Алина Аркади
Жестокие принципы
– На тебе гардеробная. – Петровна указывает на двустворчатую дверь.
Открываю её и застываю в дверях, потому что передо мной пространство в половину спальни, заполненное мужскими вещами. Я видела такое лишь в фильмах, всегда удивляясь, с какой целью людям такое количество вещей. Оформлена деревом – сдержанно и лаконично, создаётся ощущение, что здесь нет ничего лишнего. Всё рассортировано: костюмы, одежда спортивная и домашняя, обувь, ремни, галстуки, носки в отдельном ящике, а также часы и очки.
– Забери корзину с грязным бельём! – кричит Петровна из спальни, и я выношу тканевую корзину в спальню. – Завтра сдам в химчистку.
– А что нужно делать? – уточняю, совершенно не понимая, какого рода уборка требуется в таких помещениях.
– Разложить всё по своим местам, то есть по необходимым отделениям. Можешь открывать каждый ящик, чтобы в следующий раз уже понимать, что где лежит.
Согласно киваю, начиная по порядку выдвигать ящики и наводить порядок в тех местах, где он нарушен. У Аронова большая коллекция часов, которая занимает два яруса, и каждый предмет вставлен в специальный паз, множество очков в ячейках и навскидку штук сто галстуков, каждый из которых аккуратно скручен и помещён в кармашек. Удивительно, сколько одному мужчине необходимо одежды, но Аронов – человек публичный и обязан соответствовать. Быстро сообразив, по какому принципу разложены вещи, сортирую их по порядку. Последний ящик застревает на половине, не желая выдвигаться. Что-то в глубине, около стенки, мешает, а когда ныряю туда рукой, достаю конверт.
В нём фотографии – много. Напечатанные снимки, увесистая стопка. Несколько секунд отчаянной борьбы с любопытством, и я решаюсь заглянуть внутрь. На них изображено множество людей: весёлые компании, женщины, мужчины, дети. Останавливаюсь на одном, заглядываясь на мужчину, как мне кажется, очень знакомого, а присмотревшись, понимаю, что это… Островский. На фото ему около тридцати, на заднем фоне море и пальмы. Рядом женщина с длинными рыжими волосами и мальчик лет десяти, а у Парето такой счастливый и беззаботный вид, что сердце бьётся чаще. Это другой Константин Сергеевич – его больше не существует, он остался в прошлой жизни и иной параллельной вселенной, из которой нет возможности вернуться. Непохожий на себя настоящего, со смыслом и теплотой в глазах, смотрит на свою спутницу с обожанием. Вероятно, это и есть его жена Надя, а мальчик Никита – семья, которой он лишился. Рядом Аронов – здоровый, сильный, жизнерадостный и стройная блондинка, похожая на Викторию. Или же Вика скорее подобие женщины на фотографии? Покойная жена Альберта Витальевича обнимает его, положив голову на плечо. Три человека, изображённых на фото, уже покинули этот мир, а снимки – лишь тёплое воспоминание о жизни, которой больше не будет. Перебираю картинки, на которых множество лиц и разных мест дают понять, что когда-то Островский был компанейским и гостеприимным. Где все эти люди теперь? Он один в своём мире, и лишь Аронов, который знает Парето давно, до сих пор рядом. Или же горе сближает, и они как никто другой понимают друг друга? Улыбаюсь сама себе, наслаждаясь тем Островским, которого мне никогда не суждено познать…
– Лен, ты закончила? – Вопрос настолько резкий, что я подскакиваю на месте, боясь быть пойманной.
Заталкиваю конверт на место, закрываю ящик, в котором порядок, и удаляюсь из гардеробной.
– Да. Сделала. А что там? – указываю на идентичную дверь рядом.
Петровна мнётся, прикусывая губы, словно решается на что-то.
– Ладно, – выдыхает. – Посмотри. Но только один раз, – поднимает палец, а меня уже съедает любопытство. – И больше никогда не открывай.
