Андрей Собакин
Аусфарт
– Странно, – сказал я, – никакого телевизора…
– А зачем тебе телевизор? – спросила Эмма, – Видимо, в эту гостиницу люди приезжают чтобы отдохнуть, а не телевизор смотреть. Тут, наверное, удивительная природа вокруг – утром посмотрим, а то сейчас темно, и не видно…
Я собрался было закрыть дверь и запереть её на ключ, но неожиданно услышал шаги на лестнице и задержался. Через несколько секунд в коридоре появился наш знакомый старичок. В руке от держал небольшую круглую корзинку.
– Извините, – сказал он увидев меня на пороге комнаты, – Я забыл вас спросить, в котором часу вы хотите завтракать?
– Не знаю…– я задумался, – Лучше пораньше…
– В семь? В восемь? – спросил старичок.
Я собирался было ответить « в семь», но не успел. Подошла Эмма и, ласково посмотрев на меня, повернулась к старичку и сказала:
– Лучше в восемь. У нас будет побольше времени, чтобы выспаться.
– Очень хорошо, – кивнул старичок, – Завтрак будет в восемь, там, внизу, в ресторане…
Потом он протянул мне корзинку и как-то застенчиво улыбнулся:
– Это вам от моей жены, чтобы не ложиться спать с пустым желудком… Это подарок, – добавил он, – Спокойной ночи…
И, повернувшись, старичок неторопливо начал спускаться по лестнице. Я закрыл дверь номера и запер её изнутри, оставив ключ в замочной скважине.
– Что там такое? – Эмма с любопытством заглянула в корзинку, которую я поставил на стол.
В корзинке оказались бутылка немецкого белого вина и полукруглая половинка свежевыпеченного хлеба с толстой тёмной корочкой и светлой пористой мякотью. Тут же лежали штопор, небольшой столовый нож и завёрнутые в бумагу две небольшие копчёные колбаски.
– Ого! – воскликнула Эмма, – Вполне неплохой ужин. Очень мило с их стороны.
Я тоже очень обрадовался – от запаха свежего хлеба у меня буквально потекли слюнки и заурчало в животе.
– Давай помоем руки и будем есть, – сказала Эмма и первая направилась в ванную.
Едва она скрылась за узкой дверью, как до меня тут же донёсся ее голос:
– Такого я давно не видела!
– Что там? – я тоже поспешил в ванную.
Ванная комната оказалась несколько просторнее, чем можно было ожидать. Эмму развеселила конструкция туалета – сливной бачок был вознесён на толстой трубе на высоту чуть ли не двух метров, и оттуда свешивалась тонкая металлическая цепочка с маленьким деревянным шариком на конце.
– Антикварная вещь, – сказал я.
Ванна была массивной и довольно нестандартной формы – несколько шире, чем обычно и с подчёркнуто округлыми формами. Смесители в ванне и на умывальнике были старинного вида с металлическими кранами. В центре каждого крана небольшой винтик удерживал круглую керамическую вставку синего или красного цвета – для холодной и горячей воды. Над умывальником висело небольшое прямоугольное зеркало в деревяной рамке. На самом умывальнике лежал кусочек мыла, а на крючках на стене висели полотенца нежно абрикосового цвета – два очень больших и три маленьких.Стены ванной комнаты были из тёмных вертикальных досок покрытых толстым слоем лака. На полу – несколько грубоватые шершавые кафельные плитки какого-то непонятного жёлто-коричневого цвета.
– Мне здесь определёно нравится, – сказала Эмма, – Похоже на какой-то старый фильм… Вроде когда-то смотрела, но вспоминаются только отдельные фрагменты: например этот кафельный пол в ванной или туман и та лампочка над крыльцом… Хорошо, что мы нашли эту гостиницу!
– Да, – согласился я, – Судя по всему, мы у них сегодня единственные постояльцы…
Вымыв по очереди руки, мы вернулись в комнату и занялись приготовлением ужина…
На столике стояла небольшая мраморная пепельница со специальным отверстием, куда была вставлена белая стеариновая свечка. Тут же лежал коробок со спичками, в котором оказались всего две спички. Пока Эмма доставала из корзинки вино, хлеб и колбаски, я зажёг свечку уложившись, к счастью, в одну спичку. Потом, вооружившись штопором, я приступил к открытию бутылки.
– Где-то я видела стаканы, – сказала Эмма.
– Мы можем взять крышку от термоса, – я кивнул в сторону нашей синей дорожной сумки.
– Нет-нет, я видела стаканы в ванной, – и Эмма поспешила в ванную.
Я тоже вспомнил, что там на полочке справа от умывальника стояли два стакана…
Наконец, мы уселись за стол. Два стакана были наполнены вином, копчёные колбаски – порезаны на маленькие аппетитные кусочки, а ароматный хлеб с хрустящей корочкой – разложен на столе соблазнительными ломтиками.
– За наше путешествие! – Эмма подняла свой стакан.
