Департамент юстиции был начеку. Оставшись в городе, берлинские следователи и детективы вели свою войну.
Стычки, драки и убийства блюстителей правопорядка были тогда обычной практикой. Изменить ее не могли ни рейхсфюрер и начальник полиции, ни сами горожане, уставшие жить в страхе.
Используя проверенный метод запугивания, бандиты устанавливали свои законы. Заходя на порог дома очередного должника или вставшего на пути, без лишних слов выносили дверь с петель. Не заботясь о последствиях, переходили к избиению хозяев, попутно устраивая погром и присваивая самое ценное.
Так продолжалось, пока правительство не приняло решение усилить патрули, позволив полиции принимать всех желающих на свое усмотрение.
В задачи новичков, обучение которых проходило от силы пару месяцев, входило в основном патрулирование улиц и урегулирование мелких гражданских конфликтов. Но при необходимости они участвовали в облавах и рейдах, только обычно это заканчивалось плохо.
Не намереваясь окончить дни на виселице или в лагере, преступники предпочитали тюремному сроку старую добрую перестрелку в стиле Аль-Капоне и гангстеров 20-х годов прошлого столетия.
С годами учишься убивать быстро и тихо, не давая и шанса на спасение. Ощутив резкую и пронзительную боль, солдат громко простонал. Охваченный слабостью, упал на каменную брусчатку. Прижимая рану на шее, не желал мириться с уготованной участью, отчаянно боролся, хотел жить, но…
Как не пытайся, смерть не дано победить никому и даже нам. Ей безразличен статус, зло и добро, хороший человек или плохой, убийца или спаситель… Однажды она придет за каждым.
Лучи утреннего солнца узкой полоской пробивались сквозь плотные шторы. На прикроватном столике стоял свежезаваренный кофе и утренняя газета.
На главной странице сиял кричащий заголовок:
«Хладнокровное убийство в центральном парке.
Новая жертва кукловода…»
Газетчики, в свойственной эксцентричной манере обсуждали убийство молодого полицейского, произошедшее прошлой ночью в городском парке.
Ссылаясь на тайного информатора, давали подробное описание места преступления и жертвы, что была похожа: «…на сломанную фарфоровую куклу, чья душа оказалась в руках ночного убийцы – кукловода».
Главная «звезда», будоражащая умы читателей, появился на улицах Берлина несколько лет назад. Неуловимый убийца выходил на охоту по ночам, оставляя после себя обескровленные тела, благодаря которым и получил жуткое прозвище.
В тусклом освещении предрассветных улиц, застывая в неестественных позах из-за трупного окоченения, его жертвы были похожи на больших сломанных кукол, которых «забыли» после жуткого представления.
Дочитав газету, я принялась за кофе. Он был настоящим спасением. С каждым глотком по телу разливалось приятное тепло, а бархатный аромат отвлекал от мрачных мысленных образов, оставшихся на прощание ночным кошмаром.
Задержавшись в кровати и закрыв глаза, невольно вспомнила разговор в кабинете Авеля. Обдумывая детали, хотела избежать худшего, но учитывая обстоятельства, было разумнее убить их самостоятельно, нежели уповать на благоразумие вышестоящего начальства.
Поднявшись минутой ранее по лестнице, Мария слегка постучала в дверь.
– Госпожа, вы проснулись? Я могу войти?
– Да.
Подойдя к кровати, она сделала легкий поклон. Выпрямившись, сцепила руки за спиной и мимолетно улыбнулась.
– К вам пришли.
– Кто? – я удивленно взглянула на часы, висевшие на стене. – Разве мы ожидали гостей в такое раннее время?
– Господин Авель, – с заметным кокетством ответила она. – Он хочет поговорить. Сказал, это важно.
– Он один?
– Нет. С ним мужчина, но он не назвал имени.
Стремясь скрыть негодование, я отвела взгляд. Не нужно быть великим детективом, чтобы понять, кто мог так нагло себя повести.
– Хорошо, – тяжело вздохнула, – проводи их в мой кабинет.
