Алиса Бастиан
Фредерик
1
Сообщница. Психопатка. Жертва. Так они тебя называли.
Всё это было неправдой.
Почти.
Сообщница. Если бы тогда ты обратилась в полицию, всё могло бы быть по-другому. Правосудие свершилось бы гораздо раньше. Ты могла бы сделать это в любой момент, но не сделала. Ради него ты готова на всё.
Психопатка. Нормальные люди не ведут себя так, как ты. Не влюбляются в серийных убийц, не держатся за них как за единственную опору в жизни, не скрывают их преступления, не пытаются их изменить, вырвать их из объятий чёрного зла.
Жертва. В лучшем случае это объяснялось бы его влиянием, его внушением и запугиванием, что и правда могло бы сделать тебя жертвой и что хоть как-то обелило бы тебя в глазах общественности. В лучшем случае – но не в твоём.
Ты знаешь всё это, но не в силах ничего изменить. Твоё сердце давно тебе не принадлежит. Задолго до того, как он отпустил тебя, вместо того чтобы убить единственную, кто узнал его столь тщательно охраняемый секрет, оно стало принадлежать ему. После всего, что вы пережили вместе, тебе прямая дорога в психушку, но ты свободна, а над ним издеваются вместо тебя. И дело не в том, что он это заслужил, как и смертную казнь, которую заменили нахождением в психиатрической лечебнице для особо опасных преступников. А в том, что амбициозный, самонадеянный и эгоцентричный глава лечебницы имел на него большие планы. Коллекционер психопатов, по слухам, не брезгующий нетрадиционными и далёкими от этичности методами терапии, пока не мог его разгадать, и это сильно било по профессиональному эго. Доктор Ч. задумал написать о нём исследование, которое, по его мнению, принесёт ему славу и уважение коллег; возможно, даже книгу. Именно поэтому он намеренно исказил результаты психиатрического освидетельствования, чтобы хранителя твоего сердца не приговорили к смерти, а заточили в лечебницу Ч., его единственную гордость, место, где он считает себя королём. Заточили до конца дней, чтобы Ч. наблюдал, изучал, надзирал и всячески выражал своё превосходство… Превосходство над тем, кто гораздо умнее и опаснее его. И всё же он там, по ту сторону стекла.
Он там из-за тебя.
Единственная твоя оставшаяся цель в жизни – вернуть его обратно.
Конечно, организовать побег будет непросто. Вообще-то, сейчас это кажется тебе абсолютно невозможным. Особенно учитывая, что за два месяца тебе так и не удалось добиться ни одного посещения. Но ещё более невозможно представить свою дальнейшую жизнь без него. Поэтому ты будешь пытаться, пытаться, пытаться, пока не получится продвинуться хотя бы на шажок вперёд.
И да, пытаться – в твоём случае явно от слова «пытка».
Единственное, что ты можешь сделать, – то, в чём вы оба были столь хороши. Психология людей для вас – интересная, но довольно тривиальная загадка, разгадать которую никогда не составляло труда.
Единственный, кто может дать разрешение на посещение, – тот, кто подписал запрет на него. Глава лечебницы, жаждущий признания в психиатрических кругах. Гордая и высокомерная тварь, разделившая вас, чтобы причинить ещё больше страданий и с удовольствием за ними наблюдать. Каждый раз, когда ты приходила просить о посещении, в копилку его злорадного удовлетворения падала звонкая монетка. Каждый раз, когда он с ухмылкой отказывал, в сосуд твоей ненависти капала жгучая чёрная смола из самой глубины твоего разбитого сердца.
И всё же он – единственный шанс хоть что-то изменить.
Сможешь ли ты его переиграть?
На что ты готова?
Ты знаешь, что на всё.
