«…Так кто ж ты, наконец? – Я – часть той силы,
что вечно хочетзла и
вечно совершает благо»
Гёте. Фауст.
Ранняя бархатная осень осыпает улицы золотом. Жаркие летние дни уступают место прохладным вечерам.
В это чудесное время Берлин обретает завораживающий вид: красочные аллеи и парки напоминают иллюстрации из детских сказок. Прогуливаясь по ним, ты словно погружаешься в невидимую атмосферу волшебства.
Однако так было не всегда. Всего несколько лет назад город было не узнать: серые и грязные улицы были заполнены нищими и обездоленными. В подворотнях поджидали мародеры и бандиты.
Германия была погружена в хаос послевоенного времени. Царила тотальная нищета. Политический и экономический кризис уничтожил привычную жизнь. Многие прозябали в жалких условиях на грани выживания.
Немцы – терпеливый народ. Мы послушно сносим несчастья. Склонив голову, терпим оскорбления и насмешки, но чего у нас не отнять – это гордости! И однажды она возвещает о себе.
События, происходившие на рубеже тридцатых годов, стали для страны временем подъема: медицина, экономика, культура и наука переживали новое рождение. Университеты Берлина, Цюриха, Мюнхена открывали свои двери лучшим ученым.
На месте серых зданий и унылых пустырей построили театры и музеи. Открывались выставки, и проводились экскурсии. Ставились театральные постановки.
Однако рай не может принять всех. Все те, кто раньше был у власти и купаясь в роскоши, смотрел на других свысока, на собственной шкуре ощутили боль и отчаянье угнетенных.
Разгул радикальных движений в Европе, вдохновленных идеями Карла-Маркса, Фридриха Энгельса и Шарля Мориса, всколыхнули волну недовольства в городах Германии.
Повсюду эхом раздавались призывы к открытому противостоянию европейскому империализму. Заявляя о несправедливости, люди требовали радикальных перемен, но заботясь лишь об интересах правящей элиты, мирные демонстрации жестоко разгоняла государственная полиция.
Справедливость восторжествовала с приходом нового сильного лидера. С этого момента для предателей настали темные времена.
«Благородными намерениями выстлана дорога в Ад» – так можно охарактеризовать череду событий, последовавших за приходом нацистов к власти.
Обвиняя в расовой неполноценности и намереваясь очистить нацию от «истинных» врагов, фанатики режима учиняли погромы, жгли произведения «прогнивших» писателей и художников. Разрушали дома и отправили в лагеря сотни невинных.
Оказавшись по ту сторону колючей проволоки, люди теряли все: имущество, ценности и даже собственное имя. Их жизнь превращалась в череду издевательств со стороны надзирателей и начальства.
Каждый день им приходилось работать в тяжелых условиях по шестнадцать часов без отдыха, получая скудное питание, а те, кто не приносил «пользу», отправлялись в газовые камеры, работавшие на полную мощность круглые сутки.
Что до обычных рядовых граждан, живших вдали от всех этих ужасов, спросите Вы?
Большинство безразлично относилось к врагам нации. Такие делали вид, что не замечают преступных действий государства. Другие, напротив, всецело поддерживали палачей, считая, что: «Изгои общества сами виноваты в случившемся.»
Сторонники режима безоговорочно верили политической пропаганде. Вступая в партию, и объединяясь в радикальные группы, тщательно присматривались к соседям, прохожим на улицах. Учиняя погромы, разбивали окна еврейских домов и предприятий.
Нередко дело доходило до открытого насилия. Замечая на улице прохожего с символом звезды Давида, отличающей евреев от «истинных» немцев, фанатики не гнушались применять физическую силу.
Под горячую руку попадали старики, женщины и даже дети. От них избавлялись без малейшей жалости, оставляя тела на всеобщее обозрение.
Услышав о подобной жестокости, Вы, несомненно, захотите узнать: «А где были в это время сотрудники полиции? Чем они занимались, когда под их носом разгуливали убийцы и насильники?»
