Алина Аркади
Жестокие принципы
– Как вы?
– Как я не надо. Не лучший пример эгоистичности и худший любви к себе.
– Заметно.
– Каким образом?
– Возникает ощущение, что вы всё разом потеряли, а когда вам это самое всё вернули, эйфории вы не испытали.
– Потери, Лена, бывают не только вещественные. Есть худшие – духовные. Когда теряются чистые помыслы, искренние желания и хорошее поведение, и людям, потерявшим всё это, всегда дерьмово. Такие потери практически невосполнимы, незаменяемы новой порцией хороших людей, которые пришли в твою жизнь, потому что, разочаровавшись, ты всегда и во всём ищешь худшее и, как правило, находишь его.
– И во мне вы это нашли?
– Пока нет. – Въезжаем на подземную парковку, где полумрак скрывает лицо Островского, выделяя глаза. – Но, как я уже сказал, если постараться, отыскать можно в любом.
– А можно просто не искать и жить счастливо.
– Вариант «жить», как видишь, я использую, а вот «жить счастливо» мне уже никогда не грозит.
– Всегда есть шанс всё исправить, если, конечно, вам не всё равно.
Парето глушит машину, и мы остаёмся практически в темноте. Он припарковался в углу, куда с трудом достаёт освещение.
– Сдаётся мне, мнение, которое сложилось у меня о тебе изначально, нуждается в корректировке. Ты не так глупа, – усмехается, но улыбка больше смахивает на оскал, который не сулит мне ничего хорошего.
– Мнение, что все блондинки глупы, ошибочно по своей природе. Тот факт, что я мало говорю, не означает, что я лишена ума. Просто умею вовремя заткнуться.
– Не умеешь. Умела бы, и весь путь в город мы провели молча. А всего-то и стоило ответить согласием на предложение обновить свой гардероб.
Островский открывает дверь и первым выходит из машины. Следую его примеру, чтобы разбудить Тасю, которая сладко сопит в кресле.
– Тасенька, просыпайся, – трясу её за плечо, но она не сразу реагирует.
– Приехали? – трёт глаза, осматриваясь. – Мам, уже ночь?
– Нет. Мы на парковке, а тут темно. Пойдём.
Тащу сонную дочку за руку к лифту, а когда выходим на первом этаже, сон испаряется, и детские глазёнки бегают по витринам магазинов.
– Там игрушки! – тычет пальчиком в пёструю витрину, где выставлены наборы с куклами.
– Я вижу. Сначала одежда, затем всё остальное.
В магазине детских вещей проводим много времени, выбирая платья, куртку и новые сапожки. Парето нарезает круги у входа, но к нам не приближается, а затем и вовсе исчезает из поля зрения, оставив нас вдвоём. Поднимаемся на два этажа выше, где множество детских магазинов, и ныряем в один из них, рассматривая ассортимент. У Таси глаза разбегаются, и она несколько раз меняет запрос. Разноцветный пластилин, раскраски, карандаши и фломастеры, а ещё пупс. Понимаю, что она хочет набор с несколькими куклами, который стоит невероятно много, аккуратно отказываю, понимая, что мне ещё необходимо скопить сумму для возврата долга. Покидаем магазин, и только в этот момент осознаю, что огромный торговый центр впечатляет масштабами, и где искать Островского, я не представляю, а его номера у меня нет. Кручусь, осматриваясь и вылавливая из толпы лица, которые не похожи на того, кто мне нужен.
– Всё? – Константин Сергеевич возникает словно из ниоткуда, а я отшатываюсь в сторону от неожиданности.
– Вы ушли, а я не могу позвонить. Нет номера. Как вы нас нашли?
– Это просто. Ты значительно выделяешься на фоне хорошо одетых людей, – бросается словами и, огибая меня, уверенно идёт к лифту.