Часто киваю, напоминая себе Тасю, которая согласна на всё, лишь бы добиться желаемого, и осторожно открываю дверь. Такая же по размерам гардеробная, но оформленная в ярких цветах – женская. Вещи упакованы в прозрачные одёжные мешки и аккуратно развешены: идеальный порядок, который не нарушался уже много лет.
– Это чьё? – заглядываюсь на дорогие вечерние платья.
– Покойной жены Аронова.
– А зачем он это хранит?
Петровна лишь пожимает плечами, вероятно не имея ответа на мой вопрос.
– Сказал не трогать.
– А как Вика к этому относится?
– А ты как бы отнеслась?
– Не очень, – морщусь.
– Вот и она так же, но спорить с ним бесполезно, да и отношения у них гостевые. Всё же хозяин этого дома он.
– Лариса Петровна, а почему Альберт Витальевич не сделает ей предложение?
Женщина оглядывается по сторонам, будто нас кто-то может услышать, и заходит в гардеробную, закрывая двери.
– Я как-то набралась смелости и спросила, а он ответил: «Через десять лет мне будет шестьдесят четыре, а Вике сорок три. Не уверен, что хромой и старый смогу стать достойным конкурентом мужчинам, которые будут её настойчиво добиваться». Вот так, – разводит руками и тянет меня за собой в спальню. – Так что дело в нём.
– Он же понимает, что в какой-то момент Виктория захочет семью и поставит его перед фактом – выбор сделать придётся.
– Скорее всего, выбор он сделает не в её пользу, и девушка просто уйдёт сама.
– Самое гадкое, что может сделать мужчина, – поставить женщину в такие условия, при которых она оставит его сама. Либо определись, либо скажи человеку, что он тебе не нужен.
– Права ты, конечно, но пусть разбираются сами.
Оборачиваюсь, чтобы напоследок окинуть взглядом гардеробную. Островский не пожелал избавляться от шрамов, каждый день в отражении напоминая себе о прошлой жизни, Аронов же хранит своё прошлое в этих вещах. Оба на крючке, застыли на стрелках часов, которые для них больше не идут, и есть только одна сила, способная сдвинуть их с места, – любовь.
Глава 13
Дни летят быстро для обитателей дома и одновременно медленно для меня в ожидании возвращения Островского. Болезненная необходимость лицезреть его каждый день отдаётся тоской и желанием утонуть в опасной синеве. Воспоминания нашей близости нагло врываются в сны, словно на повторе, и я просыпаюсь со стойким чувством стыда.
Теперь для него я одна из тех, кто с лёгкостью уступил напору и капитулировал без сопротивления, позволяя присвоить своё тело. Не знаю, что на этот счёт думает сам Парето, но, вероятнее всего, теперь я лишь пустое место, не заслуживающее даже его взгляда. Он любит сложности, а моя простота не прибавляет очков, делая лишь интересом на одну ночь.
Я всё время прокручиваю тот самый вечер, начиная от приказа появиться на празднике и заканчивая просьбой принести спиртное. Точный расчёт или простая случайность свела нас в его коттедже? Возможно, Островский, являясь великолепным стратегом, с лёгкостью просчитал моё поведение и точно знал, что вечер закончится сексом. Одёргиваю сама себя, запрещая изводить многочисленными предположениями, потому что в отношении Константина Сергеевича ни одно из них не сработает. Я вижу частное, он же, в свою очередь, нацелен на общее.
– Лен, я в город с Гришей. Поедешь? И Тася прогуляется хоть где-то, кроме сада и дома.
Сегодня уже суббота, выходной, поэтому дочка бегает по двору, катает снежки и резвится в снегу. Петровна молчит, не предупреждая о приезде хозяина, а заодно и Островского.
– Мы едем. Десять минут, и выйдем.
Снимаю форму, переодеваясь в джинсы и свитер. Хватаю Тасю и иду к машине, в которой уже сидят Гриша и Петровна.
– Поедем в торговый центр. Мне кое-что купить нужно. Через пару недель собираюсь к дочери на несколько дней, внукам подарки обещала привезти.
– Вы уедете?
– Дня на четыре, не больше. Приёмов не предвидится, поэтому ты легко справишься сама.