2
Ты боишься даже самого словосочетания «психиатрическая лечебница», не говоря уже о самой больнице. Но детище доктора Ч. располагается в здании бывшей обсерватории, реновировано изнутри и снаружи и почти не внушает тебе беспокойства. Ты видела фотографии обстановки, помещений; разумеется, его фотографии в специальной белой форме лечебницы, со скованными наручниками руками, с довольным доктором Ч. в кадре. Тебе не хочется даже думать о том, что Ч. может делать и наверняка делает с ним. Такие, как он, с удовольствием бы делали лоботомии каждый божий день, в этом ты уверена. Радует, что хотя бы это ему не грозит.
Но ничего хорошего его точно не ждёт.
Сам доктор Ч. тоже не внушает тебе страха. Только жгучую ненависть, и, хотя ты понимаешь, что он фактически спас жизнь твоей любви, один только его вид закручивает в тебе воронку отвращения и презрения. Доктор Ч., в отличие от вас, не преступник, но как человек, как личность он совершенная вам противоположность. Всё, что ты слышала о нём раньше, подтверждалось. Его знакомыми, его поведением, твоими наблюдениями, твоими исследованиями. Самодовольный сукин сын, жаждущий успеха, внимания, славы – всего того, чего ему никогда не добиться, потому что он лишь мелочный, злопамятный, слабый и озлобленный неудачник, пытающийся казаться гораздо значительнее, чем он есть.
И вот теперь вы оба в его руках.
Ты регулярно приходила в кабинет доктора Ч. на протяжении двух месяцев. Он не без удовольствия принимал тебя, отлично зная, чем закончится ваша встреча. Ты просила и спорила, увещевала и умоляла. Предлагала деньги и даже, в порыве отчаяния, собственное тело. Но денег у доктора Ч. и так было предостаточно, а тело подстилки для психопата (ты слышала, как тебя иногда называли так за глаза) интересовало его гораздо меньше, чем ваши душевные метания. Тебе так и не удалось уговорить его разрешить вам повидаться, но ты всё ещё пыталась. Ты снова была в его кабинете, остро ощущая свою чужеродность. Это не то место, где тебе стоит находиться.
Опять и опять.
Громоздкая тёмная мебель несочетающихся материалов. Кресло доктора Ч. – огромное уродское кожаное вращающееся кресло с заклёпками. У этого мужчины совершенно не было вкуса. На коричневом полированном столе – телефон, ноутбук, несколько книг. Напротив – ещё два кресла, для посетителей, тоже кожаных, но не таких больших. Ниже рангом. Мёртвые шкафы с книгами, пёстрый ковёр на тёмном паркете. Не кабинет – вычурный, безвкусный и кричащий о помощи склеп. Сам доктор Ч. тоже грешил вычурностью и безвкусием, с удовольствием выражая это в своих костюмах, рубашках, галстуках и аксессуарах.
Ты была убедительной, умоляющей, угрожающей, доверительной, на грани слёз и на гране психоза, но снова ничего не добилась. Когда твой монолог иссяк (доктор Ч. почти всегда слушал молча, лишь иногда задумчиво кивая, словно размышляя над твоими просьбами, чем разжигал в тебе ещё большую ненависть и заставлял чувствовать ещё большее унижение), ты уставилась на психиатра, уже зная, что он ответит. Это было видно по его скучающему лицу (в который раз ты просишь об одном и том же!) и в то же время хитрому взгляду (сейчас он скажет очередную гадость). Ты не ошиблась. Он снова отказал, ссылаясь на неприемлемость.
– Ну пожалуйста, – всё-таки добавила ты, не в силах признать очередное поражение. – Пожалуйста. Ну чего вам стоит? Вы же всё можете.
– Именно поэтому я и подписал запрет, – улыбнулся доктор Ч.
Ты поднялась с кресла для посетителей, стоявшего напротив рабочего стола доктора, с видом скорбящей вдовы, но и это не помогло. Ты сжала ремешок сумки, чтобы не разреветься прямо здесь, и направилась к выходу.
– Подождите.
Ты замерла около двери. Неужели он наконец передумал?
– Просто хотел сказать… – продолжил он, когда ты обернулась, молясь, чтобы глаза не выдали надежду, забившуюся в сердце.