В его словах нет ни капли лжи, потому как рядом с вылизанным до противного лоска Островским я смотрюсь как старая, потёртая игрушка, пролежавшая на чердаке двадцать лет. Вхожу следом в лифт и собираюсь нажать на кнопку, когда он отталкивает мою ладонь и жмёт на нужную ему цифру. На этом этаже брендовые магазины одежды.
– Зачем мы здесь?
– Час назад ты убеждала меня, что умеешь вовремя заткнуться. Сделай одолжение, примени свою способность.
Островский придирчиво рассматривает вывески, а затем вталкивает меня в один из бутиков.
– Нужна одежда для неё, – указывает на меня пальцем подбежавшему консультанту.
– Что конкретно?
– А что есть?
Девушка срывается с места, быстро снимая с вешалок варианты, и идёт к нам, приглашая в кабинку. Парето стаскивает с меня куртку, забирает сумку и кивает в сторону примерочной. Гора вещей пестрит ценниками со множеством нулей. Такие я себе позволить не могу, даже если потрачу все деньги, что вчера отдал Аронов, но, кажется, как бы я ни старалась, Островскому плевать на мои аргументы.
Примеряю половину, понимая, что остальное мне никогда не пригодится, потому как работа на кухне не требует ношения делового костюма или же вечернего платья. Откладываю брюки, прямые джинсы и пару тёплых кофточек.
– Это, – показываю продавцу и ловлю реакцию Островского, который, развалившись на диване, пьёт кофе, а Тася жуёт шоколадку.
– Там было три вечерних платья.
– И ни одно из них мне никогда не понадобится. Я не приемлю бессмысленной траты денег.
– Иди и примерь. Это не обсуждается, – рычит, не позволяя возразить.
Возвращаюсь в примерочную, натягиваю тёмно-зелёное платье, настолько облегающее, что каждый шаг даётся с трудом.
– Тася, тебе нравится? – спрашивает у дочери, как только я появляюсь перед ними.
– Нет, Костя.
– Другое, – показывает, что они ждут следующий вариант.
Красное мне нравится больше, да и к моим светлым волосам и серым глазам оно идеально подходит, но я совершенно не представляю, куда бы могла отправиться в таком наряде. Издаю смешок, представляя, как утром встречаю Парето на кухне в подобном виде. При моём появлении дочка и Островский обмениваются взглядами и выдают почти синхронное:
– Нет.
Третье и, слава богу, последнее – чёрное, с косым вырезом и интересной драпировкой в виде нескольких складок на талии. Сдержанное, но в то же время сексуальное и подчёркивающее мою фигуру.
– Это, – произносит Костя, как только я появляюсь из примерочной. – Запакуйте нам всё.
Открываю рот, но тут же его закрываю, понимая, что бронепоезд по имени Константин Сергеевич остановить мне не под силу. Он всё решил, мои поправки не принимаются. Он не просит меня оплатить покупки, лишь забирает пакеты из рук консультанта и идёт на выход. Заводит в следующий магазин и требует выбрать ботинки и заодно туфли-лодочки на высоком каблуке, уточняя, что они должны сочетаться с купленным платьем. Не сопротивляюсь, выполняя приказы и надевая то, на что Парето указывает пальцем, смирившись с отсутствием права голоса.
Несколько часов, проведённых за примеркой, вымотали меня и дочку, которая засыпает сразу, как только пристёгиваю её в кресле. Выезжаем с парковки, и Островский едет уже знакомым маршрутом за город.
– Довольна покупками?
– Нет. Я не планировала столько покупать, более того, не планировала, что поездка в торговый центр загонит меня в ещё бо́льшие долги.
– Считай то, что я тебе купил, благодарностью за услугу.
– Вряд ли я способна вам помочь хоть в чём-то – мы живём на разных уровнях. Скорее я обращусь к вам за помощью, чем вы меня о ней попросите.
– Правда обратишься? – Наша беседа его забавляет, и мужчина не позволяет поставить точку, продолжая задавать вопросы.