Правосудие оставалось слепо. Городская или правильнее, полиция порядка, закрывала на эти: «грязные еврейские преступления» глаза. Констебли открыто игнорировали заявления от пострадавших, лишая их малейшего права на справедливость.
Однако несмотря на политическую пропаганду, произвол и халатность полиции, безразличие и ненависть, остались те, кто предпочел страху борьбу.
При одном упоминании о жестокости, убийствах и погромах, эти «герои» бросали вызов царившему беззаконию: кража ценной информации и покушения на государственных лиц. Рискуя жизнью, сепаратисты пытались ввергнуть страну в хаос.
В это опасное время мне и моим товарищам довелось стать непосредственными участниками цепи необъяснимых событий, поставивших мир на грань гибели, но обо всем по порядку…
Город окутали сумерки. Черный мерседес медленно подъехал к мощеному тротуару. Открыв двери, из салона вышли несколько человек.
Нерасторопно обойдя машину, водитель оперся на капот. Потянувшись, достал из кармана серебристый портсигар и спички. Разговаривая друг с другом, сбоку стояли два офицера. Свет фар освещал фигуры в черной военной форме.
Элитные отряды охраны… Сокращенно значась как СС, они заработали себе дурную славу как среди врагов, против которых вели неустанную борьбу, так и обычных граждан.
Элегантно одетые и статные офицеры. Они никогда не пришли бы на порог вашего дома без причины, которая проста и ужасна одновременно: Вас предали! И будьте уверены, тот, кто совершил этот гнусный поступок, вероятно, хорошо Вам знаком.
Им может быть приветливый и улыбчивый сосед, живущий напротив, с которым здороваетесь и обсуждаете свежие новости из местных газет. Друзья, знакомые, или даже боевые товарищи, с которыми, бок о бок воевали на полях кровавых сражений.
Однако если говорить откровенно… Вспомните, может быть, Вы в пылу чувств обронили нелестное слово в адрес кого-то из близких или поругались со злым начальником, несправедливо урезавшем зарплату?
Понимаю, довольно сложно ответить на эти вопросы однозначно, но не спешите! Уверяю, торопится абсолютно некуда! Взяв за основу хрупкие факты, и быстро составив дело, Вас отправят туда, где размышления станут единственным спасением от жестокой реальности.
Что насчёт меня? Не стоит волноваться. Сегодня вечером эти «благородные» солдаты призваны обеспечить мою безопасность.
Часы, одиноко висевшие над камином, пробили девять. Отвлекшись от мыслей и подойдя к столу, стоявшему слева от окна, я кинула усталый взгляд. Среди бумаг, лежала раскрытая папка, необходимая на предстоящем заседании.
Идти на него не хотелось, а прибывшие офицеры окончательно испортили настроение, но ничего не поделаешь… Генералу армии не дозволено пропускать военные совещания.
Тяжело вздохнув, я взяла себя в руки. Закрыв папку и, прижав ее к груди, направилась к двери. Выйдя из кабинета, прошла в большую гостиную.
Ритмично тикая у дальней стены, возвышались винтажные часы. Рядом, в ожидании, молча стояла белокурая, словно ангел, молодая девушка.
Длинные светлые волосы обрамляли ее красивое лицо. Держа в руках черный плащ и фуражку с символом римского орла, она, не отрывая взгляда, следила за секундной стрелкой.
– Добрый вечер, госпожа, – заметив мое приближение, она повернулась и легко поклонилась. – Как вы велели, я подготовила вашу одежду.
– Спасибо, Мария, – я мимолетно улыбнулась. Повернувшись спиной, позволила накинуть на плечи плащ. В ее движениях ощущалась непривычная скованность, сердце учащенно билось. – Все хорошо? – надев фуражку, повернулась лицом. – Ты выглядишь обеспокоенной…
– Вы снова уходите… – с досадой ответила она. – Так поздно…
В небесно-голубом взгляде читался упрек, но Мария говорила не со зла. Будучи генералом Вермахта – неукротимой военной машины Германии, практически все свое время я отдавала службе, пропадая на нескончаемых совещаниях или в командировках. Выполняя долг, нередко задерживалась до утра, а то и ночевала на работе. Это очень огорчало Марию, заставляло беспокоиться.