На кухне сама-то я справлюсь без особых усилий, но без Петровны я фактически один на один с Островским. Аронов не счёт, на кухне он никогда не появляется, вызывая кого-то из нас с помощью внутренней связи. Исключение составляют моменты, когда, принеся кофе, я попадаю на обоих мужчин сразу и Альберт Витальевич старается завязать разговор, выясняя подробности моей жизни под пристальным взглядом Парето.
Въезжаем на парковку огромного центра под визги Таси, которая всю дорогу не умолкала, умоляя отвести её в детский городок. В саду она общается с детьми, играет, резвится, выходные же для неё проходят слишком спокойно, не позволяя избавиться от накопленной энергии. Петровна с Гришей отправляются на второй этаж, а мы поднимаемся на четвёртый, и сразу на выходе из лифта Тася срывается с места в направлении детского городка. Смеюсь, с трудом удерживая дочку, и ускоряю шаг. Сажусь напротив входа, со стороны присматривая за Тасей, которая через десять минут знакомится с какой-то девочкой её возраста и эмоционально о чём-то беседует. Радуюсь, что мой ребёнок общительный и открытый новым людям, и вспоминаю себя в детском доме: тихая, зажатая девочка с огромными серыми глазами, которая дёргалась от каждого шороха и с трудом заводила знакомства. Дети открыто называли меня странной, сторонились и не брали в компании, потому что я отказывалась участвовать в шалостях, предпочитая тратить силы на книги. Со временем я просто привыкла к одиночеству и тишине, изредка составляла компанию Елене Николаевне, старшему воспитателю, когда требовалось выполнить монотонную и кропотливую работу.
– Мам, смотри! – кричит Тася и исчезает в бассейне с цветными шариками.
– Осторожно! – пытаюсь перекричать детский визг и возгласы предостережения других родителей.
Не знаю, сколько у нас есть времени, пока Лариса Петровна занимается покупкой подарков, но дочка, кажется, старается оббежать всё и сразу.
– Какая приятная встреча, Лена!
Поворачиваю голову и резко отшатываюсь в сторону, когда мужчина без одобрения усаживается рядом, подвигая меня на лавочке.
– Добрый день.
Передо мной Воронов, только совсем другой: джинсы, свободный свитер и кроссовки. Сейчас он мне кажется ещё больше похожим на Рому, отчего внутри сворачивается неприятный комок. Поразительная схожесть с мужем не позволяет спокойно реагировать на его появление.
– Не помните меня? Антон Олегович. Мы встречались с вами неделю назад в доме Аронова. – При упоминании хозяина Воронов поджимает губы, но тут же расплывается в улыбке, которая мне не кажется искренней.
– Помню.
– Константин Сергеевич так быстро увёл вас, что многие не успели представиться вам.
– Многие? Их было много?
– Конечно! Например, мэр – Зарецкий Анатолий Владимирович. Новое лицо в наших кругах привлекает внимание, тем более такое выразительное, – произносит с причмокиванием, умилённо закатывая глаза, чем вызывает ещё бо́льшую неприязнь.
– Простите, не предполагала, что моё появление произведёт такой фурор. Планировала остаться незамеченной среди нескольких десятков гостей.
– Прийти в компании Парето и остаться незамеченной? – Громкий смех привлекает к нам внимание окружающих, приковывая ненужные взгляды.
Мне хочется забрать Тасю и уйти, чтобы избавиться от компании этого человека. Короткая беседа между ним и Островским на приёме дала понять, что отношения мужчин напряженные. В любом случае нужно отвечать коротко и сухо, чтобы Воронов сам понял, что пора удалиться.
– Не вижу ничего выдающегося, – пожимаю плечами, выискивая глазами дочку среди множества детей. – Большинство мужчин были в компании привлекательных девушек, но их появление вас не удивило.
– Лена, а вы давно знакомы с Островским?
– Недавно, – размытый ответ, который не даёт Воронову никакой конкретной информации.
– А вы знаете, почему он получил прозвище Парето? – наклоняется, оказываясь так близко, что в нос врезается приторный запах парфюма.
