Анна Айдарова
Дорога к солнцу
2
Прогулять школу – других вариантов не было.
В четыре или около того гости начали расходиться. Тихо, чтобы соседей не потревожить. Потом Егор вернулся в комнату, о тишине не заботясь. Один. И вновь засел за свои тексты. Значит, Яр тоже ушел. В шесть утра я даже и не притворялась, что сплю. Я ждала. Я точно вдруг поняла, что мне нужно.
Это странное чувство… теперь я знаю, что это. А тогда… я до сих пор не понимаю, как это все не было заметно со стороны. Просто от меня Яр подвоха не ждал, иначе я объяснить не могу. Я же все рассказывала. Я же про все спрашивала. А тут, когда мне просто очень-очень что-то понадобилось вот там, в подвале нашем… Что меня там ждут (честно, я в то утро и правда подумала, что безумие и сириусята – тема заразная). Мне надо туда. Очень. Прямо сейчас. И даже размышлять больше не о чем. Мне нужно туда, вниз, в подвал.
Егор ушел раньше меня, а я все собиралась. Я была как будто раздвоенная – я двигалась по комнате, и я смотрела на все это со стороны, одобряя: выйди, пусть тебя видят. До метро, слиться с толпой и вернуться обратно – на трамвае. Без лишних взглядов. И тогда – тогда… Я не знала, что меня ждет тогда. Но я точно знала, сидя в трамвайчике и бессмысленно разглядывая уплывающие назад серые стены домов – это очень важно. Это САМОЕ важное сейчас. И тогда – все изменится. Я точно это знала.
Есть ли сейчас у меня какие-либо мысли на этот счет? Конечно. Однозначно. Это даже не столько мысли, сколько опыт, знания. Конечно, я понимаю теперь, что происходило. И это просто случайность, что рядом оказалась я. И именно я это «услышала». Мне рассказывали разные истории – как это происходит. А еще я знаю, что заканчивается все обычно хорошо – долго, счастливо и никаких проблем. И то ли от того, что это не для меня было предназначено, то ли эту точку отсчета изменить было дано не мне – эти мысли все равно не приносят мне покоя.
Я закрываю глаза и ощущаю, как вокруг меня сжимается тьма подвала. Сыро. Пахнет пауками и крысами, и еще чем-то гниющим. Коридорчик узкий – запомнился не таким, ощущался шире и от этого мне дико страшно в темноте. Мои шаги – как посторонние звуки, словно это не я. А я ожидаю чего угодно – паутины, горы трупов, писка крыс, готовых съесть все, что движется. И где-то там – от темноты и маленького, хаотично скользящего вокруг лучика фонаря я теряю чувство пространства – где-то там действительно (слышатся) звуки.
Это было первое, что заставило меня встряхнуться и перестать трусить. Пол должен был быть более грязным. Ну, на мой взгляд. И хотя бы с какими-то осколками, досками и палками, тряпками. Я свечу фонариком под ноги – чисто. Я права. ЭТО спрятано здесь. Еще бы знать – что. Да, я ожидала совершенно чего угодно, вплоть до летающей тарелки, или аппарат какой-нибудь увидеть. Нет, не так. Я ожидала увидеть какое-то устройство. Или оборудованную лабораторию, которую можно было бы изучать не торопясь несколько дней (кино я тогда очень любила тоже, не только читать, и чего только не пересмотрела под пристальным контролем Яра и вне оного).
Звук повторился. Теперь я ясно слышала – стон. Воображение тут же нарисовало мне (дорисовало картинку?) картинку: кто-то из наших гостей зачем-то вернулся сюда, что-то случилось, и самостоятельно выбраться он не может. Картина была настолько чудненькой, что я чуть было не развернулась возвращаться. Действительно, ну не мое это дело – сами разберутся. Но все равно – думать-то думала, а вперед шла, не обратно. Любопытство мое, всё оно. Даже если картинка верна – уговорю меня не выдавать. А расскажет – тоже не проблема. Ну, Яр мораль прочитает, разговаривать перестанет – потерплю я как-нибудь пару дней. Братец будет мозг выносить – да и хрен с ним. И я пошла дальше.