– Все будет хорошо, – я медленно, словно опасаясь разбить хрупкую статую, дотронулась до её лица. – В этот раз вернусь пораньше.
– Я понимаю, – ответила она чуть подрагивающим голосом, стараясь скрыть обиду. – Будьте осторожны. На улицах неспокойно.
Стояла легкая вечерняя прохлада. Сойдя с порога и на миг остановившись, я кинула недовольный взгляд в сторону машины.
Словно крысы, бегущие с корабля при малейшей опасности, эсэсовцы были хитрыми и услужливыми. Мелькая по кабинетам, их незаметные тени старались ближе прижаться к тем, кто обладал властью. Везде выискивая лишь собственную выгоду, они, не гнушаясь, предавали и подставляли других ради собственных мелочных интересов.
Заметив приближение, офицеры отвлеклись от разговоров. Поправив форму, вскинули руки.
– Приветствую, генерал! – произнес мужчина в форме старшего лейтенанта.
На вид Матиасу Вайберу было не больше двадцати шести. Подобно коллегам «по службе» он был голубоглазым, с немного угловатыми чертами лица, присущими немецкой расе. Из-под фуражки выбивались короткие светло-русые волосы. Чистая и выглаженная форма подчеркивала офицерскую стать.
Стоявшего рядом с ним, звали Зигфрид Герхард. Он был ниже по званию, но по выдержке не уступал товарищу.
Последним поприветствовал мужчина, которого я по ошибке приняла за водителя.
Будучи старше своих подопечных, он был немногословен. На кителе гордо красовался орден железного креста III степени – награды за боевые заслуги на фронте, а пронзительный взгляд говорил, что получил он его не просто так.
– Капитан Ульрих Беккер, – прислонив руку к фуражке, представился он.
– Генерал департамента имперской безопасности, Ерсель Розенкрофт.
Кивнув в ответ, он повернулся. Подойдя к машине, открыл дверь и жестом пригласил в салон.
– Прошу, генерал.
В машине царила тишина, изредка прерываемая тихим стуком колес, скользящих по ночной дороге.
Кидая мимолетный взгляд на безлюдные улицы и стараясь отвлечься от тягостных мыслей, я бесцельно смотрела в окно.
Гнетущей пустотой они были обязаны новым ограничениям. Опасаясь вражеских налётов, правительство решило ограничить активность города. По настоянию шефа городской полиции был установлен комендантский час, запрещающий выходить в позднее вечернее и ночное время без соответствующих документов.
За соблюдением новых правил строго следили. Получив ясный приказ, полицейские без лишних вопросов доставляли нарушителей в ближайшее отделение тайной полиции, где их ожидала одна из самых опасных бесед в своей жизни.
Внезапно машина резко притормозила. В свете фар мелькнул силуэт в военной форме.
– Немедленно остановитесь! – положив руку на автомат, а другую, выставив перед собой, приказал солдат. – Предъявите пропуск!
Ульрих был в бешенстве. Отпустив руль, импульсивно вышел. Демонстративно хлопнув дверью и поправив форму, направился к постовому.
– Что вы себе позволяете? – подойдя, сделал угрожающий жест рукой. – Как посмели нас остановить?!
– Эта территория под охраной. Нам приказано досматривать все машины, проезжающие через…
– Машины с государственными номерами не подлежат осмотру! Разве вам это неизвестно?
– Послушайте, – невозмутимо ответил солдат. – Распоряжение поступило свыше. Теперь проезжая по этой дороге, машины обязаны предъявить соответствующие документы.
Открыв рот, Ульрих хотел возразить, но с правилами спорить бессмысленно. Потянувшись в верхний карман кителя, и достав документы, протянул солдату. Изучив их внимательно, тот перевел взгляд на машину.
– Ваши пассажиры тоже должны пройти проверку.
