Андрей Бинев
Принцесса, сыщик и черный кот
Глава 16
Растес (продолжение)
Спустя пятнадцать минут они сидели в прокуренном зале, где совершенно беззастенчиво стояло несколько пустых столов, затянутых зеленым сукном и разлинованных под какую-то неведомую Роману игру. Это было почти вызывающе уже потому, что азартные игры на острове были строго-настрого запрещены. Но тут, очевидно, действовали какие-то иные правила.
У выхода, за портьерой, слонялись двое черноволосых крепких парней с недобрыми глазами. Глядя на них, Роман подумал, что Ахмед, должно быть, сильный человек, иначе как бы он сумел постоянно сдерживать их ярость. На столе дымился неизменный густой кофе, который ливанец именовал «ливанским» и стояла какая-то крепкая водка.
– Сами гоним. Чистая, как слеза ребенка. Для себя делаем. Хоть это и противоречит исламу. Но контраст – единственное, что дает ощущение чистоты общего фона. Не так ли? – Ахмед засмеялся и неожиданно серьезно заглянул в глаза Роману, потом смягчился. – Хотите посмотреть на девочек? Танец живота и все такое…
– Боюсь остаться у вас навсегда, Ахмед. Русского вам не прокормить и не напоить.
– Этот опыт мой народ уже имеет. Хотя опыт обоюдный. Как видите, ничего путного не вышло.
– Вот как? И это слова благодарности одного народа к другому?
– Это истина. Реальность.
Роман кивнул, отпил водки и удовлетворенно закивал.
– Вы нас предали, дорогой бывший русский друг! – вдруг твердо изрек Ахмед и опять поднял на Романа черные глаза.
– Предали?! Мы вас?
– Всех. Подумайте сами. Ваш марксизм когда-то разделил мир на две почти равные части: запад и восток. Образовался фронт – повсеместно. Все, что было западнее его окопов – то было станом врага. И враг думал также – только в обратном направлении. Мир, разделенный еще в Ялте, копил силы. Красные говорили нам: истина в классовой резне. Те, другие, уверяли, что истина в их демократии, которая тоже требовала своей резни. Обе стороны сходились лишь в одном: предстоит генеральное сражение не на жизнь, а на смерть.
– Подумать только! Мне и невдомек было… генеральное сражение. Ходил вместе со сверстниками в школу, в институтах учились, а у вас тут, оказывается, первый эшелон зрел! – Роман криво усмехнулся.
– Вам смешно? – неожиданно обиделся Ахмед. – А вот нам не очень! Многие из нас учились в ваших же специальных школах – классовой борьбе с «калашниковыми» наперевес! Те, кто оказался с западной стороны – среди них тоже арабы, и пакистанцы, немалая часть афганцев, пуштуны, узбеки, таджики, да мало ли кто, – обучались в других ведомствах и у других инструкторов, на другом языке, на том, на котором мы с вами сейчас разговариваем… специалисты уже не по «калашниковым», а по М-12. Знаете, есть такая винтовка?
– Слыхал.
– А я видал, и даже в руках не раз держал. И не только М-12, и не только винтовки. Я видел мины, ракеты, тяжелое вооружение… Потом запад и восток между собой вдруг договорились, а от нас отмахнулись – хватит, мол, катитесь. Куда хотите! Всем спасибо! Война окончена! Нас использовали и те и другие для игры на двоих, за одним карточным столом. Мы были простыми фишками… и только! Мы – носители древних культур… когда вашего и духа еще на этой планете не было! Окончена, видишь ли, война!
– Бери шинель, пошли домой?
– Что?
– Песня есть такая, – Роман вскинул на ливанца глаза. – «С войной окончили мы счеты, бери шинель – пошли домой!»
– Хорошая, наверное, песня. Но только мы свои счеты еще не окончили! Окопы осыпались, и арабы, наконец, встретились… с обеих сторон. Вместо двух ваших дешевых идеологий мы вспомнили свою, общую, вечную. Ислам называется.
