– Где она Бен? Где она? – тряся его за грудь, и крича, спросил Алан. От злости и ярости у него со рта шла пена.
– Кого ты ищешь Алан? – Спросил испуганным голосом Бен.
– Виктория. Виктория. Я убью тебя – прокричал Алан, во всеуслышание, что есть мочи. – Я тебя убью – спустя несколько секунд уже плача и шепотом произнес он. Только сейчас он по-настоящему начал понимать, что его жена и дочь погибли в одно мгновенье и виноват в этом только он и никто другой. Осознавая это, боль в груди выжигала его душу. Даже Виктория не виновата, ведь если бы он не дал свое гнусное согласие, она бы не осталась. Если бы она не осталась, не было бы и этой трагедии.
– Бен, что мне теперь делать. Что делать? Как жить дальше, с кровью любимых на руках – говоря это, Алан смотрел на свои руки, словно они и вправду были в крови.
– Алан, что ты такое говоришь. Перестань. Это несчастный случай и ты в этом не виноват – сказал Бен, чтобы хоть на долю процента успокоить Алана, который продолжал изводить себя.
– Уйди, я не хочу тебя видеть. Я ни кого не хочу видеть – сказал Алан и направился в дом.
– Я не знаю, что ты собираешься делать, но я не дам совершить тебе глупость – опасаясь за жизнь своего друга, сказал Бен и пошел в дом вместе с ним.
Больше они не разговаривали. Алан лег на диван в зале и, укрыв голову подушкой, был не подвижен, словно и не дышал. Кто бы с ним не заговаривал, он, молча, выслушивал, то, как все за него переживают, что это не его вина, что жизнь продолжается, и всевозможные другие доводы. Алан их слушал, но не слышал, так как его собственные мысли в голове не давали ему покоя, и которые были полной противоположностью того, что ему говорили. Его внутренний голос убеждал его в том, что это он во всем виноват, и если его не станет, никто и сожалеть не будет, так как восторжествует справедливость. Алан никогда не понимал самоубийц, считая, что все в жизни можно решить, изменить, исправить. Но он никогда не задумывался серьезно об этом, да и зачем адекватному человеку, об этом думать. И теперь, когда самые близкие, родные ему люди погибли, он понял, что бывают моменты, когда ничто уже от тебя не зависит, и жизнь кажется проклятьем. Но как бы он не убеждал себя в том, что не заслуживает право жить дальше, он смог отогнать от себя мысли о самоубийстве.
Все бремя тяжести данной трагедии легло на Билла и Бена. Они организовали похороны, а Алан все это время пил и спал. Он не смог поехать на опознание тел, так как не хотел видеть их в таком состоянии. Ленс хотел их помнить такими, какими они были в день их отъезда в Сан-Франциско: веселыми, радостными, довольными, с огнем жизни в глазах, который горел очень ярко и грел его душу; он хотел их помнить красивыми, с румяными щеками, излучающими здоровье; он хотел помнить тепло их рук, нежных прикосновений, хоть больше никогда не сможет к ним прикоснуться, обнять, поцеловать. И если бы он увидел их сейчас, то разрушил бы все-то светлое, что так хотел сохранить в своей памяти.
В день похорон Алан не пил и привел себя в человеческий вид, благодаря родителям и друзьям, которые уговорили его пойти, так как он даже и не собирался. Он говорил, что не может осквернить этот процесс своим присутствием. И все же Алан там был. Также приехали и родители Хейли. Алан не смог найти в себе силы, чтобы подойти к ним, как и они. Но когда похороны закончились и все стали разъезжаться, отец Хейли не выдержал и подошел к Алану, несмотря на то, что жена, в слезах, его останавливала. Родители Алана и Бен с Биллом тоже подбежали, увидев их вместе.
– Если бы я был в тот день здесь, я бы тебя убил. Клянусь, я тебя убил бы, но, твое счастье, я был далеко. И все же я должен был услышать эту горестную новость от тебя. Ты меня слышишь – от тебя – повторил он не громко, стискивая зубы, и смотря в глаза Ленса, словно ища признание. Его глаза наполнялись слезами, а Тереза уже вовсю тихо плакала. Он был военным, который видел много смертей, не раз смерть сама его пыталась обнять, но он ни когда и подумать не мог, что будет на похоронах своей дочери и внучки. – Алан, что с тобой случилось. Ты ведь был хорошим человеком. Наша дочь тебя любила. Иногда мне казалось, что она нас так не любит как тебя. Когда она приехала к нам неделю назад, я был недоволен тем, что ты не приехал и даже не позвонил, чтобы я их встретил. Хейли и Кристи – эти имена Джон произнес очень тихо и грустным дрожащим голосом. Алан не оправдывался, а только молчал и смотрел в пол, так как не мог смотреть ни в глаза Джона, ни в глаза Терезы. – Так вот – спустя несколько секунд тишины продолжил Джон и никто из присутствующих (Мать Ленса, Отец Ленса, Бен и Билл) его не перебивал. – Она защищала тебя и была недовольна, что я тебя отчитываю и …. – Джон не договорил, ком в горле не дал ему это сделать, и он тоже расплакался.