– Нет! – вскинув руки, запротестовал Ульрих. – В машине важный пассажир!
Теряя терпение, солдат поправил автомат на плече.
– Не заставляйте применять силу.
Постовой заслуживал уважения. Его не пугало звание и угрожающий настрой. За время пребывания на пункте досмотра он, несомненно, успел столкнуться с подобными ситуациями.
Однако тогда риск был неоправданно велик. Если бы на моем месте сидел другой генерал, или кто-то из высшего командования, парень быстро бы понял: правилами иногда можно пренебречь.
– Будьте осторожны с подобными жестами, юноша, – выйдя из машины, окликнула я. – Они могут дорого обойтись.
Заметив форму, он мгновенно застыл по стойке смирно. Прислонив руку к фуражке, отдал честь.
– Приветствую генерал! – произнес дрожащим голосом. – Прошу простить. Я не…
– Меньше разговоров, – подойдя, я протянула документы. Взяв, он быстро пробежал взглядом, затем вернул обратно. – Все в порядке?
– Так точно! – отошел в сторону. – Можете проезжать.
Главное министерство имперской безопасности или «СА», занималось всеми государственными делами: от сопровождения дипломатических миссий до государственных преступлений, связанных с изменой и коррупцией.
Денег на постройку не пожалели. Все в нем, снаружи и внутри, должно было демонстрировать величие и непоколебимость идеалов великой Германии – империи, которой, по представлениям правящей элиты, суждено простоять века.
За дверью открывался просторный холл. Стены украшали привезенные из-за рубежа картины. Впереди, по бокам от стойки секретаря, на подставках располагались трофеи, привезенные из разных уголков мира: Египта, Турции, Скандинавии.
В конце, устланная красным ковром, предстала широкая лестница, ведущая на верхние этажи. Ускорив шаг, Матиас поднялся на две ступеньки.
– Прошу, – протянув руку, мимолетно улыбнулся.
Мне симпатизировала его галантность и внешняя привлекательность. Говоря начистоту, нам ничего не мешало познакомиться поближе… кроме, пожалуй, репутации, что говорила сама за себя.
– Оставьте галантность при себе, юноша, – с сарказмом ответила я. – Уверена, она пригодится вам в другом месте.
Принимать помощь от эсэсовца было чревато. Как уже говорилось, любой их жест, зачастую был продиктован низменными мотивами и желанием скорее подняться по карьерной лестнице.
Ощущая себя оскорбленным, он опустил руку и отвел взгляд. Ему было неприятно, что генерал СА, департамента, за которым ходит еще более дурная слава, считает общение с ним недостойным.
Конференц-зал находился в самом конце коридора. До совещания оставалось около двадцати минут, но изнутри доносились приглушенные голоса.
Потянувшись к ручке и, открыв дверь, Матиас жестом пригласил войти.
– На этом, – отдал честь, – мои полномочия исчерпаны. Мы будем ожидать вас на улице.
Повернувшись, он направился по коридору в обратный путь. Спрятав руки в карманы, медленно спустился по лестнице. По тяжелой походке было заметно, что его терзают неприятные мысли.
Было жаль парня. Ослеплённые пропагандой молодые юноши, вступая в ряды СС, мечтали об успешной карьере, но оказавшись частью военной машины, попадали в мир полный зависти.
Каждый день им приходилось работать в условиях жестокой конкуренции. Нередко офицеры становились жертвой подстав и интриг, основанных на компромате из сплетен и слухов.
В зале собралась военная элита: генералы, заместители и старшие офицеры. Большинство выглядело обеспокоенно и устало.
Остановившись недалеко от входа, я пробежалась взглядом между присутствующих.
В середине расположились высшие фигуры партии. В центре внимания привычно был Генрих Гиммлер. Стоя за спиной фюрера, он с заметным недовольством беседовал с начальником департамента юстиции.
Рейнхард Гейдрих был мастером закулисных игр и шантажа. Выходец из известной и богатой семьи, он с раннего детства воспитывался отцом в духе национализма. Став взрослым, и увлекшись политикой, был членом многих националистических союзов, заработав славу верного приверженца «правильной» идеологии.