– Знаете, Антон Олегович, я привыкла обращаться к людям по имени.
– Так вот, Лена, – словно не слышит меня, продолжая. – Константин Сергеевич Островский – человек умный, хитрый и скользкий. Его способность просчитать игру от начала до конца и достичь поставленной цели феноменальна. При этом он не гнушается никакими средствами для достижения этой самой цели, ступая по головам и оставляя после себя уничтоженные жизни – в физическом или же моральном смысле, неважно. Он никогда не тратит время впустую, не совершает действий, неспособных привести к результату, и достигает цели, изменяя переменные с выгодой для себя. Мой непосредственный начальник, Зарецкий Анатолий Владимирович, однажды выдвинул предположение, что Константин Сергеевич руководствуется законом Парето, известного социолога восемнадцатого века, и чётко соблюдает правила, грамотно распределяя затраченные усилия. Вот так и закрепилось за ним прозвище, хотя сейчас уже никто не вспомнит, откуда и почему оно появилось. Если вам интересны детали, прочтите.
Всё, что поведал мне Воронов, было сказано Викторией на приёме. В том, что Островский невероятно умён, сомнений нет, а его точка зрения в вопросе достижения необходимого результата посредством устранения препятствий мне известна. Только Воронов всё это говорит с нажимом, ядовито, смакуя каждое слово и наблюдая за моей реакцией.
– Зачем вы всё это мне рассказываете?
– Чтобы вы понимали, Лена, кто такой Островский и чем вам может грозить связь с ним.
Вспыхиваю, словно спичка, желаю возмутиться, но вовремя вспоминаю, что лишь выдам себя, вступив в полемику с Вороновым.
– А с чего вы взяли, что у нас связь? Разве не может мужчина провести время с женщиной, не связывая отношения постелью?
– Такому, как Островский, в отношении вас надеяться не на что. – Противный смех окутывает, вызывая приступ тошноты. – Ну правда, кто посмотрит на это? – с нажимом проводит пальцем по щеке, указывая на шрам Парето. – Скажу по секрету, – переходит на шёпот, – тело у него в таких же шрамах. Зрелище омерзительное.
Слова Воронова никак не сочетаются с впечатлениями, полученными неделю назад, когда я, прикасаясь к неровным отметинам, не испытывала отвращения. Вероятно, я неправильная, и то, что в людях вызывает отторжение, меня манит.
– Есть люди, прекрасные лицом, но ужасные внутри. И это куда страшнее шрамов на теле, потому что гниль остаётся гнилью, каким бы дорогим парфюмом ни старались залить тошнотворный запах.
После моих слов Воронов угрожающе щурится, но через секунду возвращает натянутую улыбку, видимо всё ещё желая вызвать мою симпатию.
– А я-то думал, что Константин Сергеевич просто купил симпатичную куколку для постельных утех. Каюсь. Ошибся. Таких, как Парето, возбуждают ум и острый язычок, а когда в дополнение к мозгам идёт красота, экземпляр становится бесценным.
– Просто некоторые умеют тщательно выбирать, другие же соглашаются на первый попавшийся вариант.
– Всё-таки вас связывает нечто большее, чем простое общение, не так ли?
– Я этого не говорила.
Только сейчас замечаю, что Воронов настолько близко, что, кажется, одно движение – и я буду вдавлена в мужское тело. Трудно дышать, хочется избавиться от его общества, и я выглядываю Гришу и Петровну, которые оказались бы как нельзя кстати.
– Я умею читать между строк, Лена. – Его рокочущий голос оплетает, будто толстые канаты, обездвиживая. Это похоже на какой-то гипноз, вызывающий желание слушать собеседника и поддакивать. – Зачем вам Островский, который использует вас и выбросит, как и всех, кто попадается на его пути? Рядом есть кандидатуры интереснее и выгоднее.
– Это вы сейчас на себя намекаете?
– Прямо говорю, – не разрывая взгляда, тянется губами, но я успеваю упереться в его грудь ладонями, уворачиваясь.