– Можно подумать, вы его забыли.
– Нет не забыли, но… как бы сказать… для другого помнили. Для другого! Вас это не касалось! А теперь у нас ислам вместо ваших рыцарских лат! Не пробьешь!
– Аллаха мобилизовали?
– Хорошее слово! Мобилизовали. Это он нас мобилизовал! А вы предали – и те, и другие. За это вам придется головой платить! Вот так!
– Убедительно. И даже страшно! – кивнул Роман. – Только нового в этом ничего нет! Все это уже было и раньше. Когда нас еще не было, да и вас. Разве не так?
– Так. В истории вообще ничего нового не бывает. Меняются лишь имена и даты. Все ходит по кругу. Только вы продолжаете предавать, как предавали всегда!
– Как это?
– Раньше американцы знали, что на том конце света притаился ваш длинный кнут, и голову поднимали осторожно, с оглядкой. А теперь, когда ваш кнут обломался с треском, они затявкали на весь свет, и своими хищными зубами его рвут! Где же вы-то? Марксисты, патриоты, защитники нищих! Садовниками в парках своих заклятых врагов служите, землю унавоживаете? Разве вы на что-нибудь другое способны? А как грудь-то раздували! Мы-то, дураки, чуть было не поверили! Да нет, поверили! Еще как поверили! Разве это не предательство с вашей стороны? А что теперь?
Роман разом допил свою водку и громко выдохнул.
– Ну и что теперь? – спросил он.
– Теперь? Теперь вы задавайте свои вопросы, но помните, что я вам ничего не должен. И если чем помогу, то это лишь моя добрая воля. Добрая воля! – Ахмед чуть повысил голос и блеснул на Романа потемневшими глазами.
Роман поднялся.
– Пожалуй, пойду! Не думал, что разговор этим кончится. Я этого не хотел.
– Я тоже, – Ахмед будто смутился, положил обе ладони на зеленое сукно, растопырив пальцы. – Не держите зла.
Роман кивнул.
– Послушайте, мистер полицейский друг! – вдруг произнес Ахмед, глядя на Романа снизу вверх, – передайте полковнику Сузу, что русские черти, в том числе и небезызвестный вам одноглазый, зла не делают. Как только Израиль начинает обстреливать Бейрут, они перевозят на остров мирных граждан. И все! Никакого оружия, никаких наркотиков и прочей дряни здесь нет! Мы же не идиоты, сэр! Зачем гадить там, где нам дают кров. И русские парни думают так же. Я уверен! Не ищите здесь, не ищите!
Роман посмотрел на Ахмеда, недоверчиво и спросил:
– Почему вас так странно называют – Растесом? Это ведь не фамилия?
– Не фамилия! – рассмеялся Ахмед. – Шведы выдумали. Были тут два веселых парня. Их подозревали в поставках наркотиков в Европу. А это были просто деловые парни. Мы с ним проворачивали очень неплохие финансовые аферы. Я бы даже сказал, изящные. Учредили компанию – «Растес», вот и стали говорить Ахмед из «Растеса». А тупые копы запаниковали. Скандал! Наркотики, Ахмед по кличке Растес! Моя фамилия Харири.
Он вдруг стал серьезным:
– Я занимаюсь делом. Большим и важным делом. Это верно. Но вам теперь туда ходу нет. И никогда не будет. Идите с миром, ребята! Мы здесь без вас договоримся.
Глава 17
Копы
Роман приехал в полицейское управление, когда там светились только два окошка: дежурного офицера и полковника Сузу. В кабинете Артура Сузу оказался и Козмас. Должно быть, они собирались уходить, когда дверь распахнулась и в темном проеме застыла фигура Романа.
– Вот так явление! – воскликнул Сузу.
– Извините, что поздно. Забежал на огонек, – улыбнувшись, сказал Роман.
– Что скажете, майор?
– Промолчу, сэр.
Он занял один из скрипучих венских стульев и молча огляделся.