– Никогда! – выплёвываю в сердцах.
– В жизни всё случается, Лена. Даже то, что мы опрометчиво называем словом «никогда».
Замолкаю после слов Островского, равнодушно рассматривая картинку за окном. Тася дремлет, причмокивая губами, и крутится в кресле, дёргая ремень. Ворота открываются, пропуская автомобиль на территорию, а в голове крутится вопрос, который нестерпимо хочется задать Парето.
– Вы утверждаете, что всё случается в жизни, – разрываю тишину словами, а Островский медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. – Означает ли это, что вы противоречили сами себе, когда сказали, что «жить счастливо» вам никогда не грозит?
– В подобного рода вещи верят оптимисты, гадалки и женщины, я же имею цель, и случайности на пути к ней – помеха, от которой избавлюсь не задумываясь. И не важно, что под этим подразумевается – проблема или человек.
– А от ребёнка тоже бы избавились? – неосознанно смотрю на Тасю, которая, открыв глаза, вслушивается в разговор.
– Ты умеешь прикидываться дурой?
– Нет.
– Жаль. – Островский толкает дверь, но задерживается, чтобы бросить через плечо: – Эта способность тебе сейчас очень пригодилась бы.
Забираю пакеты, оставив тот, в котором находится вечернее платье и туфли. Мне всё больше кажется, что покупка этих вещей – насмешка со стороны Островского, неприятная и болезненная, а беседа в машине подтверждает мои выводы. Пока мне непонятен смысл сегодняшней поездки, общения и приобретений, но уверена: если стану помехой на пути Парето, он не задумываясь от меня избавится.
Глава 8
Наступает следующая неделя, которая даётся намного легче с повседневными обязанностями, завтраками для Островского и кофе для хозяина по вечерам.
Аронов ведёт довольно закрытый образ жизни и после насыщенного дня в городе предпочитает оставаться в кабинете один или же в компании Парето. Я ещё ни разу не была на остальных этажах, сосредоточившись на кухне и коттедже. Теперь становится понятно, что Островский – наш сосед, каждое утро он первый, кого я вижу, а каждый вечер последний, кто попадается мне навстречу.
– Петровна, а Константин Сергеевич всегда жил в коттедже?
– Нет, переехал неделю назад. До этого размещался на втором этаже в небольшой спальне, но, видимо, ему захотелось уединения, поэтому перебрался подальше от дома.
Или поближе ко мне? Мысль, которая меня неожиданно посещает, сама по себе абсурдна и невозможна, но переезд Парето совпал с моим заселением в коттедж. Возможно ли, что я причастна к переменам в его образе жизни?
– А своего жилья у него нет?
– Есть, конечно. В городе. Иногда он остаётся там, но чаще приезжает вместе с Альбертом Витальевичем сюда для обсуждения дел. У меня иногда складывается впечатление, что он никогда не спит… – бурчит Петровна, разделывая мясо и нарезая овощи.
– Почему?
– Пройди по коридорам дома в любое время ночи – и ты обязательно встретишь его – бодрого и свежего. Словно ему отдых вообще не требуется, а подпитывается он неизвестной энергией. Да и сердечный приступ можно заработать, когда вот такое лицо выскакивает неожиданно из темноты, – проводит пальцем по правой щеке, имитируя шрам Парето. – Страшный до жути, – передёргивает плечами и вздрагивает.
– А мне не страшно. Я почему-то всегда, словно заворожённая, сосредотачиваюсь на его глазах. Невероятный цвет…
– Лена, я снова слышу в твоём голосе восхищение, – недовольно цокает она и качает головой. – Знаешь, ты единственный человек на моей памяти, который не применяет к описанию Островского слова «ужасный», «страшный», «чудовище». Как правило, люди не смотрят ему в глаза, потому что их взгляд прикован к шраму, который вызывает отвращение.
