемся кресле, так и осталась на нем сидеть всю песню. Только рот открыла и опрокинула пивную бутылку так, что выливающееся из него пиво кислой лужицей разлилось под ноги.
Жуй отыграл выступление в «Кренделе» как следует, он старался, выкладывался, но чувствовал что играет не то, что у него на душе. Его практически не цепляли собственные тексты, он пел их скорее по привычке, пел потому что было надо, потому что пришедшие в рок-клуб люди ждали от «Толпе» старых хитов и Андрею приходилось пересиливать себя затрачивая много энергии не сколько на исполнение своих песен сколько на притворство. Быть может благодаря спиртному зрители не замечали что играя известные хиты, фронтмен «Толпе» буквально пересиливает себя, поет «через не хочу», а и сам Жуй с каждой очередной песней утверждался в убеждени, что выступление с этим старым материалом в его биографии последнее и отныне он будет сочинять совсем в другой стилистики. И, решив это, он велел участникам группы прямо по ходу выступления убрать несколько давно знакомых песен, включая хиты «Север», «Розы и Чайки» и даже отказался от «Брюссельского Танго», а вместо них сыграть нечто совершенно иное. То, что они записывали вчера – «Слабые должны сдохнуть!», «Мерзость во мне» и две композиции под акустическую гитару – «Восторг» и «Трахать всех». Зрители были в легком шоке, а Жуй будто глотнул живительного бальзама. Ему стало гораздо лучше, интересней.
Потом после выступления коллектив разделился: Пистон и Левит остались в «Кренделе» почти до утра, Коромысло куда-то свалил, а остальные – Жуй, Евсеенкова и Тайм завалились на хату к Володе Рикардо. Взяли пива, кое-чего еще и культурно сидели в холостяцкой володиной квартире на юге Петербурга, обсуждали политику, войну в Афганистане, обстановку в Крыму и прочее. Совсем опьяневшие ребята в разгар ночи решили заняться делом и покрасить хозяину квартиры волосы. Здоровяк Рикардо посетовал, что его красный цвет волос немного побледнел и кроме того стали видны темно русые корни. В тот же миг он был немедленно усажен Мариной Евсеенковой на стул и без лишних слов позволил нанести на свои и без того огненно красные волосы свежую приготовленную краску, пахнущую на всю квартиру парихмахерским салоном.
Всем было забавно, особенно самому Рикардо, но Жую составлял особый труд притворяться веселым. Он сидел на диване, сосал пиво, но практически не принимал участия в разговорах, не смеялся и не шутил. Он и рад был бы расслабиться, но не получалось. И когда Маринка Евсеенкова наносила барабанщику на волосы краску, а Таймураз Ярмагаев, сидя на диване рядом с Жуем, рыгал от выпитой шестой баночки пива, Андрей был вынужден признаться, что его тревожит собственное самочувствие. Под влиянием нескольких банок пива и раскрепощенной атмосферы близких друзей, он сказал, что у него, похоже, какие-то странные проблемы с организмом и он не может найти им объяснения. Одев на руки полиэтиленовые перчатки и втирая в рикардовские волосы волючую пенистую краску, Маринка Евсеенкова попросила Жуя уточнить, что он конкретно имеет в виду. Одним глотком Андрей допил пиво, смял банку в кулаке и с отчаянием в голосе спросил разве они сами не замечают, что с ним что-то не в порядке. Что он становится некрасивее, что у него ломается голос. Жутко стесняясь, Андрей все-таки оскалил свои острые как иглы молодые клычки, выростающих взамен прежних выпавших зубов, это заставило Таймураза приложиться к следующей банке. Андрюша сказал, что новые зубы растут необъяснимо быстро. Но вот у пьяненького Рикардо было слишком веселое настроение, что бы всерьез отнестись к жуевским жалобам. Глядя в овальное зеркало на то как Евсеенкова красит его волосы, он все-же, высказал, что, действительно, в последнее время замечает за своим другом определенные странности и не только в изменении внешности, но и в музыкальном предпочтении. Жуй хмуро возразил, что это ни фига не смешно, и, вообще-то, лично ему это совсем не по нраву и ему бы хотелось знать причину своих изменений. Может быть он серьезно болен?