– Вы виделись со своим оматусовским другом? – спросил полковник Сузу после недолгого, нетерпеливого молчания.
– Да, сэр.
– И что же нового?
– Он выдул уйму великолепного стекла. Прямо глаза разбегаются!
– И все?
– Нет. Еще заварил божественный турецкий кофе. Именно, турецкий, сэр, и никакой другой!
– Вы с толком провели время, я вижу.
Роман кивнул. Козмас недоверчиво покачал головой.
– Что, мой друг, – улыбнулся Роман, – не веришь?
– Верю. Только ведь это не все?
Роман вздохнул:
– От вас ничего не скроешь, проклятые копы!
– И не стоит, коллега! – подал голос полковник.
– Я виделся с Ахмедом. Поболтали. Он просил, полковник, кланяться вам. Оказывается, ваше присутствие здесь ни для кого не секрет.
– Вот как?
– Именно. Советовал не беспокоиться. Мол, русские… то есть украинцы, это для него одно и то же, как, собственно, и для вас… так вот, его друзья, оказывается, делают благородное дело. Они вывозят из Бейрута несчастных беженцев, когда Израиль обстреливает город.
– Забавно. Интернационал какой-то, честное слово! – криво ухмыльнулся Сузу.
– А на что вы рассчитывали? Что Ахмед расчувствуется и все мне выложит?
– Вы сами-то знаете, чем они заняты?
– Нет. Но могу догадываться.
– Догадайтесь, пожалуйста! Я вас очень, очень прошу, сэр!
Роман слегка покраснел.
– Хорошо, господин полковник. Хорошо! Хотите услышать мое мнение?
– Жду с нетерпением, господин майор.
– Похоже, сэр, что все это не наше дело.
– А чье?
– Политических спецслужб, сэр. Видите ли, у меня состоялся с Ахмедом очень любопытный разговор. Собственно, даже не разговор, то есть не совсем диалог… Скорее я выслушал его монолог. Из него следовало, что Ахмед не склонен к уголовной возне. Более того, он прямо посоветовал нам не тратить на него время.
– Что это значит, черт побери?
– Это значит, сэр, – сказал твердо Роман и посмотрел сначала на Козмаса, потом на Сузу, – что они заняты политикой, и делают что-то, далеко выходящие за рамки обычного криминала. Украинцы, по всей видимости, представляют интересы определенной политической группы из бывшей советской империи. Правда, тут без уголовщины, конечно, не обошлось.
Роман поднялся, обошел стул и, опершись ладонями о его спинку, посмотрел в пол.
– В логике ливанца есть смысл… спорный, но определенно есть. Он серьезный тип, этот Ахмед по кличке Растес! Думаю, Ахмед – кадровый офицер разведки. Скорее, ливанской, хотя… кто знает!
– И что это значит?
– Собственно, не имеет значения, на кого он работает, или с кем договорилась его разведка… но кое-какие его высказывания подсказывают мне, что он является далеко не второстепенным звеном в поддержке каких-то разведывательных или даже, может быть, диверсионных программ. Во всяком случае, он способен подвести под это довольно аргументированную идеологию. На кого, то есть против кого направлены эти программы, не знаю. И если в этом замешаны украинцы с уголовными рожами и со своей, как у нас говорят, братвой…
– Что значит «братвой»? – перебил полковник и удивленно поднял брови.
– Так в русской уголовной среде именуют друг друга. Как монахи… братья, братва… единый орден. Святость законов их сообщества и тому подобное. Ну, так вот, …все это наводит меня на мысль, что речь идет о политике, по крайней мере, реваншистского толка. И это, по-видимому, встречает поддержку где-то на территории Украины и России. Взаимный контроль сторон за влиянием на ближневосточных территориях и за денежными потоками по продаже упрямым режимам на востоке, стратегического сырья из той же России или Украины… Куда потом идут эти деньги, по-моему, никому уже из нас не разобраться!
– Вот как! И что же все-таки это значит?