Я зажата между лавочкой и колонной, не имея шансов вырваться, а Воронов напирает всей массой, зажимая меня всё больше. Открываю рот, чтобы закричать и позвать на помощь, когда рядом раздаётся:
– Руки убрал от неё.
В этот момент мужское тело исчезает, и я получаю долгожданную свободу. Гриша хватает Воронова за шиворот, оттаскивая от меня на несколько метров на глазах у изумлённой Петровны, которая застыла с пакетами в руках.
– Я помощник мэра! Ты даже прикасаться ко мне не имеешь права, – рычит на Гришу, которому, кажется, плевать на слова Воронова.
– А ты к ней, – указывает на меня.
– Парето своих шавок и к ней приставил, – довольно улыбается, поправляя одежду. – Херово работаешь, малец. Оставляешь подопечную без присмотра. А если с ней что-нибудь случится?
– Скорее с тобой. – Охранник щёлкает пальцами и сжимает кулаки.
Показательный жест и воинственный вид пугают даже меня. Я всегда видела парня расслабленным и улыбающимся, но сейчас понимаю: в случае опасности Гриша готов к любому развитию событий. Неожиданно появляются два мордоворота, которые оттесняют Воронова, останавливаясь перед Гришей. Молчание и острые взгляды, направленные друг на друга, не сулят ничего хорошего, но Воронов кивком отзывает своих парней и удаляется.
Охранник провожает троицу взглядом и потом обращает внимание на меня. Только после того как Воронов удаляется, расслабляюсь и понимаю, что тело потряхивает, медленно избавляясь от напряжения.
– Откуда этот Шакал взялся?
– К-кто?
– Если Островского называют Парето, то Воронова – Шакалом. А Константин Сергеевич просто Шакалёнком. – Гриша зло усмехается. – Хитрый, трусливый, ходит за мэром по пятам, надеясь, что получит кусок с большого стола. – Впитываем с Петровной каждое слово, молча слушая Гришу. – Это не мои слова. Сама знаешь кого.
– Знаю.
– А где Тася, Лен?
Вскакиваю, выискивая глазами дочку, и с облегчением выдыхаю, когда вижу её в цветном домике в компании девочки.
– Останемся ещё? – Петровна ставит пакеты на лавочку, усаживаясь.
– Нет. Поехали домой.
Попытка забрать Тасю осложняется желанием ребёнка ещё порезвиться, и я обещаю купить домик к куклам, подаренным Костей. Выбираем нужную игрушку в магазине, и довольная дочка сама мчится к машине, чтобы побыстрее оказаться в коттедже. Хочу сказать Грише, чтобы заехал в банк для получения карты, но вовремя вспоминаю, что мои документы по сей день остаются у Парето.
Дорога погружает в мысли, и я анализирую слова Воронова, не понимая цели, с которой завязался разговор. Островский заставил пойти на приём, чтобы привлечь внимание – ко мне или к себе? Его и так все знают, вряд ли он решится избавиться от шрамов или станет мягче. Значит, ко мне. Я никто, прислуга, которую привели с улицы, но интерес Воронова живой, настоящий. Он настойчиво предлагал мне себя, всячески унижая Островского в моих глазах и говоря про него ужасные вещи. И, если бы я не была знакома с убеждениями Парето, каждое слово Воронова откликнулось бы во мне сомнением и, скорее всего, страхом. Но, несмотря на всё сказанное, Островского я по-прежнему воспринимаю по-особому. Невероятный коктейль из страха, возбуждения, предвкушения и сомнений бурлит внутри, притягивая к Константину Сергеевичу.
Я однозначно тронулась умом, если желание прикоснуться к этому мужчине и чувствовать его истинно мужской запах сильнее чувства самосохранения. Несмотря на резкие слова и обиду, пришедшую после них, всё больше склоняюсь к мнению, что сказаны они были с другим подтекстом, просто я слишком плохо знаю Островского, чтобы делать сиюминутные выводы. И сомневаюсь, что его вообще кто-то знает.
Глава 14
– Хозяин приехал. – Комментарий Гриши заставляет сердце мчаться на бешеной скорости, выламывая рёбра изнутри.
