За окошком такси мелькали, сменяя друг друга, знакомые улочки. Я привычно вертела головой, стараясь не пропустить ни одной детали, ни одной рекламы, или здания, чуть подзабытых, но таких знакомых и родных. Нам оставалось ехать всего минут пятнадцать! Еще четверть часа и я… дома. Впервые за долгие годы смогу обнять друзей, пройтись по родным узеньким улочкам прибалтийского города, зайти в старое здание булочной и посидеть в любимом кафе, в сумерках постоять на площади, глядя, как загорается подсветка величественного здания городской ратуши.
Настроение должно было быть праздничным, но радоваться не получалось. Машина остановилась, я, не особо торопясь, выбралась на тротуар. За два с половиной года здесь почти ничего не изменилось: большой двухэтажный дом с деревянной верандой все так же утопал в зелени старых деревьев, приобретших, разве что, более дикий и неухоженный вид. Низенькая калиточка встретила нас приятным скрипом.
Вик замер на дорожке с интересом оглядываясь по сторонам.
– Проходим! На пороге не толпимся, – вздохнув, я бодро отбуксировала его к крыльцу. Родители поспешили следом.
Повторный скрип калитки заставил нас всех синхронно обернуться. Не знаю, кого мы ожидали увидеть: охотников, верховный совет, Ван Хельсинга, или князя Монако собственной персоной, но вид у нас при этом был весьма недружелюбный.
Молоденькая волчица, моя ровесница, невольно сдала назад, смущенная таким нездоровым вниманием.
– Анька!!!!! Как я соскучилась!!! – я первая сориентировалась в ситуации и с воплем кинулась на шею к подруге.
Как же хорошо, что она пришла нас встретить. Я звонила, когда ехала в такси, но не думала, что она сможет добраться так быстро. Не иначе как школу прогуливает.
Разжать руки – оказалось слишком сложно. Мы так и побрели в обнимку, спотыкаясь сперва на дорожке, а потом на каждой из ступенек крыльца.
Нужно было о многом поговорить, узнать как Келли… Я была так занята, что даже не сразу заметила: Вик смотрел на подругу едва ли не с благоговейным восторгом.
Нечестно.
Хотяя, надо признать, есть с чего. Анька очень редкая для нас блондинка – ее снежно-белый мех вызывает черную зависть подруг и обожание кавалеров. Да и внешность ее больше подходит оборотням Северной стаи, откуда родом ее отец: узкие темные глаза, угольно-черные ресницы и брови, тонкие черты лица в ореоле белых волос. Картинка с обложки журнала!
– Анька, это – Виктор. Вик, это Annet. По-домашнему, можно просто Аня.
Подруга укоризненно взглянула на меня, не нравится ей это сокращение, и протянула руку. Вик встретился с ней глазами – и пропал окончательно.
Я невольно фыркнула.
И тут произошло невообразимое. Скромняжка-Виктор, вместо того чтобы пожать протянутую ручку, поцеловал Анькино запястье.
Ну надо же… Может, когда хочет.
Я перевела взгляд с одноклассника на подругу… и повторно уронила челюсть. Анька выглядела смущенной! Вот серьезно, Анита, никогда не страдавшая от отсутствия внимания, признанная красотка, которая при желании могла ходить на свидания хоть со школьным сторожем, краснела как гимназистка.
Что тут происходит?!
– Может в дом зайдем? – нарочито громко спросила я. Парочка встрепенулась и посмотрела на меня.
Я уже говорила, что мне это не нравится, а?
Аньке явно не терпелось поговорить со мной с глазу на глаз. Мы ненавязчиво спровадили Вика и оккупировали кухню.
– Почему ты ничего не писала про Виктора? – Анька, наконец, смогла задать вопрос, явно ее мучивший.
Несколько секунд я лихорадочно размышляла, что бы такого соврать. Правду выложить я не имела права, хоть и очень хотелось.
– Мы с ним познакомились перед отъездом, так что проще было рассказать уже здесь, – наконец нашлась я, предельно честно глядя подруге в глаза.