Сидя в кресле недалеко от камина, Алексей, заворожённо наблюдал за причудливым танцем огня на поленьях. Недалеко от него молча стоял Авель. Опершись спиной на стену, бесцельно смотрел в окно.
– Зачем пожаловали господа предатели? – остановившись в дверном проеме, я демонстративно скрестила руки на груди. – Жить надоело?
Повисло неловкое молчание. Отвлекшись от игры пламени, Алексей, не сводя взгляд, сидел в полной растерянности.
– Кхм… Кхм… – увидев недовольство на лице, тихо закашлял. – Прошу прощения, фрау… Я… Мы, – стараясь подобрать подходящие слова и сдержать улыбку, добавил, – немного обескуражены. Никогда бы не подумал, что встречу генерала в подобном виде…
Наблюдая за растерянностью на лицах, я невольно усмехнулась. Действительно, черный кожаный плащ с красным акцентом, накинутый поверх светло-кремовой атласной пижамы, и бархатные тапочки – не самый подходящий наряд для ведения деловых разговоров.
– Не тратьте мое время! Зачем пришли?
– Хотели убедиться, все ли в порядке, – справившись с волнением, ответил Авель. – Вчера ты резко ушла, не сказав ни слова. Утром я узнал об убийстве в парке, всего в паре кварталов от твоего дома.
– Знаю. Молодой патрульный. Видела статью в газете, но, – я подошла ближе, – сомневаюсь, что ты пришел обсуждать смерть того несчастного.
– Так спокойно об этом говорите, – заподозрив неладное, вмешался Алексей. – Такое впечатление, что вам все-равно. Разве не имперский департамент занимается расследованием подобных преступлений?
– Только если в деле замешаны политические мотивы. Все остальное юрисдикция криминальной полиции. Что до моего безразличия… – я пожала плечами. – Никто не застрахован от… – мимолётно улыбнулась, вспомнив привкус крови убитого патрульного на губах, – случайной смерти.
Обученный замечать мимолётные детали, он смерил недоверчивым взглядом.
– Случайной смерти? – усмехнулся. – Что-то подсказывает, вы знаете куда больше о произошедшем. Где вы были этой ночью?
Являясь сотрудником комитета государственной безопасности, мироощущение Алексея было неотъемлемо связано с повышенным стремлением к справедливости и желанием соблюдать закон там, где прочие давно отринули мораль.
– Вы бы о собственной жизни позаботились, – я посмотрела с нескрываемым раздражением. – То, что делаю ночью, вас не касается!
– Алексей, – не намереваясь оставаться немым участником конфликта, вмешался Авель, – аккуратнее с подобными обвинениями. Оставим это детективам полиции. У нас есть более важные дела.
Алексея, не имеющего в распоряжении доказательств, можно было легко обмануть, изобразив на лице маску невинности, но Авеля…
Уловив слабый запах крови, оставшийся на рукаве плаща, он сразу обо всем догадался. Авель не знал, кому она принадлежит, но сопоставив пару деталей, предположил, что, скорее всего, убийство патрульного – моих рук дело. Но заострять внимание не стал. Собственная судьба волновалась его гораздо больше, чем смерть незнакомца.
– Что до нашего вчерашнего разговора? – сменил тему. – Ты сдашь нас Шелленбергу?
Доложить о предательстве, прежде чем отдел контрразведки сам все узнает было наиболее правильно, но это все больше казалось нереальным.
Мы прожили слишком долго, чтобы серьезно относится к так часто меняющейся политике государств. Проживая эпохи, были друзьями, соперниками, любовниками. Преследуя новые цели, меняли амплуа.
– Нет, – я покачала головой, – сейчас есть проблемы важнее, чем кровопролитная война двух идеологий.
Кивнув, он заметно успокоился. Его несказанно радовало, что нам не придется становиться заклятыми врагами, и несомненно, что может остаться при своей «важной» должности.
В отношении Алексея оставались сомнения, но он слишком много знал. Сдавать его тайной полиции было опасно. Рейхсфюрер контролировал все сферы власти. Узнай он о планах по разоблачению преступных замыслов Аненербе, все усилия будут напрасны.