Моей целью оказался ближайший отсек – дальше идти было некуда – глухая стена. Я поводила фонариком вокруг. Тусклого света было явно недостаточно – бледный луч выхватывал лишь отдельные предметы, не позволяя увидеть помещение целиком. Шаг вперед, еще, еще раз по стенам, которых по-прежнему не видно. Чахлый, едва справляющийся с обступающей со всех сторон темноты, свет фонарика высветил странную конструкцию – кулер не кулер, но вода стекала по трубке в чашу: капли ударялись о накопившуюся воду и уже после третьей тихий звук стал дико раздражать. Но именно тут что-то было.
Я не увидела это, выше человеческих возможностей что-то разглядеть в такой темноте, да еще и при таком освещении, которое и светом-то не назовёшь – не фонарик, а сплошное недоразумение, оставшееся от отца, если не от деда, пожирающее батарейки не хуже крота.... Правда, другого и не было. Я просто осторожно, по чуть-чуть, шла к самому темному углу.
До меня как-то не доходила мысль, что изучать можно не только технику, и никаких ассоциаций с разговорами нашими с Яром тоже не возникло. Интересно, сейчас я тоже бы так отреагировала? Или сразу сообразила, что что-то не так? Да хоть бы и просто предположила варианты возможные! Наверное, нет. Но я вновь начинаю задавать вопросы вместо рассказа. Мне нужно столько усилий, чтобы заставить себя хотя бы что-то описать, хоть как-то сказать об этом… Вместо вопросов. Просто рассказать.
Фонарик мигал, но светил, не гас. А это было в самом дальнем и темном месте.
Он выглядел куда моложе Яра и его дружков. На несколько лет старше меня, ну, может, чуть старше. И еще. Почему-то меня ничего не удивляло. Ни он. Ни подвал. Ни смутные и не совсем ясные ощущения. Ощущения странные, возможно, игнорировать которые никак не стоило. А я не обратила внимания на это. Тогда я просто не успела это обдумать и прислушаться. Да реально, не до того было. Тёмный подвал, тусклый, красноватый свет гаснущего фонарика, связанный парень, скорчившийся в неудобной позе… Секретные материалы, чёрт бы их всех побрал и утащил куда подальше. Значит, за этим они и спускались…
Я присела рядом, освещая пленника. Он лежал спине, в очень неудобной позе: голова запрокинута назад, руки связаны за спиной – кто-то. Некто предусмотрительный позаботился, чтобы мучений было побольше. Парень вздрогнул от света, и попытался приподняться.
– Пить, пожалуйста, – через силу прошептал он.
– Сейчас.
Руки у меня тряслись, я несколько раз уронила кофту, пока свернула ее – вполне сойдет на некоторое время за подушку – и подсунула под голову.
– Сейчас. Потерпи. Я принесу.
Ни стакана, ни какой-либо другой емкости у кулера не было. Из ладоней не напоить, и ничего более здравого мне в голову не пришло, кроме как оторвать полосу от моей майки, смочить ее и хоть так принести воды. Мысли метались по пустой голове хаотично, но радовало, что вроде как по делу. Надо подняться наверх. Запереть дверь на внутренний замок – от непрошенных гостей. Аптечка, наверное, вся, целиком. Нож.
И я успела за 5 минут. И не споткнулась, пока спускалась обратно, и даже ничего не уронила.
На этот раз он вообще никак не среагировал на мой приход, на свет. Но со стаканом дело пошло лучше. И еще я подвинула чашку – капли дико раздражали свой монотонностью, а так хоть их стало не слышно. Зато стало куда страшнее в полной тишине. Никаких звуков. Вообще.
Узел никак не поддавался: я сорвала ногти, пробуя развязать. И кроме проблем ничего не получилось – тонкая веревка слишком сильно врезалась в кожу, я чувствовала, как моим пальцам становится тепло и липко. За этими попытками освободить я пропустила все самое интересное. Поэтому чуть не подпрыгнула, когда услышала рядом, чуть не над ухом:
– Ты кто?
Испугалась, конечно, и не ожидала. парень чуть не умирающим выглядел: травмы у него были приличные, и температура – все 39.
И вопрос был такой…А то не видно, кто я. Или ему сказать: сестра одного из твоих ночных гостей? Я пробормотала что-то вроде «ну, там, это…». А он продолжал смотреть в упор. И я, маленькая девочка в темном подвале, я видела только светлые немигающие – как у гипнотизирующей змеи – глаза, заглядывающие прямо внутрь меня. И только через пару минут я сообразила ответить:
– Не бойся, я не враг, правда. Я… я помочь хочу.