– Чтобы и дальше всё складывалось так же благополучно, – продолжил я, и наши стаканы слегка соприкоснувшись осторожно звякнули…
Вино оказалось на редкость приятным, с насыщенным, обволакивающим вкусом.
– Ммм.. Хорошее вино, – сказал я.
Хлеб также был необыкновенно свежим и ароматным. Ну, а копчёные колбаски исчезли буквально за считанные секунды.
– А ты заметил, как они говорили? – спросила вдруг Эмма.
– Кто? – не понял я.
– Ну, владельцы отеля, – пояснила она, – У них, мне показалось, какое-то восточно-германское произношение…
– Думаешь, они из бывшей ГДР? – удивился я.
– Возможно… – задумчиво ответила Эмма, – Почему бы и нет? Переехали сюда после падения берлинской стены, купили эту гостиницу…
– Мне кажется, это просто из-за возраста, – сказал я, – У каждого поколения –свой диалект.
– Возможно… – повторила Эмма и продолжила, – Наверное, это не так уж и плохо… Всю жизнь вместе… Им наверняка уже за семьдесят, если не больше… Представляешь, они прожили вместе лет пятьдесят… Интересно, что будет с нами через пятьдесят лет? Ты будешь меня по-прежнему любить?
– Буду… – и я нежно коснулся ладонью бедра Эммы.
Она внимательно посмотрела мне прямо в глаза и едва заметно улыбнувшись спросила:
– Даже когда я стану седой и старой, с массой морщин? А вокруг будет множество молодых и красивых девушек?
– А зачем мне множество молодых и красивых девушек, когда у меня есть ты? – сказал я.
Эмма улыбнулась и накрыла мою руку своей рукой:
– Это хорошо, но посмотрим, как ты будешь рассуждать лет через тридцать или пятьдесят.
– И через тридцать, и через пятьдесят лет я буду рассуждать так же, – решительно сказал я, – Кстати, я бы не имел ничего против, чтобы на старости лет прикупить такой вот отель…
– Договорились, – улыбнулась Эмма, – Мне эта идея тоже нравится.
– А я, кстати, совершенно серьёзно, – сказал я.
– Хорошо, – кивнула Эмма, – И мы тоже будем такими же гостеприимными хозяевами. Согласись, это было очень мило с их стороны сделать нам такой вот подарок…
– Да, хлеб – это просто что-то невероятное, – сказал я, – Не помню даже, когда я ел что-то похожее… Если, вообще, ел… И вино тоже – нерядовое…
Я посмотрел на бутылку, которая стояла посреди стола – на белой этикетке красовались чёрные готические буквы выстроенные в несколько строчек, и четыре цифры указывали год…
Название вина было мне незнакомо. Строчкой ниже было написано: «Ahr», Ар – это винный регион недалеко от Бонна и Аденау, это мне уже ближе… Однако… Я повнимательнее взглянул на цифры… Что за наваждение? «1986». Этого просто не может быть!
–Эмма, посмотри! – я поспешно поставил свой стакан на стол и быстро повернул бутылку этикеткой к ней.
В следующую секунду я, как и ожидал, увидел, что лицо Эммы удивлённо вытягивается, а глаза – округляются.
– Невероятно! – сказал я, – Ты представляешь, они нас угостили двадцатилетним вином! Какие добрые старички – это вино, наверное, стоит бешеных денег… Подумать только – восемьдесят шестой год!..
Удивление на лице Эммы не уменьшилось, однако на этот раз она удивлённо смотрела на меня.
– Что? – я почувствовал, что что-то было не так…
Эмма молча осторожно взяла бутылку за горлышко и повернула её этикеткой в мою сторону. Я замер в изумлении – оказалось, что я читал этикетку под некоторым углом, но сейчас, когда я посмотрел на эту небольшую бумажку в упор, я чётко увидел четыре цифры: «1936».
Не меньше минуты я и Эмма молчали, тупо глядя то друг на друга, то на странную бутылку. Потом мы неспеша продолжили наш ужин, пробуя вино лишь маленькими глоточками, чтобы растянуть удовольствие на подольше.
– Странно, – наконец сказал я, – Совсем не чувствуется, что это такое выдержанное вино… Я бы сказал, что ему явно не больше двух-трёх лет, оно ещё даже чуть сладковатое…
– Оно и не может быть таким старым, – задумчиво отозвалась Эмма, – Посмотри на этикетку – кажется, что её напечатали и наклеили совсем недавно.
– Может, это просто опечатка? – предположил я.
– Скорее всего, – кивнула Эмма, – Или они специально написали текст этикетки готическим шрифтом, под старину, ну а потом подобрали год, чтобы соответствовал…
– То есть, это – что-то вроде исторической подделки?
– Да, – сказала Эмма, – Знаешь, на шоколаде тоже иногда пишут «1895», хотя все прекрасно понимают, что это просто такой фирменный знак…
Ужин был закончен. В бутылке оставалось ещё немного вина, но мы решили допить его чуть попозже.
