Андрей Бинев
Принцесса, сыщик и черный кот
Глава 6
Сид
В воскресенье Роман встал поздно, когда зной уже придавил остров, а море устало поблескивало в прямых солнечных лучах. Он подошел к окну, распахнул его и задохнулся раскаленным влажным воздухом, неожиданно, исподтишка, тяжело ударившим в лицо, как коварный уличный боец.
Завтрак в его отеле-апартаменте, рядом с трехэтажным супермаркетом, был неизменен и скучен: турецкий кофе, который здесь упрямо, из шовинистических соображений, именовали греческим (при этом нещадно портили его поистине не греческий, а турецкий, вкус), французский круассан, обсыпанный корицей и сахаром, стакан жидкого апельсинового сока и утренняя сигарета.
– Сид! – окликнул Роман портье, который по совместительству был владельцем отеля, барменом, старым ворчуном и отставным военным поваром родом из Ливерпуля.
– Да, мистер Роман! – отозвался высокий, сутулый, жилистый мужчина лет за шестьдесят.
– Сид! Почему у вас, черт побери, нет воображения? Я живу здесь уже больше месяца, исправно плачу, не так ли? А вы каждое утро кормите меня этой бурдой, нескромно именуемой кофе, вчерашними булками и разбавленным соком. Я готов платить вам дополнительно за что-нибудь более существенное, или хотя бы разнообразное.
– Это невозможно, сэр. У нас нет кухни. Я могу лишь заварить кофе, каким бы он ни был, купить в супермаркете булочки и сок. Я не разбавляю его, это за меня делают местные. Можете отказаться от завтраков, но денег я вам не верну. Таковы были изначальные условия.
– Да Бог с вами, старый скряга! А верно ли, что вы были поваром на военной базе на Акротири?
– Был.
– Вас, должно быть, выгнали за то, что вы морили голодом личный состав?
– Вы шпион, мистер Роман?
– Почему вы так думаете, Сид?
– Потому что следующий вопрос будет таким: а скольких вы, Сид, заморили голодом и сколько осталось в живых? Таким образом, вы подсчитаете количество военнослужащих на базе и сможете доложить об этом в свое чертово КГБ. Не так ли?
– Вы шутите, Сид?
– А вы? Вы первый начали.
Роман рассмеялся, закурил сигарету и брезгливо отодвинул от себя остывший кофе в плохо вымытой чашке.
– Никогда не думал, что ливерпульские военные повара в отставке обладают такой реакцией, как вы, Сид!
– Еще бы! Попробуйте выдать старую курицу за несмышленого цыпленка, а древнего борова, сдохшего от старости и скуки, за жизнелюбивого поросенка! И подать это уйме вечно голодных мужиков! Тут без реакции никак не обойдешься. Ведь верно?
– Верно. Почему вы не вернулись в Ливерпуль?
– А чего я там не видел? Мое место здесь. Слава Богу, скопил кое-какую мелочь, купил отельчик и вот травлю теперь вас этой бурдой. Разве это не удача?
– Это вклад, Сид, вклад в борьбу с большевистской опасностью. Вам положен орден.
– Вы опять шутите, сэр?
– Кто его знает, Сид? Может быть, может быть.…Послушайте, вы действительно служили на той базе?
– Верно, сэр. Но больше не скажу ни слова!
– Бросьте. Я не о базе. Просто там, на территории, в неохраняемой зоне, стоит женский монастырь Николая Чудотворца. Ну, тот, в котором живут кошки…
Сид вышел из-за стойки.
– Есть такое дело.
– Вы были там?
– Один раз, сэр. Заглянул.
– И что же?
– КГБ интересуется и этим объектом?
– Я не из КГБ, и потом… у нас больше нет КГБ… вроде бы.
– Зачем же вам эта мерзость?
– Вы сказали «мерзость»? Что вы имеете в виду? КГБ?
– Нет, сэр. Это вы так подумали, не отпирайтесь. А я даже не о котах, хотя и видеть их не могу! В той жизни, если верить индусам, я был собакой, наверное. Но я не о них, и не о вашем КГБ. Там, у самого входа в монастырь, на главной площади, водятся жуткие осы, со стрелами в заднице. Один укус и ты на больничной койке. Два укуса, и на тебе можно отрабатывать тотализатор – сдохнешь или нет. Три укуса – и тотализатор – только выкинутые деньги! Сто процентов – ты покойник. Паралич, оттек легких и все такое.