– А вы не…
– Нет, – я обрубила в корне все неудобные вопросы.
Подруга усмехнулась.
– Понятно. А он странный. В смысле, я чую его по-другому, не так, как тебя или любого другого оборотня нашей стаи.
– Минуту! Чайник, – я сорвалась с места, выигрывая себе пару минут на размышления. О том, что Анька чует кровь не так как другие, следовало бы вспомнить раньше! Не даром moriatt, мать стаи, хотела взять ее в ученицы – такое чутье большая редкость. Вот для меня, например, разницы никакой. Ну кроме визуальной и то, только в волчьем обличье.
И что теперь делать?
– Может это просто потому, что он тебе понравился? – поддела я.
– Лона, не соскакивай с темы.
– Ладно, я потом у папы спрошу, – «сдалась» я. – Сама еще толком не разобралась.
И вот это, кстати, правда.
– Когда узнаешь, скажи. Либо он другой, либо началось… ну ты поняла, – неловко закончила Анька.
Да, я понимала… Черт, и этого я тоже не учла, когда обещала папе никому не рассказывать. Придется сделать исключение.
Но не прямо сейчас. Отец поймет.
– Кстати, ты знаешь, Майк здесь. Умчался к Келли, едва поезд успел остановиться. Как он? – сменила тему я.
Рыжик? Плохо.
Мы помолчали.
Завтра прием. Он там будет, титул нового главы Семьи требует его присутствия. Именитые гости в стаю нагрянули.
Я устало покачала головой. Келли потерял одного из самых близких людей, а ему даже не дают возможности прийти в себя. Неужели, нельзя подождать? Я понимаю, совет стаи в большинстве своем застрял в конце девятнадцатого века, когда все эти мероприятия были нормой поведения, но совесть-то надо иметь.
– Ты имеешь в виду…
– Именно, корпоративный тусняк по поводу вашего возвращения, – подтвердила Анька худшие опасения.
– Стая так по нам соскучилась? – жалобно протянула я.
– Экс-анор ka-Ourren и старшая ветвь ka-Noori в городе? И ты еще спрашиваешь? Эффектнее появления твоего отца, может быть только семейство Майка в полном составе.
Я скорчила гримасу.
– И много народу набежит?
– Сейчас не сезон, но те, кто в городе живет, будут обязательно. Виктор с вами? Кому он родней приходится? Твоему отцу, или маме? Сама знаешь, списки приглашенных, все дела, – задала подруга тот естественный вопрос, которого я тоже опасалась.
Прежде чем мне удалось придумать что-то более-менее правдоподобное, предмет обсуждений появился на кухне, где был встречен настороженными взглядами, намекающими на то, что он здесь лишний.
– Лона, твой папа сказал, неплохо было бы «свернуть девичник». В доме беспорядок, вещи не разобраны, стоило бы поторопиться, – героически выдал Вик, исчезая за дверью.
Мы недовольно засобирались. В дверях Анька обернулась.
– До завтра, Лона. Я так рада, что ты вернулась, – Анита прижала меня к себе так, что ребра хрустнули, и, помахав на прощание, вышла.
Я поплелась наверх. Мысль позвонить Келли прямо сейчас пришлось отмести как неприемлемую. С ним Майк и что-то мне подсказывает, братьям (как они сами себя называли) нужно было выговориться. А может даже тайком поплакать. Хоть я «проклятие» терпеть не могу, вынуждена признать: уж он-то точно постарается поддержать Рыжика, чем сможет.
Привычным жестом распахнув дверь, я замерла, скользя взглядом по полузабытой обстановке. Это всегда была безраздельно моя территория. Любая вещь, будь то шкаф, лампа, коврик возле кровати, или маленькая статуэтка волка на столе, была подобрана, добыта и привезена лично мной. Каждая из них хранила свою историю.
Не сдержавшись, я погладила по голове большую светловолосую куклу, доверчиво смотрящую на меня голубыми глазами. Аня.
