Алёна Моденская
Успенский мост
Вика уверенно свернула направо, прошагала по дорожке к крыльцу и поднялась по ступенькам. Лика затаила дыхание, наблюдая, как девчонка протянула руку к двери. Та просто открылась и пропустила Вику внутрь.
Спохватившись, Лика, прихрамывая, пересекла дворик и следом за спутницей вошла в тёмную просторную прихожую. Дверь за спиной мягко закрылась, оставив незваных гостей в полной темноте.
– Эй! Привет! – Вика в грязных кроссовках протопала в гостиную, оставляя на пыльном полу мокрые следы. Почему-то казалось, что звуки её шагов раздражали дом, разгоняя привычную ему тишину. Всё пространство как будто недовольно наблюдало за вторжением.
Вика пощёлкала выключателем на стене, но свет не зажёгся. Ругнувшись, она подошла к окнам и резко отдёрнула тяжёлую портьеру, из-за чего в комнате облаками заклубилась пыль.
Что-то недовольно бормоча по поводу отсутствия света, Вика потопала в коридор. Лика, стараясь двигаться помягче, подошла к комоду, уставленному какими-то безделушками. Цвет высокой вазы даже нельзя было определить – вся поверхность покрылась толстенным слоем пыли. От трапециевидного абажура стоявшего рядом торшера к поверхности комода тянулись косматые, чуть колыхавшиеся нити.
Изображения на развешанных повсюду фотографиях тоже скрылись под пылью. Замысловатая люстра с великим множеством висюлек казалась матовой, на нижних ярусах покачивались нитевидные ошмётки.
Лика осторожно подошла к окну, но даже не смогла рассмотреть двор – всё стекло покрылось белёсыми подтёками и засохшими каплями. Обои с узорными завитками отставали и скручивались, по углам стен и под потолком расползались пятна чёрной плесени.
– Телефон не работает.
От голоса Мажорки Лика чуть не подпрыгнула.
– А это точно ваш дом?
– Да, а что? – Недовольно спросила Вика.
– Такое ощущение, что здесь несколько лет никого не было.
– Значит, уборщицу уволили! – Но раздражение Вики мигом сменилось вполне дружелюбным тоном: – Пойдём, я тебе свою комнату покажу.
Лика последовала за Мажоркой вверх по чугунной лестнице с витыми дужками парапета. На каждый шаг кованые ступеньки реагировали гулом и дрожью. В тусклой сумеречной мгле сквозь клубящуюся пыль просматривались бурые засохшие разводы на поверхности перил, как будто кто-то размазал по ним тёмную жидкость. Спрятав руки в рукава, чтобы ни до чего не дотрагиваться, Лика даже старалась дышать как можно тише.
– А где… Что-то я не понимаю… – Впервые в голосе Вики проступили растерянные нотки. – А где моя комната? Так, вот спальня родителей, вот гостевая. А моя дверь была тут. А теперь здесь стена.
Вика, уперев руки в бока, недовольно осматривала пустую стену напротив двух приоткрытых дверей. Потоптавшись, она зашла в одну из комнат.
– Точно, это спальня родителей.
Заглянув внутрь, Лика увидела продавленную двуспальную кровать, накрытую измятым покрывалом, комод, тумбочку с большим овальным зеркалом. Подойдя ближе, рассмотрела трещину, пересекавшую поверхность зеркала снизу доверху. Все углы комнаты чернели плесенью, в воздухе стоял гнилой удушливый запах, от которого к горлу подступал ком и хотелось кашлять.
– Вот, наши фотки. – Вика сняла с прикроватной тумбочки рамку, протёрла запылённое стекло и продемонстрировала выцветшее фото улыбающейся семейной пары. – А вот я.
Вика взяла вторую рамку. За протёртым от пыли стеклом чернел пустой прямоугольник.
– Ничего себе! – выкатила глаза Вика. – Я в шоке! Они мою фотку убрали!
– А она здесь точно была? – неосторожно спросила Лика, мгновенно осознав свой промах.
– Что? – прошипела Вика.
– Я имею в виду… может, это другой дом или вообще мы не в тот посёлок пришли. – Лика попятилась к двери.