Вермахт и Советский Союз отчаянно раздували горнило войны. Отвлеченные кровопролитными сражениями, уверенно направляли привычный мировой порядок к краху.
Намереваясь остановить хаос, что учинили прихвостни рейхсфюрера и раскрыть их истинное лицо миру, мы засиживались в архивах департаментов.
Поднимая старые и похожие нераскрытые дела, рисковали жизнью, обыскивая военные комплексы в разных уголках страны, но каждый раз враги были на шаг впереди.
– Это пустая трата сил! – Авель со злостью швырнул папку. – Мы только зря тратим время на эти никчемные бумаги!
– Тише, Авель, – я отвлеклась от очередного по счету полицейского отчета. – Гиммлер не мог все скрыть, нужно искать дальше.
Столкнувшись с массовыми убийствами, своеобразным «посланием» от сбежавших подопечных, Аненербе усилили меры безопасности.
Теперь узнать об их планах стало практически невозможно. Они тщательно скрывали все, что даже косвенно могло указать на причастность генерала или его подчиненных.
В основном надежда была на Алексея, делившегося информацией от красного командования, и в редких случаях осведомителей и полицейских, втайне завербованных Авелем.
Потерпев неудачу и потратив порядочно времени, мы сошлись во мнении, что пора отдохнуть. Покинув архив, поднялись в кабинет Авеля, где за чашкой кофе принялись ждать новостей от Алексея.
Отсутствуя несколько дней, он проверял наводки и слухи о «подозрительных» инцидентах на южной границе. Примерно в три часа дня в дверном проеме возникла его статная фигура.
– Что у тебя? – Авель перевел взгляд.
– Есть пару зацепок, – подойдя к столу и, достав из сумки, он развернул карту.
– Что это? – спросила я.
– Хорошие новости, – указал на одну из отмеченных крестом областей. – Где-то здесь находится укрепленный аванпост советских войск. В нем хранятся документы, найденные отделом контрразведки. По предварительным данным, там ценные сведения о секретной операции, что планирует верхушка Аненербе.
Зацепка казалась многообещающей. Спустя сотни провалов было откровенным преступлением не проверить ее, но мы не разделяли радость.
– Ну нет! Это переходит все границы! – возмутился Авель. – Предлагаешь отправиться на фронт? И ради чего? Призрачной надежды?!
– Информация точна, мой осведомитель не лжет. В лагере ценные документы, и вскоре их может захватить враг.
– Но это самоубийство! На фронте сейчас идут ожесточенные бои! – Авель импульсивно вскинул руку. – Не хватало еще попасть в плен…
– Испугался советских солдат? – подначивал Алексей. – Я думал, ты не боишься смертных…
– Нет, но и не горю желанием отправится на тот свет. Если ненароком поймают при попытке проникнуть во вражеский лагерь, – он указал на него, – тебе ничего не грозит, а нам светит расстрел на месте.
Согласившись с опасениями, Алексей понимающе кивнул. Потянувшись во внутренний карман плаща, достал небольшой конверт.
– Не волнуйся, трусишка, я позаботился о безопасности, – продемонстрировал бумагу. – Этот приказ позволит избежать худшего. Вас не посмеют убить.
Надменное поведение и сарказм разозлили Авеля. Молниеносно оказавшись за спиной, он с силой ударил его по ногам.
– Ты что творишь? – не ожидая нападения, Алексей упал на колени. – Совсем с ума сошел?!
– Сошел с ума? – обойдя, он схватил его за ворот кителя и притянул ближе. – Знай свое место, русская свинья! – вырвав бумагу из рук, демонстративно смял. – Думаешь, в условиях кровопролитной войны, где каждый день забирает сотни жизней, этот клочок бумаги что-то значит?
Впервые за долгое время, Авель показал свое истинное отношение. За маской безразличия и отстраненности скрывался гнев и презрение. Он желал Алексею смерти не меньше, чем я.
– Отпусти… – угрожающе потребовал Алексей.