Аронов вернулся, соответственно, в компании Островского. Всю неделю убеждала себя в нормальности ситуации, делая акцент на том, что мы оба взрослые люди и сами решаем, с кем и когда заниматься сексом. Но сейчас, на пороге дома, тело вновь охватывает дрожь, а чувство стыда разрастается до гигантских размеров. Решимость тает с каждым шагом, а когда я вижу на кухне Островского, и вовсе разлетается в пыль.
– Приготовь ужин.
Приветствие отсутствует в привычной манере мужчины, и я ловлю себя на мысли, что соскучилась по этим коротким фразам-приказам, с которыми он обращается ко всем без исключения.
– Панна-котта будет застывать два-три часа, но я могу другой десерт, быстрее…
– Лена, ужин. Нормальную еду.
Переставляю тарелки и бокалы, чтобы занять руки, но Парето подходит сзади, упирается ладонями в столешницу передо мной, заключая в капкан.
– Что пожелаете, Константин Сергеевич?
– На твой выбор. Что быстрее.
Пара минут тяжёлого дыхания над моей головой, и Островский отходит. Слышу, как отодвигается стул, и понимаю, что вновь придётся готовить под прицелом синих глаз.
Решаю сделать карбонару с беконом и сливками, чтобы сытное блюдо удовлетворило голод мужчины, а приступая к процессу, почти отключаюсь от мысли, что Парето за моей спиной. Он не собирается уходить, ожидая еду и получая удовлетворение от моего смущения. Через полчаса подаю ужин, не решаясь поднять голову и поймать на себе осуждающий взгляд, а как только Парето приступает к еде, спешу покинуть кухню, не спрашивая разрешения.
Иду в коттедж, где Тася с энтузиазмом занимается новым приобретением – домом для кукол. Помогаю разобраться с мелкими деталями и креплениями, включаюсь в игру, но мысленно обращена к Островскому, на которого так и не решилась посмотреть. Мне кажется, как только я попаду в плен губительной синевы, отступление станет невозможным, а правда, которая крупными буквами начертана на моём лице, будет понята мужчиной. Необходимо держаться на расстоянии от того, кто может стать моей фатальной ошибкой.
Дочка безумно рада новым игрушкам и моему присутствию – активная, улыбающаяся, окрылённая. Сейчас я вижу её такой чаще и радуюсь, что мой ребёнок перестал дёргаться от громких звуков и голосов, без напряжения воспринимая людей. Не знаю, сколько ещё продлится наша размеренная жизнь, но к её окончанию я пока не готова.
Периодически посматриваю в окно, а точнее, на вход соседнего коттеджа, ожидая возвращения Островского. И когда он исчезает за дверью своего жилища, спешу на кухню, чтобы приготовить завтрак. Петровна ушла отдыхать, а дом погрузился в тишину. Провозившись на кухне больше часа, почти на цыпочках спешу проскользнуть мимо соседа, но, когда до двери остаётся несколько шагов, слышу металлический голос за спиной:
– Зайди.
Останавливаюсь, закрываю глаза и делаю несколько глубоких вдохов, а затем исполняю приказ, направляясь к Парето. Отходит, освобождая проём и пропуская меня внутрь. Дверь за мной закрывается с характерным щелчком блокировки ручки.
Попалась. Западня. Так отчаянно бежала от него, а оказалось, это движение по кругу.
Стою не шевелясь, ожидая дальнейших действий Островского, который замер за моей спиной. Стягивает с меня куртку и бросает на кресло. Сжимаю и разжимаю пальцы, приготовившись к любому развитию событий. Парето делает несколько шагов, оказавшись передо мной, а затем поддевает пальцами мой подбородок и тянет вверх. Смотрю куда угодно, но только не в глаза, а он выжидает и, поймав мой взгляд, сокращает дистанцию между нашими лицами.
– И всё-таки противно?
Не тот вопрос, который я ожидала. Не найдясь с ответом, отрицательно качаю головой, а затем произношу:
– Стыдно.
– Не трать попусту силы на чувство вины. Всё, что мы делаем за закрытыми дверями, – наше личное дело.