– Слушай, брат, – Тайм рыгнул, но постарался собраться и задуматься над жуевской проблемой. Среди всей компании барадатый скрипач был, пожалуй самым пьяным. – Слушай, может у тебя это… Ты уж извини, братан, Андрюх, но… Блин… как же тебе сказать… Ну это… Болезнь…
– Андрюш, – теперь заговорила Евсеенкова, стараясь не смотреть Жую в глаза. – Тайм имеет в виду онкологию. Ты уж прости нас, но… ведь ты реально меняешься. А твои зубы? Ведь это ни фига не цинга, Андрюш. Ты бы сходил в больницу.
– Да, чувак, сходил бы, – присоединился Рикардо. Синие пенистые капли с его шевелюры капали на ковралин, но он не замечал. – Знаешь, как оно бывает…
Жую стало грустно, он уже пожалел что заговорил о своем здоровье. Зная своего друга детства, он уже догадывался, что если Володя Рикардо не замечает ничего вокруг (а капающие капли неминуемо испортят ковролин), то в его голове заработали всякие мысли, границы которых между явью и фантастикой становились весьма размытыми.
– Просто так зубы не выпадают и лицо не страшнеет, – нравоучительно говорил он. – Ты еще жаловался, что у тебя ноги болят, голова трещит… Это нехорошо, Андрюх. А Юрка Коромысло говорил, что ты вообще глюки словил.
– Говорил-говорил, – закивал Таймураз Ярмагаев.
– Провериться тебе надо, а вдруг у тебя в башке что-то появилось.
– Что там может появиться? – спросил Андрей.
– Опухоль или еще какая шняга. Или в крови че-то бултыхается… Может у тебя мутация хромосом?
– Чего? – воскликнул Жуй.
– Ты, что, не слышал про ДНК? Дизоксирибонуклеи… ну ты понял. А что ты так вытаращился?
– Да с чего бы это у меня должна быть мутация ДНК? – почти взвизнул Жуй, которому это предположение совсем не понравилось.
– Это только звучит невероятно, а вообще-то, в жизни разное бывает. Подхватил, например, свободные изотопы и адьес, амиго!
– Ты эту свою мексиканщину заканчивай! – ругался Андрей. – Нашли повод поржать! Изотопы у него свободные!
– Я говорю про радиацию, валенок!
– Не надо мне про радиацию! Еще чего выдумал? В каком, скажи, месте я по-твоему, облучился?
– А ты думаешь, это так невероятно? – Рикардо одел полиэтиленовую шапочку и теперь сидел как настоящий дурак. Серо-синяя краска вытекала из-под шапочки, струилась по шее и лбу, окрашивала брови, но Рикардо не думал об этом, а Маринка Евсеенкова ушла в ванную мыть руки. – Да у нас эта радиация где угодно может быть, даже там, где ты ее не ожидаешь!
– Например в твоей краске для волос, от которой как раз свободными радикалами воняет на всю квартиру, – съязвил Жуй.
– Представь ситуацию. Украина. Чернобыльская зона отчуждения. Город Припять.
– Только я там и близко не был!
– А тебе не обязательно там быть. – говорил Рикардо. – Представим такую теоритическую ситуацию: какие-нибудь ушлые хохлы решили срубить бабла и вывезли из закрытой зоны, например, партию чермета. Всякого железа. Продали в пункт приема, дальше железо пошло на переплавку, а еще дальше – на трубопрокатный завод. Готовая водопроводная труба пошла на россиийский рынок. А теперь представь себе что именно из этой трубы ты попил водички. Или ты попил водички из бутылки, которую наполнили из той же трубы. Вот ты и проглотил свою порцию свободных изотопов! Не вериться? Ладно… Предположим, – Рикардо на минуту задумался и ополовинил банку пива, – что тебе подлили в кофе… ну что… этот… как его… полоний. Или изотоп теллура 128. Ты знаешь, что изотоп теллура 128 имеет самый долгий период полураспада из всех радионуклеидов – больше двух септиллионов лет, что в 160 триллионов раз больше возраста вселенной.
– Володя, не пей больше, – предупредил Жуй.
– А что? Вот взяли и подсунули тебе теллуровый стержень вместо лукового колечка к пиву!
– Кто? – на этот раз удивился Таймураз Ярмагаев и даже отсел от Жуя на противоположный край дивана.