– А то, что тот человек, который погиб в шахтах за купальнями Афродиты и роль которого, как вы полагали, выполнял я… – Роман с усмешкой оглядел лица полицейских офицеров, – работал не на криминал, во всяком случае, не столько на него, сколько на определенную политическую группу. На профессионалов. Это политика, господа! Уголовщина – лишь прикрытие. Я полагаю, что острие направлено против Израиля и США. Может быть, у них есть что-то на группу нашего ливанца?
– У Ахмеда, похоже, есть свои информаторы из нашей среды, или близкой к нам, – задумчиво произнес Козмас.
– Это очевидно! – повернулся к нему полковник. – Откуда бы им иначе было знать о моем приезде?
Роман вдруг рассмеялся. Офицеры посмотрели на него, потом переглянулись.
– Простите, коллеги! – смутился Роман. – Так…мысли… Представляете, один из этих украинцев – кривой. То есть одноглазый. Помните того кота? Я же вам рассказывал. Ну, из монастыря! Выходит, мы те гады, которых они теперь так же выжимают из этого мира?
– Чушь какая-то! – вспылил полковник и хлопнул ладонью по столу.
– Не скажите! – вступился за Романа Козмас. – Не скажите! Святая Елена везла котов из Израиля. Вспомните легенду! Хотя я и не склонен считать ее просто легендой… Думаю, это исторический факт.
– И что же?
– А то! Если наш русский коллега прав, то в историю с Ахмедом и одноглазым украинцем действительно замешаны интересы Израиля. Ливанцы, при поддержке этих типов с их быстроходными «кометами» и еще Бог знает с чем, настроены совершенно определенно – против Израиля, против американцев. Роман тут, кажется, прав.
– У вас есть какие-то соображения? Все это банально! – Сузу махнул рукой.
– Нет, не так уж и банально! – сказал Роман. – Моссад наверняка располагает информацией куда большей, чем мы. Ведь ты это хотел сказать?
Козмас кивнул и улыбнулся краешками губ.
– Вы должны связаться с ними, полковник. Вам поверят. Мне – нет. Здесь чистая политика!
– Забавно! Черт побери, забавно! Дикие коты из Израиля, из Палестины, из Ливана. Черт знает откуда взялась эта дрянь! Теперь одноглазые бандиты, ливанские шпионы, и опять тот же остров, те же участники. Все то же самое, но с поправкой на наше подлейшее время!
– Не то же самое! Похоже, но не то! – серьезно произнес Роман. – Нет среди нас святых. Некому разобраться.
– Вот как? В чем разобраться?
– В гадах, сэр. От них ведь и оставили котов беречь новую цивилизацию.
– А может быть, от нас? – спросил полковник, продолжая смотреть на Романа, – Или от меня? Только от меня или от тех, кто за мной? А этот ливанец и ваш одноглазый соотечественник, своего рода, святое воинство? Они готовы истребить англосаксов? Крестоносцев? А как же святая Елена? Византийская императрица. Она кто? На чьей она была стороне?
– Не знаю. Она святая. Она ни на чьей стороне. Это мы должны выбирать, на чьей быть стороне: на ее или на противоположной! – ответил Роман.
– Попробуй угадать, кто, где и с кем! – вздохнул Козмас. – Все это так глупо. Мы, взрослые люди, полицейские офицеры, несем какую-то околесицу…
– Это не околесица, Козмас! – прервал его Роман. – Это поиск алгоритма, чтобы не войти в диссонанс с действительностью. Ничего не меняется, только умножается на коэффициент времени. Всего-навсего! Понимаешь?
– Допустим. Но тогда причем здесь Израиль? В те времена, то есть во времена святой Елены он сыграл, так сказать, очищающую роль. С его земли сюда везли святыни. А теперь все наоборот. Ливанцы, арабы, эти ваши бандиты… или кто они там, против того же Израиля, против англосаксонской цивилизации. Путаница какая-то! Абсурд! – горячился Козмас.