– Но это мои родители! – Вика так резко тряхнула рамку с семейной парой, что стекло со звоном вывалилось на пол.
– Значит, твоя фотка… эм… потерялась. Или случайно… не знаю, испортилась. – Лика продолжала пятиться.
Взвизгнув, Вика запустила пустой рамкой в стену. Лика выскочила из спальни, скатилась с лестницы и рванула на себя ручку входной двери. Мига ей хватило, чтобы внутреннее приготовиться к тому, что дверь не поддастся, но проход легко открылся. Мокрый весенний воздух проник в лёгкие, и скрутившийся внутри узел на мгновение ослаб.
Но тут же над головой раздался дребезг и звон стекла, и несколько небольших осколков упали рядом в рыхлый апрельский снег. Лика побежала по палисаднику и тут же краем глаза заметила два громоздких тёмных силуэта. Кажется, они её тоже увидели, потому что один указал рукой в её направлении.
Резко развернувшись, Лика рванула назад, забежала за угол дома, пересекла задний двор, но поскользнулась и упала. Колени со звоном стукнулись о нечто твёрдое. Под круглым колодезным люком шумела вода, через небольшое отверстие в крышке поднимался лёгкий пар с едким химическим (очень знакомым) запахом. На ладонях, шлёпнувших по металлу, остались грязь и ссадины.
Страх полностью испарил боль и вернул силы. Не теряя времени, Лика подскочила и помчалась к розовому дому, во дворе которого темнела беседка. Стараясь ступать только по расчищенным дорожкам, чтобы не оставлять следов в рыхлом снегу, она, задыхаясь, добралась до беседки и залезла под лавку, чтобы скрыться за невысоким сплошным барьером.
Сквозь шумный стук в ушах прорвался девчачий визг и чьё-то рычание. Кажется, Вика что-то кричала, угрожала, ссылаясь на родителей. Потом её голос сорвался и стало тихо. Отчаянно борясь с желанием забиться ещё глубже под скамейку, пахнущую прелым деревом, Лика всё же выглянула из-за барьерчика.
Две огромные человекоподобные фигуры склонились над круглой дырой в асфальте. В люке исчезал край розового худи. Один из громил грубо сгибал торчащие из колодца ноги в кроссовках на толстой подошве и запихивал их в люк. Когда кроссовки тоже скрылись, второй легко поднял крышку люка, валявшуюся рядом в снегу, и бросил её на колодец.
В ушах стоял звон, громилы завернули за угол и скрылись. Ещё несколько минут пролежав под скамейкой, Лика выбралась, но снова увидела огромную фигуру, причём на этот раз с вилами в руках.
Бугай стоял посреди палисадника розового дома спиной к Лике. Она, стараясь ступать неслышно, прокралась к двери и даже не удивилась, когда та оказалась незапертой. Мягко и бесшумно Лика по тёмному коридору добралась до какой-то небольшой комнатки.
Внутри пахло ароматизированной химией вроде ядрёного освежителя для туалета. Достав смартфон, Лика включила подсветку. Она оказалась в ванной, и с каждой стены на неё смотрело её собственное искажённое лицо. Видимо, хозяева – любители чёрных зеркальных стен. Ванна, традиционно белая, вся покрыта тёмными разводами.
Прислушавшись и не уловив в доме ни звука, Лика потихоньку пробралась в гостиную. Где-то рядом под тяжёлыми шагами скрипнул пол, пришлось на носочках бежать по коридору в соседнюю комнату, кажется, библиотеку или кабинет. Оттуда – снова в прихожую через боковую дверь, пересечённую несколькими сквозными трещинами.
От зеркала на огромном шкафу остались лишь осколки по периметру рамы, но дверца при открывании не скрипнула. Притаившись внутри пустого шкафа, Лика не полностью закрыла дверцу, оставив щель. Мимо прошли тяжёлые шаги, но рассмотреть никого не удалось.
Под ногами что-то перекатывалось, Лика неосторожно задела небольшую вещичку, довольно громко стукнувшую по дну шкафа. Шаги замерли, но через секунду удалились. Полностью закрыв дверь, Лика смартфоном осветила своё убежище. С перекладины для плечиков свисали нити пыли, по дну разбросаны небольшие кривобокие белёсые предметы.