– Да хрен знает кто! Ошиблись, перепутали! А может зависть или месть. Дураков-то в России хватает.
– Еще варианты есть? – спросила вернувшаяся Евсеенкова.
– Сколько угодно! – Рикардо допил пиво и поправил полиэтиленовую шапочку на волосах. – Инопланетянский эксперимент! Смеетесь? А ни капельки не смешно! Я читал книжку, там один английский моряк…
– Володь, тебе бы самому такие книжки писать, – Маринка вытерла ему лоб.
– А я не шучу! – настаивал на своем Рикардо. – В любом случае, итог один. Адьес, амиго! Финито ля комедия! Придешь, ты Андрюха, к профессорам, они изучат тебя и только и смогут сказать: «Гражданин Вставкин, спешим вас обрадовать, вы не увидете очередной проигрыш нашей сборной по футболу. Адьес, амиго! С этого момента мы начинаем вам колоть морфий, а послезавтра перейдем на чистый героин. Вам, гражданин Вставкин, будет так хорошо, что и умирать не захотите. А придется!»
– Андрей, не слушай этого болвана, – Евсеенкова сделала хорошую затрещину барабанщику от чего его полиэтиленовая шапочка полетела на фотообои и испортила пейзаж с итальянскими туями. – Ты же знаешь, что когда он пьяный, у него случается словесный понос.
– Между прочим, – язвительно не унимался Володя Рикардо, обращаясь теперь уже к Евсеенковой, – твой любимый Фрейд умер от инъекции морфия! Сам попросил избавить его от страданий… Так что, Андрей, мотай на ус…
– Да иди ты в жопу! – рявкнул Андрей Жуй и в совершенно удрученном настроении покинул квартиру своего закадычного друга.
На улице моросил легкий дождичек, от тучи небосвод казался низким и пугающим. Была полночь. Жуй много раз бывал у Володи Рикардо в гостях и прекрасно знал в каком районе расположена его холостяцкая квартира и каким наикратчашим путем можно доехать до уже ставшего немножечко родного проспекта Обуховской обороны. Андрей вышел из-под козырька подъезда и ссутулившись под дождем, подошел к своему мотоциклу и только тут вспомнил, что забыл шлем у товарища. Ну и плевать! И плевать на то, что он пьян. Еще не поздно вызвать такси или вернуться к Рикардо и остаться там до утра. Ну уж нет! Он – Андрей – пожаловался своим друзьям, посетовал на свое здоровье, ожидая дельного совета или, хотя бы, сочувствия, а услышал кучу глупостей. Его старый товарищ, с которым они играли в одном дворе, ходили в один класс и сидели за одно партой буквально предал Андрея, можно сказать – публично высмеял его недуг. Маринка Евсеенкова может встать на защиту Жуя и сказать, что Рикардо высмеял самого себя, но Андрею от этого легче не станет. Рикардо не следит за языком и Андрей всерьез на него обиделся.
Дав по газам, Андрей Жуй рванул с места и разогнал «Ямаху» до ста за семь секунд. Он гнал по ночному дождливому Санкт-Петербургу, стараясь выжать из мотоцикла максимальную скорость, гнал так как ни гнал никогда. Обгоняя ночной транспорт, выскакивая на встречку, не глядя на светофоры и знаки! Мотор ревел! Жуй давил на газ и хохотал!
Кажется, он, наконец, ощущал чувство удовлетворения, которое он не испытывал последнее время. В его душе было пусто как в иссушенном колодце, и эту пустоту надо было чем-то наполнить. Сочная музыка! Острые тексты! Игра со смертью! Да! Он играл со смертью, мчась как ураган по Московскому проспекту. Разумеется, он играл со смертью, бешено маневрируя между автомобилями, едва не наезжая на пешеходов и разгоняя «Ямаху» выше ста пятидесяти по улицам, на которых стояли знаки, запрещающие скорость больше сорока километров в час. И никто ему не нужен! Никто! Он вполне самостоятельная личность, может обойтись без красноволосых дурачков! Пусть его тело видоизменяется, пусть лицо страшнеет, зато эта новая сущность начинает жить горячей сочной жизнью. Жую безумно нравилось рисковать, мчаться на суперскорости, смеяться. Он чувствовал в себе столько жизни, сколько и представить себе не мог, казалось он неутомим, неугомонен, неубиваем!