После прихода нацистов к власти, не задумываясь, вступил в ряды, тогда еще зарождающегося СС. Там, через своего друга и по совместительству начальника государственной полиции познакомился с Гиммлером.
Занимаясь упорядочением рядов СС, последний задумался о создании отдела внутренней разведки для борьбы против политических врагов внутри государства. И тут на сцену вышел Гейдрих.
Убежденный нацист и карьерист, он быстро нашел общий язык, предложив пару идей на этот счет. Рейхсфюреру они понравились, и тот приказал создать новую службу, ставшую известной как департамент юстиции или «СД».
В отличие от других военных, я старалась держаться подальше от наших «великих» лидеров. Даже имея весомую власть, как генерал, предпочитала не лезть в политические интриги, но в реальности это редко удавалось, и все из-за начальства, поручавшего одно провокационное дело за другим.
Приятное одиночество продлилось недолго. Заметив, ко мне неспешно подошел высокий мужчина в черной военной форме.
– Добрый вечер, фрау Розенкрофт, – учтиво поприветствовал он. – Надеюсь, поездка в столь поздний час не утомила?
Эрнст Кальтенбруннер был волевым и харизматичным человеком. Первое, что кидалось в глаза при встрече, – шрам на правой щеке, полученный в результате студенческой забавы, популярной в университетской среде ещё до первой мировой войны.
Занимая пост статс-секретаря имперского министерства внутренних дел, он поднялся с самых низов, заполучив в руки огромную власть.
Под его руководством департамент СА подчинил практически все СС, включая городскую и военную полицию. Нам поручали все важные государственные дела, а детективы отделов раскрывали самые запутанные преступления.
– Не беспокойтесь, – ответила я с безразличием, намереваясь уйти от дальнейшего разговора, – это долг генерала.
– Рад слышать, – он улыбнулся. – Нам необходимо сегодня обсудить множество важных вопросов.
Я не разделяла радости. В отличие от других, слишком уставала от нескончаемых заседаний, на которых поднимались инциденты предательства и всевозможные сценарии, угрожающие правительству.
Тот вечер не стал исключением. На совещании обсуждались вопросы, связанные с нестабильной ситуацией на западном фронте и отчаянным сопротивлением на польской границе.
Верховное командование было недовольно генералами и офицерами, но выступая с докладами, те лишь обвиняя в некомпетентности и несостоятельности, перекладывая ответственность за провалы на плечи друг друга.
Их волновала только собственная судьба. Никто не хотел даже слышать о потерях в армии. Убитые и раненые солдаты, проливающие кровь на чужой земле и ради чужих амбиций, были цифрами на листе, что без единой эмоции озвучивали в подходящий момент.
Часы пробили около полуночи. Проведя время за жаркими обсуждениями, присутствующие, с трудом решили ряд важных вопросов и удовлетворенный исходом фюрер, объявил о конце совещания.
– «Хоть какая-то радость за этот нескончаемый вечер», – промелькнула мысль в голове. – «Теперь можно со спокойной душой уйти домой пораньше…»
Закрыв глаза, я облегченно вздохнула. В нескончаемой череде потерянного времени радовало, что в этот раз выполню обещание, данное Марии.
Однако хрупкую надежду разрушила внезапно возникшая фигура шефа. Не вдаваясь в подробности, он попросил следовать за ним.
Выйдя из зала, мы направились вдоль по длинному коридору. Поднявшись по лестнице, зашли в кабинет.
По природе властолюбивый, он не упускал возможность подчеркнуть свой статус. Стены украшали картины известных художников и военные трофеи. Возле окна стоял широкий стол, освещаемый большой лампой, а за ним удобное кресло. На краю стопками возвышались бумаги с грифом «секретно».
У дальней стены был высокий шкаф с документами, а сбоку мягкое удобное кресло в кожаной обивке. Рядом стоял небольшой овальный стол. На нем красовались хрустальный графин и пара рюмок.