– Я была уверена, что вы меня презираете.
– За что? – удивлённо вскидывает бровь.
– За то, что согласилась на секс без особого сопротивления. В ваших глазах я доступная и сговорчивая. Возможно, вы решили, что переспала с вами с выгодой для себя или рассчитывая на покровительство, как те девушки, которые пожирали вас глазами на приёме.
– И что же ты видела в их глазах?
– Вожделение.
– Нет, Лена, вожделение вожделению рознь, и то, что ты видела в глазах этих женщин, лишь жажда наживы и стремление к сытой, обеспеченной жизни. Как правило, им всё равно, перед кем раздвигать ноги и под кем стонать. У них, кстати, есть цель, а средство – они сами. Банально, но в большинстве случаев срабатывает.
– Но не с вами.
Его пальцы нежно поглаживают скулы, а затем перемещаются на мои губы, приоткрывая их.
– Не со мной.
– А что сработает?
Вопрос остаётся без ответа, потому что Островский набрасывается на мой рот, нагло присваивая. Никакой нежности, он не осторожничает, проникая глубоко, с жадностью орудуя языком и сталкиваясь с моим. И я уже мало что понимаю, сгорая от желания повторить разрывающее наслаждение и почувствовать его в себе. Зарываюсь пальцами в тёмные волосы, отвечая на поцелуй, и прижимаюсь к горячему телу, обжигающему сквозь одежду. Непослушные пальцы едва справляются с преградой в виде мелких пуговиц рубашки, а когда наконец расстёгиваю её, чувствую под ладонью знакомые шрамы. Они манят меня, приглашая очертить и вспомнить каждый, словно, не прикоснись я к ним, тронусь умом.
Островский слегка толкает меня, а как только упираюсь лопатками в стену, молния на форме движется вниз, а следом по ногам сползают трусики. Отрывается на секунду от моих губ, чтобы зубами разорвать пакетик с презервативом и одним движением раскатать по члену. Подхватывает меня под попу, а я понятливо оплетаю его ногами, чтобы через секунду ощутить в себе толстый орган. Толчки жёсткие, резкие, нетерпеливые. Сегодня осторожным он не будет, имея меня в привычном для него темпе.
Откликаюсь на каждое движение бёдрами стоном, не сдерживая звуки, рвущиеся наружу. Всё, что я для себя определила, оказалось ошибочным. Ни одно убеждение относительно Парето не срабатывает, потому что он сам определяет, что конкретно является верным. Последняя мысль гаснет в сознании, когда тело пробивает разрядом, и я бурно кончаю на его члене. Он же позволяет мне насладиться минутой агонии и идёт к столику с зеркалом. Вероятно, все коттеджи обставлены по общему принципу, потому что в моём имеется такой же.
Опрокидывает меня на столик и рывком входит сзади, отчего выгибаюсь и ощущаю член глубже. Под новым углом всё чувствуется ярче, а каждое проникновение вызывает взрыв, растекаясь по телу. С трудом поднимаю глаза, чтобы поймать взгляд Островского в зеркале и оказаться в капкане похоти. На его шее выступают вены, лоб усеян бисеринками пота, челюсти плотно сжаты, когда он таранит меня членом и набирает обороты, переходя на запредельную скорость. Перед глазами рассыпаются искры, ослепляя яркими вспышками, а по телу растекается безумие, когда мы кончаем одновременно, сплетённые телами и взглядами в отражении.
Парето замедляется, совершая ещё несколько коротких толчков, и упирается лбом между моих лопаток, но не спешит выйти из меня, продолжая пульсировать. И сейчас мне ни грамма не стыдно, потому что невероятные ощущения, которые дарит Константин Сергеевич, выжигают все имеющиеся сомнения. Вероятно, я схожу с ума, если, стоя с его членом внутри, уже желаю повторения. Островский ласково оглаживает мои бёдра, а затем выходит, оставляя неприятную пустоту.
– Ты…
– Свободна, – заканчиваю за него. – Я знаю.
И сейчас слова не кажутся оскорбительными – привычное поведение Парето.
