Андрей Мовчан
Проклятые экономики
С усилением экспансии значимым элементом экономики ацтеков постепенно стала меновая торговля: по мере разрастания территории Тройственного союза, в котором всё более и более важную роль играли ацтеки, Теночтитлан налаживал прочные торговые связи между покоренными землями, позволяя племенам активно обмениваться продукцией. Главным торговым центром постепенно становился Теночтитлан, на огромных рынках которого можно было найти товары и продукты со всех концов Мезоамерики. Кроме того, торговля помогала обеспечивать всем необходимым разрастающиеся города Тройственного союза, в которых с какого-то момента чисто технически стало не хватать собственных ресурсов для огромного населения. Но мирная торговля всё равно была второстепенным источником ресурсов для ацтеков, а земля очень быстро стала третьестепенным – главным же становилась дань с покоренных племен и военная добыча.
Элита ацтеков обогащалась благодаря новым завоеваниям и доступу к распределению получаемой дани, что способствовало резкому росту социального расслоения в ацтекском обществе. Распределяющие огромную по своим совокупным размерам дань чиновники и военные получали всё больше и больше благ и преференций относительно остальных слоев населения. Несмотря на то, что все ацтекские мужчины, способные держать оружие, были военнообязанными, существовала огромная регулярная армия профессиональных воинов, своей свирепостью наводившая ужас на вассалов Тройственного союза и живущая исключительно за счет дани. Своеобразной элитой среди профессиональных военных стали ордена Орла и Ягуара, напоминающие рыцарские ордена средневековой Европы, в которые входили наиболее опытные и уважаемые воины. Для ацтеков война была частью религии: именно в ходе бесконечных завоеваний появлялись военнопленные, в промышленных масштабах приносимые в жертву ненасытным ацтекским богам. В частности поэтому задачей армии было не уничтожение, а пленение противников.
С периода правления Монтесумы I в ацтекских хрониках резко возрастает число упоминаний о многочисленных человеческих жертвоприношениях. Считается, что именно он способствовал усилению этой традиции, утверждая, что отсутствие жертвенной крови может навлечь бедствия на воинственную империю (видимо, он оказался под сильным впечатлением от пришедшегося на его правление голода и стихийных бедствий). Сложилась практика так называемых войн цветов, в рамках которых происходили своеобразные турниры между ацтеками и иными индейскими племенами, целью которых был захват пленных для их последующего принесения в жертву богам в относительно мирные периоды.
Сын Монтесумы I Ашайякатл (годы правления:1469–1479) положил начало переселению ацтекских земледельцев на покоренные земли из-за нехватки плодородных земель в Теночтитлане – население росло и требовало пропитания, а технологии стояли на месте.
Нехватка земледельческого продукта способствовала развитию кровавых практик. Ауицотл (годы правления: 1486–1503) прославился невероятной жестокостью: по некоторым сведениям, однажды по его приказу и при его непосредственном участии единовременно были принесены в жертву двадцать (!) тысяч военнопленных, захваченных в одном из многочисленных военных походов [49]. На деле эти цифры, вероятно, были несколько скромнее, но даже по ним можно судить о масштабе массовых жертвоприношений, которые устраивали ацтеки в период заката своей цивилизации. Но, кроме того, Ауицотл запомнился постройкой главного храма Теночтитлана и акведука, необходимого для обеспечения пресной водой огромного населения города. Растущее население также влияло на изменение характера взимаемой с покоренных племен дани: в период правления Ауицотла основной ее частью было продовольствие, необходимое для обеспечения не занятого в земледелии городского населения Тройственного союза, большую часть которого составляли разрастающаяся военная знать, чиновники и жрецы, чьи функции сводились лишь к добыче и распределению дани.
Весь период правления Тройственного союза территорию Мексиканской долины сотрясали восстания неацтекских племен. Восстания подавлялись, ацтекская знать отправлялась править непокорными племенами, но центр вызывал всё больше антагонизма и требовал всё больше ресурсов, человеческих и материальных.
