Анастасия Андрианова
Отсутствие жизни
– Останешься на ночь? – спросил он.
– Я ничего с собой не взяла, – вздохнула Мавна. – Давай в другой раз, хорошо?
– Без любимой пижамы ни шагу? – поддразнил её Варде. – В фильмах девушки хорошо смотрятся в футболках своих парней.
Мавна хихикнула.
– Твои футболки мне даже до бёдер не доходят, так что смотреться буду не очень. У меня и зубной щётки нет. А ещё я маме обещала, что вечером мы переберём всю зимнюю одежду и решим, какую отдать на благотворительность, а какую отнести в химчистку. И Купаве обещала сфотографировать одну книгу, ей для учёбы…
– Всё-всё. – Варде со смешком тронул пальцем кончик её носа. – Я понял. В другой раз. Всё хорошо, не оправдывайся.
Они посидели ещё немного, выпили чаю с брусничным листом, который Варде собирал тут же, у болот. Он показал Мавне свои новые наброски и развороты в блокнотах: с рисунками, стикерами и гербарием. Мавна покормила рыбку-петушка в аквариуме, переставила книги на полках – чтобы стояли аккуратно, корешками вперёд и по алфавиту. Потом они долго лежали на диване в обнимку и целовались, но Мавна боялась, что вот-вот с работы вернётся отец Варде: конечно, он знал про неё, но не хотелось, чтобы их застукали вот так, как подростков. Поэтому скоро Мавна засобиралась домой.
Осенью быстро темнело, и Мавна очень хотела успеть вернуться засветло. Коленки сводило при мысли о том, чтобы ехать на велосипеде по тёмной улице. Варде предлагал подвезти на машине, но Мавна, пожевав губу, решила всё-таки сама: солнце ещё не село, пустыри отлично просматривались и правда выглядели мирными, только сонными.
С помятым колесом ехалось тяжело, и у начала поселковой улицы Мавна остановилась, чтобы перевести дух. Обернулась к болотам: жухло-бурым, затянутым вечерним туманом.
Не прошло и минуты, как оттуда донёсся леденящий душу вой. Где-то далеко в тумане мелькнули тени, и Мавна, испуганно охнув, закрутила педали с удвоенной силой. Через четверть часа она уже была дома – как раз до наступления сумерек.
Глава 3
Свет фонаря заливался в комнату через окно, но в крошечной спальне-кухне всё равно было темно, не считая синеватого мерцания экрана. Смородник устало потёр глаза и в который раз за вечер потянулся за увлажняющими каплями – после едкого дыма и нескольких бессонных ночей под веки будто песка насыпали.
Голову туго стягивало болью, в висках стучали молотки. Снова мигрень, чтоб её. Но от обезболивающих только сильнее захочется спать. Он покосился на лежащий на полу огромный матрас и досадливо скривил губы. Не время валяться, нужно ещё кое-что выяснить.
Уже несколько недель Смородник чувствовал себя так, будто бегает по кругу. Одни и те же форумы, версии, теории, места – но ни на шаг не ближе к разгадке. Проклятый упырь постоянно ускользал из рук – вернее, только дразнил, а в руки никогда и не давался. Иногда казалось, что вот-вот – и всё получится, но нет. И с каждой новой неудачей его отбрасывало лишь дальше от цели.
Мысли путались, перескакивали с одной на другую и размывались, никак не могли оформиться во что-то цельное – сколько он не спал? Наверное, уже трое суток. Каждый день и каждую ночь одно и то же: бесконечный просмотр тем в Сети, дорога, проверка новых мест, поиски без результата, злость на себя и растущая ненависть к остальным.
Но должно же найтись хоть что-то, в конце концов он не первый год выслеживает этих тварей и повидал всякое. Что с этим упырём не так? Или это сам Смородник уже потерял хватку? В одиночку охотиться куда тяжелее, конечно, чем в отряде, но выбора больше не было.
Тяжелее и опаснее. Руки под бинтами до сих пор болели, а прошло уже два дня. Обжёгся своей же искрой, спалив местами кожу до живого мяса – когда такое было? Как пацан невыученный. Позор.