– Я слышал, что они и в городе иной раз появляются?
– Еще бы! Но в Лимассоле они редкость. Так, залетит какая-нибудь шальная тварь. Главное, не трогать ее. Пусть себе полетает, понюхает воздух и свалит к чертовой матери! А там у них гнездо, в этом монастыре. Представляете, сэр, сотни этих тварей на пятачке земли!
– Вы бежали оттуда, Сид? Вы, воин Ее Величества?
– Я не воин, а повар. Что бы без меня делали истинные воины? Их бы, голодных и худых, бессильных доходяг, одолели бы красные.
Роман опять рассмеялся и поднялся, кинув на стол матерчатую салфетку.
– Если вам надоест здесь, скажите мне, Сид. В красной армии есть для вас очень доходная должность.
– Интересно знать, какая?
– Комиссар. Политработник, как у нас говорят, в КГБ.
– Почему вы думаете, что я подхожу?
– Вы с такой убежденностью несете всякую чушь, в которую сами не верите.
– Может быть, и так, сэр, но насчет ос я не шутил. Имейте это в виду, если вы такой любитель вонючих кошек.
– Вы думаете, я решил туда поехать?
– Конечно, решили. Иначе зачем вам интересоваться этим дьявольским местечком? Не так ли?
Сид смотрел косо, пряча за прищуром своих влажных, вечно хмельных глаз, неизбывное ливерпульское лукавство. Роман кивнул и вышел из гостиницы под обжигающие лучи средиземноморского светила.
В каких-то полусотне метров от отеля, за лентой шоссе, блестело море. Роман посмотрел на стоянку за фасадом отеля: на буром сухом щебне, кроме его «Нисана», плавился под солнцем старый красный «Митсубиси», неизменный автомобиль Сида. Сид говорил, что этот старый паршивец ему дорог как память о службе. Он купил его в последний год, прежде чем расстаться с солдатской столовой. Тогда эта машина была хоть и не новой, да и не Сид был ее первым владельцем, но все же еще выглядела хоть куда: не хуже кур, выдаваемых за цыплят. «Пусть тянет, пока может! – говорил Сид. – Как я! Пока могу, тяну!»
«Скряга, старый очаровательный скряга! – улыбнулся Роман, глядя на ржавый корпус японского автомобиля. – И эта ржавая развалина ему подстать!»
Глава 7
Сара и Елизавета
Дробя широкими колесами щебень, Роман выехал со стоянки и, пропустив поток машин, сорвавшийся с линии ближайшего светофора, поехал вдоль моря по шоссе, в сторону загородной «аллеи ионитов» или, как ее называли некоторые, «дороги тамплиеров», по обе стороны которой цвели цитрусовые плантации. Деревья переплетались высоко в небе, пряча под собой, словно в тоннеле, прохладный сумрак серого асфальта.
На сиденье рядом валялся порядком измятый листок – карта майора ирландской военной полиции Роя.
Круглая площадь, к которой примыкал древний порт, заканчивалась несколькими узкими улочками, одна из которых тянулась к выезду из города. Вдоль залитого солнцем и машинным маслом, пегого от пыли шоссе, мостились механические и автомобильные мастерские, мизерные фабрички вулканизации авторезины, дешевые прилавки, предлагающие невесть какому покупателю ширпотреб, кичливые гипсовые памятники, мангалы и глиняные печи размером с садовую тачку. Впрочем, были и садовые тачки, и лопаты, и грабли, и напоминающие спящих питонов зеленые и серые круги огородных шлангов.
Шоссе было длинным и скучным. Роман всегда пытался проскочить его побыстрее, потому что здесь до тоскливой пустоты затиралась в его воображении цветистая легенда острова. Это все равно, как наткнуться в романтичном дворце принадлежащем прекрасной чете суверенов, на отхожее место.