В 1503 году Ауицотл погиб от несчастного случая, и ему на смену пришел его племянник – Монтесума II, ставший последним правителем Тройственного союза. Свое правление он начал с репрессий, устранив всех крупных чиновников, служивших своему предшественнику, и заменив их своими ближайшими родственниками и приближенными. Жестокостью и религиозным фанатизмом, выражавшимся в массовых человеческих жертвоприношениях, он ничуть не уступал своему дяде и точно также продолжал войны как с соседями, так и с уже покоренными племенами, поднимавшими всё более и более масштабные восстания. В 1516 году Монтесума II совершил фатальную для всей своей империи ошибку: вопреки традициям он решил самолично назначить правителя одного из трех главных городов Тройственного союза – Тескоко, не посоветовавшись с местными элитами. Те, разумеется, пришли в ярость, назначили своего собственного вождя и подняли восстание против ацтеков. Тройственный союз не выдержал такого потрясения и распался.
Дальнейшая судьба ацтекской империи известна. В 1519 году в Мезоамерике появились испанские конкистадоры во главе с Кортесом, которые начали военный поход на земли ацтеков. Монтесума II оказался абсолютно беспомощен перед иноземцами. Считается, что разочарованные в правителе подданные предали его самосуду и насмерть забросали камнями. По другой версии, Монтесума II был убит испанцами.
Вопреки расхожему мнению отряд конкистадоров, пусть и обладавший огнестрельным оружием, не был основной ударной силой войска Кортеса – ею стали многочисленные индейские племена, которые ненавидели ацтеков и были рады возможности расквитаться с ними за былые поборы, убитых соплеменников и жестокие порядки, наведенные на покоренных землях. В мае 1521 года Кортес со своим войском осадил Теночтитлан и в итоге разрушил его до основания.
Причины упадка
Причины того, что три империи мезоамериканских индейцев оказались колоссами на глиняных ногах и погибли в результате появления, на первый взгляд, не опасных внешних противников, как и в случаях многих других цивилизаций, следует искать в экономике.
Как и у предшествующих городских цивилизаций долины Мехико, основой экономической жизни как ацтеков, так и покоренных ими народов, было земледелие, практикуемое во всех характерных для древней Мезоамерики формах: существовало подсечно-огневое мильповое земледелие, широко использовалась система плавучих полей-чинамп, ирригационное и террасное земледелие, а также система приусадебных участков (так называемый калмиль), позволяющая многим землевладениям жить на почти полном самообеспечении. Тем не менее земледельческие практики мезоамериканских индейцев в период существования и экспансии Тройственного союза никак не отличались от способов возделывания земли, изобретенных за тысячи лет до его появления, – система чинамп и иные примитивные ирригационные технологии на первых порах позволяли населению обеспечивать себя продовольствием, никак при этом не совершенствуя способы обработки земли и увеличения урожайности. Порой урожаи были столь велики, что более сильные племена отбирали огромные излишки в качестве дани. Так, собственно, поступали ацтеки, поскольку растущее население Тройственного союза с каждым годом становилось всё труднее и труднее прокормить за счет собственных сельскохозяйственных мощностей. Излишки продовольствия позволили значительной части населения перестать заниматься производительным трудом. Постепенно равномерная дифференциация внутри каждого племени и территории привела к образованию неземледельческих центров – городов. А затем к расслоению племенному – формированию системы, в которой центральные города, специализировавшиеся на применении силы к племенам периферии, жили за счет огромной дани, которую они собирали с соседей, одновременно разрастаясь и не давая данникам развиваться и конкурировать с ними.
Централизация власти лишила Мезоамерику конкуренции, а обильные урожаи в сочетании с их перераспределением в виде дани создали классическую систему ресурсной экономики, в которой не было места инновациям и развитию – основные силы и ресурсы уходили на борьбу за власть и поддержание статус-кво, а внешних угроз до поры до времени не существовало. Остается добавить, что в отличие, скажем, от Древнего Китая, где инновационная активность существовала, прежде всего, на низовом уровне, в конкуренции хозяйств и территорий, в цивилизациях Мезоамерики избыток рабочей силы исключал потребность в технологическом развитии (примерно то же самое происходило в Древнем Египте), а постоянное изъятие излишков сельскохозяйственной продукции в виде дани и привлечение земледельцев в армию и на стройки в свободное время лишало земледельцев мотивации к интенсификации своего труда – зачем, если дополнительный урожай и дополнительное время всё равно отберут?