Из-за ботинка выглядывало что-то узнаваемое. Чуть подвинувшись, Лика рассмотрела нижнюю человеческую челюсть с несколькими зубами. Кажется, вокруг тоже лежали кости.
С трудом подавив в горле крик, Лика набрала воздуха, сжала кулаки и прислушалась. Тишина. Аккуратно выбравшись из шкафа, быстро добежала до выхода и вывалилась наружу.
Петляя дворами, уже приблизилась ко въезду в посёлок, когда слева буквально из ниоткуда возник огромный силуэт. Резко взмахнув дубиной, бугай рванул к Лике, стремительно улепётывающей к воротам.
Схватившись руками за скользкую мокрую решётку, она сумела подтянуться, но щиколотку сдавила жёсткая хватка. От резкого рывка всю ногу пронзила острая боль, Лика, из последних сил пыталась удержаться, вцепившись пальцами в холодную перекладину, но локти от натуги растянулись и чуть не разорвались.
В последний момент заметив металлический лом, нацеленный прямо в голову, Лика разжала руки и упала на землю. Сверху, задребезжав, оглушительно громыхнули ворота.
Видимо, бугай не ожидал падения, так что даже разжал хватку. Перекатившись, Лика поднялась с четверенек на ноги, снова чудом увернулась от железной дубины, и непостижимым рывком перепрыгнула через преграду.
Упав и ударившись копчиком, она отползла на пару шагов, но громила больше не пытался её преследовать. Огромная человекоподобная фигура с лицом, замотанным чёрными полосками ткани без прорезей для глаз и рта, спокойно развернулась и ровно пошагала вглубь посёлка.
Усилием всей своей воли поднявшись на ноги, Лика, держась за решётку ворот, некоторое время смотрела, как великан мерно маршировал по улице. Когда он свернул за угол, Лика тоже развернулась и побрела прочь от «Черноречья Люкс».
На ногу, за которую дёрнул громила, наступать совсем не получалось, любое движение теперь отдавалось болью, пронизывающей каждую клеточку от пальцев до таза. Копчик тоже как будто превратился в острый нож, при каждом шаге запускавший режущий столб боли вверх по позвоночнику.
Подтягивая больную ногу, Лика кое-как доковыляла до развилки. Всякая чувствительность, кроме жгучей боли исчезла, так что Лика, устав бороться, присела на здоровой ноге, вытянув больную, и легла на бок прямо в тающий апрельский снег.
Тонкие форменные брюки мигом пропитались мёрзлой жижей. Тающие льдинки забрались под куртку, обжигающий ледяной бисер скользил по пояснице, а по лицу катились горячие капельки слёз.
Темнеющее серое небо сливалось со снегом, покрывающим раскинувшиеся вокруг поля. Мгла сгущалась, граница неба и земли потихоньку тонула в наползающей тьме. Ни звука не доносилось с бескрайнего поля.
Пальцы покраснели и начинали неметь. Глядя на посиневшие ногти, которые так и не отросли, Лика чувствовала, как кожу лица стягивает льдом от замерзающих слёз. Ещё раз всхлипнув, она заставила себя сесть, подобралась и с трудом, стараясь не опираться на больную ногу, всё же встала.
Наверное, стоило вернуться в санаторий. То есть, не то чтобы стоило, просто больше пойти некуда – до дома далеко, связи нет. «Черноречье» теперь – самый ближний объект с крышей, теплом и едой. И там её хоть кто-то, может быть, немного ждёт. Наверное. Кому-то же нужно пылесосить ковры в коридорах.
Выпрямив затёкшую спину и снова ощутив боль в копчике, Лика, прихрамывая пошла прочь от элитного посёлка. Только не в сторону санатория, а дальше по дороге. Поначалу сама не понимала, почему свернула на развилке в другую сторону. Ведь она, пусть к утру, но доковыляла бы до своего места работы. Наверное. Но нет – насквозь промокшая, замёрзшая, так что зубы стучали, уходит прочь.
– Да потому что лучше замёрзнуть где-нибудь в чистом поле, чем возвращаться в это дурацкое место с психами-постояльцами и таким же персоналом, – пробормотала Лика себе под нос.