Наконец, «Нисан» вырвался из города, проскочил большой перекресток с ресторанчиком на взлете холма и нырнул в густую тень «аллеи ионитов». В конце дороги были их земли, их виноградники и одинокая башня древней крепости. Роман бывал там несколько раз и однажды на открытой площадке верхнего этажа прочел выбитую на каменной кладке чьей-то настырной рукой надпись: «1933 – ADOLPH H.».
«Неужели? – удивился Роман. – До этих ли мест было тогда, в 33-м, без пяти минут канцлеру Германии? Кто знает? Может быть, он приезжал сюда, чтобы заручиться поддержкой вечности на вершине сторожевой башни ионитов, попрощаться навеки с человеческой цивилизацией и оставить на камне этот примитивный след своего дьявольского присутствия? Впрочем, его уж нет, а след остался. Чей след? Какой ADOLPH H. в 33-м прилипал к вечности в этих местах?».
Пропустив вперед два пыльных «Хаммера» с выглядывающими из узких бойниц этих железных монстров любопытными лицами под легкими летными пилотками, Роман вырулил на шоссе влево, и через пару километров увидел по обе стороны дороги торчащие из земли плетеные стальные конструкции, напомнившие ему недавно виденный американский фантастический боевик о покорении некой планеты.
«Под этими железками, говорят, целый город, – сказал ему как-то Костас, – но это – тайна! Это – глаза и уши НАТО в Средиземноморье».
Роман поежился. «Ничего себе, подумал он, военные врылись в землю, чтобы планировать будущее человечества! Представляю, как смешно Богу! Для Него нет ничего забавнее, чем когда человек рассказывает Ему о своих планах. Где я это слышал?»
В пыльном мареве показались ворота базы. Роман остановился на площади перед ними и приметил справа от дороги ресторанчик, смонтированный из легких конструкций, над которым поднимался серый дымок. После охлажденного кондиционером чрева автомобиля ему почудилось, что он очутился в обжигающей волосы, кожу и даже глотку парилке русской бани. За столиком под тентом, сидели два низших чина военно-воздушного флота Ее Величества и, обливаясь потом, тянули из кружек холодное местное пиво, водянистую светло-желтую жидкость.
– Джентльмены! – обратился к ним Роман. – Здесь где-то есть поворот к солончаковому озеру, и еще там кошачья ферма. Не знаете, где это?
Военные осмотрели его с головы до ног. Один из них неопределенно пожал плечами и отвернулся. Второй смутился, ему стало стыдно за неприветливого сослуживца.
– Это где-то здесь, сэр, – он указал рукой на другую сторону шоссе. – Вон, видите спуск? Надо ехать туда. Осторожней, дорога отвратительная, камни и пыль. Не свалитесь в солончак!
Роман кивнул, вежливо улыбнулся и сел в машину. Он быстро пересек шоссе и нырнул куда-то вниз, на обочину дороги. Только когда автомобиль был уже близок к тому, чтобы принять вертикальное положение и зарыться носом в глубокий овраг, Роман разглядел под колесами подъем из крутого спуска. Колеса подняли тучи серой пыли, корма машины задралась кверху и лишь метров через десять автомобиль, наконец, принял устойчивое горизонтальное положение. Роман облегченно вздохнул и нервно покрутил головой.
– Ничего себе начало! – сказал он сам себе вслух.
Перед ним в обрамлении редкого унылого кустарника и пегих колючек лежало сухое, без единой капли воды, озеро, напоминающее ландшафт из той же фантастической голливудской истории. Белые неровные окружности соли расползались по бурым морщинам оголившегося дна. Мелкая сетка пересохшей серой земли покрывала огромное пространство. Здесь не было жизни ни в каком ее проявлении, не было будущего и настоящего. Прошлое же надежно пряталось под сухой коркой смерти, как под пергаментным панцирем мумии. Тоскливое одиночество свило себе здесь на века знойное гнездо. Все говорило о том, что любые попытки живой природы потеснить бесплодную пустоту обречены: сухая, жесткая масса солончака способна была поглотить любое усилие.
Роман пустил машину по пыльной грунтовой дороге вдоль мертвого озера. С правой стороны, наконец, стали появляться редкие оливковые рощицы. Неожиданно сразу за посадкой открылось странное поселение: небольшой белый домик, за которым угадывались несколько сараев и ряды разновеликих клеток.