Атмосферу величия дополняли портрет фюрера на стене позади стола, и два красных флага с символикой черного креста по бокам от мраморного камина.
– Располагайтесь, – пройдя к столу, он жестом указал на одно из кресел напротив. – Нужно будет подождать.
Ожидание было кратким. Примерно через десять минут в дверь постучались.
– Войдите! – услышав за дверью шаги, с заметным нетерпением произнес шеф.
Первым в кабинет вошел мужчина в черной форме и фуражке с черепом. Поправив круглые очки в тонкой серебряной оправе, подошел ближе.
– Приветствуем! – привстав, мы одновременно вскинули руки.
Рейхсфюрера и главу СС Генриха Гиммлера было сложно не узнать. Будучи относительного небольшого роста и худощавого телосложения, он добился поразительных высот, заполучив огромную власть и влияние, но… Как человек он был тем еще…
Из-за природной холодности характера и привычки срывать гнев на подчиненных, он никогда не пользовался особым авторитетом, ни у штурмовых отрядов, ни элиты СС.
– Добрый вечер, фрау Ерсель, герр Кальтенбруннер, – он сел по соседству и добавил: – присаживайтесь. Нас ждет долгий разговор.
– Что-то случилось? – поинтересовалась я.
Взгляд выражал беспокойство. Мимолетно отвлекшись, он поднял руку и жестом подозвал офицера, стоящего все это время в проходе. Мельком обратив внимание, я была не в силах оторвать взгляд.
Мужчина был высоким и статным. Молодое лицо обрамляли короткие светлые волосы.
На воротнике застегнутого на все пуговицы кителя департамента юстиции красовался орден железного креста II степени – награды за проявленное мужество и военные заслуги на поле боя. Держа в левой руке папку, а в правой фуражку, пронзительным взглядом, он напоминал Ульриха.
– Добрый вечер, – остановившись напротив стола, произнес он с едва заметным австрийским акцентом. – Позвольте представиться. Капитан шестого специального отдела департамента юстиции, Вальтер…
– Меньше театральности герр Вальтер, – перебил шеф. – Говорите по существу!
Раздосадованный внезапным замечанием, он на мгновение изменился в лице, но быстро взял себя в руки.
– У меня срочное донесение, – продолжил. – Несколько дней назад, в польском городе Кракове произошло преступление. Пострадали мирные граждане. Были найдены убитыми два генерала.
Услышанное стало шоком.
– Как это понимать? – ошеломленно воскликнул шеф. – Как вы могли допустить подобное?!
– Департамент юстиции проводит расследование инцидента. Нам удалось задержать предполагаемого убийцу, но…
– Что? Чем ваш департамент занимается?!
Шеф злился. Каждое сказанное слово, выводило его из себя.
– Никто не смог разговорить его, – проигнорировав гневный выпад, ответил Вальтер.
– Как такое возможно? – спросила я. – Разве раскрытие подобных дел не ваша юрисдикция?
Сказанное не укладывалось в голове. Департамент юстиции, взявший роль государственной полиции, обладал всеми ресурсами для раскрытия самых сложных преступлений.
– Да, но… – он умолк, пытаясь собраться с мыслями. – Как только начинается допрос, происходят, странные вещи…
Пытаясь объяснить, что имел в виду под «странностями», Вальтер пояснил, что, несмотря на усилия, следователи не выяснили о незнакомце ничего. Ни откуда, или как в его руках оказались компрометирующие улики, связанные с убийствами, ни даже настоящего имени.
– Вы что, шутить вздумали над нами? Что за откровенный бред вы говорите!
Шеф окончательно разозлился. Он и до этого не жаловал департамент юстиции, начальником которого был соперник по службе, а тогда, казалось, был готов разорвать Вальтера. Лишь присутствие Гиммлера сохраняло субординацию.
Я тоже пребывала в откровенном замешательстве. Убийство является тяжким преступлением, за которое преступник, несомненно, должен был ответить. Однако в такие моменты важно сохранять спокойствие.