Если встать и включить лампу, глазам стало бы легче, но тогда снаружи и из-под двери был бы виден свет. А в прошлый раз всё закончилось камнем, брошенным с улицы и разбившим окно. Нет уж, проще убавить яркость на минимум и для верности надеть тёмные очки. Плевать, всё равно никто не увидит и не назовёт его психом.
Матушка Сенница ясно дала ему понять в прошлый раз, что больше не осталось попыток, которые можно потратить впустую. Либо ловишь тысяцкого в ближайшие пару месяцев, либо выметаешься окончательно – а то и хуже. Без вторых шансов. Хотя, это, по сути, и был самый настоящий второй шанс.
* * *
Она позвала его к себе через две недели после отчисления из отряда. Консьержка внизу, с неохотой выдавая ключи, процедила, что Матушка ждёт у себя. Смородник тогда удивился – но не настолько, чтобы показать своё удивление. И вместо того чтобы подняться к себе, вышел обратно на улицу и свернул за угол – в крыло глав отрядов и их предводительницы.
Он бывал у Сенницы считаное количество раз, но чем старше становился, тем больше слетал флёр, окружавший её обитель в его голове. В детстве, едва он сюда прибыл, жилище Матушки виделось волшебным – золотистым, присыпанным пыльцой фей. Местом, где его называли сыном и гладили по голове. В подростковом возрасте всё чаще стало казаться, что ласковые речи и прикосновения – не больше чем дрессировка. Чтобы собака слушалась, её надо гладить и угощать. Называть хорошим мальчиком, но держать на коротком поводке. И с каждым последующим годом это впечатление лишь усиливалось – а может, это душа Смородника черствела, не способная принимать и отдавать тепло.
Тогда он переступил через порог, и в нос ударили удушающие запахи – ладан, карамель, ромашка, что-то вроде забродивших сладких фруктов. И с виду в её покоях всё было такое же, как и на запах: мягкое, душное, охристо-рыжее. Ковры с узорами, хрустальные светильники, парчовые подушки и тяжёлые шторы с бахромой по краям. Сама Сенница не изменяла себе: ухоженные седые волосы свободной волной прикрывали спину, на лице – очки в дорогой брендовой оправе – тысяч за тридцать удельцев; губы безупречно накрашены сливовой помадой, на ногах – шёлковые туфли на низком каблуке, с этнической вышивкой, поверх атласного песочного комбинезона она набросила парчовый халат, украшенный орнаментом. Полы халата свободно свешивались по бокам, как крылья огромной бабочки, и при каждом движении от Сенницы пахло терпким и сладким, ещё душнее, чем от зажжённых благовоний.
Смородник вошёл и остался стоять на ковре, чувствуя себя как никогда неуместным: пропахший дымом и бензином, в тяжёлых ботинках и грубой кожаной куртке. Надо было хотя бы расчесаться и надеть что-то другое… вроде бы у него была рубашка. Чёрная, но хоть такая. Всё лучше, чем футболка с непристойной надписью и скелетом руки, показывающей средней палец.
– Садись, мой мальчик, – прошелестела Сенница.
От её вкрадчивого голоса, от неизменно ласкового тона и мягких движений в душе что-то шевелилось – как сухая листва, подгоняемая ветром.
«Мой мальчик» – она называла так всех и всегда, но Смороднику на короткий миг верилось, что это предназначено только ему.
Он знал, что ничего хорошего его не ждёт. Пожизненное изгнание, за которым последует лишение всех привилегий: и жилья, и служебного мотоцикла. Ну хорошо хоть машину купил. В ней и спать можно. А на бензин и еду сам как-нибудь заработает. Если Сенница не решит сделать выбор в пользу чародейской казни, которая была справедливым наказанием за его провинность.
В груди противно царапалось что-то похожее на страх, смешанный с разочарованием.
Сенница налила в два бокала белое вино, разбавив его яблочным соком – мерзкое пойло, которому она никогда не изменяла, – изредка заменяя вино на вермут. Протянула один бокал Смороднику, но ему казалось, что если он сделает глоток, то упадёт замертво – столько яда плескалось в стальных глазах, обрамлённых сеточкой морщин. Он не знал точно, сколько Сеннице лет – наверное, не меньше шестидесяти, но за все годы, которые он провёл в этом логове, она почти не изменилась внешне.