Роман остановился и снова вышел из автомобиля. Несмело вытянув шею, заглянул за фасад белого дома. Прямо на него смотрела невысокая полная немолодая женщина в наглухо закрытой серой одежде, в спущенном на плечи белом платке. Лицо ее было румяно, словно она только что отошла от жаркой печи.
– Добрый день, мэм! – крикнул Роман по-английски. Пожилая дама кивнула, на ее лице появилась привычная вежливая улыбка.
– Мэм, я ищу монастырь Святого Николая. Говорят, он где-то здесь, поблизости. Вы не покажете, куда ехать?
Женщина отрицательно покачала головой и повернулась к Роману спиной. Еще мгновение, и она исчезла в тени деревьев за фасадом дома. Растерянный, Роман хотел было вернуться к машине, как вдруг услышал громкий крик, похожий на детский. Он обернулся. Крик повторился, и какой-то низкий и угрожающий звук вторил ему. Роман сделал несколько шагов за дом и теперь уже ясно разглядел несколько рядов больших и малых клеток, за решетками которых неясно мелькали тела каких-то таинственных существ. Роман подошел ближе, и только тогда увидел с десяток крупных кошек, томящихся в клетках. Запах диких животных, мускусный, острый, ударил в нос.
– Мы лечим их, сэр! – услышал он за спиной. – Это бродячие животные.
От домика к нему шла высокая сухопарая пожилая дама в свободном бежевом платье, с ядовито зелеными резиновыми перчатками на сухих руках, в небольшом кокетливом кепи поверх аккуратно уложенных седых волос. У нее был длинный острый нос и маленькие внимательные глазки. Следом за ней шла давешняя женщина с румяным лицом поварихи.
– Да, мэм. Мое имя – Роман. Роман Нестеров. Я здесь из любопытства всего лишь. Ищу монастырь… Эти кошки, случайно, не оттуда?
– Эти – нет. А вон те, – старуха вытянула руку в зеленой перчатке, приглашая Романа заглянуть за первый ряд клеток, – те оттуда. Сегодня их мало. Но, похоже, придется отловить не меньше двух дюжин. Там свирепствует какая-то болезнь. Мы еще даже не диагностировали ее.
Роман оглянулся: действительно, за первым рядом клеток, во втором и третьем угадывалось еще несколько дурно пахнущих существ.
– Да, запах! – сказал Роман. – Здесь такой запах…
Пожилая дама вдруг широко улыбнулась, разогнав контрастные морщины вокруг уголков рта и глаз. Неожиданно блеснул ряд ровных и острых зубов, будто она украла их у какого-то молодого существа.
«Не у юных ли кошек?» – мысленно усмехнулся Роман.
– Запах тут ни при чем, сэр! Вы думаете, им нравится наш с вами запах? Просто они терпеливее и тактичнее нас, мистер Роман. Вы русский?
– Неужели мое произношение меня выдает? Мне говорили, что оно безупречно! – смутился Роман.
– О, нет! Вам правильно говорили. Но, как это у вас… «рыбак рыбака видит издалека». Вот эта дама русская, – старуха кивнула головой себе за спину. Полная женщина заглянула Роману в глаза и утвердительно кивнула. – Она мне так и сказала: Сара, к нам пожаловал мой соотечественник.
Роман пожал плечами.
– Как вы угадали? – по-русски спросил он полную даму.
– Не знаю. Ваша мимика, движения, некоторая скованность… Это неизбывно.
– Никогда бы не подумал!
– Меня зовут Елизавета Ростоцкая. А это – мисс Сара Малроу. Так чего вы хотите?
– Один местный мне говорил, что здесь работают две достойные дамы, одна из которых русская аристократка. Это так? Мне просто любопытно.
– Ну, вот видите, я так и думала! Мы, русские, очень своеобразны. Нас интересует сначала национальность, потом социальный статус, потом возраст, и лишь потом пол, – она засмеялась. – Впрочем, это историческая данность. Без этого когда-то немка не стала бы русской царицей.
– Извините, сэр, – сказала Сара по-английски, – вы тут поболтайте, а мне пора продолжить свое дело: смешиваю еду и толченое лекарство для наших пациентов. Они ужасно хитры и нипочем не станут есть, если я сделаю что-нибудь не так.