К прибытию испанцев дань ацтекам платило около 500 покоренных городов и поселений [50]. Выражалась эта дань в самых разнообразных формах: от зерна, бобов и прочих продуктов питания до предметов роскоши, тканей, доспехов, оружия и даже экзотических животных. Кроме того, существовала дань службой в виде воинской и трудовой (строительство масштабных инфраструктурных объектов) повинностей. Сложилась своего рода территориальная дифференциация видов дани: например, наиболее близкие к Теночтитлану земли поставляли дань продовольствием, давая пищу огромному городу (к прибытию испанцев население Теночтитлана, по разным оценкам, составляло от 70 до 100 тысяч человек)[51], а наиболее отдаленные поставляли те виды продукции, которые не требовали специальных условий хранения. По мнению большинства исследователей, дань взимали раз в 80 дней [52], и отказ от ее выплаты влек за собой самые неприятные последствия для бунтовщиков. Теночтитлан посылал карательные экспедиции, которые жестоко подавляли любые выступления против выплаты повинностей, и отбирали дань силой, да еще и с процентами. Помимо Теночтитлана дань с покоренных земель собирали и два других члена Тройственного союза, города Тескоко и Тлакопан, однако их доля от общей добычи была куда меньше, чем доля Теночтитлана, и до самого падения империи ацтеков она становилась всё меньше и меньше, поскольку наиболее активным разграблением соседей занимался именно Теночтитлан.
Доходы от дани в основном шли на содержание государственных институтов (армии, чиновников и жрецов), а также в карман ацтекской элите. Все покоренные землевладения, производящие различную сельскохозяйственную продукцию, также становились собственностью тех или иных государственных структур Тройственного союза (дворца тлатоани, храмов, и т. д.) или же даровались верховным правителем в частное владение особо отличившимся по службе чиновникам и военным (что в Тройственном союзе, как правило, было синонимами). Кстати, сами жрецы и чиновники никаких податей не платили.
Простые ацтеки, не причастные к элитарным сословиям, выплачивали государству подати, которые, строго говоря, от дани отличались несильно. До простых жителей империи, в большинстве своем занятых в земледелии, торговле и ремеслах, по всей видимости, полученные в виде дани предметы не доходили, однако известно, что тлатоани бесплатно раздавал продовольствие горожанам (не правда ли, ситуация напоминает древнеримскую?). За исключением больших городов, где население уже чисто физически не могло прокормиться за счет собственных угодий, ацтекские общинники находились фактически на самообеспечении. Когда же случались голодные годы, государство открывало закрома и раздавало народу продовольствие значительно активнее (вот вам и Древний Египет), а жрецы приносили кровожадным богам в жертву бесчисленных пленников, захваченных в походах. Судя по тому, что Тройственный союз просуществовал почти целый век, такие способы решения кризисных ситуаций казались ацтекам вполне эффективными.
Образовывался уже известный замкнутый круг: зависимость от ресурса, которым постепенно для ацтекских элит стала дань, заставляла их завоевывать всё новые и новые земли, чтобы обеспечивать лояльность армии, духовенства и госаппарата, штат и аппетиты которого росли вместе с новыми завоеваниями. Но при этом с новыми завоеваниями увеличивалось и количество потенциально нелояльных подданных, протест которых ацтеки могли усмирять только силой оружия.
История ацтеков – очередная в ряду аналогичных. Когда благосостояние государства строится на ренте, получаемой от доступных ресурсов, добыча которых не требует от страны постоянного технологического развития, это ведет к остановке прогресса. Ацтекские элиты, получившие доступ к добыче и распределению дани, очень напоминают по своему поведению элиты ресурсозависимых стран. Ацтекские элиты были убеждены в незыблемости своей власти, и постоянные кризисы, бунты и периодически случавшиеся масштабные неурожаи не заставляли их меняться: регулярные жертвы богам казались надежной альтернативой прогрессу и техническому развитию.
Ацтеки превзошли в масштабах военной силы всех своих соседей и только благодаря ей смогли в течение века господствовать над обширными территориями в долине Мехико и за ее пределами. Но когда пришли люди, у которых вместо каменных топоров были мушкеты, их цивилизация не выдержала конкуренции и рухнула.