Смородник не взял бокал. И не сделал ни шагу. Хотелось всё время находиться поближе к двери, ощущать спиной близость выхода – дать себе возможность сбежать. Он боялся, что Сенница снова – в который раз – околдует ласковыми речами, окружит мнимой доброжелательностью, а потом нанесёт удар под рёбра. Нет уж. Он больше не поведётся ни на «моего мальчика», ни на поглаживания по волосам, ни на предложение сесть рядом с ней на мягкие подушки. Он давно должен был стать умнее. Но на то ведь она и была главой, ратной Матушкой, что умела зачаровать – не метафорически, а вполне по-настоящему.
– Что же ты стоишь, как не родной? – прошелестела она. В голосе разливалась мягкая карамель, но глаза за стёклами очков оставались такими же ледяными. Смородник сделал полшага назад, упираясь спиной в дверь.
– Уже не родной, – скрипнул он.
Сенница пригубила напиток и поджала губы.
– Вот как. Ну как знаешь. Не стану спорить. После того что ты сделал – уже не родной. Поэтому буду кратка.
Она прошла вокруг дивана, отщипнула из вазы несколько виноградин и бросила в бокал. Затем села, провалившись между подушками, и закинула ногу на ногу. Смородник так и стоял, а в голове, нарастая, пульсировала мысль: «Беги, беги, беги-беги-беги…»
Он машинально нащупал в кармане кастет и стиснул.
Заметив его напряжение, Сенница усмехнулась.
– Какой же ты нервный, мальчик. Расслабься. Я же не враг тебе. Сколько мы с тобой знакомы? Шестнадцать лет? Никак не привыкнешь, шарахаешься, как дикий зверёк. Так жить нельзя.
Верхняя губа Смородника дёрнулась, обнажая зубы. Он едва сдержался, чтобы не нагрубить. Она могла поучать его раньше. Могла вить верёвки. Могла осыпать приказами – и он всё сделал бы, лишь бы снова услышать хоть пару добрых слов. Но тут Сенница права – так жить нельзя. Нельзя слепо ползать перед ней на коленях. Особенно когда она показала своё гнилое нутро.
– Или ты боишься? Не стоит. Я же не бессердечная. Вы все мне как дети. И ты тоже, Смородник. Мой непутёвый сынок.
Смородник прикрыл глаза на пару мгновений. Не поддаваться. Не поддаваться. Не слушать её. Замечать только главное. Только смысл. Только факты.
– Я тебя пока не выгоняю. Несмотря ни на что. Живи сколько угодно. Только посоветую по-матерински: не попадайся на глаза братьям и сёстрам. Они тебя живьём сожрут, вместе с костями. А я не хочу, чтобы тебя нашли в подворотне с перерезанным горлом. Будь тихим и незаметным. Но главное – найди для меня упыря-тысяцкого. Тогда я тебя прощу и оставлю всё как есть. А если не справишься за полгода… Что ж, тогда я не смогу больше сохранять ни твой угол, ни твою жизнь. Уж прости. Мне очень нужна эта возможность. Я слишком долго ждала.
Смородник хмуро посмотрел на неё.
– Почему ты не попросишь об этом других, раз так нуждаешься?
– Может быть, мне хочется, чтобы это был именно ты, – уклончиво ответила Сенница.
Смородник мрачно закусил губу. Матушка давно всё для себя решила, и пытаться распутать клубок её планов – всё равно что голыми руками ковыряться среди оголённых проводов.
– Это значит, что в любом случае я не жилец?
Сенница сладко улыбнулась.
– Я такого не говорила, сынок. Найди тысяцкого – и живи спокойно.
Смородник не верил ей. Он сам занёс над собой меч две недели назад. Пусть случайно. И понимал, что полгода – это только отсрочка. Не справится или не успеет – всегда сможет сам уйти из жизни. Лишь бы не Матушкина страшная казнь.
Всё что угодно будет лучше этого.
Сенница долго ждала момента, который возвысит её над другими чародейскими главами. Но ей не везло: в этой части Среднего Удела упыри были слабыми, низшими, с которыми не построишь союза и не заключишь сделок. В других городах, он слышал, власти и высшие упыри вели общие дела: упырь, слишком похожий на человека, запросто мог проникнуть в любую сферу общества и добиться высот. Стать чародейкой, которая может контролировать стаи высших, – вот что ей было нужно. Быть посредницей между мэром и тысяцким. Не гонять бешеных лысых зверей по пустырям, а действовать изящнее и получать больше выгоды.