– Да, да, конечно. Мне, собственно, тоже пора. Я ведь только остановился спросить дорогу.
Англичанка с достоинством кивнула и, повернувшись спиной к Роману, удалилась, шурша подолом платья. Елизавета слегка наклонила набок голову и откровенно разглядывала Романа.
– Так о чем вы спрашивали, уважаемый? – вымолвила она наконец. – Смелее, прошу вас. Редко удается поболтать с соотечественниками. Признаться, я давно уже не могу попасть в резонанс, когда общаюсь с русскими. Вы… мы стали другими…
– Возможно. И все же ведь мне правильно рассказали о вас?
– Почти. Сара Малроу служила при дворце Ее Величества почти тридцать лет, потом попросилась на пенсию. И вот она здесь. Но я и еще одна молодая дама, леди Каролина, о ней вам ведь ничего не говорили… – ее глаза настороженно и, как показалось Роману, лукаво блеснули, – Мы действительно с ней дальние родственницы по той самой линии. К тому же, мы все девицы… если угодно. Не смущайтесь, это я всего лишь из-за комплекса старой девы упомянула…
– Почему вы заняты кошками, Елизавета? – смутился вдруг Роман и несколько неуклюже поспешил изменить тему разговора.
– Потому что в монастыре, кроме нас и еще четырех старых монахинь-гречанок, этими бедными созданиями некому заняться. А они ведь очень умны, эти дикие звери. Вам известна их история?
– Вы о Ставровуни? О том, что их привезла императрица Елена, и они изгнали с горы змей? Об этом?
– Эта история имеет множество интерпретаций. И все крутятся вокруг того, что вы только что сказали. Но я склонна верить в это.
– Вот как? Почему? Вам сами кошки подтвердили?
– Вы напрасно иронизируете, молодой человек. Именно кошки. Это особое племя. Впрочем, ведь вы спрашивали туда дорогу?
– Да-да. Я для этого и остановился.
В этот момент из-за фасада дома, дробя мелкий острый камень широкими колесами, выехала полугрузовая «Тойота», в кузове которой в беспорядке лежали наполненные чем-то картонные коробки.
– А вот и леди Каролина! – воскликнула Ростоцкая. – Она ездила в Лимассол за едой и лекарствами. Вижу, удачно. Hello, леди Каролина!
Глава 8
Каролина
Ростоцкая заулыбалась и приветливо замахала рукой. Из кабины «Тойоты» бодро выпорхнула худенькая невысокая женщина с каштановыми волосами. Ее бедра обтягивали узкие зеленые бриджи, высокая, полная грудь бесстыдно топорщилась сосками под черной майкой. На запыленных ногах были кожаные светло-бежевые сандалии.
– А вот и наша третья «старуха», о которой стыдливо умолчал ваш местный информатор! – громко сказала Ростоцкая и рассмеялась. – А вы, небось, думали, что мы здесь все одногодки? Впрочем, старые девы всегда одногодки…
Роман смущенно кивнул. Леди Каролине было не больше, чем ему, во всяком случае, еще далеко до сорока. У нее были изумрудные близко посаженные глаза, маленький аккуратный носик, контрастно очерченные бледные губы и втянутые щеки. На лоб нависала каштановая челка. Каролина являла собой абсолютный, в представлении Романа, англосаксонский тип.
Она улыбнулась, обнажив ряд некрупных ровных зубов, и протянула Роману узкую ладошку. Роман смутился почему-то, слегка покраснел и с небольшим опозданием пожал руку, которая оказалась неожиданно крепкой.
– Каролина, дорогая, это мистер Роман. Он мой соотечественник. Разыскивает монастырь. Ты покажешь ему дорогу?
– Конечно. Только… ты же знаешь, я туда ни разу даже не заглядывала.
– Почему? – удивился Роман.
– Я боюсь, – Каролина сказала это так убедительно, что Роман вздрогнул.
– Боитесь?
– Еще бы! Мы там не бываем. То есть я и Лиза. Туда ездит за пациентами только Сара.
– Но как же… – Роман посмотрел на клетки. – Вы же с ними здесь возитесь.