– И у вас?
– И у меня. Но с годами меньше. Наверное, я просто привыкла.
– Он всё же чудовище – согласна, но чудовищность эта проявляется в его действиях, циничности ко всему живому и неприемлемости любого другого мнения, кроме его собственного. А вот Тася, как ни странно, с первого дня прониклась к нему симпатией, и Константин Сергеевич даже разрешил ей называть его Костя. – Мне часто вспоминается его реакция на благодарность ребёнка, словно то, что было адресовано мужчине, непривычно и особенно.
– Да ладно?! – Не сдержавшись, Петровна даже присвистывает. – Может, твоя дочь придумала?
– Нет. Разрешение было дано в присутствии свидетелей, которыми являлись я и Альберт Витальевич. Всё официально и запротоколировано. Если услышите, как она называет Парето Костей, не ругайте – он сам позволил.
Ещё несколько часов Петровна удивляется рассказанному и не перестаёт повторять, что подобное Островскому не свойственно в принципе, а наслушавшись ужасающей информации о нём, я прихожу к выводу, что день, который мы втроём провели в торговом центре, был особенным во всех смыслах. Находясь в одной машине с Парето, я не испытывала животного страха, который сопровождает меня на территории дома. Наоборот, все его высказывания, пусть и неприятные, были адресованы мне с какой-то целью. Вот только говорить так, чтобы в каждом слове не слышался приказ, он не умеет, но и просто общаться способен.
Петровну вызывает Аронов, и она отсутствует около получаса. Претензий ко мне быть не может, потому что выполняю всё, что приказывают, не перебирая работу. Лишь по выходным Тася шумит во дворе, когда катает снежки и лепит снеговика. Но коттедж далеко от дома, да и Гриша в этот раз участвовал в забавах наравне с ребёнком, развлекая дочку.
Лариса Петровна врывается на кухню и сразу хватается за блокнот, что-то записывая.
– Что-то случилось? – осторожно начинаю издалека.
– А? Ничего. В субботу большой приём в честь открытия какого-то там фонда, который помогает кому-то чем-то, – равнодушно машет рукой, – я не запоминаю такие нюансы.
– Сколько гостей?
– Много. Около семидесяти.
– Ох…
– Так, выдохни, – сдавливает мои плечи, успокаивая. – Это не полноценный банкет, а фуршет. Соответственно, гости передвигаются, общаются и едят стоя. Наша задача – лёгкие закуски, которые я беру на себя, и десерт.
– А что готовить? – перебираю различные варианты сладостей в мини-формате. – Творожные шарики подойдут, а ещё мини-эклеры, тарталетки с разными начинками, профитроли, мармелад в горьком шоколаде, бисквитное канапе с малиной, желе из манго, мусс из варёной сгущёнки с китайской грушей, мини-тосты с ежевикой, медовые птифуры, несколько видов трайфлов…
– Леночка, остановись! – хохочет Лариса Петровна. – У них точно что-нибудь слипнется от такого количества сладкого.
– Главное, чтобы хватило. А то как после прошлого ужина, Виктория хотела с утра что-нибудь сладкое, а в итоге пришлось сражаться с Островским за панна-котту.
– Всё успеем, и всего хватит. Пошли делать ревизию.
Практически до вечера формируем меню и записываем недостающие составляющие, чтобы в пятницу сделать заказ, но Петровна настаивает, что некоторые продукты она должна посмотреть и выбрать сама. Поэтому, проснувшись, бегу на кухню, чтобы отправиться в город с водителем в компании управляющей.
Дорога из посёлка одна, и когда мы проезжаем мимо сада, обращаю внимание на машину охраны, за рулём которой Гриша. Знаю, что именно ему поручено доставлять Тасю в сад, но не подозревала, что он остаётся у ворот учреждения весь день, ожидая дочку. Он ведь в курсе режима, и совсем необязательно находиться здесь, и всё же автомобиль припаркован вплотную к забору, а крыша припорошена снежком. Возвращаясь через несколько часов, целенаправленно выискиваю взглядом чёрный джип, который стоит на том же месте. Делаю для себя отметку обязательно спросить у охранника, по какой причине остаётся возле сада.