О, Смородник прекрасно понимал, что Сенница в восторге от того, что в Топях наконец-то появились высшие. И раз она так крепко взялась за тысяцкого, вероятно, её об этом попросил мэр.
– По рукам, – согласился он. – Найду тебе тысяцкого. Не переживай.
– Переживать как раз должен ты, – с нежностью протянула Сенница. – Я буду молиться Огню за тебя, сынок. Будь осторожен.
Он тогда не помнил, как дошёл до своей квартиры. В голове разбухали мысли, чернели душным дымом и смешивались с без того острым чувством никчёмности. Упав лицом вниз на матрас, он проспал не меньше суток.
* * *
Время шло. Только теперь Смородник заметил, насколько быстро сменялись дни и недели – пролетали, только моргни. От срока, назначенного Сенницей, осталась всего пара месяцев с небольшим, а проклятый тысяцкий никак не находился. Да что там, даже низших упырей не так просто выследить, они ведь чувствуют чародеев не хуже, чем чародеи – их. Были уничтоженные одиночки и несколько разорённых гнёзд, но никто из них не выводил на высшего. И в последние недели даже казалось, что приказ Сенницы – не больше чем жестокая шутка. Что в округе нет никакого тысяцкого и всё это придумано лишь для того, чтобы посмотреть, как провинившийся бесцельно бегает и мучается без результатов, понимая, что каждый день – как щелчок, отсчитывающий время до смерти. Оставалось надеяться, что тысяцкому тоже выгодно сотрудничество с властями – или ради чего там она стремилась его заполучить. А может, он давно уже связан с самим губернатором, потому и не жаждет лишний раз маячить под носами у чародеев.
Смородник зашипел и потёр виски. Буквы расплывались перед глазами, и он обнаружил, что по кругу открывает одну и ту же ссылку и читает одни и те же комментарии. Телефон, как обычно, лежал треснутым экраном вниз, чтобы не отвлекать. Быстро проверив, нет ли пропущенных звонков или сообщений, снова поставил на блокировку.
От какого-то непривычного запаха чесалось в носу. Это раздражало уже несколько дней, но Смородник никак не мог понять, чем и откуда пахнет – он всегда старался держать квартиру в чистоте и проветривать при каждом удобном случае, но всё равно оставалось что-то чужое, инородное, но будто бы знакомое…
Корица, будь она проклята!
Ну конечно.
Смородник отодвинул стул и схватил рюкзак, висящий на крючке. Нащупал внутри пакет, слегка липкий от сахарной пудры. Булок там давно не было, он съел их сразу же, урча от удовольствия, но запах остался – до невозможности сладкий и пряный, щекочущий ноздри. Нет уж, при всей любви к сладкому у него в комнате не должно пахнуть как в пекарне. Смородник скомкал пустой пакет и с презрением выкинул в мусор.
В голове что-то шевельнулось. Корица, пакет… Булки. Которые дала девчонка. А от самой девчонки пахло… упырями.
Смородник нахмурился и сел обратно за стол. Глотнул остывшего и предельно сладкого кофе из дешёвой кружки. Снял тёмные очки и с тяжёлым вздохом потёр глаза.
Он и думать забыл про ту нелепую встречу. Но ведь ему не померещилось. Запах упыря был. Пусть слабый. Но приложение ничего не показало. Она не высшая упырица. А её братец-шкаф и вовсе прост, как бублик. Значит, дело только в ней. Если хорошенько надавить, должна расколоться. Последняя зацепка, на которую ещё можно надеяться.
Смородник посмотрел на часы в углу монитора. Восемь вечера, а темень уже такая, будто давно за полночь. Если выехать сейчас, то успеет до закрытия кофейни. Хорошо бы, чтоб этот – как его? Илар, кажется… – не работал сегодня. Удар у него наверняка крепкий, не хотелось бы познакомиться с его кулаками.
Смородник захлопнул ноутбук, проверил рюкзак и почти бегом спустился по лестнице, к общим гаражам за мотоциклом, молясь Огню, чтобы в этот раз не обнаружил свои шины проколотыми.