– Не только с ними, мистер Роман! Мы содержим кошачью ферму. У нас есть на этот счет разрешение местного правительства и красного креста. А туда мы не ходим.
– Это странно.
– Странно? – Каролина словно обиделась. – Здесь они в клетках и просто наши пациенты. А там… там они хозяева. Это дикие звери! У них своя иерархия, свои повадки, привычки…
– Но там же живут четыре монахини, насколько мне известно, – Роман от удивления приподнял брови. – Им что же, тоже страшно?
– Не знаю. Но это их обет. Вот что я думаю…
– Так вы меня не проводите туда?
– Почему же? Провожу, если вам так хочется. Но внутрь не пойду. Кстати, найти съезд с дороги не так легко. Но я постараюсь.
Елизавета Ростоцкая махнула рукой.
– Поезжайте. Я сама разгружу машину. А то там Сара одна, на кухне… Опять будет ворчать.
– Вы так близки? – неожиданно для себя вдруг спросил Роман.
Каролина поджала губы.
– Вам, должно быть, наплели всякие глупые сказки про нас. Не верьте никому! Мы просто коллеги… и подруги. У нас общая цель – помочь этим беспризорникам. Какая разница, кем мы были там…
Она кивнула головой куда-то в направлении соленого озера.
– Там? – удивился Роман.
– Ну, не там, а там! – Каролина завертела головой и теперь показала куда-то в направлении бегущей к морю, вдоль озера, дороги.
– Простите меня, – опомнился Роман, – пожалуйста. Это не мое дело.
Каролина тряхнула головой и бодро пошла к шоссе, где стояла машина Романа.
– А вы здорово говорите по-английски! – сказала она примирительно, когда колеса автомобиля вновь дробно застучали по щебню дороги. Вокруг вздымались тучи удушливой, горячей пыли. – И у вас здесь хорошо. Кондиционер…
– На Кипре без него невозможно.
– Возможно. Так же, как и без прошлого.
– Интересная мысль! – ответил Роман, объезжая глубокую сухую яму. Он бросил на Каролину любопытный взгляд.
– А я говорю по-русски…
Роман удивленно приподнял бровь.
– Вас удивляет? Почему же русский может говорить на моем языке, а я не могу на русском? – она усмехнулась, потом добавила, будто оправдываясь: – У нас это было даже модно. Учила в своей альма-матер. Это было трудно. Ваши падежи, склонения… Но я все усвоила, представьте. И неплохо. Акцент есть, но ошибок допускаю иной раз даже меньше, чем русские в своем языке. Не верите? Я люблю вашу поэзию. Например, Блока.
– Вот как! Что именно? – Роман сказал это уже по-русски.
– «Скифы». Там отражена ваша суть, – она вдруг продекламировала с ласкающим слух акцентом, но, тем не менее, на удивление чисто:
«Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!
Для вас – века, для нас – единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!»
Дорога тем временем сужалась. Между пыльным шоссе и солончаковым озером появилась густая посадка сухих деревьев, справа потянулись заросли орешника, а затем и оливковые стволы.
– Здесь, на острове, у многих приезжих нет прошлого, – после короткого молчания продолжила Каролина уже по-английски. – Его забывают и начинают все сначала. Знаете, сколько русских девушек ищет здесь счастье?
– Догадываюсь. Видел даже. И даже кое с кем знаком уже.
– Только не говорите пошлостей, прошу вас!
– Я и не собирался. Что вы!
Каролина помолчала, потом сказала:
– Им плохо там, откуда они приезжают. Ведь так? Одиночество, все стянуто в узкое пространство единственной дороги. В России ведь плохие дороги?
– Не хуже этой! – засмеялся Роман. – У каждого свои.
– У них, у ваших девочек, всегда одна и та же! Я знаю. Поэтому они здесь.
– Откуда вам это известно?
– Я очень любознательна. Хотите, опять перейдем на русский?
– Вы им очень неплохо владеете.
– Еще бы! – сказала она вновь по-русски. – Я все-таки закончила славянскую филологию. Я уже говорила, у нас неплохо учат. Но у меня, наверное, сильный акцент, да?
– Просто очаровательный! Никогда не слышал ничего приятнее. А Ростоцкая мне сказала, что редко говорит по-русски.