Доктор Ч. закинул ноги в дорогих ботинках на стол. Поудобнее устроился в кресле. И злорадно закончил:
– …сколько бы вы ни приходили, я никогда не дам вам разрешения на посещения.
Ты смотрела на него, стараясь не выдать своё разочарование. И безумную, всепоглощающую усталость. У тебя больше не было сил. Самодовольный ублюдок в кожаном кресле забирал их у тебя раз за разом, и сегодняшний визит стал последней каплей. Тебе захотелось прилепить жвачку на подошву его ботинок, устроившихся прямо на какой-то книге. Захотелось с силой дёрнуть доктора Ч. за его высокомерный галстук, чтобы он ударился головой прямо об свой полированный стол. Захотелось захлопнуть крышку ноутбука с его пальцами на клавиатуре.
– Но можете продолжать приходить, с вами всегда приятно пообщаться, – добавил доктор Ч. и улыбнулся своей самой похабной улыбочкой.
Захотелось его убить.
– Не могу сказать того же, – холодно ответила ты, с ужасом понимая, что слова прозвучали слишком горько.
Он победил вас обоих, и твоя горечь просочилась даже в предполагавшуюся язвительной фразу.
Не давай ему это понять. Не смей давать ему даже эту малость.
– Очень жаль, – отозвался доктор Ч., беря в руки книгу со стола. – Вы же знаете, я всегда готов к диалогу.
– Заметно.
Ты выскочила из кабинета, хлопнув дверью, не желая больше слышать этот вкрадчивый, пошлый голос. Желательно – никогда больше. Прислонилась спиной к стене, сжимая кулаки в бессильном отчаянии. Услышала, как доктор Ч. за стенкой встал и направился к двери. И рванула по коридору прочь отсюда, от него, от этих стен, от этой удушающе стерильной атмосферы, от желания упасть на колени и кричать, пока в больнице не треснут все стёкла. По крайней мере те, за которыми прячутся висящие на стене славы доктора Ч. сертификаты и дипломы.
Холодный ветер хлестанул по лицу, возвращая тебя в реальность. Ты села на скамейку, тупо уставившись на улицу напротив. Мимо проезжали машины, проходили люди. Мимо текла жизнь, но твоя остановилась, осталась там, в психиатрической лечебнице позади тебя. Ты согнулась, обхватив колени, не представляя, что делать дальше. Ты была согласна даже на одно-единственное посещение, лишь бы только увидеть его, услышать его голос, сказать ему, как пуста ты без него, и вы бы вместе придумали, как быть. Но доктор Ч. не был согласен ни на одно, лишь упивался твоей беспомощностью и своей властью.
Ты сидела на скамейке, пока не стемнело. Доктор Ч. вышел из своей святая святых и сел в такси, не заметив тебя. Он уехал, а ты осталась. С ним уехал его резкий одеколон, с тобой осталась его слащавая улыбка. С ним уехал твой шанс, с тобой осталась твоя боль.
Но можете продолжать приходить, с вами всегда приятно пообщаться.
Именно в этот момент ты и схватилась за безумную идею, родившуюся из смеси отчаяния, безысходности и ненависти.
Нет, подумала ты. Нет. Это ещё не конец.
Он не победит.
Ни за что.
3
Ты принялась изучать его тщательнее, чем до этого. Ты должна была знать о нём всё. Если уж ты решила попробовать тот дикий путь, который пришёл тебе в голову, ступать на него надо уверенно, иначе не стоит и пытаться.
Заполучив такого пациента, доктор Ч. заполучил и столь льстящее ему внимание. Он раз за разом давал интервью, и ты пересмотрела их все. Каждый раз – новый галстук, тщательно уложенные волосы, идеально подстриженная бородка, каждый раз – лоск и игра на публику.
Каждый раз Ч. поливал грязью твой смысл жизни, без зазрения совести сводя его глубокую, сложную личность, которую ему никогда не разгадать, как бы он ни старался, к примитивной психопатии, самые интересные подробности которой он обещал вывести в своём исследовании. О тебе речь заходила редко. Но всё же…
– Что вы можете сказать о любовнице преступника? – спросили его в одном из интервью.