– Или что? – Авель ехидно обнажил клыки. – Решил, сможешь тягаться со мной?
Молниеносно среагировав, Алексей привстал и ударил его локтем в живот. Пошатнувшись от резкой боли, Авель разжал руку. Отшатнувшись, упал на колено. Простонав от боли и полусогнувшись, обхватил тело руками.
Схватив за ворот плаща, Алексей с силой отшвырнул его в сторону дальней стены. Пролетев пару метров, Авель с шумом упал на пол, но, охваченный гневом, быстро поднялся на ноги и поспешил взять реванш.
Не успев защититься, Алексей получил по лицу. Потеряв равновесие, упал на пол. Обхватив голову руками, отчаянно пытался прийти в себя.
– Я смотрю, ты полон сюрпризов! – Авель злобно усмехнулся. – Что дальше? В дверь постучится медведь?6
Словесная перепалка быстро переросла в ожесточенную драку. Алексей раз за разом находил, чем удивить. Обычный смертный, не уступал Авелю, который, прожив на порядок дольше, мог похвастаться богатым боевым опытом.
Наблюдать за нелепым противостоянием было забавно. Хотелось досмотреть, чем закончится представление, но это возможно было, скажем, «где-нибудь» за пределами Берлина. Иначе говоря, где другие военные или начальство не станут свидетелями вопиющего нарушения со стороны старших офицеров Вермахта.
Сыграв на эффекте неожиданности, я зашла Авелю за спину. Схватив за ворот плаща, отшвырнула подальше от «главной» сцены. С силой ударившись об угол стола, он громко простонал. Схватившись за бок, упал на пол.
В скором времени Алексей отправился следом за ним. Переваливаясь с боку на бок на холодном полу, изнывал от боли. Подойдя ближе и схватив за ворот кителя, я подняла его над собой.
– Прочь! – гневно воскликнул он. – Немедленно отпустите! Я убью этого негодяя!
Обозвав свиньей, Авель перешел дозволенную черту. Алексей злился, желал его проучить. Не стесняясь в выражениях, называл фашистом и чудовищем.
В своем стремлении он был не одинок. Держась руками за стол и поднявшись на ноги, Авель хотел реванша. Алексей задел его офицерскую честь, и он был намерен наказать за проявленное неуважение.
Непримиримые идеологические враги, они оба только и делали, что втайне искали «законный» способ убить друг друга, но намереваясь избежать проблем, я не могла позволить им и дальше вести себя подобным образом.
Авель оказался более послушным. Встретившись с гневным взглядом, предпочел отступить. Мы никогда не сражались друг против друга, но он прекрасно знал, насколько может быть опасен генерал, если разозлить.
К сожалению, подобного не сказать об Алексее. Изнывая от боли, он продолжал бессмысленное сопротивление. Старался высвободиться, не желал уступать.
– Дернитесь, – я сдавила шею сильнее, – отправитесь на тот свет быстрее, чем секундная стрелка сделает полный оборот.
– Но! – не унимался он. – Я лишь…
– Достаточно! Вы ходите по лезвию ножа! Еще слово, и забуду, что мы заключили союз.
Столкнувшись с угрозой жизни и понимая, что окончательно проиграл, он перестал сопротивляться.
– Ваша взяла…
– Правильный выбор.
Встав на ноги и отряхнув плащ, он поднял голову и смерил Авеля угрожающим взглядом. Он злился, хотел мести, абсолютно не задумываясь о последствиях.
– Какого черта вы устроили? Не хватает имеющихся проблем? Захотелось поднять на уши Берлин?! – я посмотрела на Авеля. – Смотрю, совершенно забыл, в каком шатком положении находишься? Хочешь вместе с ним, – указала на Алексея, – экскурсию в Гестапо? Я мигом ее организую!
Импульсивным поведением они порочили не только департамент юстиции, но и Вермахт, и это касалось не только Авеля.
– Простите фрау Розенкрофт, – Алексей виновато отвел взгляд, – я не хотел доставлять вам проблем, но…
– В ваших интересах, – перебила я, – чтобы такого больше не повторилось. Вы, в отличие от него, – указала на Авеля, – рискуете больше. Еще одна подобная провокация, и отдам вас на милость расстрельной команде.