Когда Гриша приезжает с Тасей, отвожу его в сторону под видом просьбы о помощи и сразу задаю вопрос:
– Гриш, а ты почему стоишь около сада весь день? Я была уверена, что, высадив утром Тасю, ты едешь в город к Аронову.
– Лен, у меня есть приказ Островского находиться там весь день. Он непосредственный начальник, и от того, насколько хорошо я исполняю приказы, зависит мой заработок. Мне сказали – сделал. А зачем и почему нужно именно так, не моя забота.
И вроде Гриша даёт ответ уверенно, чеканя каждое слово, всё же закрадываются сомнения в его откровенности.
– Хочешь знать больше – спроси у Парето.
– Смешно, Гриш, – недовольно прыскаю, прекрасно понимая, что эффективнее долбиться головой о стену – есть шанс её пробить, – Островский же непробиваем.
Веду Тасю в коттедж, чтобы переодеть и заинтересовать игрушками, которые мы купили в прошлые выходные. Заметила, что дочка стала спокойнее, не просыпаясь по ночам и не капризничая. Проживание в этом доме нам обеим пошло на пользу, позволив почувствовать безопасность и защиту, но придёт время, когда мы с Тасей пойдём дальше, оставив позади этот период жизни.
Каждый человек, являющийся в нашу жизнь, учит нас чему-то, направляет и, если требуется, исправляет, чтобы следующий шаг мы сделали обдуманно, зная, куда ступать. Случайности не случайны, и всё, что дано, – бесценный опыт, который мы сможем применить впоследствии. Не знаю, по какой причине именно эти люди возникли на моём пути, но верю, что каждому из них суждено повлиять на моё будущее, оставив в нём след.
Субботнее утро начинается рано для меня и Петровны. Завтрак для Островского готов, мы же обсуждаем вечерний фуршет и меню, состоящее из множества пунктов. Появление Парето не отрывает от поставленной задачи, мы лишь отходим в сторону, чтобы не мешать своей болтовнёй, но звонок телефона отвлекает. Никак не могу привыкнуть к его наличию. Раньше звонки поступали от Армена, менеджера супермаркета и Ромы, теперь же лишь Валя набирает меня раз в неделю, чтобы узнать о новостях и поделиться своими.
– Привет, – радуюсь её звонку, – ты чего в такую рань не спишь?
– Слушай, вопрос есть. – Настороженный голос соседки мгновенно напрягает.
Выхожу в коридор, прикрыв за собой дверь, чтобы никто меня не слышал.
– Давай.
– Уже неделю замечаю, что во дворе припаркован чёрный тонированный джип. Стоит на одном месте – напротив дверей нашего подъезда. Думала, что к кому-то родня приехала или к какой-то соседке мужик, но несколько дней назад обратила внимание, что в машине постоянно сидят два здоровенных мужика. Утром подъезжает вторая машина, двое из джипа выходят, а на их место садятся другие – и так каждый день, своего рода сутки через сутки. Вот прямо сейчас меняются, наблюдаю из окна.
– И?
– Что «и»? Лен, они выслеживают кого-то, понимаешь? Я вот думаю, не Рому ли твоего. Приходили же к тебе пару раз требовать его долги, может, и эти по тому же вопросу?
– А на наш этаж они поднимались?
– Нет. Точно. У дверей квартиры я их не видела.
– Помнишь, ты говорила, что двое к тебе приходили. Не они?
– Не они.
– Валь, у нас тридцатиэтажный дом, в котором несколько тысяч жильцов, поэтому ждать они могут кого угодно. Успокойся и не обращай внимания, уверена, ты зря паникуешь. А люди, которые в нашей квартире живут, приехали?