Глава 8. Ресурс кусает хозяина
О термине «люди – новая нефть», удивительном примере человеческого ресурса и о последствиях его использования
Ресурс, сперва делающий общество «незаслуженно» богатым, а затем либо ломающий общественное устройство, как было в Египте, либо становящийся бесполезным, как в Киевской Руси, может быть практически чем угодно. Это может быть что-то неодушевленно-материальное, например земля, полезные ископаемые, торговые пути. Это может быть специфика положения, защищающая от конкуренции, как в Древнем Китае. Это, наконец, могут быть даже люди – те же рабы в Киевской Руси. Чем дальше мы смотрим на случаи «проклятия экономик», тем чаще мы встречаем одушевленный, разумный ресурс – экономики, богатые таким ресурсом, живут по тем же законам, что и изобилующие ресурсом куда менее совершенным. Вот еще один пример одушевленного ресурса, да еще какого – в итоге он не исчерпался, не стал бесполезным, не исчез – он атаковал своего хозяина и фактически уничтожил его.
К началу XIV века на территории полуострова Малая Азия обитало множество исповедовавших ислам тюркских племен. Из-за монгольского нашествия могучее государство сельджуков превратилось в выплачивающего дань вассала Монгольской империи, их контроль над Малой Азией значительно ослаб, и тюркские племена, бежавшие от натиска монголов, стали образовывать на территории полуострова соперничающие между собой небольшие государства – эмираты. Одним из таких государств стал Османский эмират, основанный выходцами из огузского племени кайи, которые получили право на свои владения на западе Малой Азии от сельджуков, вассалами которых долгое время являлись. Первые упоминания о турках-османах, получивших свое название в византийских хрониках по имени их правителя Османа I, относятся к 1301 году, когда произошло их первое столкновение с византийцами, окончившееся сокрушительным поражением последних. Эта победа очень сильно подняла авторитет Османа I среди других тюркских эмиров, и он в течение всей оставшейся жизни (умер в 1324 году) с большим успехом присоединял к своим владениям новые земли в Малой Азии, а после его смерти экспансию османов продолжил его сын Орхан (годы правления: 1324–1362).
В 1352 году османы проникли на европейский берег Дарданелл и Галлипольский полуостров, начав процесс захвата территорий Византии и Болгарии. В 1362 году столица Османского султаната (амбициозный сын Османа Орхан провозгласил себя уже не эмиром, а султаном) была перенесена в захваченный у византийцев город Адрианополь, расположенный севернее Константинополя. В 1370 году византийский император был вынужден признать себя вассалом османского султана. Преемник Орхана султан Мурад I (годы правления 1362–1389) продолжил экспансию на Балканский полуостров. Именно Мураду принадлежала идея создания нового мощного регулярного войска, ставшего основной ударной силой империи и тем самым ресурсом, который даровал османам столько военных побед и территорий: Мурад создал султанскую гвардию, называемую капыкулу, основу которой составил корпус янычар.
Янычары («Новое войско») представляли собой военное подразделение, укомплектованное юношами-рабами, которые в детском возрасте были отобраны из семей христиан, оказавшихся на оккупированных территориях, и воспитаны в семьях мусульман. Такая система набора военнослужащих называлась девширме («набор детей») и была частью обязательных повинностей для проживающих на территории Османской империи христиан. Примерно раз в пять лет набиралось по одному мальчику с каждых сорока христианских дворов, благодаря чему ряды янычар ежегодно пополняло несколько тысяч новых воинов. Кроме того, по такой же системе набирались и многие османские чиновники. Поскольку система девширме позволяла любому принятому на службу мальчику-рабу достичь невероятных карьерных высот (вплоть до должности Великого визиря), многие семьи мечтали отдать своих детей в янычары и даже были готовы платить за это взятки. Новобранцев направляли в мусульманские семьи, где они учились турецкому языку и исламским обычаям, а затем в специальные школы, где они изучали военное дело и иные науки в течение как минимум шести лет под надзором султанских евнухов. Жили янычары в специальных казармах, и очень долгое время им запрещалось иметь семью и детей до выхода на пенсию.
Все янычары, согласно закону, были личными рабами султана. Тот, в свою очередь, был обязан выплачивать им жалованье и всячески о них заботиться, и не имел права распустить их по своему желанию, несмотря ни на что. Создатель «Нового войска», видимо, плохо знал историю и не понимал, что именно реформы Мария и создание регулярной армии были причиной гибели Римской республики. Из-за способа комплектации армии, делающего султана заложником своих рабов, в конечном итоге именно янычары превратились в настоящих хозяев Османской империи.