Советский аванпост надежно охранялся. В распоряжении гарнизона имелось оружие, военная техника и танки. Пытаться взять его силой и без весомой огневой поддержки было равносильно самоубийству, но у Алексея был план.
С недавних пор лагерь остро нуждался в квалифицированной медицинской помощи. По неизвестным причинам тамошний полевой госпиталь временно остался без старших врачей.
Каждый день в лазарет доставляли раненных. Без надлежащего руководства более опытных хирургов, спасение солдат превращалось для медсестер в непосильную задачу. В условиях близости к линии фронта это сравнимо с катастрофой.
Наряду с опасностью от вражеских войск, упорно продвигавшихся вглубь день ото дня, солдатам угрожала смерть от неизвестной болезни.
– Неизвестной болезни? – переспросил Авель. – Что ты имеешь в виду?
Алексей пожал плечами. По его словам, вначале симптомы походили на сезонную простуду. У больных отмечалось повышение температуры, озноб, плавно сменяющийся лихорадкой.
Однако вскоре наблюдалось резкое ухудшение состояния: лихорадка усиливалась, появлялась тошнота, сопровождающаяся сильной рвотой и обильными кровотечениями.
Намереваясь предотвратить эпидемию, советское командование отправило в лагерь лучших врачей, но и они: «Подозрительно быстро заболели и отправились на тот свет, один за другим, в течении первой недели.»
Осведомленный о нашем статусе хирургов городского госпиталя, Алексей предложил сыграть «роль» присланных из главного штаба врачей, для оказания: «Посильной помощи и спасения защитников красного фронта…».
Пока мы, занимаясь больными и ранеными, отвлекали внимание, он спешно забрал бы документы из офицерского штаба.
Выслушав идею, мы почти одновременно рассмеялись, вызвав откровенное недоумение на лице товарища. План казался идеальным, если бы ни одна важная деталь, о которой Авель не смог умолчать.
– Господи… – сквозь смех, произнёс он, – похоже, русские ещё глупее, чем думал.… Такими темпами война окончится раньше, чем можно представить!
Насчёт войны, он, конечно, ошибался, но в остальном… Мы искренне не понимали, как Алексею в голову пришла мысль выдать чистокровных немцев за штабных советских врачей, присланных из самой Москвы!
Да мы ведь ни слова по-русски сказать не могли. Только одного этого факта, не говоря о манере поведения, хватило бы, чтобы все прикрытие разом развеялось, словно туман с приходом утреннего солнца.
– Что в моих словах смешного? – недоумевал он. – Чем вам не нравится план? Я смогу организовать документы и прикрытие, а касательно языка… Мало ли во время войны…
– Да ты издеваешься… – не желая мириться с происходящим абсурдом, перебил Авель. – Решил, что, рискуя жизнью, станем спасать вражеских солдат?
Невзирая на союз, он не доверял Алексею, считал, что все сказанное про лагерь – чистая ложь. По его мнению, документы нужны были лишь для: «Усыпления бдительности».
– Разве это не ваша прямая обязанность? – не понимая причины недовольства, импульсивно спросил Алексей. – Вы же врачи! Вы давали клятву спасать жизни вне зависимости от расы и идеалов!
– Клятву… – откинувшись на стуле и скрестив руки, Авель иронично улыбнулся. – Твоя наивность просто поражает. Как тебя только взяли в разведку? Ты ведь самых простых вещей не знаешь…
– О чем ты?
– Наши врачи работают в концлагерях, – с все той же наглой ухмылкой ответил он. – Думаешь, там они каждый день, вопреки всему, спасают тысячи невинных заключенных?
– А что, собственно, не так? Наши спасают ваших раненных и ничего, не…
– Так! Хватит бессмысленных дискуссий! – устав наблюдать за вновь разгорающимся конфликтом, резко оборвала я. – Пусть этим занимаются политики на трибунах.