– Я пойду купаться, – сказала Эмма.
– Можно с тобой? – вкрадчиво поинтересовался я, тоже поднимаясь из-за стола.
– Я подумаю…
Эмма взяла шампунь из нашей дорожной сумки и направилась в ванную. Старушка оказалась права – у них в отеле, действительно была горячая вода. Странно, правда, что она вообще об этом специально упомянула, но, видимо, воду здесь хозяева подогревали, либо когда у них были постояльцы, либо когда им самим было нужно…
Вода стремительным широким потоком вырывалась из слегка приплюснутого крана наполняя массивную пузатую ванну. Эмма плеснула немного шампуня в струю, чтобы создать пену. Потом, когда белая ароматная пена поднялась над округлыми краями ванны, она скинула с себя одежду и, подобно античной богине – с достоинством и осознанием собственной красоты, медленно погрузилась в невесомое белое облако…
Я вышел в комнату и, погасив свечку, всё ещё горевшую на столе, наполнил стакан оставшимся вином – там как раз хватило на один стакан. Вернувшись в ванную, я протянул вино Эмме и снова попросил разрешения присоединиться к ней. Эмма изобразила на лице некоторое раздумье, а потом, слегка пригубив вино и видимо удовлетворившись качеством моего подношения, великодушно кивнула приглашая войти в белое облако пены…
Из ванны я вышел первым. Ожидая Эмму, я расстелил постель и стал разглядывать небольшую картину, которая висела над кроватью. На картине была изображена сценка из римской жизни. У основания величественного здания с колоннами прогуливалось несколько человек в античных одеждах. Молодая симпатичная женщина с красивой диадемой на голове шла в компании пожилого солидного римлянина. С мечтательным взглядом и едва уловимой улыбкой она оглянулась на молодого человека стоящего у колонны. Её спутник, наверное, знатный патриций или сенатор, не замечая этого продолжал свою прогулку. Юноша у колонны был изображён со спины, но было видно, что он смотрит на обернувшуюся к нему женщину и, казалось, вот-вот отойдёт от колонны и последует за ней. Несколько девушек неподалёку увлечённо о чём-то перешёптывались и с любопытством наблюдали за ними. Женщина с диадемой вела за руку маленькую девочку, которая шла задрав голову вверх, самозабвенно глядя туда, куда устремлялись величественные мраморные колонны…
Картина была нарисована очень тщательно, и вглядываясь в неё я даже забыл, какой маленькой она была – мне показалось, что я был свидетелем той уличной сценки и, сделав всего один шаг, мог бы оказаться там…
Я услышал, как Эмма выбралась из ванны, и погасил в комнате свет, повернув старинный чёрный выключатель на стене возле двери. Эмма появилась в полосе света падающего из ванной комнаты. Большое нежно-абрикосовое полотенце было обёрнуто вокруг её стройного тела. Я почему-то сразу подумал про Древний Рим – возможно, всё ещё под впечатлением от картины над кроватью.
– Чего пожелает дочь патриция? – вежливо спросил я.
Эмма на секунду удивилась, а потом вздохнула и сказала:
– Поставь будильник на полвосьмого.
– Слушаюсь, моя госпожа, – ответил я и начал рыться в карманах моей куртки висевшей у двери в поисках мобильного телефона…
– Странно, – я разглядывал телефон и был несколько озадачен, – Здесь нет мобильного покрытия. Совсем никакой сети…
– Вот куда в отпуск надо приезжать, – улыбнулась Эмма, – Полный покой: ни телефона, ни телевизора…
Я поставил будильник в мобильном телефоне на 7:30 и направился к постели. Эмма уже успела сесть посреди кровати, соблазнительно склонив набок сдвинутые вместе обнажённые ноги…
– Погаси свет в ванной и иди сюда, – несколько смутившись сказала она и потянула рукой за кончик полотенца скрывающего её тело…
…Засыпая я наслаждался каждым мгновением – мягкой обволакивающей постелью; толстым воздушным и практически невесомым одеялом; свежим постельным бельём пахнущим почему-то земляникой; и всеобъемлющей темнотой, наполненной тишиной и спокойствием… И Эмма сладко посапывала рядом…
Проснулись мы по будильнику в половине восьмого. За окном было ещё темно. Шёл неторопливый осенний дождь – по оконному стеклу печально стекали струйки воды. Эмма отправила меня в душ первым, чтобы самой ещё немножко понежиться в постели. Ровно в восемь мы вышли из комнаты и спустились по лестнице на первый этаж.
В ресторане горел свет. Один из столов был сервирован на две персоны. Над маленькой спиртовой горелкой стояла и грелась стеклянная колба с готовым кофе.Тут же в небольшой плетёной корзинке громоздились свежие округлые булочки. На массивной деревянной доске лежали сыр и масло. Несколько отдельных тарелок предлагали нам четыре-пять сортов разных копчёностей: колбасок, ветчины и чего-то ещё. На специальном блюде красовались три больших яблока…