На улице Садовой за ним увязались две полицейские «Приоры», началась долгожданная погоня от которой Жуй испытал такой всплеск адреналина, что благополучно оторвавшись от полицейских, он намеренно притормозил и даже вернулся к ним подразнить. Потом, дико смеясь, он мчался вперед, показывая средний палец, едва успевающими за ним «Приорам». Наигравшись вдоволь, Андрей Жуй свернул в какую-то подворотню в районе Выборгской улицы, проехал под двумя арками, промчался еще по какому-то узкому переулку и был таков.
Но вдруг он остановился так резко, что запахло нагретой резиной от мотоциклетного колеса. Прямо посередине улицы стояла девушка в плаще. Она стояла, широко расставив длинные ноги и убрав руки в карманы. Мелкий дождь мочил ей волосы, а она стояла и, улыбаясь, исподлобья смотрела на молодого гонщика. Жуй глубоко дышал, адреналин бурлил в его крови, но он был вынужден сдержать его выплеск. Он осмотрелся. Где он? Петербург большой, кружась и петляя по его старым улицам, он как-то дезориентировался и не мог узнать район. Старые дома по обе стороны, построенные еще во времена, когда Санкт-Петербург был столицей Российской Империи. Какая-то металлическая ограда с острыми шипами… Старые корявые липы… Никаких рекламных огней… Никаких автомобилей и людей… Странное место, будто кусочек прошлого времен Достоевского. Да тут даже мостовая был выложена гранитным булыжником.
И только шум дождя и запах жженой резины из под заднего мотоциклетного колеса.
– Здравствуй, – произнесла девушка в плаще, но Жуй мог бы поклясться, что она не раскрывала рта.
– Привет, краля, – ответствовал он.
– Торопишься? – прежде чем сказать слово, девушка делала небольшую паузу. Голос ее был ровный.
– Да не то чтобы.., – пожал плечами юный рокер и стряхнул капли дождя с волос. – Просто катаюсь.
– Подвезешь?
Игра начинала ему нравится.
– Садись! Ты без сумочки?
– Без. Знаешь, куда поедем? – спросила таинственная девушка.
– Куда?
– К тебе! – и с этими словами девушка распахнула плащ под которым не было ничего. Прохладный дождик быстро намочил ее стройное гибкое тело, большие груди глядели на Андрея острыми сосками, на лобке был выбрит неизвестный символ. – Называй меня Ламия.
– Я…
– Андрюша, – она прикоснулась пальчиком к своим губам. – Меньше слов.
Андрей Яковлевич Жуй, двадцати четырех лет от роду, овладел Ламией прямо на дороге, облокотив ее на сиденье своего теплого мотоцикла.
А уже потом поехали к нему.
Санкт-Петербург
24 июля 2017 г.
Лето шло своим чередом. Стояла превосходная погода, не свойственная для северной столицы. Солнечное тепло чередовалось с невской прохладой. Было не жарко и не холодно. Цвели цветы, летали бабочки, дети катались на велосипедах и роликах. В Санкт-Петербурге не было темно никогда, город словно не засыпал, а по ночам лишь вздремывал чтобы в чатыре часа утра уже проснуться бодрым и отдохнувшим. И Андрей Жуй почти не спал. Он боялся спать. Когда он, занавесив окна плотными портьерами, предавался сну (без которого человеческое существо может и умереть) ему снились кошмары, то что-то мрачное готическое, то какие-то безудержные свистопляски вокруг кострищ. Золотые и красные звезды, мертвые люди, смеющиеся скелеты и много-много крови. Каждый раз он резко просыпался и, обнаруживая рядом с собой Ламию, несколько успокаивался. Эта девушка со странным именем привнесла в его жизнь много новых красок. Буйных красок. Она была ненасытна в постели, выжимая Жуя до остатка, но ему это нравилось. Еще как нравилось! Раньше он относился к сексу как обычный среднестатистический мужик – классика и только. Предпочитая не оригинальничать и не экспериментировать, он полагал, что миллионы поколений и миллиарды людей уже давно нашли оптимальные варианты получения наслаждений, а то, что выходит за классические рамки – для извращенцев, коим он себя не считал. Но вот появилась Ламия и все круто изменилось. Где она сама всему этому научилась, он не спрашивал, но видимо, она задалась целью