Размытое пятно солнца, что путешествовало по небу, совсем истончилось и пропало. Небо стало быстро темнеть, поле из белёсого стремительно превращалось в бурое. Где-то внутри тлела надежда, что всё-таки есть шанс, пусть и призрачный, встретить хоть кого-то адекватного в этом жутком месте. Кого-то на машине. Кто поможет добраться до Добромыслова. И денег не возьмёт. Хотя нет, это уж слишком.
Дорога сделала плавный изгиб, и Лика обнаружила, что добралась до речушки, о которой успела забыть, потому что та текла в низине и полностью скрывалась за ещё не растаявшими сугробами. Пройдя ещё несколько метров, Лика рассмотрела мост, дугой соединяющий два берега. Старый, наверное, совсем древний, мост состоял из мощной каменной кладки и образовывал полукруглую арку, так что вкупе с отражением в тёмной воде получался идеально ровный круг.
Некоторое время Лика заворожено смотрела, как густая вода, перекатываясь ленивыми волнами, утекает под мост, в этот круг. Почему-то казалось, что она в нём растворяется, исчезает, что на той стороне, за мостом, находится нечто совсем другое, чужое. Там другая вода, другой воздух, другое поле…
Лика встряхнулась. От голода и усталости её, кажется, стало заносить. Раздался всплеск. Быстро найдя взглядом место, где расходились тёмные частые круги, Лика на ослабших коленях присела, но больная нога подвела, и Лика, упав, покатилась кубарем по склону. Кое-как цепляясь окоченевшими руками за рыхлый снег и упираясь промокшими ногами, всё же сумела остановиться и не упасть в реку.
В полуметре внизу переливалась чёрная вода. Поверхность колыхнулась и стала расходиться в разные стороны. Из речки поднялось нечто серое и глянцевое и глянуло на Лику красными глазами. Но раздался звук мотора, и нечто мигом ушло в глубину, на мгновенье показав гладкие, будто металлические, бока с острыми плавниками-ножами и напоследок звонко шлёпнув по воде огромным хвостом.
Скинув оцепенение, Лика стала карабкаться по склону, хватаясь за снежную кашу. Слабость и усталость удавалась отгонять лишь мыслью о возможном спасении. Кто бы это ни был, хуже уже, наверное, не будет. Если её, конечно, вообще заметят в сгустившейся тьме.
Лика вывалилась на обочину и уже не в силах подниматься, поползла по дороге. Ночь разрезали лучи фар, высветив каменную кладку моста. Тихо прошуршали шины, машина остановилась, чуть проехав вперёд. По дороге прошли мягкие шаги. У лица Лики стояли ноги в матовых чёрных ботинках.
Сильные твёрдые руки лёгким движением подняли её, нижнюю часть тела пронзила боль, но даже вскрикнуть не получилось – силы кончились. Дальше она плюхнулась на заднее сиденье машины. Стараясь не шевелиться, Лика смотрела в совершенно чёрное окно.
Через некоторое время машина мягко подкатила к зданию «Черноречья».
Глава 7.
Клоака для человеческих душ
Кажется, рядом звучали знакомые голоса, ощутилась пальпация, от которой из горла вырывался то ли крик, то ли вой. Потом уколы, затихающая боль и очередной провал в темноту.
Сколько прошло времени, Лика не знала. И обнаружила, что перестала об этом беспокоиться. И когда привычно серым утром она выползла из своей комнатушки и, прихрамывая, спустилась к завтраку, никто не повернулся, не проводил её «странным внимательным» взглядом. Эльвира привычно развозила тарелки на тележке, гости санатория буднично жевали свои помои и химикаты.
Хотя кое-что выделялось из привычной картины. Одна из девиц-франкенштейнов отсутствовала. Появилась она чуть позже, и в бризовой униформе. Села за один из столиков для персонала. Но думать о том, как постоялица санатория превратилась в санитарку, не было сил.
Взгляд зацепился за движение розового худи и высокий пучок. Вика, ссутулившись, плелась к выходу из столовой. Лика уже приготовилась удивиться, но не смогла. Выкинув мысль о Мажорке, как фантик из кармана, она прошаркала к столику, где Илья уплетал овсянку, и плюхнулась на стул. Вот этого делать точно не стоило – чтобы не закричать от боли, прострелившей всю спину до шеи, пришлось сжать зубы. И всё равно вырвался сдавленный стон.