Он кивнул и закрыл глаза. И мне вот от этого реально стало куда легче, но это, как оказалось, не надолго.
– Эй… эй, послушай, – позвала я.
– Да.
– Я попробую разрезать? Ты только не дернись, ладно? Очень близко все.
– Да.
Веревку я разрезала. Я даже успела стянуть на запястьях приготовленные повязки. Правда, уже через минуту их пришлось заменять, а потом еще раз, и еще. Я рвала бинт и прикидывала, как бы поаккуратней перевязать: он морщился и вздрагивал от каждого прикосновения, а мои руки тряслись, и я чудом не роняла все, что брала. И только потом сообразила – почему бы не принести чашку с водой поближе, вот прямо сюда? Чем футболку-то портить… Не мой это был день, совсем не мой.
Что делать дальше я не знала. Нет, не правда. Я именно знала, откуда-то точно знала, что можно и нужно сделать. Просто это настолько отличалось от всего того, что было б логичным, от всего, что должно быть логичным… и неясно, откуда это новое знание появилось в моей голове… Я потому и не доверяла себе и своим ощущениям. И еще от этого диссонанса мозг отказывался работать, и сосредоточиться не получалось, даже неимоверными усилиями с моей стороны. Я сидела рядом, смачивала бинты – температура не падала, и я все собиралась и собиралась подняться еще раз наверх, посмотреть что-нибудь жаропонижающее. Но не шла – потому что это не помогло бы. Я точно это откуда-то знала, но вяло думала – надо подняться, посмотреть… И сидела в темной камере, поглядывая периодически пленника.
Интересно, сказал он что-то Егору? И какую информацию – почему-то мысли, что мучить можно и просто так, потому что ты другой, мне в голову не приходила. Что такого ценного он мог знать, чтобы вот так стараться? И при чем здесь Яр…
Интересно, Егор это делал? То еще злобное существо, но у меня никак не получалось представить его здесь в качестве палача, ну никак. Сестре младшей подзатыльник дать в воспитательных целях – это пожалуйста. А тут… Тут другая психология нужна, другой типаж, что ли… Яр – тоже нет, он мозг. Вот как он тут стоит, смотрит на все, брезгливо и снисходительно – это да, а до откровенного мордобоя… он не опустится… Наверное… не опустится. Как же гадко… Нет, я спокойно смотрела фильмы, в которых лилось море крови, и положительный герой направо и налево и самыми изощренными способами «мочил» всяких вредителей, противников добра и света. Но ТАМ – там все было понарошку, неправда. А ЗДЕСЬ…
Фонарик постепенно терял яркость. Надо было подумать, как выбраться отсюда, пока мы не остались в полной темноте. и я думала. Настолько хорошо думала, что реальность воспринимать перестала. И ничего удивительного! Так со мной всегда происходит даже и до сих пор: погружусь в мысли – и хоть толпа орков рядом носиться будет – не замечу. Я задумалась и чуть не подпрыгнула, когда услышала:
– Спасибо. Что ты планируешь сделать дальше?
Он смотрел на меня и, кажется, улыбался. И это было так странно… Он был… неестественным здесь. Реально, хотелось платье подобрать, книксен сделать и спросить: «мальчик, а мальчик, а что Вы здесь делаете?» Ну какое платье… Майка порванная, джинсы грязные, из которых я уже вырасти успела. Надо было собраться. Надо было ответить.
– Хотелось бы выйти отсюда. Потому что скоро мы останемся без света – у фонарика батарейка садится… А ещё – через несколько часов сюда точно кто-нибудь придет.
– Мне нравится твоя идея.
– Ты встать можешь?
– Могу.
Ну, могу – это было конечно смелое заявление, далось ему это с трудом, хотя он очень пытался не показывать своей слабости. Но даже при имеющемся освещении я видела. Чувствовала. Но помогать не рискнула – он опирался на стену, сам. И все казалось не таким страшным.