Мурад I погиб в ходе вторжения в Сербию, во время знаменитой битвы на Косовом поле. Османы вышли к Дунаю, но стремительный расцвет государства Тамерлана на целых тридцать лет остановил их экспансию. Вновь расширить османские владения удалось только его сыну Мураду II (годы правления: 1421–1444, 1446–1451), который, используя новую армию и янычар как ударную силу, продолжил завоевания своих предшественников: атаковал Грецию и захватил все византийские города на берегах Черного моря. Экспансия стоила дорого, и впервые новая империя встала перед необходимостью спасать свою экономику уже через 25 лет после его прихода к власти. Сын Мурада II Мехмед (которому отец уступил трон), чтобы покрыть расходы по управлению разрастающейся Османской империей, впервые в истории государства осуществил девальвацию национальной валюты – серебряного аспера, на 10 %[53]. Хотя это принесло значительный доход казне, девальвация резко снизила доход служащих, находящихся на государственном жаловании, которое не изменилось в номинальном объеме. Эта мера Мехмеда II вызвала в 1446 году первый масштабный бунт корпуса янычар, которые жили исключительно за счет казенного жалования. В связи с этим бунтом Мурад II вновь вернулся на османский престол, отстранив допустившего беспорядки сына от власти. Мурад все-таки повысил янычарам жалование, однако никаких выводов из первого прецедента «взбунтовавшегося ресурса» не сделал.
После смерти Мурада II его сын Мехмед снова стал полноправным султаном. Чтобы обезопасить себя от возможных посягательств на султанский трон со стороны иных наследников своего отца, он убил единственного брата, заложив жуткую практику братоубийства, которая была официально узаконена к концу его правления и в последующие годы стала нормой жизни османского двора. Мехмед II продолжил экспансию и даже получил прозвище «Фатих» («завоеватель»). Главным его достижением стал окончательный захват Константинополя, ознаменовавший конец Византийской империи. Мехмед готовил осаду долго и кропотливо, и в 1453 году, после длившегося 54 дня штурма, вошел в город, подвергнув его разорению, после чего приказал перенести в Константинополь столицу султаната, переименовав его в Стамбул. Следующим завоеванием Мехмеда II стало повторное и окончательное покорение временно ставшей самостоятельной из-за внутренних распрей турок Сербии (1459), а также Валахии (1462), Боснии (1463), ряда генуэзских и венецианских колоний, части Греции (в том числе Афин), Крыма, а также новых владений на территории Малой Азии (таких как тюркское государство Ак-Коюнлу). Мехмед II активно развивал военный флот, что позволило Османской империи стать сильнейшей морской державой региона Черного моря. Благодаря завоеваниям Мехмеда II Османская империя, получившая, наконец, контроль над важнейшими торговыми путями и значительными территориями, смогла обеспечить своей казне стабильный приток доходов. Важнейшими статьями доходов империи стали дань, взимаемая с покоренных государств, признавших себя вассалами османов, и торговые пошлины. Но управление огромными территориями империи, где жило множество народов, многие из которых не спешили выражать лояльность завоевателям, требовало огромного административного и силового аппарата, существующего исключительно за счет казенного жалования (за исключением провинциальной кавалерии тимариотов, которым было позволено взимать налоги с крестьян, живущих в предоставленных им ленных владениях – тимарах, то есть находиться на фактическом самообеспечении). Роль армии, и в особенности корпуса янычар, вместе с их численностью, возрастала из-за постоянного стремления вести военные кампании по всё увеличивавшейся границе империи для присоединения новых земель, чтобы в итоге увеличивать дань и налоги. Если в период начала завоеваний основной ударной силой османов были приграничные тюркские племена, совершающие набеги на соседние земли, то теперь, за счет всё большего и большего расширения системы девширме, вся армия империи стала регулярной. Содержание огромного числа чиновников и янычар ложилось на казну тяжким бременем, и Мехмеду II, который, помимо прочего, взялся за масштабную перестройку захваченного Константинополя, за время своего правления пришлось шесть раз искусственно обесценивать национальную валюту.