Любовнице. Им никогда не понять.
– Весьма антисоциальная личность, – без запинки ответил доктор Ч., хотя он никогда тебя не встречал.
Суждения, почерпнутые из СМИ, домысленные без доказательств, выдаваемые за действительность.
– Она наблюдается у психиатра?
– Нет, но, вероятно, стóит. – И эта улыбка, эта самодовольная белоснежная улыбка псевдопревосходства.
Вероятно, да.
Вероятно, стоит показать ему, насколько ты антисоциальная, по его словам, личность. И хотя больше всего на свете тебе претит какое-либо общение с психиатром, тем более таким, как доктор Ч., это твой единственный шанс. Ты знаешь, что он с удовольствием расширит своё драгоценное исследование сеансами терапии с тобой. Потому что твоя любовь, как бы ни старался доктор Ч., не особенно желает с ним беседовать. Объяснять свои поступки. Отвечать на идиотские вопросы. Заполучив его, доктор Ч. выиграл в лотерею, но как подступиться к выигрышу, он до сих пор не знает. Зато ты… Ты знаешь о нём всё. Ты могла бы многое рассказать доктору Ч. Но ты знаешь, что он тебе не поверит. Всё, что он захочет услышать, – это какую-нибудь несусветную чушь про стокгольмский синдром (так считают многие) и подробности вашей личной жизни. Но никакого синдрома не было.
Ты никогда так не любила. Никого и никогда. И никогда не полюбишь.
Он никогда не знал любви и не был на неё способен. Пока не встретил тебя.
Вы оба лучше умерли бы, чем причинили друг другу боль.
Почему все отказываются в это поверить?
Ради тебя он сдался полиции. Только чтобы тебя не подвергали тому, на что ты уже почти готова согласиться. Чтобы такие, как доктор Ч. не копались у тебя в голове, не вытаскивали на свет то, что ты пытаешься спрятать, не внушали тебе то, что они хотят. Не играли с тобой, как с игрушкой, не изучали, как подопытную, не заставляли возвращаться туда, где уже слишком темно.
Но другого пути ты не видела.
Конечно, твоя любовь будет разочарован, узнав, на что ты пошла, – почти на то, от чего он пытался тебя защитить. Но если это позволит вам увидеться, а может, и провести в жизнь твой безумный план, который ты ещё не до конца позволила себе осознать, то это стоит того.
В конце концов, ты будешь притворяться. В конце концов, это совсем не то, что сидеть в психиатрической палате за стеклом, как подопытный кролик. Просто разговоры. Так ты себе это представляла.
Ты чертовски ошибалась.
4
Ты перерыла весь интернет, но так и не смогла найти достаточной информации о детстве доктора Ч., кроме того, что его мать умерла от рака, когда ему было десять лет. Остальное – тайна, но по тому, что мир имеет в лице доктора Ч. сейчас, ты могла предположить, что с отцом у него отношения не заладились и что всё детство и юность доктор Ч. безуспешно пытался его впечатлить, получить его одобрение, его и других, и это продолжается по сей день. Похоже, он всё ещё ищет одобрения и признания во взрослой жизни, и всё ещё не получает его. По крайней мере, не достаточно для него.
Это очень печально.
И этим очень легко манипулировать.
Он обожал внимание, жаждал его и, когда получал, буквально в нём купался. Ты знала это, и это вполне соответствовало его характеру. Поэтому он не пропускал различные приёмы, даже самые мелкие, если только его приглашали. Обычно его имя находилось ближе к концу списка, что означало, что он далеко не самый важный или желанный гость на мероприятии, но полностью вычеркнуть его решались не все. Судя по найденным тобой фотографиям в соцсетях, чаще всего доктор Ч. заканчивал вечер где-то в уголке либо за столиком, тогда как большинство людей на снимках непринуждённо общались группками или парами. Если он и получал какое-то внимание, к концу вечера всё равно оставался в одиночестве. Наверное, это здорово бьёт по эго, не без злорадства подумала ты, рассматривая одну фотографию за другой. Однако одет он всегда был прилично, явно в дорогие костюмы, возможно даже сшитые на заказ, – у него определённо был пунктик по поводу своей внешности и презентабельности для других.