Услышав замечание, они, словно провинившиеся ученики перед строгим учителем, одновременно опустили головы.
Алексей был невероятно упрямым. Стоя на своем, игнорировал тяжесть последствий. Что до вызывающего поведения Авеля и его злорадства…
В Германии того периода, во избежание внутреннего морального конфликта, врачи не усложняли жизнь клятвой. Ведь, как правильно было сказано, они активно работали не только в лазаретах и госпиталях, но и лагерях смерти, не гнушаясь участвовать в жестоких и бесчеловечных экспериментах.
Чего только стоит Йозеф Менгеле… Известный как «ангел смерти», он замучил сотни узников в Освенциме.
Помимо зверств над взрослыми и детьми, врачи СС проводили принудительные эвтаназии и стерилизацию, основываясь лишь на расовых различиях7.
Я полностью поддерживала Авеля. Несмотря на «благородную» перспективу, мы не намеревались спасать вражеский гарнизон, но и отказываться от, пускай даже хрупкой возможности раскрыть замыслы врага и заполучить ценные документы было глупо.
Предрассветную тишину пронзил гул артиллерийской канонады. По приказу командиров солдаты поднялись, и под свист пуль ринулись вперед.
Бой был ожесточенным и сопровождался большими потерями с обеих сторон.
К середине дня все стихло. Звуки выстрелов прекратились. Орудия смолкли. Вокруг осталась лишь выжженная и изрытая снарядами земля, да сотни убитых, которых не могли достойно похоронить.
В отдалении, за прифронтовой линией расположился немецкий укрепленный лагерь. В главном штабе за обсуждением планов проводили время командующие и старшие офицеры.
– Почему перестали атаковать? – возмутился один из военных, прочитав пришедшее свежее донесение. – Противник понес значительные потери! Нужно продолжить наступление!
Находясь вдалеке, он, как и многие на его месте, не замечал, что творилось на передовой. Какой ценой достается солдатам «великая победа», но это и неудивительно…
Рядовые для старших чинов всего лишь разменная монета. Одна сотня здесь, другая там, подумаешь, катастрофа! Главное не забывать, печатать похоронки с воодушевляющими словами и благодарностью за проявленные подвиги.
– «Погиб как герой!»
– «Был истинным патриотом своей страны!»
– «Пал смертью храбрых в неравной борьбе
с беспощадным врагом…»
Не счесть сколько подобных «благодарностей» получили безутешные матери, чьи сыновья остались в изрытой снарядами холодной земле, чужом и далеком от родного дома краю.
После смерти не имеет значения на какой стороне солдат сражался, какие идеалы и убеждения защищал. С последним ударом сердца уготована лишь непроглядная и холодная тьма могилы.
Для всех, кто любил, безвременная потеря сравнима с катастрофой. Ни официальные пышные похороны или награды, слова утешения, произнесенные лично самим главой государства, ее не изменят.
– Умерьте пыл, капитан, – окликнул его Авель, переступив порог. – Солдаты устали. Необходим отдых. Уверен, у нас еще будет шанс.
– Кто вы такие? – резко повернувшись в нашу сторону, грубо возмутился мужчина. – Как смеете указывать старшему по званию?!
Стоило пройти до середины, вопросы отпали сами собой. Увидев ближе знаки на петлицах и форму, все кто был в непосредственной близости, застыли по стойке смирно.
– Приветствую генерал, полковник, майор! – капитан на миг замешкался. – Прошу простить. Не признали…
Авелю и мне не было особого дела до ошибок смертных. Проигнорировав оплошность, мы подошли к столу.
– Скажите, – спросил Алексей, – где расположены войска противника?
Посмотрев на карту, капитан жестом указал на несколько мест. По данным разведки, там базировались большие отряды, добавив, что предположительно где-то в северной части леса находится укрепленный советский лагерь.
– Нам нужно туда, – обратился Алексей. – Судя по всему, именно там находятся нужные сведения.
– Вы с ума сошли? – ошеломленно посмотрел капитан. – Идти без надежного прикрытия опасно. Территория находится под усиленным контролем врага!