Мехмеда сменил его сын, Баязид II (годы правления: 1481–1512), которому пришлось бороться за трон со своим братом Джемом. Впервые янычары показали, насколько велико их значение: поддержка корпуса янычар помогла Баязиду одержать верх над братом. Его правление трудно было назвать спокойным, поскольку сыновья самого Баязида неоднократно устраивали восстания против отца. В итоге его сын Селим (годы правления 1512–1520), по примеру отца заручившись поддержкой корпуса янычар, сверг его и через некоторое время, по видимости, отравил. Селим запомнился как очень жестокий правитель, и подобно русскому царю Ивану IV, получил прозвище «Явуз» («Грозный»). Он беспощадно расправлялся со своими противниками, проявлял чудовищную жестокость к побежденным врагам, а за всё время своего правления сменил шесть великих визирей, троих из которых казнил.
Корпус янычар к концу XVI века окончательно стал важнейшим ресурсом империи, благодаря которому достигались новые завоевания и контроль над уже покоренными землями, снабжающими государство данью. Сами янычары добились для себя множества преференций: с середины XVI века отставным янычарам было позволено отдавать в корпус своих сыновей, и служба начала носить династический характер, а система девширме постепенно уходила в прошлое. Янычары перестали быть исключительно военным формированием и стали выполнять функции полиции и пожарных частей, что делали они из рук вон плохо – в мирное время янычары часто вели себя хуже любых грабителей и дебоширов, а пожары случались в столице империи с завидной регулярностью. Численность янычар стремительно росла: если в 1574 году она составляла 13 500 человек, то в 1609 году она составила уже 37 000 человек, а к 1680 году в корпусе, согласно официальным спискам, числилось 53 222 человека [54].
К началу XVII века империя достигла максимального могущества: Порта владела множеством важнейших торговых путей, обладала боеспособной армией, подчинила многие народы и земли и стала центром исламского мира. Казна пополнялась за счет дани, военной добычи и податей, а также таможенных пошлин с иноземных торговцев. С османскими султанами были вынуждены считаться правители всех соседних государств, в том числе и могущественных европейских держав. Казалось бы, Османская империя была сильна и прочна как никогда.
Постоянно ведущиеся военные кампании требовали огромных финансовых расходов, которые в течение первых двух веков существования Османской империи удавалось покрывать за счет дани с завоеванных земель. Однако к началу XVII века экспансия османов замедлилась (в дальнейшем долговременные расширения территории ограничились лишь захватом Кипра, Крита, а также Правобережной Украины и Подолья), и бюджет Османской империи находился в состоянии перманентного дефицита. Султаны решали эту проблему уже ставшим традиционным методом: обесценивали национальную валюту, снижая долю серебра в деньгах. Таким образом, получавшие фиксированное жалованье государственные служащие (в том числе и янычары), в реальном выражении за сто лет теряли до половины своих доходов [55]. Кроме того, государство увеличивало налоговую нагрузку на подданных, поэтому в обществе зрело недовольство, часто переходящее в восстания и бунты.
В 1589 году недовольные обесцениванием денег янычары, поддержанные духовенством в лице шейх-уль-ислама (высшего представителя духовенства), вновь устроили бунт, и напуганный султан Мурад III выдал им для расправы ответственных за выплату жалования чиновников. В дальнейшем султаны, сталкиваясь с бунтами янычар, всегда старались найти «козлов отпущения» из руководителей государственных структур и знати, чтобы избежать свержения – никто из них не решался противостоять «воле янычар».
На периферии владений Порты ситуация тоже становилась неспокойной. Из-за затрудненной коммуникации между отдаленными регионами и центром многие губернаторы провинций, населенных покоренными народами, становились своего рода местными царьками, ставящими свои интересы выше государственных и часто игнорирующими распоряжения и «генеральную линию» Стамбула. Кроме того, в провинциях существовали собственные центры силы, состоящие из местных элит и группировок, которые постоянно враждовали между собой, а также различные секты и духовные объединения, претендующие на власть над умами в тех или иных районах империи. В совокупности с тяжелым экономическим положением империи эти факторы нередко приводили к восстаниям, а также к усилению разного рода сепаратистских тенденций. Бунтовали не только инородцы: недовольные турецкие крестьяне, демобилизованные солдаты, дезертиры, духовенство, местные нерегулярные формирования на службе султана и просто обыкновенные бандиты тоже то и дело устраивали восстания на территории Анатолии.