– Доброе утро, – проговорил Илья с набитым ртом.
– Доброе, – вяло отозвалась Лика. – А давно Вика вернулась?
– Кто?
– Вика. – Лика кивком указала на сообщницу по неудавшемуся побегу.
– Понятия не имею, – пожал плечами Илья. – А откуда вернулась?
На миг показалось, что в сухом тоне Ильи проскочила искорка оживления. Но огонёк тут же погас. Отвечать Лика не стала.
После завтрака Лику за локоть ухватила Раиса.
– Тебя доктор Погорельский просил зайти. Пойдём, я провожу.
– Я и сама могу дойти. – Лика попыталась высвободить руку, но пальцы сестры-хозяйки сжимались всё сильнее.
– Ты пока не совсем поправилась, я помогу.
Раиса так и держала Лику, как конвоир. Когда они добрались до третьего этажа, послышался нарастающий гулкий звук, превратившийся в оглушительный вой.
– Ох ты, надо же. – Раиса выпустила руку Лики и в один прыжок оказалась возле незакрытой комнаты. Лика успела заметить алые нити, пересекающие пространство в фиолетовой темноте манипуляционного кабинета, но Раиса ловко хлопнула дверью, и вой тут же оборвался.
Снова оказавшись в хватке командирши, Лика даже и не пыталась брыкаться. Ей почудилось, что за те секунды, пока проход был открыт, она успела заметить напряжённо вывернутую бледную руку со скрюченными пальцами. Одна из нитей вытягивалась прямо из сведённой судорогой ладони.
И внезапно в памяти всплыли паутины багровых шрамов, покрывающие кожу некоторых постояльцев санатория, но Лика даже и не попыталась вспомнить, у кого именно видела такие шрамы, хотя связь между отметинами и алыми нитями казалась очевидной. Багровая спираль витками закручивалась по чьей-то белой руке…
– Пришли. – Раиса открыла дверь с табличкой «Главный врач» и пропустила Лику вперёд.
Когда старшая сестра исчезла, Лика сделала пару шагов и остановилась посреди довольно большой квадратной светлой комнаты, по периметру заполненной белыми шкафами и полками с разноцветными папками. На подоконнике и там, где полки не доставали до потолка, в керамических горшках стояли разнообразные цветы, правда, ни одно растение не цвело.
Кое-где попадались чёрно-белые картины, рассмотреть которые практически невозможно. Разве что одна различалась более-менее чётко – за спиной доктора. Там изображалось что-то вроде монастыря или средневековой крепости – белая каменная стена, верхушки церквей. Надпись оказалась слишком мелкой, чтобы её прочитать.
За белым столом сидел доктор Погорельский, он сосредоточенно и невозмутимо писал. На секунду поднял взгляд, равнодушно осмотрел визитёршу, коротко кивнул на белый стул напротив и вернулся к своим записям.
Движения Погорельского, выводившего шариковой ручкой почти каллиграфические буквы в линованной тетради, завораживали. Некоторое время Лика не могла оторвать взгляда от кончика ручки, оставлявшего на мягкой пористой бумаге синие завитки.
– Личные записи, – произнёс голос Погорельского, и тетрадка захлопнулась, заставив Лику вздрогнуть и часто заморгать. Доктор поднялся и вышел в просторную боковую нишу, почти не заметную за углом высокого пенала. В проёме промелькнули ячейки стеллажей с разномастными корешками папок и край большого шкафа.
Погорельский вернулся в кабинет, сел в своё кресло и, вытянув руки, положил обе ладони на стол.
– Я хотел бы поговорить о вашем поведении.
– Мы что, в детском саду? – выдав эту фразу, Лика смутилась. Под тяжёлым взглядом доктора хотелось уменьшиться. – Извините.
– Вы принимаете таблетки, которые я вам выписал? – Голос доктора звучал ровно, приятный бархатный тембр против воли заставлял мышцы расслабиться.
– Да. – Лика смогла соврать, только приложив огромные усилия.