– Герр Кальтенбруннер, срывать злость на подчиненном ни к чему. Капитан, – посмотрела на Вальтера. – Расскажите подробности.
– Вам лучше самим взглянуть…
Мимолетно взглянув на Гиммлера и получив одобрение, он положил на стол открытую папку с материалами дела. Жестокость пугала. Снимки запечатлели израненные тела в неестественных позах со следами насильственной смерти.
– Герр Кальтенбруннер, – вполголоса обратился Гиммлер, – это дело очень… – он выдержал паузу, – деликатное. Я могу доверить его только вам.
– Можете положиться на меня! – польщенный проявленным вниманием и отвлекшись от снимков, ответил шеф. – Имперский департамент основательно займется этим делом. Я сделаю все, чтобы привлечь виновных к ответственности!
На лице мелькнула едва заметная улыбка. Удовлетворенный ответом, Гиммлер согласно кивнул. Привстав, повернулся к двери. Отдав честь и от греха подальше, Вальтер поспешил за ним.
Оставшись наедине, шеф разразился гневными тирадами. Допустить подобное, по его мнению, было верхом некомпетентности. Не стесняясь в выражениях, он называл следователей и детективов полиции идиотами и простофилями, не способными: «Найти собственный дом на пустынной улице».
Слушать гневные возгласы было настоящим испытанием. Шеф великолепно владел ораторским искусством, но кульминация столь пылкой речи была предсказуема. Как обычно, все самое сложное приходилось выполнять подчиненным.
– Генерал Ерсель, – он повернулся, – это дело я поручаю вам. В вашем распоряжении все средства и методы! – помедлил. – Я хочу, чтобы все причастные были призваны к ответу!
В памяти всплывали фрагменты отчетов и фотографий, истерзанные тела убитых. Раны, нанесенные с крайней жестокостью, не оставляли сомнений: убийца наслаждался каждым мгновением, упивался мучениями жертв.
Головной боли добавлял подозреваемый, с которым, по словам Вальтера, не справились следователи Гестапо – управления, славящегося своей «любовью» к различным нестандартным методам допроса.
Спустившись в холл первого этажа, я устало посмотрела на часы.
– Час ночи… – сняв фуражку, импульсивно кинула ее в сторону. – Проклятье!
Сетуя на судьбу, была вне себя от злости. Из-за рейхсфюрера не удалось выполнить обещание. Все военные и партийные чины давно разъехались по домам, и только ему не сиделось на месте!
– Что вас так разозлило? – послышался заинтересованный голос Вальтера. Подняв фуражку и отряхнув, он подошел ближе. – Вот, – протянул, – прошу.
– Что вы здесь делаете? – проигнорировав вопрос, я взяла фуражку. – Разве вы не уехали вместе с рейхсфюрером?
– Нет, он приказал мне ждать.
– Кого? – я мимолетно оглянулась по сторонам. – Все уже уехали.
– Вас, – он поправил форму. – Герр Гиммлер лично поручил мне вашу охрану на время расследования. Он беспокоится, что вам может грозить опасность.
Ответ вызвал смешанные чувства. Стоя в растерянности, я не знала, что сказать. Увиденное на фотографиях и ярость, с которой убийца действовал не оставляло сомнений: будет нелегко раскрыть дело, но давать в охрану эсэсовца…
Все не понаслышке знали о фанатичной мнительности шефа СС. Гиммлер следил буквально за всеми в армии. Кабинеты его подчиненных и коллег были напичканы подслушивающими и звукозаписывающими устройствами. Не удивлюсь, если Вальтер был подослан не для «охраны», а шпионажа.
– Ваш шеф, по видимости, совсем отчаялся, – не удержавшись, я ехидно улыбнулась. – Он верит, что стану пешкой в очередных интригах?
– Пешкой? – Вальтер растерялся. – О чем вы? Герр Гиммлер беспокоится о вашей…
– Бросьте, если бы он действительно беспокоился обо мне, не поручил бы защиту вам, – я демонстративно скрестила руки на груди. – Мне не нужен ручной шпион, сообщающий о каждом шаге хозяину.