– Вы, наверное, ее не поняли. Мы разговариваем с ней, но она говорит не о языке, а о вашем национальном менталитете. Тут я ей не в состоянии помочь.
– Вы, в самом деле, родственницы?
– Какой вы любопытный, однако! Ну, хорошо, в некотором смысле, родственницы. Она баронесса. И герцогиня. И графиня… и ваша княгиня, и еще что-то там финляндское, польское, французское и английское.
– А вы?
– Я ее английская ветвь. Но это неважно. Я, кажется, уже сказала вам, здесь на острове многие забывают свое прошлое, и все начинают сначала. Боже, как темно!
Каролина смотрела через пыльное стекло на дорогу, которая уже не была просто тенистой от нависших крон деревьев. Переплетенные над головой узловатые ветки и густая, выгоревшая на солнце, листва почти не пропускал свет. Роман включил фары, почему-то опасаясь встречной машины, хотя на дороге не было ни одного следа протекторов. И тут действительно вспыхнул свет, словно кто-то включил в темном гулком зале мириады ослепляющих ламп – это машина выехала на раскаленную песчаную дюну, оставив позади себя мрачный тоннель. За дюной плескалось в удушливом зное тихое дремотное море. Вдоль береговой полосы тянулся дикий песчаный пляж, которые местные жители и англичане с военной базы называли «Ледиз Майл».
– Так звали лошадь! – тихо сказала Каролина, когда машина остановилась на вершине дюна, капотом к морю.
– Какую лошадь? Впрочем, я что-то слышал об этом, – задумчиво ответил Роман, широко обхватив руками рулевое колесо и любуясь умиротворяющей водной гладью.
– Очень давно, когда никто еще не принимал всерьез летающие этажерки за боевое вооружение, а здесь стояли только сухопутные части, у командира базы была любимая лошадь, белая скаковая арабская аристократка. «Леди». Так ее называли. Каждый вечер командир проезжал верхом на ней вот эту береговую милю, туда и обратно. И лошади давно нет, и командира, конечно, тоже… А Ледиз Майл есть.
– Ледиз Майл… – Роман повернулся к англичанке и улыбнулся, – то есть, леди Каролина, а вот где наш монастырь? Получается, мы его проскочили. В зарослях справа должен быть разрыв.
В этот момент кто-то громко крикнул низким, с хрипотцой, мужским голосом:
– Что вам здесь надо, ребята? Здесь не место для любовных свиданий!
Голос доносился откуда-то сверху. Роман рывком открыл дверь и удивленно посмотрел наверх. Его ослепило солнце, спрятавшееся за конструкцией высокой сторожевой вышки, которую ни он, ни Каролина сначала не заметили. Роман зажмурился, прикрыл ладонью, как козырьком, глаза и с трудом разглядел свесившееся сверху темное на фоне яркого свечения тело солдата.
– Эй, там, на башне! – весело крикнул Роман. – Мы заблудились! Ищем монастырь…
– Монастырь? Это чертово кошачье логово? Вам и впрямь нечего делать, ребята! Так уж и быть, займитесь любовью за дюнами и не морочьте мне голову!
Каролина вышла из машины. Она выпрямилась, гордо задрала кверху голову и со звонким металлом в голосе изрекла:
– Вы разговариваете с членом королевской фамилии! То есть со мной! Кто позволил вам эти гнусные намеки?
Наверху наступила тишина, которая бывает или при крайней растерянности или вследствие глубоких размышлений.
– Простите, леди! Я не узнал вас! – вымолвил, наконец, солдат, – Сюда иногда заезжают парочки, просто они едут со стороны пляжа, а не сухого озера. А вам ехать назад. Через двести метров, слева от дороги увидите ржавый столб с табличкой. Когда-то на ней было написано – «Св. Николай», сейчас уже не прочесть. Но сразу за этим столбом и будет съезд, через кустарник. Там короткая извилистая дорога и тут же монастырь. Остановить машину можно на опушке оливковой рощи, леди. Я простой часовой. Меня неизвестно для чего сюда поставили. Мозги плавятся на этом сатанинском солнце! Простите еще раз, леди!