– Хорошо, – всё тем же ровным тоном произнёс доктор. Странный человек – невозможно понять, уловил ли он ложь. – Почему вы отсутствовали?
«Потому что меня достало ваше заведение», – чуть было не выпалила Лика.
– Мало ли, кому что не нравится, – продолжал доктор. – Отгула или выходного вам никто не давал. Вы самовольно оставили рабочее место. За это полагается штраф.
– Может, я вообще хочу уволиться?
– За досрочное расторжение трудового договора полагается неустойка.
– Сколько? – Неужели замаячила возможность вырваться из этого мерзкого санатория?
– Сколько чего? – Погорельский смотрел на Лику через стол стальным немигающим взглядом.
– Какая неустойка? Сколько нужно выплатить?
– Вы думаете, за вас заплатят ваши родственники. – Врач как будто не спрашивал, а констатировал факт. В общем-то, он был прав, и Лика не видела в этом ничего предосудительного. – Видите ли, у нас здесь другие понятия о штрафах и санкциях. Не всё, знаете ли, меряется деньгами. И потом, ваша матушка очень не хотела бы, чтобы вы оставили эту работу досрочно.
– И какие у вас здесь санкции? Кожу с людей сдираете? – Пожалуй, вышло чересчур резко, однако перед глазами стояли алые нити и протяжный вой.
– Это всего лишь процедура, – Погорельский впервые изобразил нечто, отдалённо напоминающее улыбку. Как будто камень слегка треснул. – Со штрафами всё гораздо серьёзнее. Однако, на первый раз мы, пожалуй, ограничимся устным предупреждением. Впредь ведите себя прилично.
– Обязательно, – прошипела Лика, уже зная, что рекомендацию не выполнит. – Я могу идти?
– Да, пожалуйста.
Лика молча поднялась и вышла из кабинета. На прощание она попыталась громко хлопнуть дверью, но это не удалось – хоть она и приложила почти всю свою силу, раздался лишь мягкий шорох.
Когда стемнело, Лика, не раздеваясь, задёрнула шторы, выключила свет и легла в постель. Предварительно не забыла принять горсть обезболивающих таблеток, что ей выписали. Некоторое время прислушивалась, но редкие шаги, раздававшиеся в коридоре, не останавливались у её комнаты и быстро затихали. Минут десять не было слышно вообще ничего.
Выбравшись из-под одеяла, Лика навалила на кровать смятой одежды и аккуратно всё прикрыла. На цыпочках подошла к двери и ещё с полминуты прислушивалась, присев у замочной скважины. Удостоверившись в том, что поблизости никого нет, бесшумно выскользнула в коридор. Замок при повороте ключа предательски скрипнул, но этот звук ничьего внимания не привлёк.
Осторожно ступая по мягкому ковру, Лика добралась до выхода на внешнюю пожарную лестницу, площадку которой обычно использовали для полулегальных перекуров. И здесь пусто. Прекрасно – никаких препятствий.
Не задумываясь, она взобралась по мокрым железным ступенькам и оказалась у входа на пятый этаж. И вот неудача – заперто, видимо, руководство курило где-то в другом месте.
Осмотревшись, Лика увидела лестницу с тонкими прутьями-ступеньками, ведущую на крышу. Кто-то предусмотрительно прикрепил её прямо над пожарной площадкой. Встав на скользкие перила и держась за стену, Лика дотянулась до лесенки и начала взбираться наверх. Высоты она никогда не боялась, но пальцы мигом закоченели и грозили в любой момент соскользнуть с мокрых и холодных перекладин. Плюс повреждённая нога хоть и не болела, но отказывалась слушаться, увеличивая опасность падения.
Выбравшись на крышу, Лика глянула вниз, где фонарь слабо освещал круглое пространство у крыльца санатория. Ровная асфальтовая площадка, неизменные грязноватые апрельские сугробы, деревянные скамейки. И сомкнувшаяся вокруг ночная мгла.
Протопав по мягкой кровле, Лика подошла к краю, наклонилась и мысленно посчитала окна. Прямо под ней располагалось окно кабинета главного врача, где, как выяснилось, Погорельский и хранил свою картотеку. Странное дело – после его угроз лучше бы молчать в тряпочку и пришипиться, как мышка, но вместо этого она почему-то решила усугубить ситуацию.