– Отставить! – осадил Авель. – У нас есть приказ, что мы должны выполнить. Ваша задача: обеспечить прикрытие, – он помедлил. – Сколько сейчас в лагере свободных солдат?
– Чуть больше тридцати, не считая экипажей танков и диверсионного отряда разведки.
– Если верить информатору, в лагере гарнизон в разы больше. Более того, – я провела рукой по красной линии, пересекающей нужную местность, – в этих лесах могут быть патрули. С большим отрядом нам не пробраться незамеченными…
– Чем больше врагов, тем сложнее скрыть присутствие, – согласился с опасениями Алексей. – Что будем делать?
– Пойдем налегке, – я повернулась к капитану. – Прикажите диверсионному отряду ожидать у границы лагеря. Пусть возьмут все необходимое. Выдвигаемся, как стемнеет.
Диверсионный отряд состоял из пяти человек: трех разведчиков-диверсантов, выполняющих роль независимых наблюдателей. Инженера, отвечающего за проведение диверсий и командира, способного при необходимости, взять перечисленные роли.
Будучи частью батальона «Нахтигаль»8, эти бесстрашные солдаты еще в начале войны заслужили славу отчаянных бойцов.
Однако среди офицеров штаба все-равно росло недовольство. Едва ли не каждый из них считал идею: «Идти столь малочисленным отрядом в стан врага» добровольным самоубийством.
Отчасти они были правы. Пытаясь незаметно пересечь вражескую территорию, мы ходили по тонкому льду. В один момент он едва не треснул, унеся вслед за собой в пучину отчаяния.
Находясь недалеко от предполагаемого лагеря, чудом не попались неожиданно вышедшему из тени патрулю. Подойдя, солдаты остановились в нескольких метрах от места, где мы прятались.
Сняв винтовку с плеча и поставив на землю, один из них полез в карман. Достав портсигар и спички, медленно прикурил сигарету, не забыв о товарище.
На краткий миг огонь озарил их усталые и изможденные лица.
– Будьте осторожны, – присмотревшись, окликнул нас командир диверсионного отряда, – с ними что-то не так…
Движения солдат были медлительными и скованными. Руки дрожали, в ногах ощущалась слабость. Обмениваясь короткими фразами, они с беспокойством озирались по сторонам, опасаясь любого внезапного шороха и звука.
Используя шанс, Авель предложил убить их, мотивируя, что: «Чем меньше врагов встретим на своем пути, тем лучше».
– Сегодня нам несказанно везет, – наблюдая за ними, тихо произнес он. – Ягнята сами пришли на заклание…
– Нет! – осадила я. – Наша цель впереди. Некогда тратить время на лишние жертвы.
– Тратить время на лишние жертвы? – он усмехнулся. – Дай мне минуту. Никто из них даже не успеет понять, что произошло.
Авель не слушал. Подавленные и ослабленные нескончаемой борьбой за жизнь солдаты, были прекрасной возможностью восполнить потраченные на путь силы. Однако убийство не входило в планы и дело не в сострадании или внезапно проснувшейся совести.
Территория, прилегающая к лагерю, была обширной. Один патруль, состоящий всего из двоих, пусть и вооруженных солдат, не в состоянии справится с подобным охватом.
– Нет, Авель! Это приказ! Там, где прошел один патруль, будут и другие. Найдя тела, они поднимут тревогу, – я жестом указала на Адриана и его людей, стоящих позади. – Я не собираюсь рисковать ими ради мимолетной прихоти.
Отведя взгляд, он опустил голову. Усиливающаяся с каждым мгновением жажда заставляла позабыть обо всем, что происходит вокруг. Увидев возможность, он хватался за нее, не осознавая, к каким последствиям может привести неосмотрительность.
К счастью, опасность миновала. Постояв примерно с минуту, служивые вскинули на плечо винтовки и поспешили продолжить ночное патрулирование.
Замаскированный среди обширной густой листвы и обтянутый по периметру колючей проволокой, советский лагерь охранялся, по меньшей мере, дюжиной вооруженных солдат, не считая технику и танки, готовые при первой опасности вступить в бой.