Надо взять на заметку.
Ты потратила много времени, снова и снова выискивая и вычитывая обрывки информации о докторе Ч., комментарии других людей про него, обсуждения, в которых он участвовал. В конце концов у тебя уже рябило в глазах от его имени и подташнивало от его фотографий. Типичная нарциссическая личность, охарактеризовал он кого-то. Возможно, ему стоило бы сказать это о себе.
Снова появившись в его кабинете, ты вела себя так, словно он не говорил тебе, что никогда не даст разрешения на посещения. Словно ты не хлопала элитной дубовой дверью, выскакивая в коридор, едва сдерживая рыдания. Словно вы просто вернулись к привычному сериалу с однотипными сюжетами многочисленных эпизодов.
Ты вела себя точно так же, как и все разы до этого. Но сегодня финал серии выбираешь ты.
– Ваша упорность достойна похвалы, – улыбнулся доктор Ч., вновь увидев тебя.
Ты вспыхнула: похвала из его уст была просто отвратительна.
– Если только это не одержимость, – добавил он.
Именно она.
Ты села в кресло, и всё покатилось по известному сценарию. Только в этот раз ты позволила себе быть более эмоциональной. То отчаяние, та боль, что ты неизменно заталкивала на самое дно своей разбитой души, чтобы доктор Ч. не получил ещё больше поводов для радости… сегодня ты выпустила их на поверхность.
Он не мог их не заметить.
– Вы же понимаете, что этого не будет, – сказал он мягче, чем обычно. Почти без привычного злорадства.
Почти.
Ты вышла из кабинета, осторожно прикрыв дверь. Не до конца, оставив маленькую щель, чтобы доктору Ч. было лучше слышно происходящее в коридоре. Опустилась на колени и позволила тьме окружить тебя. Достаточно было представить, что ты никогда больше не увидишь любовь своей жизни. Не коснёшься его руки. Не вдохнёшь его запах. Не ощутишь его тепло.
Никогда.
Ты плакала очень убедительно – часть тебя плакала по-настоящему.
Ты плакала весьма душераздирающе – искалеченная душа звучит по-особому.
Доктор Ч. выскочил в коридор и застыл. Как бы он к тебе ни относился, в его сердце что-то шевельнулось. Нечасто у дверей его кабинета так горько плакали красивые женщины.
– Ну тише, тише, – растерянно проговорил он, наклоняясь к тебе и пытаясь поднять тебя с колен.
– Не могу, – проговорила ты сквозь слёзы, отмахиваясь от него, – я так больше не могу. Не могу. Я больше не могу! Не трогайте меня!
Доктор Ч. посмотрел на твоё покрасневшее лицо и трясущиеся руки, потом вернулся в кабинет и вышел со стаканом воды. Ты оттолкнула протянутый стакан, едва не разлив его и одновременно понимая, что не можешь успокоиться. Шлюз, который ты хотела лишь приоткрыть, распахнулся, и всё, что копилось в тебе месяцами, хлынуло наружу. Ты не могла это остановить, даже если бы захотела. Конечно, тебе было это на руку – доктор Ч. с изумлением наблюдал настоящую истерику. Но тебе хотелось бы контролировать её.
Сейчас было наоборот.
– Всё в порядке, – послышался голос доктора Ч.
– Нет, – еле выговорила ты, – нет, ничего не в порядке.
Но он обращался не к тебе – к двум санитарам, появившимся неподалёку, видимо, заинтересовавшимся происходящим.
Какой цирк.
Они ушли, а захлестнувшая тебя волна – нет. Ты начала тонуть.
Доктор Ч. почуял неладное и, поколебавшись, поставил стакан на пол и ужасно неловко приобнял тебя и неуверенно похлопал по спине. От этого тебе стало только хуже, ты стала вырываться, и он тебя отпустил.