* * *
Мавна то и дело поглядывала на часы, хотя знала: она всё равно не сможет уйти, пока не закончит с кассой и не приберётся в зале, иначе Илар расстроится.
Посетителей сегодня было как-то совсем немного, а к вечеру только изредка забегали за хлебом к завтраку. За последний час колокольчик над дверью так вообще ни разу не звякнул, но рабочее время не закончилось, значит, улизнуть пораньше не выйдет. Это не колледж, где можно сбежать с последней пары и отделаться объяснительной – тут придётся отчитываться перед Иларом, который будет пострашнее любого завуча.
Грустно вздохнув, Мавна опустила взгляд на свой фартук: на груди красовались большие буквы «БУЛКА», издалека бросающиеся в глаза. У Мавны краснели щёки каждый раз, когда она вспоминала, в каком виде встречает гостей. Отчитать бы Илара за его «креатив», только сил на это не было.
Мавна взяла тряпку и принялась оттирать со столешницы у кассы пролитый сироп. За окнами сгустилась такая плотная темнота, что казалось, будто вот-вот выдавит стёкла внутрь и проникнет в кофейню – только рыжие всполохи уличных фонарей нарезали её ломтями, как черничный пирог острым ножом.
Дверь резко распахнулась и со стуком закрылась. Переливчато запел колокольчик. Мавна оторвалась от засохшего пятна и чуть не подпрыгнула от неожиданности.
В кофейню размашистым тяжёлым шагом вошёл парень, и Мавна вмиг его узнала – тот псих со странным именем. Снова с ног до головы в чёрном, волосы растрёпанные, на лице – вот уж точно неожиданность – тёмные очки, под мышкой – шлем с козлиным черепом.
Мавна засуетилась, стягивая фартук с дурацкой надписью. Задела рукой бутылку с сиропом, и та с грохотом разбилась, забрызгав липкой гущей пол и стойку снизу. Мавна выругалась.
– Не думал, что ты такие слова знаешь, – цокнул языком Смородник.
– Ещё и не такие знаю, – буркнула Мавна. – Илар сегодня не работает. Выметайся.
Она затолкала ногой разбитую бутылку под стойку и злобно уставилась на непрошеного гостя. От досады к щекам прилила кровь, и Мавна с ужасом представляла, сколько времени у неё уйдёт, чтобы всё отмыть и собрать все осколки. Точно получит нагоняй от Илара. И всё из-за этого фрика, между прочим! Кто его просил приходить?
– Какая ты невежливая. Не боишься, что напишу плохой отзыв на вашу забегаловку?
Мавна чуть не зашипела. А он ведь может! Илар загорелся идеей получить наклейку «Рекомендуемое место» от сервиса навигации, а этот тип и правда способен всё испортить. А если напишет, что попал в смену Мавны, то Илар будет злиться не меньше месяца. И никаких ей процентов от выручки. Но хуже всего – потеря репутации, а хорошие отзывы им были ох как нужны.
– Ладно. – Мавна разом сдулась. Скомкала бесящий фартук и бросила поверх стойки. Волосы распушились от возни, и она неуклюже их пригладила. – Не пиши, пожалуйста. Извини. Но Илар сегодня не работает.
– Я не к нему. Я к тебе.
– Что?
Она снова чуть не выронила из рук тряпку, за которую по привычке схватилась. Наверное, у неё был такой испуганный вид, что Смородник хмыкнул. Мавну настораживало, что она не видит его глаза за очками: ну точно наркоман! Кому ещё такое могло прийти в голову? Вечер же, темень за окном.
– Надо поговорить. Сделаешь кофе?
Мавна поджала губы, неодобрительно глядя на него – снова в неопрятной растянутой футболке, в чёрной куртке и с не самыми чистыми волосами. Хотелось отстраниться от него подальше и вообще сделать вид, что его тут нет, но ради хорошего отзыва – или хотя бы отсутствия плохого – Мавна повернулась к кофемашине.
– Сделаю тебе бескофеиновый. Уже поздно.
Смородник фыркнул.
– Если ты мне сделаешь бескофеиновый, то я засну прямо на полу вашей миленькой кофейни. Сколько плохих отзывов тебе напишут завтра утром, увидев меня, свернувшегося под столом?