Когда родители познакомили меня с Annet, я, еще совсем маленькая, была поражена их внешним сходством. Удивленно потянув маму за юбку я пролепетала: «Мам, смотри, там Анька. Живая…» Реакцию родителей трудно передать словами. Отсюда и пошло намертво приставшее к имени подруги сокращение. Я невольно улыбнулась, вспомнив, как первое время она упрямо отказывалась на него отзываться, но все же привыкла.
На глаза попался розовый, до безобразия пыльный слон – первый самостоятельный подарок Рыжика на мой шестой день рождения. Я бережно подняла его с пола и посадила в кресло.
Там же обнаружился потрепанный том «Экзаменационных материалов», из-за обложки которых выскользнул листок цветной бумаги и спланировал на ковер. Я подняла его, недовольная, что пришлось наклоняться.
Так… Что у нас тут. Знакомый уверенный почерк.
«В 16.00 возле старой булочной. Приходи одна. Мик», – гласила записка. Я хмыкнула. Как это было весело и таинственно в неполные пятнадцать лет! Тайные записки, свидания при полной луне, цветы – все как в романах! Играть в любовь оказалось потрясающе интересно.
Но я уехала – и все закончилось. Остались только короткая переписка в интернете и стопка открыток в потайном ящике.
Я забралась в кровать и взяла с тумбочки стоявшую там фотографию. Осторожно провела рукой по стеклу и вгляделась в тонкие черты такого знакомого лица. Я до сих пор любила эту задорную улыбку, темные как у Аниты, глаза, бережно хранила в памяти наши бесконечные проделки…
А вот он перестал мне писать уже через полгода. Подруга исправно передавала от брата привет в каждом сообщении, но я быстро поняла, что она безнадежно врет, стараясь меня не расстраивать.
Я размахнулась, но, прежде чем фотография описала изящную дугу и со звоном повстречала шкаф, передумала и осторожно вернула снимок на тумбочку. Рамочка красивая, жалко будет разбить.
Всего лишь еще одна неудача в любви. Прошлую пережила, и с этой справлюсь. Ведь в тот раз было гораздо больнее…
Я устроилась поудобнее, прижимая подушку к груди, и не заметила, как уснула.
Утро началось с самой страшной проблемы: что надеть?! С собой было только то, в чем я ушла из дома, да пара вещей впопыхах захваченных мамой. Скрипя зубами, пришлось нацепить древнее как мир платье. Как золушка, честное слово! Отражение в зеркале добило меня окончательно: эта «вещь» оказалась безнадежно мала и сидела как-то по диагонали, потрясая чрезмерно укороченным подолом!
Сегодня же пойду и куплю что-нибудь приличное!
Просверлив отражение недовольным взглядом, я неохотно выползла из комнаты застав Вика за разглядыванием портретов. Старинные холсты в защитных стеклянных коробках, смотрелись в обычном коридоре обычного дома немного экстравагантно. Не замечая меня, Вик медленно побрел вдоль стены, застряв у одного из портретов.
На впечатляющих размеров полотне, небрежно опершись на перила, стояла женщина. Длинные темные волосы вопреки моде не были забраны вверх и спадали на плечи тяжелыми волнами; подчеркнуто простое платье и кружевная шаль только оттеняли ее аристократическую красоту. А пристальный взгляд черных глаз и надменная улыбка выдавали привычку повелевать. Она была истинным Волком и до последних минут оставалась им.
– Нравится? – поинтересовалась я.
Вик кивнул, словно обдумывая какую-то мысль.
– Они все чем-то схожи. Чувствуется власть, сила, уверенность, и … не знаю, как это объяснить, настороженность что ли, как у хищника, – сказал он, взглянув на меня.
Я невольно улыбнулась точному сравнению.
– Но она, – Вик кивнут на портрет, – мне кого-то напоминает.
Я понимающе улыбнулась, и, перегнувшись через перила, крикнула:
– Па! Тебе не лень будет сюда подняться на минуточку?
Взглянув на удивленного Вика, я с трудом сдержала смех, нетерпеливо ожидая, пока папа поднимется по лестнице. До кое-кого медленно начало доходить.