– Всё же попробуйте попить, – с ноткой беспокойства снова протянул тебе стакан доктор Ч., словно других способов помочь он просто не знал.
Не такой уж он хороший доктор.
Ты отползла к стене, прижалась к ней спиной. Сами пейте, хотела сказать ты, но получилось только:
– Са… Са…
Как глупо. Попасться в собственную ловушку.
Ты почувствовала, как задыхаешься, как падаешь в пропасть, и тебя затрясло по-настоящему. Ты хватала ртом воздух, слёзы уже не текли, только сердце колотилось где-то отдельно от тебя, в густой темноте, так быстро, что тебе хотелось, чтобы оно остановилось. И оно остановилось.
Всё вдруг прекратилось.
Ты замерла, и всё вокруг тоже. Тебя вырезали, словно картинку из журнала, и журнал этот был медицинским, и всё вокруг было таким больничным, и ты не понимала, что произошло, пока не пришлось сильно-сильно моргать, чтобы вода не затекала в глаза. За шиворот и в вырез блузки она всё равно пролилась.
Ведь доктор Ч. выплеснул стакан воды тебе прямо в лицо.
– Что вы…
– Извините, нужно было как-то прекратить истерику.
Он что, совсем охренел?!
– Серьёзно?! – ты в бешенстве стряхивала с себя воду, испепеляя его взглядом.
– Во всяком случае, это помогло.
Правда.
– Не похоже на медицинские методы, – пробурчала ты.
Доктор Ч. пожал плечами и подал тебе руку, чтобы ты встала. Ты неловко поднялась, цепляясь за него. Размазала по лицу тыльной стороной ладони слёзы, сопли и воду и с вызовом уставилась на психиатра. Любовь твоей жизни был выше, и ты почти всегда смотрела на него снизу вверх. Прижимаясь к его груди, где билось так любящее тебя сердце. Вы же с доктором Ч. смотрели друг другу прямо в глаза.
– Пойдёмте, приведём вас в порядок, – сказал он наконец, легонько подталкивая тебя в кабинет.
– Я и так в порядке, – заявила ты.
Ложь.
– Я вижу.
В кабинете доктор Ч. достал тебе небольшое белое махровое полотенце из нижнего ящика комода, стоявшего в углу, и ты промокнула лицо, шею, приложила его к мокрой блузке.
– Я в порядке, – упрямо повторила ты, но на этот раз уже не так уверенно, и он улыбнулся:
– Хорошо. Тогда что это было?
– Я просто… – ты намеренно осеклась. – Просто устала, – закончила ты тихо и нетвёрдо.
– Понимаю, – мягко сказал он.
– Это вы довели меня, – прямо сказала ты и, как ни странно, это, похоже, ему понравилось.
– Если вы правда так считаете, вам нужно с кем-нибудь серьёзно об этом поговорить.
– И с кем же?
Доктор Ч. улыбнулся, словно ты задала самый глупый вопрос на свете.
Ты усмехнулась:
– Даже не мечтайте.
– Не обязательно со мной, – пожал плечами доктор Ч.
Ложь.
– Но с кем-нибудь поговорить вам действительно стоит.
– Со мной уже всё в порядке, – снова сказала ты, – я не хочу это обсуждать. Мне просто нужно отдохнуть.
Ложь.
– Но вы не выглядели уставшей, – ответил доктор Ч. серьёзно. И чуточку озабоченно. Эта чуточка тебя взбесила. Нужно было всего лишь размазать по лицу сопли, чтобы он начал воспринимать тебя как живого человека? Лицемерный ублюдок.
– И какой же я, по-вашему, выглядела? – язвительно спросила ты.
– Сломленной.
Правда.
Ты повернулась и посмотрела в окно. Было уже темно, оранжевый свет фонарей освещал мокрый асфальт.
– И поэтому вы плеснули мне в лицо водой? – фыркнула ты, не отводя взгляда от окна. Смотреть на доктора Ч. не хотелось.