– Если ты ляжешь тут на пол, я тут же вызову полицию, и они не станут разбираться, что ты уснул из-за бескофеинового кофе, – огрызнулась Мавна, не оборачиваясь. От раздражения она начинала закипать и просыпала немного кофе на столешницу.
– Поэтому мне латте с тремя шотами эспрессо и шестью порциями сиропа.
Мавна всё-таки посмотрела на него через плечо. Лицо Смородника оставалось непроницаемо-мрачным, даже несмотря на то, что за очками не было видно непременно сведённых к переносице бровей. Не похоже, чтобы он шутил.
– Ужас, – буркнула Мавна. – Бурда получится.
Смородник пожал плечами и сел за ближайший столик, вытянув ноги почти до следующего стола. Мавна хотела сделать замечание, но прикусила язык: сейчас этот мерзкий тип опять будет её шантажировать своими плохими отзывами. Себе дороже. Одно утешало: ботинки у него были хотя бы чистыми.
С тяжёлым вздохом Мавна отмерила шесть порций карамельного сиропа и присыпала кофейную пенку сверху корицей – через трафарет с фирменной спиралькой-булкой. С хмурым видом вышла из-за стойки и поставила кружку перед Смородником, а сама села напротив, скрестив руки на груди.
– Чего тебе надо?
Сидеть вот так близко с ним было страшновато. Мавна косилась, разглядывая Смородника и принюхиваясь: снова пахло сигаретами, но не алкоголем. В этот раз его руки были перебинтованы: ладони и немного запястья.
– Очки сними, – попросила она.
Смородник сделал долгий глоток кофе и, тряхнув головой, медленно снял очки. Он сощурил глаза, красноватые и слезящиеся. Мавна хмыкнула.
– Всё ясно с тобой. Говори, зачем пришёл, и уходи. С тебя, кстати, триста удельцев за кофе.
– С такими ценами вы нескоро подниметесь.
– За каждый дополнительный шот эспрессо – пятьдесят удельцев сверху цены. – Мавна пожала плечами.
Смородник сунул руку в задний карман и положил на стол бумажку на пятьсот удельцев.
– Сдачу оставь себе. Чаевые.
В другом случае Мавна обрадовалась бы, но сейчас почему-то вспыхнула от злости – будто он пытался её унизить или смеялся над ней.
– Нет уж, схожу за сдачей.
– Тогда дай на двести какой-нибудь еды.
– Ты специально время тянешь? Говори, зачем пришёл.
– Вариант «поесть» уже не рассматривается? Ты работаешь в кафе, не забывай.
Мавна стиснула кулаки. Одну руку опустила к карману, нащупывая там маленький складной ножичек, который ей подарил Илар – после той первой встречи со Смородником Илар решил, что ей нужна какая-то защита на случай, если ещё какой-то мутный тип привяжется.
Она вовремя остановила себя. Что это с ней? Нервы сдают? Тёмный вечер и пустое кафе, напротив сидит мрачный парень с красными глазами – конечно, трудно было чувствовать себя в безопасности. Мавна успокоила себя тем, что в зале есть камеры. И на всякий случай написала сообщение Илару:
«Я скоро закрою кафе и поеду домой».
Смородник сдавил щепотью переносицу и цокнул, потирая глаза. Вид у него был не очень здоровый и изрядно измотанный. Чем дольше Мавна приглядывалась, тем больше смягчалась. Да уж, товарищ странный, но кофе ему явно не повредит. Вспомнив про еду на двести удельцев, Мавна сняла с витрины курник и пирожок с капустой.
– Я задам вопрос, – произнёс вдруг Смородник деловым тоном, в которым не осталось прошлой колкости, – а ты ответь. Только не насмехайся и не вешай ярлыки, идёт?
– Идёт, – недоверчиво согласилась Мавна.
– Упыри. Ты знаешь что-то про них?
Он вцепился зубами в курник, с прищуром глядя Мавне в лицо. Ей стало холодно, по коже пробежали мурашки. Вспомнилось и столкновение, и сильные пальцы, до боли сжимающие плечо. А главное – это слово. Упыри. Слово, лишавшее её покоя. Сводящее с ума. Чужое и нездешнее. Не из этого мира.