Алан не выдержал. Его сердце не каменное. Он думал, что полковник будет кричать, обвинять его, возможно даже ударит, и он был готов к этому, он хотел этого. Но Джон вел себя сдержанно, как и Хейли в тот вечер. Этот разговор был сильнейшим ударом для Алана. Он просто упал на колени перед Джоном и Терезой и, не поднимая головы, прошептал – Простите. Простите меня, если сможете. Простите убийцу своей дочери и внучки. – Алан заплакал. Тереза не выдержала и, упав на колени перед ним, обняла его. Мать Алана тоже расплакалась, но осталась на ногах. Остальные держались, как могли, но это им не помогло, так как их глаза были мокрые от слез.
– Всевышний простит, а я не могу – сказал Джон и, вырвав жену из объятий Алана, ушел вместе с ней. Алан же остался на своем месте и еще долго так просидел.
После похорон Хейли и Кристи Алан замкнулся в себе, отгородился от всего мира, и продолжал пить, не просыхая. Виня во всем себя, он хотел, чтобы его наказали за убийство. Но в его действиях нет состава преступления, возможно только моральное или аморальное, но государством оно не наказывается. Алан перестал появляться на людях, сделав себя затворником, узником собственного дома, который стал для него тюрьмой. Первый месяц, после похорон, родители жили в доме Алана, так как переживали за него, боясь, что он совершит какую-нибудь глупость. Каждый день они пытались переубедить его, заставить начать постепенно жить, пусть не прежней жизнью, но хотя бы начать жить по человечески, а не доживать остаток дней мучеником. Но все уговоры, доводы были бесполезны. Алан не воспринимал их. Единственным, что он не игнорировал, был алкоголь, который он считал своим спасителем и целителем. А когда родители прятали бутылки или вовсе выбрасывали, Алан, не найдя их, устраивал громкие скандалы, погромы, круша все на своем пути. Отец и мать не выдержали и месяца под одной крышей с сыном, поэтому переехали снова к себе, но продолжали навещать его каждый день.
Прошло полгода, а Алан по-прежнему пил. Он заставлял Бена и Билла привозить ему выпивку, а когда те отказывались, то в пьяном угаре кричал на них и винил их в том, что Хейли и Кристи погибли. Он заставлял их чувствовать вину. После этих слов, они привозили ему выпивку, говоря, что это в последний раз. Алан не верил в то, что они это сделают, но этот день настал, так как Бен и Билл больше не отвечали на звонки друга, который перекладывал на них груз ответственности, и использовал их как курьеров. Сколько раз они пытались поговорить с ним о том, что он не виноват, что нужно найти в себе силы жить дальше, ведь ему только тридцать один, но он их не слушал и просто выгонял.
Алан не мог простить себя, ведь его жена и дочь не наслаждаются жизнью, которую он отнял у них из-за своей прихоти, порочности. Говорят, время лечит, но в случае с Аланом, время наоборот, еще больше его убивало. Он понимал, что больше не увидит их искренних улыбок, не услышит их разговоров; не увидит, как Кристи пойдет в первый класс, и будет рада своей первой оценке, как поступит в университет, выйдет замуж, родит ему внуков; понимал, что он сам лишил себя всех радостей жизни.
Бен и Билл, мама и отец, были бессильны, что-либо сделать, так как знали упертость Алана. Если он вбил себе что-то в голову, то пока сам не поймет, что это неправильно, его не переубедить. Все знали, что он сам решил себя наказать, но ни чем не могли воспрепятствовать этому. Прошло еще полгода, а Алан никак не мог в себя прийти, потому, что не мог себя простить. Вина пропитала каждую клетку его тела.
Один раз мама приехала одна, так как отец приболел, и как всегда привезла сыну продукты. Алан спал, и даже не услышал ее прихода. Если бы это был грабитель, то он с легкостью мог ограбить его, при этом ни куда не спеша. Мама не хотела будить сына, поэтом села на стул и смотрела, как он спит. Она вспоминала самые яркие моменты из жизни сына: его детство, день, когда он впервые привел Хейли домой, их свадьбу, рождение Кристи. Эти воспоминания, когда она видела сына веселым, энергичным, позитивным, дарящим окружающим любовь, тепло, радость, веселье и хорошее настроении, дарили ей улыбку на лице. Когда Алан проснулся, то увидел мать в слезах. Она рассказала ему, что это слезы радости от воспоминаний. Алан сначала сидел серьезным, и не охотно все это слушал. Но, в одно мгновенье, его сердце защемило в груди и он, предавшись воспоминаниям, обнял мать и заплакал как ребенок. Ему стало легче. Мать впервые видела его таким. Но это не было началом возвращения Алана, он просто проявил минутную слабость. И придя в себя, с новой силой начал угнетать себя. Даже слова матери, которые шли от чистого сердца, не помогали. Она всегда говорила, что ей больно видеть сына таким, и чтобы он знал, что она не выдержит, если он погибнет. Отец поддерживал ее во всем. Алан, даже не пытался убедить их, что он вернется к нормальной жизни. Настал день, когда год назад его жена и дочь погибли.