Менялась и сама природа султанской власти. Если раньше султаны были в первую очередь харизматичными военными предводителями, ведущими армию правоверных в бой, то теперь они превратились в самовластных чиновников, склонных проводить время в столичных дворцах, в обществе жен и наложниц из гарема, а также многочисленных фаворитов и прихлебателей. В XIV–XV веках будущие султаны несли службу в окраинных гарнизонах, изучали военное дело и обучались гражданскому управлению, но теперь принцы фактически никак не готовились к управлению страной и становились легкой жертвой манипуляций своих приближенных. Влияние матерей, жен и наложниц султанов, а также их многочисленных фаворитов на принцев и султанов усиливалось с каждым годом. Решающей же силой в дворцовых интригах империи стал, разумеется, корпус янычар, которые периодически смещали неугодных им султанов, визирей и чиновников, заменяя их теми, кто устраивал армию, – сохранял ее привилегии, не слишком часто отправлял в дальние походы и исправно платил жалованье. Естественно, янычары доставляли всё больше и больше неудобств каждому новому султану своими бунтами, интригами и непомерными амбициями. Султан Осман II (годы правления: 1618–1622) стал первым правителем Порты, который задумал реформировать армию, заменив строптивых янычар рекрутированными с территории Анатолии мушкетерами, но кончилась эта затея для него очень плохо: янычары, узнав о замысле, подняли бунт, возвели на трон нового султана (которого вскоре тоже сместили), а Османа удавили. Янычары понимали, что любая реформа армии, в рамках которой корпус будет заменен другими военными формированиями, лишит их всех столь ревностно оберегаемых ими привилегий, вытекающих из, как бы парадоксально это ни звучало, их формально рабского положения. Кроме того, янычары фактически не имели никаких навыков кроме знания военного дела, и расформирование корпуса сказалось бы на их материальном положении катастрофически.
Поскольку корпус янычар, изначально являвшийся гораздо более передовой армией, нежели европейские, стремительно разлагался, а его методы ведения войны устаревали, с начала XVIII века Османская империя начала нести всё больше и больше военных поражений, теряя территории. Европейские державы, а также Россия, армию которой Петр I перевооружил по европейскому образцу, усиливали свои конкурентные преимущества над архаичной и раздираемой восстаниями и кризисами Турцией. Немаловажную роль в потере Портой своих территорий сыграла и национальная политика османов: огромные поборы, притеснения немусульманского (говоря шире, несуннитского) населения страны, а также жестокое подавление любого недовольства усиливали сепаратистские тенденции на периферии империи. В течение XVIII века Россия под предлогом освобождения «братских» православных народов и защиты южных границ захватывала османские владения в Крыму, Приазовье, Правобережной Украине и на Кавказе, а Австрия вместе с Речью Посполитой начали теснить турок с Балкан. В начале XIX века на османские владения нацелилась и Франция, поскольку Наполеон горел желанием, присоединив ее территории, проникнуть в Индию. Ситуация не могла не пугать османских правителей, и голоса критиков корпуса янычар звучали всё громче. По совету французского перебежчика Александра де Бонневаля, осевшего в Османской империи и написавшего множество трактатов о военном деле, в 1734 году в Стамбуле была открыта артиллерийская академия и проведена реорганизация артиллерии. Но вскоре школу закрыли под давлением духовенства и янычар. Вместе с янычарами духовенство, имевшее (и не бескорыстно) крайне консервативные взгляды на то, как должна развиваться Османская империя, последовательно выступало против каких-либо прогрессивных реформ, особенно в сфере образования и военного дела. Если для янычар статус-кво был залогом сохранения многочисленных привилегий и власти, то для духовенства сопротивление реформам было необходимым условием сохранения роли «властителей над умами». Священнослужители крайне болезненно реагировали на любые прогрессивные веяния в этой сфере, боясь потерять свое монопольное положение. В то же время для реформ как армии, так и государства в целом требовались люди с «нетрадиционным» образованием (под которым в то время уже подразумевалось исключительно европейское), которого духовенство дать никак не могло.