испытывать и практиковать максимально возможный объем сексуальных пристрастий. Поначалу это немного пугало Жуя, как человека непривычного и еще молодого. Неловкость прошла быстро. Быстро и легко пропитавшись сексуальными изощреньями, он уже сам придумывал что-то новенькое и еще неизведанное, как то – применение сильно разогретых масел или электроразрядов. Казалось, Жуй и Ламия нашли друг друга, по крайней мере, ему не было так хорошо и удивительно ни с кем, кроме нее. Да, Надя Грикова была замечательной, очень хозяйственной и милой. Ее хотелось обнимать и прижимать. Ламия была полной противоположностью – характер у нее был поразительный, она одновременно была ласковой и кроткой, и при этом в ней, порой, бушевал торнадо и вспыхивали молнии. Домашним хозяйством она не занималась вообще, она мало о чем заботилась, даже деньги были для нее второстепенны. Зато на второй день знакомства она повела Жуя в самый крупный в Петербурге интим-магазин и заставила оставить там приличную сумму денег. Кроме того, она много времени проводила в интернете, но как только Андрей с любопытством заглядывал ей через плечо, она тут же свертывала читаемые сайты, оставляя на экране всякую порнографическую чепуху. Жуй считал, что нет ничего постыднее открыто просматривать порно, поэтому не парился насчет того, что Ламия просматривала кроме этого.
Вообще Ламия была очень загадочной девушкой. За все время знакомства, Жуй узнал, что она не смотрит телевизор, не слушает радио и не имеет мобильного телефон. На вид около двадцати двух – двадцати четырех, но уж больно у нее много опыта в некоторых областях для ее возраста. Жую часто казалось, что Ламия гораздо старше, чем выглядит, порой она так рассуждала, будто живет на этом свете лет сто, не меньше. Она часто улыбалась, не размыкая губ, говорила красивым притягательным голосом, была ласковой, но стоило ее разозлить, она набрасывается как дикая кошка, кричала и громко произносила какие-то сквернословия на незнакомом Андрею языке. Жуй понимал, что за него она реально глотку может перегрызть, и это возбуждало его еще сильнее.
На пятый день знакомства после бурного кувыркания на траходроме (теперь свою двуспальную кровать они называли именно так) и использования кожаной плетки, анальной стимуляции и стимуляции клитора с помощью вакуумной помпы, вибробабочки и расширителя рта с металлическим кольцом для нее; электростимулятора уретры, металлического зажима для мошонки, силиконового лассо на пенис, кожаной маски и плетенного стека для него, они, наконец устали. Выключили видеокамеру на которой записывали свой трехчасовой полет, выпили молока и накрылись легким одеяльцем. Вообще Ламия пила молока очень много, причем никогда не покупала магазинное, каждый день одна и та же бабулька с испуганным лицом, приносила ей пятилитровый бидон настоящего деревенского молока, свежего, парного, надоенного специально для Ламии. Девушка за день выпивала все пять литров, это немало поражало Андрея, так как его один раз неплохо пронесло после первого же бокала.
– Дурачок, – смеялась тогда Ламия, сытно вытирая губы. – Не каждый может пить такое молоко. Специально заговоренная коровка на специальной травке…
– Чего?
– Ничего. Привыкнешь.
Сейчас изможденный Андрей Жуй уснул.
Ему опять снился Эггельс, впрочем как и почти каждую ночь. На этот раз Иосиф Ильич сидел за деревянным столом с толстыми ножками и пил самогонку. Жуй сидел за тем же столом и тоже пил самогонку. Дело было в какой-то забытой всеми деревни, спрятанной далеко в Сибири или даже на Дальнем Востоке. Это был трактир, вокруг было дико, ходили полуголые старики и старухи, бегали тощие собаки с поджатыми от голода животами. Электричества не было, лишь мерцающий свет нескольких керосиновых ламп, окон тоже не было. И стен не было. Только тяжелые дубовые столы, спины и рожи незнакомых людей, да то и дело появляющаяся женщина с изуродованным страшным ожогом лицом. Она приносила им самогонки и молока.