Па весело улыбнулся:
– Экскурс в историю?
– Да вот, проводим идентификацию личности, – радостно поделилась я.
Отец понятливо пристроился под портретом. Те же глаза, те же волосы, неуловимо похожие черты.
– Как ты, наверное, уже понял, – подвела черту я, – моя прабабка!
Па грустно улыбнулся.
– Она осталась, чтобы могли убежать мы, а я вернулся. Тогда был уверен, что поступаю правильно, а сейчас понимаю, это едва не сделала ее жертву напрасной.
Мы, не отрываясь, смотрели на портрет.
– Асаху… Одна из последних…
Фраза повисла в воздухе. Каждый думал о чем-то своем.
Не понимаю, зачем папа это сказал. И про ошибку, и про род. Он никогда ничего не делает просто так – и это настораживает!
Мы медленно и все так же молча пошли обратно. Менялась одежда и обстановка на портретах, уходя в глубины истории. Мужчин и женщин, порой совсем непохожих, роднило что-то, что невозможно было описать, но по необъяснимой причине объяснялось двумя словами: род Волка.
Самой первой висела не раз отреставрированная картина в позолоченной раме.
– А это ПНП, – папа почтительно качнул головой, словно приветствуя предка.
– Что?
– Первый Нарисованный Предок, – со смешком пояснила я.
Вик с удвоенным интересом принялся разглядывать и так изученный до мелочей портрет.
– 17 век, однако. Веселое на руси время было: бунты, голод, людоедство. Самозванных царей аж три штуки подряд, – хмыкнула я.
– Он жил в очень непростые годы, – согласно кивнул папа.
Внешне молодой (только глаза выдавали его истинный возраст) немного тщедушный мужчина с усмешкой смотрел с портрета, словно понимал, о чем мы говорим.
– Это копия. Оригинал мы одолжили Эрмитажу. Картине такого почтенного возраста нужен особый уход и внимание. Если уж дубликат пришлось дважды реставрировать, прикинь, что творится с самой картиной.
– Вот и я думаю, точно видел где-то, но как и когда – не помню, – Виктор смущенно улыбнулся. – Мы с бабушкой в Питер ездили, когда я маленький был. Можете не верить, но мне еще тогда показались странными некоторые картины. Они были… мне знакомы, что ли.
– Почему не поверим. Ты полукровка, а зов предков дело нешуточное, он у тебя в крови, как и возможность принимать свое истинное обличье, – пожал плечами отец.
Я внезапно рассмеялась, кое-что вспомнив.
– Мик рассказывал. Прадедушка одного из приятелей привел их как-то в музей и гордо сообщил под ошалевшими взглядами экскурсоводов: «Смотрите детки, а вот это я в молодости… Гвардейский подпоручик! А вон там русская императрица, большой души была женщина, царство ей небесное. А как танцевала…» – я так умело повторила выговор председателя Верховного совета, что даже папа рассмеялся.
– Кстати, это работает в обе стороны. Зов крови. Лоне-волку одноклассник с самого начала понравился, хотя Лона-человек, не понимала почему, – я внезапно смутилась. Мы с Виком еще не обсуждали наши «прогулки» и то, как он со мной откровенничал, считая собакой. Я без спроса влезла в душу и теперь чувствовала себя неловко.
Избежать опасной темы помогла мама, громогласно воззвав к нашей совести:
– Лона, быстро вниз и остальных захвати!! Папа так вообще почти до кухни дошел, а потом все же потерялся!!!
Мы переглянулись и бодро двинули на кухню.
– Опять байки травили? – мама уже сидела за столом с подчеркнуто печальным видом, который явно должен был разбудить в нас муки совести. – Все стынет, а они…
– Никаких баек, дорогая, мы просвещали Вика насчет истории семьи, – весело поглядывая на маму, уточнил папа.
– Портреты разглядывали? Жаль, из усадьбы многое сгинуло. С тоской вспоминаю тот мебельный гарнитур, который я видела в московском музее. Стоит под табличкой «Гостиная дворянской усадьбы конец 19 века».