Каролина с достоинством кивнула, поджала губы и села в машину. Роман с интересом посмотрел на нее, еще раз взглянул на смущенного солдата, ободряюще махнул ему рукой и тоже нырнул в салон. Он захлопнул свою дверь и произнес с улыбкой:
– Однако, досточтимая леди, не все и не всегда забывают свое прошлое и на этом острове, как я вижу! Вы здорово справились с этим солдатом. Браво! Его оружие ничто в сравнении с вашим, всегда начищенным.
Каролина ответила возмущенным взглядом, но потом вдруг потупилась и виновато кивнула.
– Поехали. Мне некогда. Еще надо помочь девочкам.
– Саре и Лизе?
– Саре Малроу и Лизе Ростоцкой. Они девицы. Уверяю вас.
– Безродный солдат, как я вижу, заразил молодую аристократку простотой обращения и обескураживающей откровенностью?
– Послушайте, кто вы?
– Боже мой, я не сказал? А ведь следовало. Люди только двух профессий обязаны представляться сразу, чтобы не возникали недоразумения.
– Каких еще профессий?
– Врач и полицейский.
– Так вы врач?
– Это надо воспринимать как оскорбление, леди? Вы, как вежливый человек, предположили наиболее приличное, с вашей точки зрения. Но я вынужден вас огорчить, Каролина! Я полицейский. И мой юмор очень близок к солдатскому. Вам плохо?
– С чего вы взяли?
– Неожиданная бледность, дрожь губ, глаза даже потемнели. Они были изумрудными, а сейчас на меня словно смотрит дно глубокого водоема – не то темно-зеленые, не то даже черные. Вы встревожены?
– С чего бы это? Вы полицейский? В конце концов, какое мне до этого дела? Правда, я никогда не видела русских полицейских… только читала о ГУЛАГе у Солженицына. Это была моя первая русская книга.
– Я никогда не был в лагерях. ГУЛАГ – это Главное Управление Лагерей. Просто сокращение. Так что удивить мне вас нечем. Извините.
– Какая глупость! Хорошо, что вы не врач.
– Почему?
– Русский врач – это очень просто, в этом нет ничего любопытного. Русский полицейский – это хорошо с познавательной точки зрения. Поехали, черт возьми! Разворачивайтесь, через двести метров спуск к монастырю. Имейте в виду, господин сыщик, туда вы пойдете один. Без меня!
Роман резко развернул машину и форсировал двигатель до истеричного рева. Колеса бешено закрутились на месте, роя под собой темные, сухие ямы, наконец, оттолкнулись и потащили автомобиль по пыльной дороге в обратном направлении.
На этот раз Роман ехал медленно, при ярко включенных фарах, не отрывая глаз от густого кустарника слева от пыльной дороги. Машина ныряла в рытвины, дробила колесами песок и мелкие камешки. Столбик со стершейся, подернутой кирпичной табличкой, увидели одновременно и Роман, и Каролина.
– Вот! Вот!
Они переглянулись и засмеялись в голос.
– Я совсем не просила думать о том же, о чем думаю я! – с шутливым вызовом сказала Каролина.
– Это случайность, Ваше сиятельство! Или Высочество? Больше не повторится.
– Прекратите эти глупости! Иначе я буду называть вас – «офицер».
– И будете не далеки от истины. Тем более что у нас «офицер» – это несколько больше, чем у вас. Это значит – принадлежность к командному составу. Это – избранность.
– А у нас?
– Просто облеченное полномочиями скучное должностное лицо. И все!
– По-моему, у нас это правильнее.
– У вас все правильнее. Наверное, потому что вы долговечнее.
– Вот как?
– Именно. Ваши трансформации всегда эволюционны. Во всяком случае, между вашими революциями проходит достаточно времени, чтобы они стали всего лишь историческим артефактом. У нас же всегда еще живы участники этих катаклизмов, с той или другой стороны. Времени на эволюцию не остается. Опять случается новая революция. Так сказать, некое Начало, с большой буквы. Эпохи противоречат друг другу и друг друга исключают. Все всегда с нуля.
– Хорошо. Не буду называть вас «офицером». Назову философом. Так вот, философ, вы намерены нырнуть в разлом между этими мрачными кустами?