Закусывали холодной жирной свининой.
Было гадко.
Жуй задавал вопросы, но отвечал ему не Эггельс. Отвечали татуировки на обнаженном теле самого известного каннибала Советского Союза. Бухарин на правом подреберье сказал, что на все воля Высшей Идеи, а Дзержинский на правой ключице сквозь усы и бородку пробурчал что-то неопределенное, но явно связанное с коммунизмом. Тогда Плеханов и Ленин злобно огрызнулись на Феликса Эдмундовича и укорили его за то, что «надо было с этими мелкими сволочками еще строже разбираться, не до конца они устранены с лица нашей Родины». Тогда слово взял товарищ Сталин и Эггельсу пришлось повернуться к Жую затылком, ведь именно там был изображен отец народов. Товарищ Сталин был горд и доволен, он похвалил Жуя за что-то, назвал его «нашим товарищем» и передал слово какому-то Карлуше. Оказывается, на пояснице Иосифа Ильича был портрет Карла Маркса, и тот, поморгав и пошевелив бородищей, произнес что-то на немецком. Все татуировки заговорили одновременно. Жуя тошнило и хотелось исчезнуть. Он резко вскочил со стула и опрокинул керосиновую лампу прямо на Эггельса… Поднялся жуткий крик, шипение, нестерпимая вонь пеленой шерсти… Волчий вой… Плач ребенка…
Жуй распахнул глаза.
Он лежал в своей постели. Было тихо. Как обычно было светло, хотя часы показывали третий час ночи. Он забыл занавесить портьеры, комната пребывала в синеватом сиянии питерского неба. Выросший вдвое член еще ныл от недавних истязаний. Не поворачивая головы, Жуй скосил глаза туда, где лежала Ламия, она не спала. У нее на груди был ноутбук, сама девушка шерстила интернет. Не шевелясь, Жуй взглянул на монитор и прочитал «Колдовство, Идолопоклонство, Оккультизм».
Ламия улыбнулась ему, не размыкая губ
– Еще рано, – сказала она, сворачивая интернет-страничку.
– Ламия, – Жуй проглотил комок в горле. – А как твоя фамилия?
– Очень своевременный вопрос.
– Кто ты, Ламия?
Легкая улыбка коснулась кончиков ее чувственных губ. Должно быть, ответ содержал в себе какую-то маленькую тайну, открыв которую Ламия грозила заставить Андрея как минимум призадуматься. Андрей смутился, ему стало немножечко неловко и откуда-то из глубины души появилось чувство стеснения, которое он быстро спрятало за взглядом, отведенным в сторону люстры.
– Спи, милый… – прошептала Ламия и Андрей Жуй уснул.
Глава 6
Радиосадомия
Санкт-Петербург.
30 июля 2017 г.
Андрей Жуй присел на узконогий стульчик облил себя ледяной водой из бутылки. Ему было не просто жарко, он кипел. Сердце стучало так, что в висках гудело. Руки аж дрожали. Кто-то протянул ему баночку пива и он схватил ее, даже не взглянув на подающего. В несколько больших глотков, он осушил ее и, смяв в ладони, швырнул об пол.
В гримерке было шумно и душно. Стоял гам, участники группы «Толпе», разгоряченные двухчасовым выступлением на рок-площадке «Белого Ламантина», бурно обсуждали ошеломительную реакцию зрителей. Левит была уже полупьяная, эмоции переполняли и ее и всех остальных. Двое охранников с трудом сдерживали толпу фанатов, кричащих за дверью. Кто-то разбил что-то стеклянное и Андрей Жуй расхохотался. Да, его новая программа сотворила настоящее чудо! За последнюю неделю он написал четыре совершенно новых песни, радикально отличающиеся от всего того, что он писал доселе. Три из них («Жуткая Радость», «Буйство» и «Пыл и Жар») группа впервые исполнила только что, буквально двадцать минут назад под самый занавес, а «Слабые Должны Издохнуть» и «Пыл и Жар», Жуй исполнял на бис. Да и в целом исполнение Андрея Жуя стало более жестким, агрессивным. Иногда пугающим даже его самого. Он пел новые песни, и у него мурашки бежали по телу, внутри все переворачивалось и он надеялся, что примерно те же ощущения испытывали и его поклонники.