Поодаль от двухэтажного штаба, стояли палатки. Возле них сидели рядовые. Подобно патрулю, встреченному ранее в лесу, дела были плохи.
На лицо были все признаки «неизвестной» болезни, о которой упоминал Алексей. Держась за живот, они мучились от тошноты и боли, страдали от хриплого и прерывистого кровавого кашля.
Главная проблема любого диверсанта, снующие по территории часовые выглядели не лучше.
Проходя мимо штаба, один из них остановился. Опершись на винтовку, едва не упал. Схватившись за голову, пытался справиться с резким приступом боли.
– Генерал, – окликнул Адриан, – что будем делать с часовыми? По всей видимости, они чем-то больны… – помедлил. – Прикажете убить их?
– Нет. Неизвестно, все ли они в таком состоянии. Будет безопаснее отвлечь внимание. Устройте им то, что умеете лучше всего.
– Так точно! – услышав приказ, разведчики едва заметно усмехнулись.
Во время войны немецкие диверсионные отряды по своей изобретательности не уступали самым отчаянным группам партизан, действовавших в глубоком тылу врага. Пользуясь познаниями в химии, механике, инженерном деле и психологии, устраивали масштабные диверсии, нанося ощутимый вред войскам противника.
Обойдя лагерь, Адриан приказал устроить в одном из отдаленных мест пожар, и не прогадал. Быстро разгоревшись, уже в первые минуты, огонь стал угрожать находившимся поблизости строениям.
Заметив угрозу, часовые и те немногие, кто мог стоять на ногах, поспешили потушить пламя, но не обошлось без потерь. В один момент деревянная крыша сарая обрушилась, похоронив под горящими балками и соломой несколько человек.
Пока разведчики отвлекали внимание, мы незаметно проникли в штаб, и увиденное там повергло в шок.
Первый этаж напоминал сцену из фильма ужасов. У стен, на расположенных близко друг к другу кроватях лежали тяжелораненые и больные солдаты.
Кожа была болезненно-бледной, а вокруг глаз и рта проступали багровые кровоподтеки. Подобно товарищам снаружи, они мучились от приступов кровавого кашля и сильной тошноты. Любой прием пищи и воды, сопровождался неконтролируемой рвотой.
Едва не валясь с ног от усталости, вокруг них суетились несколько молодых медсестер.
– Ого… – ошеломленно прошептав, Авель повернулся к Алексею, – а дела ещё хуже, чем ты говорил. При таком раскладе к утру их всех придется хоронить…
Пациентам оставалось недолго. Они были слишком ослаблены затянувшейся болезнью, а запах крови наводил на мысль, что вызвана она далеко не обычными факторами: все, с чем контактировали в последние несколько дней было источником опасного яда, стремительно убивающего организм изнутри.
Наблюдая за хаосом и муками, мне невольно вспомнился план, что наивно предлагал Алексей.
Беспокойство было оправдано, но даже решившись на риск, мы были бессильны. Солдат в лазарете можно было сравнить с живыми трупами, чье сердце, как и сказал Авель, перестанет биться к утру.
– Идемте дальше, – повернувшись, направилась по коридору. – Оставим больных на попечение медсёстрам. Они облегчат их муки.
Второй этаж напоминал склад. В многочисленных ящиках, расставленных вдоль стен, были аккуратно сложены боеприпасы, коробки с медикаментами и перевязочным материалом, фляги с водой и канистры с горючей жидкостью.
В дальнем углу, на наспех сделанной стойке из подручных материалов, стояли винтовки Мосина и несколько знаменитых пистолетов-пулеметов Дегтярева и Шпагина.
В самом конце расположилась офицерская.
– Держу пари, – усмехнувшись, Авель подошел к двери, – документы здесь.
Внутри царил беспорядок. На полу были разбросаны бумаги и папки. Шагнув за порог, Алексей заметил тело. Молодому солдату было не больше двадцати. Подойдя, он поспешил проверить пульс, но лишь убедился в собственной догадке.