– Нет. Просто, мы не понимаем! Все варится в этой каше… – вздохнул Роман. Много сора. Но есть, есть какая-то постоянная величина! Мы ее утеряли, не видим. А она есть!
Все замолчали. Первым нарушил молчание полковник.
– Все это философия, хотя и не бесполезная. Нам надо решать, что делать!
– Моссад, американцы! – опять сказал Роман. – Я не могу об этом докладывать в Москву. По многим причинам.
– Причины мне понятны. Будем и дальше считать, что от вас все надежно скрыто, и вы продолжаете копаться в уголовном мусоре. Пусть пока там так думают, майор. А за выводы спасибо. Откровенно говоря, не ожидал. Это тонкая работа, сэр. Она достойна хорошего разведчика.
Роман вздохнул и с досадой махнул рукой.
– Хорошо, хорошо! Не буду! – Сузу громко рассмеялся и хлопнул Романа по плечу. – Когда, черт побери, вернется ваша аристократка? Нам пора в кошачий монастырь.
Роман неопределенно пожал плечами:
– Подождем… Обещала вернуться. Всего доброго! Я чертовски устал. Хочу спать.
Когда за ним закрылась дверь, Сузу с улыбкой посмотрел на Козмаса:
– А вы подвержены неожиданным острым чувствам, как некоторые русские?
– Да, господин полковник. В основном, чувству голода!
Сузу кивнул:
– Я тоже. Особенно сейчас. Ведите меня куда-нибудь. А то я сожру вас. Обоим не поздоровится – вам сначала, а мне потом: несварение и тому подобное… Скорее! Я еле сдерживаюсь!
Глава 18
Колотушкин
Роман вышел из машины и только теперь почувствовал, как по телу расползлась усталость: слишком длинным оказался этот день. Парадное в гостиницу светилось тусклыми дежурными огнями. Роман поднялся на две ступеньки и вдруг почувствовал слева, за спиной нечто тяжелое, тревожное, темное. Он резко обернулся и сощурил глаза, пытаясь разглядеть то, что ощущал спиной мгновение назад.
Это тяжелое, тревожное и темное неожиданно стало огромным мужским телом, с неестественно широкими плечами, гигантского роста, с кудлатой головой, сидевшей на бычьей шее.
Роман отступил на шаг и непроизвольно сжал кулаки.
– Вы того… я это… – по-русски, неожиданно высоким голосом сказало тело. – Не пугайтесь! Я просто познакомиться… Поговорить, в общем!
– Вы кто, черт вас возьми? – рассердился Роман сам на себя за то, что его захватили врасплох.
– Иван я. Колотушкин.
– Какой еще Колотушкин?
Человек вышел из темноты, и дежурный свет парадного гостиницы слабо тронул его лицо. Оно было загорелым, грубым, одутловатым, перечеркнуто черной полоской с черной же подушечкой на левом глазу, большой золотой зуб матово поблескивал между толстыми полуоткрытыми губами. Этот Иван Колотушкин словно материализовался из авантюрного романа о пиратах и конкистадорах. Роман невольно усмехнулся.
– А! Теперь понимаю, – протянул он. – Ахмедов приятель? «Кометы», ливанцы и все такое…
Колотушкин почему-то виновато кивнул и вздохнул. Потом вдруг развел руками и что-то негромко сказал. Слов было не расслышать. Роман подумал, что этот черный здоровяк действительно напоминает кота из монастыря – и тот был одноглазый, с одним желтым зубом, с непомерно большим телом, вкрадчивый и сильный, и тоже говорил что-то неясное на своем страшном языке.
– Вы, случайно, котом не были никогда? – улыбнувшись своим мыслям, спросил Роман.
Колотушкин растерянно пожал плечами:
– Почему котом? Каким котом? Я с Украины.
– Ну, раз с Украины, – передразнил его Роман, – тогда пойдемте ко мне.
– К вам? Поздно уже. Я так, познакомиться.
– Попугать захотел, Иван Колотушкин?