– Ты про то кресло, под которым я в детстве любил прятаться?
Вик подавился чаем и закашлялся. Я с преувеличенной заботой постучала его по спине.
– Там такая резьба красивая, обивка уже выцвела, но это легко можно заменить… Но это сейчас не важно, – мама свела брови, стараясь казаться суровой и грозной. – Сегодня прием, а одеждой обеспечены только мы с тобой! То, что здесь осталось, Лона теперь только на нос натянет. А Виктор и вовсе не имеет представления, что ему следует надеть на подобное мероприятие! И никого, кроме меня, это, похоже, не волнует! Стоят и на портрете дырки взглядом сверлят!
Я блаженно улыбнулась. Магазины! Здесь! Скуплю все, что увижу!!!
Темнело…
Ничего так, ничего.
Я тщательно, со всех сторон изучила в зеркале итог длительного хождения по магазинам: длинное темно-зеленое платье, из струящегося шелка. Заметила я его совершенно случайно и, что характерно, в самом конце многочасового рейда.
Когда мой хищный взгляд устремился на витрину очередного магазина, даже мама обреченно вздохнула. Папа с Виком так вообще еле плелись следом, с трудом соображая, что вообще вокруг происходит. На вопрос: «А как вам это?» – оба уже давно отвечали непонятными кивками и невнятным мычанием. В результате, почти загнав продавщицу, я наконец-то выудила с вешалки его – и вопрос решился сам собой. «Сильная» половина человечества едва не прослезилась от умиления.
И как можно устать от похода по магазинам?!
Тонкая лента в тон к платью никак не хотела закрепляться на коротких волосах. Как я над ней только не издевалась! В конце концов, справившись с трудной задачей, я принялась размышлять, что можно еще с собой сделать. Ногти что ли накрасить? А что, идея! Решительно разбросав на столе вещи, я выудила бутылочку блестящего лака, и, завершая картину, надела тонкую золотую цепочку с жемчужиной – папин подарок на 16 лет. Сережек я не ношу, где вы видели волка с кольцами в ушах? А иначе никак: дырка будет зарастать во время каждой трансформации.
Приложив руку с впечатляющим маникюром к лицу (подпиленные когти, покрытые лаком; что бы я делала без частичной трансформации), я обворожительно улыбнулась выдвинувшимися клыками и победоносно промаршировала вниз, проведать остальных.
ОЙ, МАМА!
С непривычки взяв слишком высокий темп, я запуталась в подоле и чуть не навернулась с лестницы.
И еще Волком называюсь! С такой-то грацией, слоник больше подойдет.
Вцепившись в перила, я героическим усилием приняла более-менее устойчивое положение, под насмешливыми взглядами родителей.
Нет, ну как всегда! И никакого сочувствия!
– Сколько можно собираться?! – задал папа риторический вопрос, открывая дверь.
Мама только улыбнулась и, чуть приподняв подол жемчужно-серого платья, спустилась с крыльца, опираясь на папину руку. Видимо, она сегодня уже не раз это слышала.
Вик в приличном костюме и легком плаще уже стоял на улице. Он до последнего пытался отказаться от покупки оных, но ему доступно объяснили, что асаху не пристало позорить нашу семью джинсами на официальном приеме.
В сумраке ярким светом горели фонари, мягко светились из-за штор окна домов. Темными тенями выделялись деревья в парке. Мне нравится ночной город: раньше мы часто гуляли здесь с родителями. Идти было всего минут 15, но ситуация и мамины каблуки обязали заказать машину.
Очень быстро перед нами выросло приличных размеров приземистое здание с витражами на огромных окнах.
– Мы на месте! – радостно оповестила я, поглядывая на Вика. Внешне он ничем не выдавал своего волнения, хотя чувствовалось, что ему немного страшно.
– Ну что? Похоже на место сбора нечистой силы? – поинтересовалась я.
– Очень! Особенно меня веселит то, что я не сторонний наблюдатель, а участник, – наряжено отозвался Вик.
