Андрей Зорин
Дети обезьян
Маленькие, не больше вишни, сферы лежали у меня в ладони, невесомые и ощутимо горячие. Жар, идущий от них, ощущался даже сквозь толстую прорезиненную ткань перчаток. Глядя на них сквозь стекло шлема, я внезапно поняла, что надо сделать.
Я сняла защитный костюм и, взяв одну из сфер голой рукой, зажала ее в ладони. На мгновение мне показалось, что я обожглась или меня пронзил электрический разряд. Боль была невыносимой. Я закричала так, что если бы хоть кто-то, кроме меня, оставался в комплексе, то он услышал бы мой крик. На некоторое время я, видимо, потеряла сознание, потому что, когда я пришла в себя, я уже сидела за столом и заполняла лабораторный журнал. Ко мне внезапно пришло понимание происходящего.
«Что может быть общего у разных цивилизаций, существующих на невероятном отдалении друг от друга? Математика? Химия? Слишком сложно. Нужно что-то, способное передавать набор информации в той форме, которую способна понять принимающая сторона. Но здесь снова возникает вопрос. Что именно вы хотите сказать, и как вас услышат? Например, если вы слизень и проводите всю жизнь в картофельной грядке, а ваш собеседник – разумный газ, как вы ему объясните, что такое осень?» – было написано в журнале моей рукой. Я на мгновение задумалась над написанным, а моя рука сама продолжала выводить слова ровным аккуратным почерком привыкшего много писать человека. Моим почерком.
«Материя, которая способна впитывать ваши мысли и трансформировать их в образы собеседника – единственный способ связи для столь разных существ. Необходимо создать такую материю и наделить ее собственным разумом, чтобы она могла служить переводчиком. Ведь только побывав в разуме обеих существ, она способна …»
Я перестала писать, но уже понимала, что должно последовать дальше.
Посмотрев на сферы, я закрыла глаза и представила на их месте артефакт. Открыв глаза, я увидела перед собой еще один Кирпич. Единственное отличие от оригинала заключалось в том, что его стенка была покрыта тонкой вязью, в которой без труда можно было различить то, что я только что написала в тетрадь.
Я внимательно рассматривала его: сначала просто поставила на стол и обошла со всех сторон, а потом, наплевав на все правила и инструкции, взяла его в руки и повертела перед глазами. Наконец, не заметив ничего необычного (насколько это вообще было возможно в данной ситуации), я поставила его на постамент рядом с оригиналом. И сразу различие бросилось мне в глаза.
У «Отпрыска», как я решила для себя называть копию, не было выступающего красного цилиндра.
«Может быть, это разумные виды, и это девочка? А цилиндры есть лишь у мальчиков?» – мелькнула шальная мысль, которую я, хихикнув, отбросила. Впрочем, по зрелом размышлении, такой вывод имел право на существование, внезапно подумала я, рассматривая Кирпич и его Отпрыска.
Протянув руку к Кирпичу, я осторожно дотронулась до ребристой, покрытой таинственными узорами поверхности. Она внезапно оказалась приятно теплой на ощупь. Словно гладишь черепаху, долго лежавшую на солнце.
– Ну что же ты, дружок, —ласково произнесла я, – открой мне свои секреты, не бойся!
В голове раздался холодный, словно металлический голос: «Как ты думаешь, что необходимо выяснить в первую очередь при контакте с новой расой?» – голос замолчал, и в голове раздался тихий шелест, словно помехи в эфире. Да, да. Именно в голове. Я была уверена, что голос невозможно услышать или записать ни одним из имевшихся в комплексе приборов.
Я так растерялась, что не сразу поняла: голос задал мне вопрос. И сам контакт уже состоялся.
– Агрессия? – неуверенно произнесла я, не понимая, слышит ли меня неведомый и невидимый собеседник и как с ним вообще следует разговаривать. Быть может, он читает мысли, и тогда нужно думать…
«Есть такое животное – собака, – продолжил некто у меня в голове. – Если она видит что-то новое, неизвестное ей до этого, она часто проявляет любопытство. Трогает предмет лапой. Лает на него. И если цель ее интереса не отвечает явной угрозой, то собака просто из любопытства пытается ее укусить, – голос сделал паузу, словно давая мне время подумать или набрать воздуха. – Она считает это игрой, совершенно не осознавая, что предмет, с которым она играет, может оказаться столь хрупким, что погибнет даже не от клыков, а от звука лая. Поэтому при контакте в первую очередь мы стараемся выяснить уровень любопытства».
Голос замолчал. Я покрутила Кирпич в руках, гладя его по стенкам, пытаясь транслировать ему свои мысли. Говорила с ним вслух, подносила к нему Отпрыска. Но все было бесполезно. Голос больше не возникал в моей голове. В какой-то момент я начала думать, что сошла с ума, и это была всего лишь слуховая галлюцинация. Единственным доказательством контакта были мои записи, думала я. Вернее, сделанные моей рукой.