Перекинув ноги через бортик, Лика повисла на руках прямо перед нужным окном. Разжав пальцы, с шумом приземлилась на балкон, идущий вдоль всей стены. Нога никак не ощутилась. Хоть за это спасибо. Куда проще было бы вылезти сюда через какой-нибудь кабинет пятого этажа, только где взять ключ. Сложив ладони у стекла, как будто смотрела в бинокль, Лика заглянула внутрь, но увидела лишь вертикальные полоски жалюзи.
И вдруг окно приоткрылось. Видимо, Погорельский забыл запереть его. Конечно, чего ему бояться. Надавив на створку, Лика пролезла внутрь, отодвинула жалюзи и слезла с подоконника на пол.
Свет включать, пожалуй, не стоило, пришлось воспользоваться смартфоном. Теперь он только на это и годился – служить фонариком. На полках стеллажа теснились медицинские карты. В комнатке-нише по периметру стояли шкафы с одинаковыми квадратными отделениями. Наугад Лика выкатила ящик, заполненный папками. На корешках значились незнакомые фамилии.
Продолжая подсвечивать путь смартфоном, Лика выдвигала один ящик за другим, пока на глаза не попалась знакомая фамилия. На одной из папок значилось имя того «предпринимателя», что загадил весь Добромыслов, а потом так неудачно решил удавиться.
Вытащив громоздкую папку, Лика разместила её на левой согнутой руке, а правой умудрялась одновременно листать файлы и удерживать смартфон. Высветилась простенькая анкета этого персонажа в духе «родился-школа-институт-работа-семья». Необычной была, пожалуй, лишь дата смерти – рядом с ней кто-то вывел знак вопроса.
Потом мелькали документы, похожие на деловые, договоры, платёжки, схемы-планы. А под ними – отчёт из какого-то ведомства с таблицами и формулами. Не особенно подкованная в химии, Лика всё же разобрала вывод – серьёзное превышение ПДК вредных веществ в воздухе Добромыслова. Ещё отчёты об анализах проб воды, что-то про городской коллектор. И везде одно и тоже – превышение ПДК в разы, а то и в десятки раз. Как будто кто-то собрал целую кипу доказательств того, что именно этот тип виноват в том, что в Добромыслове нечем дышать.
Ещё в папке нашлись документы с фотографиями висельника, какие-то протоколы, постановления, экспертизы. И копия свидетельства о смерти.
В отдельном файле – копия медицинской карты, видимо, хранившейся где-то на стеллаже. Пролистав до конца, Лика зацепилась взглядом за развёрнутые химические формулы. Совпадали ли они с теми, что указаны в документах о химическом загрязнении, Лика не поняла. Ясным было одно – пациенту «Черноречья» назначили ванны и диету, состоящие из сложных химических элементов.
– Что это за хрень? – пробормотала Лика, чувствуя, как к горлу подкатывал рвотный комок.
– Фенол. В том числе.
Включился свет, заставивший зажмуриться. Сквозь сетку ресниц Лика рассмотрела фигуру главврача в его неизменно отутюженном белом халате.
– Химическое вещество второго класса опасности. В твёрдой форме представляет собой кристаллы, в жидкой – имеет розовый цвет и характерный запах, похожий на запах гуаши, – буднично вещал Погорельский, расхаживая по кабинету со сложенными за спиной руками. – Разрушительно влияет на нервную систему человека. Особо опасен в концентрированном виде. Попросту говоря, прожигает до костей. В прямом смысле.
– И зачем вы мне всё это рассказываете? – спросила Лика, следя за главврачом.
– Информирую. Вам же интересно. – Погорельский закрыл окно и задёрнул жалюзи. – Знаете, во сколько раз превышена предельная концентрация фенола в воздухе Добромыслова?
– Нет, не знаю. – Лика изо всех сил старалась придать голосу равнодушную твёрдость.
– В пять. И всё стараниями нашего любезного друга. У вас в Добромыслове голова на улице не кружилась? – вкрадчиво спросил доктор.
Голова у Лики шла кругом даже теперь, руки отчаянно дрожали, так что вспоминать об «ароматах» в Добромыслове не было ни сил, ни желания.