– Нет, так и не появлялись. Председателю ТСЖ номер не оставили, контактов никаких, даже фамилия неизвестна, потому как квартира по-прежнему оформлена на бабушку Люду. Лен, может, подумаешь о том, чтобы оспорить сделку в суде? Я узнавала у знакомой: можно через суд признать сделку недействительной, если имеются сомнения в её законности. А в твоём случае сомнений целый мешок наберётся: начиная с вопроса, как парализованный человек мог поставить на договоре подпись, и заканчивая ситуацией с твоим выселением.
– Права ты, Валя, права. Но пока не имею возможности и средств для начала дела. Нужна консультация специалиста, просчёт рисков и возможность успеха в суде. В общем… не до этого мне пока.
Куча долгов, которые на мне повисли мёртвым грузом, не даёт двигаться дальше. Сначала рассчитаюсь с Валей, а дальше уже Парето и Аронов.
– С долгом не тороплю, просто знай. Как сможешь. Мой с вахты вернётся скоро, да и так не голодаем с мелким.
– Спасибо тебе. Мне пора, извини, много работы.
– Звони.
Иду обратно, обдумывая подозрения соседки. Странно, что Валя сразу же сделала предположение об ожидающих у подъезда мужчинах в отношении Ромы, не рассмотрев иных вариантов. Он, конечно же, не подарок, но и винить его во всём не стоит.
– Проблемы? – Петровна встречает вопросом, а меня удивляет, что Островский ещё не ушёл.
– Ещё кофе, – слышу за спиной твёрдый голос и исполняю приказ незамедлительно, выставляя перед Парето напиток и вторую порцию панна-котты.
– Так что, проблемы? – Женщина придвигается ближе, переходя на шёпот.
– Нет. Валя звонила, соседка. По сути, она единственная, кому интересна наша с Тасей судьба и я как человек. Номера остальных людей можно удалить из контактов.
– И что, кроме неё, никто не звонил? А начальник твой бывший?
– Тот, который меня лапал своими ручищами и просил оказать услуги сексуального характера за комнату? – Вмиг по коже проносятся тошнотворные прикосновения Армена, и, словно наяву, чувствую его гадкий язык. Вздрагиваю, сбрасывая внезапное наваждение.
– Да. Согласна. Я бы тоже не была в восторге от такого общения. Но ты красивая, притягиваешь взгляд, вот и не удержался. Знал, что по доброй воле не согласишься, решил с другой стороны зайти.
– Что движет мужчиной, который вопреки желанию женщины берёт её силой?
– Вожделение. – Синхронно оборачиваемся на звук голоса Островского, который не спеша пьёт кофе, не сводя с меня взгляда. – Знаешь, как рождается вожделение? – Сделав над собой усилие, отрицательно мотаю головой из стороны в сторону. – Мы вожделеем то, что наши глаза видят каждый день.
Время будто останавливается на долю секунды, когда я, затаив дыхание, смотрю в бескрайнюю синеву, явственно понимая: что бы он сейчас ни пытался донести, речь идёт не об Армене и его грязном предложении – Константин Сергеевич говорит о себе.
Опасно. Тонко. На грани. Чувствую кожей, как воздух сгущается, а обстановка искрит, накаляя и без того неустойчивый баланс между нами, но Парето резко поднимается и, не допив кофе, покидает кухню. Кажется, что с его уходом даже света в помещении стало больше и кислород наполнил лёгкие, даря облегчение.
– Чего это он? – Петровна удивлённо моргает, гипнотизируя закрывшуюся за Парето дверь.
– Понятия не имею, – отворачиваюсь к столу, раскладывая составляющие для десерта в нужном порядке, и дрожащими руками помешиваю горячий шоколад, желая, чтобы Парето после приёма хотя бы на несколько дней остался в городе.