Но ведь еще появился Отпрыск! Я почти бегом поднялась в свой кабинет, чтобы проверить записи с камер наблюдения. На мое счастье, на мониторе было четко видно и появление пузырей, и трансформация их в Отпрыска. Мой разговор с артефактом, к сожалению, в записи впечатления не производил. Со стороны казалось, что я просто что-то записываю в лабораторный журнал, положив руку на артефакт.
Проверив записи, я решила, что утро вечера продуктивней, и отправилась спать. Устроилась я прямо в кабинете, на диване, повернувшись так, чтобы мониторы, на которых была видна лаборатория, все время находились в моем поле зрения.
Уснуть не получалось, и я разглядывала Кирпич. Мне показалось, что он изменился. Вскочив, я вывела на экран его фотоизображение, сделанное несколько часов назад. Сравнив снимки, я с удивлением увидела, что красный цилиндр теперь немного утолщался в верхней части, а его цвет стал более насыщенным.
Я решила, что сейчас произойдет еще одно разделение и трансформация материи в средство связи.
«Какая удивительная технология, – думала я. – Возможно, если в первый раз сформировался Отпрыск, который они использовали для телепатической связи, то сейчас они устанавливают видеоканал. Я установлю первый в истории человечества контакт лицом к лицу с другой цивилизацией». Как же я была наивна…
***
Леа Красса вздохнула, и Андрей открыл глаза. Он по-прежнему лежал в палатке. Шкатулка стояла на камне. Единственное отличие от предыдущего утра состояло в том, что он прекрасно, в мельчайших деталях помнил рассказ ученой. И сегодняшний, и вчерашний, который тоже неожиданно всплыл в памяти.
Рассказ прервался на самом интересном месте. Он выбрался из палатки и, сходив за хворостом, подкинул его в огонь. Пламя разгорелось. При дневном свете шкатулка выглядела словно обычный камень. Он гладил ее, вертел в руках, пытался говорить и даже, закрывая глаза, делал страшное лицо, посылая мысли. По крайней мере, старался это делать. Но все было бесполезно. Ответов не было.
– Чертова Шахерезада, приходит со своими сказками только по ночам, – проворчал Андрей, снова поставив несчастную шкатулку на ровный как стол камень. «Хм, а разве этот булыжник и раньше был таким идеально гладким?» – подумал мужчина, но сразу откинул эту мысль, подумав о том, что инопланетный артефакт, не иначе, выкинули в озеро каким-то порталом. Андрей любил фантастику, и теории о множественности параллельных миров казались ему особенно интересными. Но неожиданно ставший совершенно плоским камень под артефактом, явившимся, как он теперь был уверен, из другого мира, не вписывался даже в эти излишне смелые гипотезы. «История, похоже, подходит к концу. Все равно у меня осталась только одна ночь. Узнаю, чем все закончилось, а потом надо тащить эту штуку к ученым. Настоящим. Физикам там, или химикам. В общем, к таким, чтобы смогли разобраться с ней», – решил Андрей.
День в ожидании вечера тянулся невыносимо медленно. Отдыхать и наслаждаться покоем и рыбалкой не получалось. Все валилось из рук. Он попробовал поплавать – свело ногу. Вода оказалась непривычно холодной даже для горного озера. Пытался рыбачить, чтобы успокоить нервы, но и здесь не повезло: огромная щука, которую он почти достал из воды, в последний момент оборвала леску и скрылась в глубине. Поплавки же лишь дразнили его. Они то и дело ныряли, но, дергая удочку, Андрей с разочарованием видел голый крючок.
Вернувшись в лагерь, мужчина долго бродил по лесу, набирая солидный запас хвороста, и даже притащил несколько сухих сосен. Напилив дров, он с удовлетворением посмотрел на результаты работы. Теперь костер будет гореть всю ночь, и повествование Леа Крассы точно не прервется по техническим причинам.
Солнце еще никогда не садилось так долго. В какой-то момент Андрею даже показалось, что оно зацепилось за края скал, окружавших его озеро, и никак не может сползти с них. Наконец последние розовые облака исчезли, и в небе ярко засверкали звезды. Андрей только и ждал этого момента. Он развел костер побольше, чтобы шкатулка была хорошо видна в свете пламени. В палатку он уходить не стал, вместо этого сев как можно ближе к камню, на котором стоял артефакт. Он расположился примерно в метре от Кирпича. Сидеть ближе было слишком жарко, но и с такого расстояния Андрей прекрасно видел узоры, оживавшие под отблесками пламени.
– Я вбежала в лабораторию, так быстро, как только могла, пренебрегая всеми процедурами безопасности. Не надевая костюм и не проходя дезинфекцию. Лишь бы только поскорее взять в руки новый Отпрыск и увидеть его трансформацию, – голос Леа Красса уже привычно зазвучал в голове. Казалось, в нем появилось больше интонаций, красок, чувств. Андрею померещилось, что она жутко разочарована тем финалом истории, который ей предстояло рассказать.