Сломленной. Именно то, что ты старалась изобразить. Он купился.
Или просто разглядел в тебе то, в чём ты никогда не будешь готова себе признаться.
– Прошу прощения, – сказал доктор Ч. – Посмотрите на меня.
Ты повернулась, встретив внимательный взгляд его зелёных глаз.
– Вам необязательно держать всё это в себе.
Неужели?
– Ничего, я справлюсь.
Ты хотела добавить в голос дрожи, но не вышло. Наверное, потому что ты действительно верила в то, что говорила. Доктор Ч. всё смотрел на тебя, сканировал своим мерзким докторским взглядом, и ты не выдержала, опустила глаза.
– Говорю вам как врач: вам пора позаботиться о себе.
Какая забота.
– Может, вы и правы, – вздохнула ты, ковыряя пуговицу на манжете своей блузки. Не отрывая от неё взгляда, скрывая усмешку, сосредотачиваясь на подборе слов.
– Я могу помочь вам, если хотите, – в его голосе действительно появились нотки радости?
Пошёл ты.
– По крайней мере, я в курсе вашей ситуации, в отличие от другого, незнакомого вам врача.
– И как же вы можете мне помочь? – ты оторвалась от пуговицы и посмотрела на доктора Ч.
– Думаю, начать надо с беседы. Мне вы можете рассказать то, что не рассказывали другим.
Меня сейчас стошнит.
– Эксклюзив, не доставшийся газетам? – усмехнулась ты.
Доктор Ч. улыбнулся.
– О, нет, нет. Я действительно хочу помочь вам.
И заодно вытащить из меня всё, что можно, для своих целей.
– Помочь? Но почему? – ты изобразила недоверие, хотя и изображать-то ничего не пришлось. Не было ни одной причины, по которой ты смогла бы когда-нибудь ему доверять.
– Врачебная клятва.
О, боже. Что-то раньше вы о ней не вспоминали, доктор.
По твоему лицу доктор Ч. понял, что его ответ тебя не устроил. Поэтому добавил:
– И потому что мне кажется, вам ещё можно помочь.
Ты замялась, словно раздумывала. Потом сказала:
– Хорошо. Но я хотела бы кое-что попросить…
Доктор Ч. прикрыл глаза, словно то, что ты скажешь дальше, его уже расстроило.
– Никаких посещений, – сказал он. – Я ведь уже говорил. Это совсем не то, что вам нужно.
– Всего одно, – прошептала ты. – И я больше не причиню вам беспокойств.
Ложь.
– Всего одно, – повторила ты, – и я расскажу вам всё, что захотите. Я сдаюсь.
Я пластилин, лепите из меня, что хотите. Поверьте в это.
– Мне нужна ваша помощь.
Ложь. Правда. Будь он проклят.
Ты смотрела ему прямо в глаза, надеясь, что выглядишь раздавленной и несчастной.
Доктор Ч. неосознанно начал грызть кончик своей дорогой ручки. То, что ты говорила, действительно было интересно. Раньше ты себя так не вела. Из этой ситуации можно было бы извлечь множество возможностей… Он пристально смотрел на тебя, утопающую в большом кожаном кресле, и в этом взгляде было всё. Любопытство. Недоверие. Оценивание.
– Я подумаю, – небрежно сказал он. – Приходите завтра.
Вот же скотина!
– Хорошо, доктор Ч., – кротко ответила ты, опуская глаза.
Вы договорились о времени визита, и ты ушла, уверенная в том, что он согласится. О том, что он захочет услышать, ты старалась не думать. В конце концов, это будут просто слова.
Вы договорились о времени визита, и доктор Ч. от радости два раза прокрутился в своём любимом кресле. Такого источника информации не будет ни у кого. О том, что ты просила о посещении, он старался не думать. В конце концов, он ничего тебе не обещал.
Ты решила разыграть сломленную, беспомощную жертву. Доктор Ч. решил разыграть врачебную заботу. Вы выложили карты на стол, но ещё не знали, у кого на руках козыри.
Каждый считал, что у него.