– Нет, что вы! Ахмед сказал, иди, поговори, тебя мент… это… полицейский то есть…ищет. А чего меня искать-то! Вот он я! Давно уж стою тут!
– Ну, познакомились, допустим. Дальше-то что?
В этот момент стеклянная дверь гостиницы распахнулась, и в лучах неяркого света застыл Сид.
– Эй! Мистер Нестеров! У вас все в порядке? – спросил он громко, с явной угрозой в голосе.
– Да, Сид! Все в порядке.
– Что это за тип?
– Это не тип, Сид, это – мистер Колотушкин!
– Меня зовут мистер Колот, – сказал вдруг по-английски Колотушкин. Он произнес это, нисколько не заботясь о произношении, – Я так представляюсь. Англичане не могут сказать мою фамилию полностью. Так исковеркают! Сам не узнаю.
– Сказать фамилию! – передразнил Сид. – Так не говорят!
– И черт с ним, что не говорят! Я с Украины.
– Откуда?
– Неучи! – проворчал Колотушкин по-русски, – Ни хрена не знают, кроме своего туманного Альбиона!
– Кроме чего? – удивился Роман.
– Туманного Альбиона! Англии, значит…
– А ты забавный тип, мистер Колотушкин. То есть, мистер Колот.
– Да ладно вам! Иван я.
– Откуда ты язык знаешь, Иван?
– От верблюда! Сейчас без этой фени никуда. Сами знаете.
– И давно?
– Чего давно?
– Язык-то давно изучил?
– Какое изучил? Так… базарю понемногу. То да се. Практика!
Сид ничего не понимал, но, уловив насмешливые интонации в голосе Романа и будто виноватые нотки в ответах мистера Колота, повернулся и исчез в холле гостиницы.
– Чего это он? – спросил Колотушкин. – Друг, что ли?
– Друг.
– Небось, в полицию пошел звонить, старый идиот!
– Вряд ли. Ему спать пора, а мы тут с тобой языками чешем. Так зайдешь ко мне?
– Чего это я зайду? Говорю же, поздно. Я того… пригласить пришел… на прогулку.
– Сейчас, что ли?
– Нет, конечно. Кто же в такое время в море выходит? По добру-то? Завтра. Я утром заеду, и мы на «Комету». Хочу показать.
– Ахмед велел?
– Ахмед мне велеть не может. Просил. И я тоже не против. Ну как? Пойдем завтра, с утра?
Роман задумался на мгновение.
– Да вы не бойтесь! Обратно доставим! Мы что, без понятия?
– Кто ж вас боится, одноглазых?
– Не надо обижать, мистер Роман. Меня глаза в честном бою, можно сказать, лишили. Один на один.
– В зоне?
– Почему в зоне. На воле. Мальчишкой еще был. Подрались там с одним во дворе. Я ему ухо откусил, гаду.
– Значит, ходит где-то человек без уха?
– Нет. Не ходит. Лежит уже. Давно. Только это не моих рук дело.
– Интересная, как я погляжу, у тебя жизнь. Яркая.
– Не жалуемся. Тепло. А это – главное. Ну, так заезжать мне завтра?
Роман кивнул и хотел уже было подняться на следующую ступеньку, но обнаружил у своего живота большую раскрытую ладонь. Он с удивлением поднял глаза на Колотушкина. Тот несмело, по-детски открыто улыбался. Черная лента с подушечкой на глазу, желтый зуб, одутловатое обветренное лицо и детская улыбка – все это было похоже на финал спектакля в театре юного зрителя, когда злодеи вдруг оказывались добрыми парнями, потому что их играли добрые парни. Занавес опускался и страшные, жестокие пираты, раскланиваясь и улыбаясь, выходили к публике, поражая контрастом сценического образа и человечности актера.
Роман взялся за эту ладонь и слегка ее сжал. Ладонь тотчас выскользнула, и грузное тело растворилось в темноте. Только скрипнул гравий под тяжелым шагом, хлопнула дверца автомашины. Мелькнули яркие красные огни, и тяжело урчащий джип исчез в темноте.