– Не дрейфь! Ща будет весело: оргии, человеческие жертвоприношения…
Виктор, выбираясь из машины, споткнулся на ровном месте.
– … Шутка, – прокомментировала я, дожидаясь пока он ко мне присоединится. Стараясь сильно не отстать, мы вошли в здание следом за родителями.
Вик наградил меня неласковым взглядом. Вот так-то лучше, пусть на меня дуется, вместо того, чтобы бояться.
Мы прошли по короткому полутемному коридору и оказались на пороге просторного зала. Свет ударил по глазам, заставив на мгновение зажмуриться.
Опять эти уловки! Сначала рассмотрят они нас, а уже потом мы – их!
Как только мы слегка проморгались, кто-то объявил:
– Aut-rrinor lod Rrene ka-Ourren…– на несколько минут я привычно выпала из реальности. Нудное перечисление всех папиных титулов и заслуг перед отечеством, могло заставить зевнуть даже самых рьяных любителей «протоколу».
– … и lod Viktorr… – мои натренированные уши мгновенно выловили незнакомую концовку привычного текста. Так значит мы родственники. Впрочем, это логично. С отцом насчет родословной нашего асаху я поговорить не успела, но в Вике, в любом случае, течет папина кровь, давшая толчок трансформации. Так что в каком-то смысле он мой сводный брат. Или что-то вроде того. Такое не могло не случиться раньше, и должно быть как-то отражено законодательно. Надо поискать материал в центральной библиотеке стаи. Кем бы ни был предок Вика, связь с нашим родом упрочит его положение.
Мама присела, папа чуть поклонился. Я запоздало изобразила реверанс, дернув Вика за рукав. Он неуверенно поклонился. Фальшиво улыбнувшись, я взяла «братца» под руку и потащила следом за родителями. Вик послушно переставлял ноги, позволяя мне вести себя в нужном направлении. Его больше интересовала окружающая обстановка, чем конечная цель наших перемещений.
Вокруг стояли, чинно переговариваясь, оборотни самых разных возрастов и званий, из самых разных семей. Звучала музыка, причудливо сливаясь с гулом множества голосов и женским смехом.
В центре зала взмывали вверх круглые колонны, отделяя часть пространства. Цветочные гирлянды и растения в кадках ограничивали там небольшую площадку, на которой в полночь начнутся танцы. С нашей стороны от колонн ютилось множество кресел и небольшие фуршетные столики. Старшее поколение предпочитало бокал вина и приятную беседу танцам до упаду.
Внезапно глаза Вика удивленно расширились – я быстро посмотрела в ту же сторону. Над площадкой, медленно вращаясь, висел огромный милиритовый диск со сложным рисунком – эмблема, символ нашей стаи.
Ну и что в этом такого?
Я только хотела поинтересоваться, что он там высмотрел, как диск полностью развернулся к нам. Знакомое изображение наложилось, полностью совпав, с тем, что выгравировано на кулоне, доставшемся Вику.
– Ответь мне на один вопрос. Ведь милирит – это оружие, так почему оно висит у всех над головой и никого это не смущает?! – поинтересовался Виктор, не отрывая взгляда от изображения.
– Я же рассказывала. Милирит всегда был символом наших богов и, когда в борьбе за выживание люди вдруг поняли, как использовать его против нас, это был страшный удар. Очень многие погибли, не переборов слепую веру в свое божество. Прошли века… Милирит стал чем-то вроде символа нашей силы и одновременно нашей слабости. Так же как и асаху…
Вик невесело усмехнулся, окидывая скептическим взглядом свое круглое и зеленое отражение на боку огромной вазы.
– Не сильно я тяну на вершителя судеб… Кстати, а что там написано? – он махнул рукой в сторону диска, снова повернувшегося к нам.
– Alea jacta est (Жребий брошен), – прочитала и перевела я. – это что-то вроде девиза стаи.
– Жребий брошен, говоришь? – задумчиво повторил Вик, даже не заметив моего кивка.