– Если… – Лика вдохнула поглубже, но голос всё равно дрожал. – Если этот фенол такой опасный… как… какие ванны? Он же умрёт.
Погорельский остановился прямо перед Ликой и смотрел на неё, как на нашкодившего котёнка.
– Или он уже умер? – Мысли не успевали друг за другом. – Как такое вообще возможно?
– Много чего возможно, – ровно проговорил Погорельский. – Предельно допустимая концентрация – занятное понятие. Не только к химии применимо, заметьте. Помните историю Содома и Гоморры?
Лика в ответ на вопросительный взгляд только покачала головой.
– Назовём это предельной концентрацией грешников в одном отдельно взятом месте. Когда она оказалась превышена настолько, что дальше некуда, города погибли в огненном дожде. – Погорельский, глядя в одну точку, прищёлкнул языком. – Так и с людьми. Бывает, что они зарываются и переполняют чашу терпения.
– Чьего терпения? – прохрипела Лика.
Главврач как будто только что вспомнил о её существовании. Чуть встряхнувшись, он спокойно забрал папку у неё из рук и вернул в ящик.
– Вы же сами этого хотели. – Погорельский задвинул ящик в шкаф. – Чтобы он получил по заслугам. Сами ему этого пожелали. Что вам теперь не нравится?
– Фенол на завтрак, – выдавила Лика.
– Там не только фенол. Там такой букет, такие сочетания. – Погорельский повёл глазами. – Но не буду нагружать вас сложными химическими формулами.
– Но не так же…
– Что – не так же?
– Воздавать по заслугам. – Руки Лики вдруг расслабились и повисли верёвками.
– Это не нам решать, кому, чем и за что воздавать. – По лицу доктора пробежала судорога.
– Так он умер или нет? – вскинулась Лика.
– Забавно, что это единственное, что вас сейчас интересует, – улыбнулся доктор.
– А что ещё?
– Например, ваша собственная судьба. Вам полагается наказание. Теперь уже точно, я ведь вас предупреждал. Но об этом после. Доброй ночи.
Погорельский развернулся и двинулся к выходу из кабинета. Когда он уже переступил порог, Лика выкрикнула ему вслед:
– Что это за место?
– Клоака для человеческих душ.
Дверь за Погорельским закрылась, раздался щелчок замка. Понимая, что совершает очевидно бессмысленное действие, Лика подошла к двери и потянула, потом толкнула. Ожидаемо ничего не произошло. Вернулась к окну, через которое влезла, попыталась его открыть. Старая советская рама ни в какую не поддавалась. Когда после сотни попыток повернуть ручку пальцы начали ныть, а суставы перестали сгибаться, Лика бросила бесплодные попытки выбраться и села на холодный пол, прислонившись к шкафу. Вытянула ногу, начинавшую гудеть.
Наверное, завтра Погорельский вернётся. А что, если нет? Сколько здесь можно протянуть? Но он же обещал наказание. Забавно, ожидание взыскания вселяло надежду. Не заморит же он её здесь… и тут в памяти выплыли алые нити и спиралевидные шрамы. И феноловое меню.
Лика вытянула руку и наугад выдвинула ящик. Вытащила первую попавшуюся папку. Телефоном подсветила листы. Строки, таблица, расчёты. И вырезка из журнала, повествующая о бизнес-леди, втянувшей в долги сотни людей. Красочная фотография Эльвиры, ещё самодовольной, позирующей в шубе на фоне дорогущей машины. Теперь эта дамочка выглядела совсем по-другому – как будто выцвела. Вчитавшись в тексты документов, Лика поняла, что все кредитные договоры Эльвира переоформила на себя, и чтобы всё выплатить, ей пришлось бы работать в «Черноречье» четыреста семьдесят два года. Без выходных и отпусков.
Лика нашла нужную строку в трудовом договоре между Эльвирой и санаторием. Всё верно – четыреста семьдесят два года.
Захлопнув папку, Лика не глядя сунула её в ящик, с грохотом его задвинула и поднялась на ноги. Прихрамывая, ходила по кругу между шкафами. Четыреста семьдесят два года. В голове не укладывается.