– Ты сегодня имела удовольствие общаться с Вороновым, – говорит, одновременно избавляясь от презерватива, который отправляется в мусорку.
Гриша или Лариса Петровна успели поделиться неприятным инцидентом, произошедшим в торговом центре. Застёгивает ширинку и падает в кресло, притягивая бокал с виски. Я даже не заметила напитка, который, вероятно, стоит здесь со времени приёма.
– Это он со мной общался. Разрешения не спросил.
Подхватываю трусики, надеваю под внимательным взглядом Островского и застёгиваю молнию на форме, готовая покинуть коттедж.
– Что говорил?
– Старался всячески вас очернить.
– И как, получилось?
– Он не сказал ничего нового. Хотя нет, сказал: происхождение вашего прозвища. Вкратце. Более подробно советовал прочесть само́й.
– Прочла? – Островский улыбается, отпивая виски из бокала.
– Да. Вам определённо подходит. – Парето слегка дёргает лицом, одаривая меня вопросительным взглядом и ожидая продолжения. Неужели ему и правда интересно, к каким выводам я пришла? – Если суммировать: цель оправдывает средства, в случае же, когда достижение цели становится невозможным или появляются преграды на пути к её достижению, изменениям подвергаются сами средства. И так до тех пор, пока не будет найден оптимальный вариант на пути к желаемому. Вы из тех людей, кто способен просчитать несколько вариантов, проанализировав каждый, и найти верный в зависимости от сложностей, возникающих в процессе. Уверена, вы ни разу не отступили от задуманного, используя все имеющиеся возможности, но думаю, что кто-то из средств всё же пострадал.
Островский вскидывает взгляд, играя тугими желваками, и я понимаю, что права. Из всего сказанного он отреагировал именно на последнее предложение, что означает – пострадавшие были.
– Всё так, Лена, но цель оправдывает средства только в том случае, если на финише тебя ждёт джекпот или же эта самая цель – залог твоей жизни. Во всех остальных вариациях затраченные усилия не принесут ничего, кроме пустоты, разочарования и осознания собственной никчёмности – именно это и ломает людей. И тебя сломало. – Теперь я замолкаю, ожидая пояснений Парето. – Ты терпела мужа-алкоголика, вкалывала на нескольких работах и ухаживала за чужим родственником. Такой была твоя цель?
– Я лишь хотела, чтобы у моего ребёнка были крыша над головой и обеспеченная жизнь. Такая цель подойдёт?
– Сейчас ты живёшь в отдельном коттедже, получаешь приличную зарплату и затрачиваешь в десять раз меньше усилий. Чувствуешь разницу?
– Да.
– Вот что я называю рациональным распределением сил. Вывод: минимум грамотно приложенных усилий приводят к более эффективному результату.
– В моём случае это вышло случайно, – пожимаю плечами, возвращаясь в тот день, когда сидела на вокзале, не зная, куда двигаться дальше. – Просто Лариса Петровна разглядела во мне человека, который нуждался в помощи. За меня всё сделали, я лишь согласилась на предложенный вариант.
Островский поднимается и не спеша подходит. Заправляет мне за ухо выпавшую прядь, одаривая тёплым взглядом, который я вижу впервые, и прикасается к моим губам, оставляя невесомый поцелуй.
– Иногда всё не то, чем кажется.
– Это вы о себе?
В ответ Парето лишь ухмыляется и со свистом выдыхает.
– Иди. Я привык спать один, а тебе нужно к дочери.
Вновь безропотно подчиняюсь и, схватив куртку, накидываю на плечи, чтобы добежать до соседнего коттеджа, а когда открываю дверь, слышу негромкое:
– Жду тебя завтра.
Не оборачиваясь, выскакиваю на улицу, втягивая ртом морозный воздух. Сегодня страх перед ним окончательно рассеялся, и теперь я знаю, что неделю назад было начало нашей с ним связи. Вопрос лишь в том, что каждого из нас ждёт в конце. Предчувствую, я вновь окажусь в роли проигравшей, а в этом случае новой боли не избежать.