Мавна сухо сглотнула и суетливо заправила за ухо прядь.
Смородник откусывал огромные куски и глотал, почти не жуя. Хлебнул кофе, облизал губы от пены и снова надел очки.
– У тебя гиперфиксация, – пробормотала Мавна, глядя на своё отражение в тёмных стёклах. – Ты уже говорил об этом с Иларом. Думаешь, я знаю больше?
– Должна знать. От тебя тогда пахло упырём.
Мавна хотела огрызнуться и сказать что-то про его обонятельные рецепторы, забитые чем-то запрещённым, но осеклась. Речь Смородника не была спутанной. Он говорил уверенно и не сбивался. И вроде бы был трезв. Но это не отменяло всех его многочисленных странностей.
– А сейчас чем пахнет? – спросила она и тут же пожалела.
Он ответил без раздумий:
– Дешёвыми духами с вишней. Корицей. Кофе. И упырями.
Мавна отодвинулась на стуле подальше и замерла. В кафе тихо играла музыка, и сейчас звуки повисали в гнетущей страшной тишине – как в каком-нибудь триллере, когда сама собой вдруг начинала играть музыкальная шкатулка. Мавна быстро посмотрела в камеру под потолком. На выход – вроде недалеко, сможет убежать если что.
– Мои духи не такие уж и дешёвые, – брякнула она, чтобы хоть немного разрядить обстановку. Но Смородник был непоколебим. Доев курник, он упёрся локтями в стол и наклонился ближе к Мавне. От страха у неё пересохло во рту.
– Не уходи от темы. Я пришёл за ответами и не уйду. Ты не упырица. Но у тебя похожий запах. Где-то далеко. Но есть.
– Так переставай меня нюхать, раз не нравится.
Смородник шикнул.
– Хватит огрызаться. Я же вижу, что ты боишься, а корчишь из себя…
Мавна беспомощно открыла рот, но промолчала. Конечно, она боялась. Как не бояться? Пристал какой-то сектант, выбрал время, когда никого не будет… И несёт чушь. Рука снова потянулась к ножичку в кармане. Интересно, куда лучше ударить в случае чего? В ногу? Или попытаться в шею? Тогда это будет уже умышленное убийство, не хотелось бы попасть в колонию… Илар будет зол.
– Мне нужна помощь, – признался вдруг Смородник с неохотой и стиснул кружку обеими ладонями. Плечи чуть ссутулились. – И ты наверняка знаешь что-то. Неспроста же это всё. Кто-то из твоего окружения связан с высшими упырями. И мне очень нужно выйти на след.
Он стал выглядеть неожиданно потерянным. Мавна поверила, что ему действительно не помешает помощь – но, скорее всего, медицинская.
– Если эти твои упыри – мои друзья, то с чего я должна помогать тебе, а не им?
Смородник опустил лицо к столу и покачал головой. Чёрные волосы мотнулись из стороны в сторону.
– Твой брат с ними сражается. Значит, ты не подруга им. Просто сама всего не знаешь. Или знаешь, но молчишь. – Он поднял лицо и, сняв очки, посмотрел на Мавну красноватыми глазами. – Я заплачу тебе. Назови цену. Двести тысяч? Пятьсот? Хватит, чтобы раскрутить вашу кофейню. Или чего ты там хочешь? Снять квартиру? На машину только Удельскую хватит, уж извини.
Мавна не верила своим ушам. Нет уж, сумасшествие зашло слишком далеко. Но он говорил так серьёзно и уверенно, что где-то на самом краешке сознания начало биться сомнение.
Упыри и секты. Группировки и пропадающие дети.
Она пересматривала тот ролик ещё пару раз. И даже записала себе имейл того блогера – с ником lir00sh_. И, признаться, вспоминала о Смороднике, который зажёг сигарету собственными пальцами.
Мавна протянула клочок бумаги и ручку.
– Оставь мне свой номер. Я должна подумать.
Смородник приоткрыл рот от удивления.
– То есть ты согласна?
– Я такого не говорила. Но… – Мавна закусила губу. – Вероятно, я сделаю, что смогу, если ты поможешь мне в ответ. Ты ведь… из какой-то секты?
Она по очереди указала на его шлем и футболку. Смородник рассеянно опустил взгляд, осмотрел себя и выдохнул.