В этот день Алан, как смог, постарался привести себя в порядок. За день до трагической годовщины он, собрав волю в кулак, не пил. Он не мог появиться возле могил жены и дочери пьяным, потому что хотел, чтобы они видели его в трезвом, ясном сознании, таким, каким они его видели всегда. Он был уверен, что они на небесах и в этот день точно будут смотреть на него. И хоть он выглядел довольно хорошо, аккуратно одет и побрит, все же в его взгляде, можно было разглядеть боль, тоску, и разъедающую его изнутри вину.
Алан надеялся, что будет там один, но его надежда не оправдалась. Точнее оправдалась, но наполовину. Он успел побыть наедине со своей семьей минут двадцать, и все это время он просил у них прощения, стоя на коленях, и виня во всем себя. Но как бы он не оскорблял себя и не унижал, он понимал, что его слова, просто слова, которые для них уже не имеют никакого значения. Но все эти слова, произнесенные им вслух, хоть на время ослабляли боль, которую он не может преодолеть уже год и вряд ли преодолеет. Иногда он ловил себя на мысли, что пора успокоиться, так как их больше не вернуть, и начинал молчать. От этого ему становилось еще хуже, так как это говорило о том, что он уже готов их забыть. Он понимал это, и с особой ненавистью продолжал винить себя в их смертях, так как молчание еще больше давило на него. Приезд друзей и родителей, вернул Алана к реальности.
Бен, Билл со своей женой Джессикой, мама и папа приехали сначала к Алану домой. Они приехали все, чтобы если он откажется, убедить и заставить поехать. Но не застав его, они были приятно удивлены, и поняли, где он. Алан не был ни рад, ни огорчен их приездом, но встал с колен. Он вел себя очень спокойно. Поздоровавшись, они, молча, стояли у могил Хейли и Кристи. Каждый был наедине со своими мыслями. Постояв так несколько минут и положив цветы, все, кроме Алана, направились к машинам. Ему не хотелось уходить, но бесконечно здесь находиться он тоже не мог. Еще раз, попросив прощения и вытерев слезы, которые начали появляться, он направился к машине, возле которой все его ждали. Пока Алан шел к ним, они что-то обсуждали. А когда он приблизился, замолчали.
– Что обсуждаете – спросил Алан, не дожидаясь пока кто-то начнет бессмысленный разговор, тем самым застав всех врасплох. Все молчали, смотря друг на друга, надеясь, что кто-то другой ответит.
– Значит, если я не ошибаюсь, обсуждали меня? – сказал Алан, и сел в машину.
– Сынок, мы только говорили о том, как все рады за тебя, что ты хоть немножко стал быть похожим на того, кого мы знали – сказал отец.
– Сегодня, за весь год ты дал нам надежду – добавила мать.
– Рано радуетесь. Да и надежду вашу я сегодня же растопчу. Хотя нет. Сегодня я пить не буду, а завтра выпью … за три дня сразу. Так что завтра жду всех в гости, и обещаю, сами все увидите и прочувствуете. Надеюсь, придете не с пустыми руками.
– Ленс, прекрати разрушать свою жизнь. То, что случилось, не изменить. Как бы ты ….
– Ты прав – перебил Билла Алан. – То, что случилось, а именно убийство мной моей жены и дочери, не изменить. Нужно говорить все как есть.
– Не говори так. Это был несчастный случай – прикрикнув, с обидой в голосе, сказала мама.
– Мам, как хочешь это называй, но суть остается неизменной.
– Но ты мой сын и я переживаю за тебя.
– Одно скажу я вам точно, убивать себя я не собираюсь. Я трус. Поймите это. Я не смогу этого сделать. Но я могу жить и в то же время быть мертвым. Как видите, у меня это неплохо получается. А когда вы все меня забудете, тогда я стану счастлив.
– Я не смогу тебя забыть – сказал тихо Бен. – Как не смогу забыть и Хейли с Кристи. Они навсегда останутся в моем сердце, как и ты. Поэтому ради родителей, ради друзей, перестань быть таким. Их смерти тоже отняли у нас часть души.
– Сегодня вы говорите правильные слова: у вас часть, а у меня всю душу – сказал Ленс и уехал.
Оставшиеся еще немного обсудили поведение Ленса и тоже разъехались.