– Почему вы злитесь на меня? Я чем-то вас обидел?
– Лично нет, но мне важна репутация, а сотрудничество с вами негативно отразится на карьере.
Пытаясь тщетно скрыть обиду, Вальтер опустил взгляд. Подобно Матиасу он ошибался, полагая, что генерал СА не станет осуждать его выбор, но правда в том, что гестаповцев ненавидели и свои, и чужие.
– Что бы вы ни слышали, – он поспешил взять себя в руки, – я не такой, как мои сослуживцы.
– Не разыгрывайте спектакль, капитан, – парировала я, не веря ни единому слову, – скажите это тем, кто не знает ровным счетом ничего о вашей продуктивной работе…
«Не такой, как сослуживцы…» — от следователя Гестапо звучало лицемерно.
Пропаганда изображала их как благородных и преданных патриотов. Героев, неустанно борющихся за мир и свободу, но говоря откровенно, они были чудовищами в человеческом обличье.
Скрывая слабость за маской, переступали через семью, друзей, товарищей. Не гнушаясь, шантажировали и угрожали. Шли на немыслимые зверства, только бы выслужиться и продвинуться по службе.
Сказанное задело Вальтера. В пронзительном взгляде читалось недовольство.
– Герр Гиммлер отдал мне ясный приказ. Не в ваших интересах переходить ему дорогу.
– Переходить дорогу? – я была шокирована проявленной наглостью. – Умерьте пыл! С этим делом разберусь сама, без вас!
Опьяненный властью, Вальтер был уверен, что может делать что угодно. Что ж… Он был далеко не первым, кто в этом заблуждался.
– Мне говорили, что вы упрямы, – усмехнулся, – но я и не с такими справлялся!
Вызывающее поведение и наглость разозлили. Угрожать заместителю шефа СА было опасно. Любой другой на его месте уже распрощался бы с дальнейшей карьерой.
– Справлялись? – я ехидно отвела взгляд. – Да что вы говорите…
От сильной боли перехватило дыхание. Получив ногой в живот и согнувшись, Вальтер упал на колени. Обхватив тело руками, прерывисто застонал. В уголках рта проступила кровь.
– И это все? – импульсивно схватив за ворот кителя, я притянула его ближе. Ошеломленный внезапным нападением, он едва мог сопротивляться. – Не похоже, – с разочарованием окинула взглядом, – чтобы вы хоть раз видели или сталкивались с подобными мне…
Лицо исказила гримаса нестерпимой боли. Не понимая, что происходит, Вальтер был растерян и напуган.
– Отпустите… – едва слышно произнес.
– Отпустить? – я усмехнулась. – Как скажите.
В тот раз он подошел слишком близко к пропасти, за что и поплатился. Отлетев, с шумом упал на пол. Перевернувшись на бок, прерывисто застонал.
Вопреки желанию, я не стала довершать начатое. Мне хотелось лишь проучить, показать, к чему приводят необдуманные действия.
Достигнув цели, я повернулась к выходу, но едва сделала шаг, услышала за спиной характерный щелчок затвора.
– Поднимите руки и медленно повернитесь!
Превозмогая слабость, Вальтер поспешил встать на ноги. Твердо сжимая пистолет в правой руке, был готов выстрелить.
Избегая резких движений, что могли спровоцировать, я повернулась. Встав в закрытую позу, демонстративно скрестила руки на груди.
– Я сказал, – повторил он, – поднимите руки!
– Тише, капитан, успокойтесь, – иронично улыбнувшись, я поднесла палец к губам, – вы же не хотите поднять на уши весь Берлин? – незаметно оскалилась. – Оружие не поможет. Я убью вас раньше, чем успеете выстрелить.
Он был легкой жертвой. Вокруг царила пустота. Никто не пришел бы ему на помощь. Пара едва заметных движений, и полиции придется расследовать еще одно хладнокровное убийство.