– Нет. Просто мне нравится так выглядеть.
– Значит, из преступной группировки?
– Преступной? – В голосе прозвучало возмущение, смешанное с обидой. – За кого ты меня держишь? Стереотипы погубят это общество, клянусь.
Он накарябал на бумажке неровные цифры и протянул Мавне. Она деловито кивнула, убирая бумажку в карман.
– Ещё скажи, что у тебя нет оружия и наркотиков при себе.
– Наркотиков точно нет.
Смородник насупился и сложил руки на груди. Мавна хмыкнула, но противный холодок всё равно пробежал по спине. Значит, оружие всё-таки есть.
– Покажи паспорт, – потребовала она.
Смородник вытащил из заднего кармана удостоверение, похожее на полицейское, – красная «корочка» с гербом Союзных Уделов – и с хлопком припечатал к столу.
– Такое тебя устроит?
Мавна осторожно, двумя пальцами развернула удостоверение и недоверчиво изучила. По фото вроде бы похож, только там выглядит свежее и волосы длиннее. Ни имени, ни фамилии, только эта странная кличка – «Смородник». День рождения – 30 октября. В этом году исполнится двадцать восемь.
– Всё с тобой ясно, скорпион, – буркнула она, возвращая документ.
– Теперь ты. У упыриц редко бывают паспорта. Так что предлагаю поступить по-честному.
Мавна возмущённо ахнула. Ну не нахал?! Но немного подумав, согласилась: пусть будет равноправие. Встав, она прошла за кассу, где на стойке для одежды висела её сумка. Покопалась во внутреннем отделении и выудила паспорт в обложке с лягушатами.
– Держи.
Она ревностно смотрела, как Смородник листает её чистенький паспорт своими прокуренными татуированными пальцами, и переживала: вдруг помнёт или испачкает? Но он быстро просмотрел, сверил фото и вернул паспорт, проворчав что-то про лягушек.
– Ты довольна?
Мавна неуверенно кивнула.
– Вопросов не стало меньше, но так мне немного спокойнее.
Смородник принялся за пирожок с капустой, и его ел уже медленнее, не давясь тестом. Кофе у него закончился слишком быстро: пара огромных глотков, на которые Мавне было даже больно смотреть, – и всё. Она не выдержала и пошла обратно к кофемашине.
– Тебе такой же сладкий?
– Можно слаще.
Мавна покачала головой, но всё-таки сварила латте. Добавив уже семь порций сиропа.
– Проще уж пить кофейный сироп, – сказала она, поставив на стол новый латте.
Смородник выложил ещё триста удельцев.
– Да ладно уж, за счёт заведения, – смягчилась Мавна.
Он по-прежнему пугал её до колотящегося сердца и дрожащих пальцев. На него было страшновато смотреть – но взгляд почему-то так и возвращался к его рукам и лицу. А ещё он точно что-то знал про всю эту запутанную историю с пропадающими детьми, сектами, бандами и упырями.
С Иларом они вроде бы пообщались без ссор и драк – как взрослые люди. И Илар не говорил, что Смородник – псих. Да и сейчас, по правде сказать, он не был похож на сумасшедшего: просто странноватый и смертельно уставший парень, которому отчего-то потребовалась помощь такой бесполезной девчонки, как Мавна.
– Я в этой жизни умею только печь булки, – принялась оправдываться она, сама не понимая, почему вдруг захотелось сказать именно это – наверное, от страха. – Я не знаю никаких упырей. Мой брат ходит биться с какими-то тварями, но никто не уверен, что это не взбесившиеся звери-мутанты, облысевшие непонятно от чего. Тут же заводы недалеко, мало ли что в болота сливают. А твари нападают на людей от голода. – Она нервно хмыкнула и поёжилась, глядя в сторону окна. – Так что из меня никудышная помощница. К тому же я трусиха. Ты пришёл не по адресу.
– Я пришёл по адресу, – упрямо повторил Смородник, одним глотком выпивая половину кофе. – Ты точно не видишься ни с кем подозрительным?
– Точно. У меня небольшой круг общения. И всех их я знаю очень давно. Да если бы ты их увидел, то точно сказал бы, что это самые обычные, даже скучные люди! Самый странный, кого я знаю, – это ты.