Потом я шла впереди, он – за мной. Фонарик действительно светил из последних сил, и, в конце-концов, погас, но, на счастье, уже перед самой лестницей наверх, до которой оставалось всего-то несколько шагов. Но почему-то было ощущение света. А еще, вдруг и неожиданно, я поняла, что случилось. Ощущение бредовости произошедшего вдруг исчезло. Всё просто стало правильным, самым правильным. И пусть это тысячу раз не мое слово – от Яра досталось в наследство – оно остается для меня мерой и критерием любой мысли, даже и до сих пор. А тогда было важным особенно.
Я долго жмурилась на кухне от яркого света, потоком вливающегося через окно. Тот, кто шел за мной, тоже щурился, осматривался вокруг, и улыбался. Как дурак. Я тогда не знала цену свободе, откуда бы. Кроме солнца беспокойство доставляла еще одно обстоятельство – чем больше мои глаза привыкали, тем интереснее мне было посмотреть на мой «трофей». И более того – почему-то я была уверена, что знаю этого парня, стоящего теперь рядом.
– Садись. Есть хочешь?
– Нет, – ответил он и пододвинул к себе ближайший стул.
– А… а как ты сюда попал?
– Не повезло, – он все улыбался и смотрел на меня в упор. Я так и вижу эту картинку – как иллюстрацию в книжке: он улыбается, а глаза у него такие светлые и такие холодные… Как хрусталь. А я не люблю хрусталь.
– Ну и что, понравилось в подвале? – я нашла, наконец, занятие для себя: посуда в раковине осталась с утра, перемыть надо. И избавиться наконец от этого взгляда.
– Не понравилось.
– А… а зачем ты моему брату нужен?
– А кто из них твой брат?
– Такой, самый крупный. Егор.
– Егор… нет, не припомню, чтобы при мне кого-то так называли. Идентификация сложная штука, не при всех можно вот так легко назвать своё имя.
– Да-да, имя даёт же власть над человеком. Конечно-конечно. Раньше это объясняли магией, теперь влиянием волн. Это я все слышала, – нетерпеливо, возможно даже слишком, отозвалась я. – Кличку брата не знаю. Он пишет статьи – портал в иной мир все ищет, вот и собирает материал. Знаешь, дорога в холмах, путь, который можно найти лишь однажды, свидетельства очевидцев… – я мыла посуду, но все равно пыталась не выпустить из поля зрения его лицо. Правду можно и не сказать, но скрыть-то точно труднее.
– А, этот… Наверное, это и пытается. Каждому своё, – как-то равнодушно отозвался гость. И вот как это расценивать, а?
– Значит, ты не в курсе, где у нас проживают эльфы и как к ним попасть… И зачем ты тогда здесь?
– Я – эльф.
– Ты сумасшедший, – тихо сказала я, но мне кричать хотелось. – Ты такой же сумасшедший, как и Егор, и как все эти его придурки-друзья. Что, и вход в другое измерение показать можешь?
– Могу.
Бред и правда заразен. Еще один… Как я разозлилась в тот момент! А он улыбался.
– Подойди поближе.
И я почему-то действительно подошла. Совсем близко.
– Не хочешь говорить – не говори, очень надо, – начала я. Мне нужно тогда было поверить, что я все сделала сама, и подошла к нему тоже сама – только потому, что я так хотела.
– Положи руку мне на плечо. И ничего не бойся.
«Я и не боюсь», – подумала я, но говорить ничего не стала, очень надо.
– Правильно, и не нужно, – отозвался он. А потом…
Кукла только села пить чай. Кукла старая, глаза давно смотрят в разные стороны, не закрываются, а нежное фарфоровое личико изрисовано навечно въевшимися чернилами. Зато платье у нее новое, пусть и не нарядное, но новое и чистое. И теперь кукла пришла в гости к зайцу. Телевизор вяло бормочет, брат что-то говорит, комментируя, а маленькая девочка тихо перебирает на полу игрушки – они играют в гости и им не до того, что обсуждают взрослые. Не до мира, ждущего конца света… эти слова повторяют везде. Но никто уже не верит и не принимает их всерьез – околонаучный бред давно уже напугал всех и больше не интересен. Взрослые сидят спокойно, все привычно и тихо. Но что-то случилось. По экрану вдруг пошли полосы, девочка поднимает голову и там, внутри старого черного экрана видит человека. И человек – такой… странный… и тень сложилась крыльями у него за спиной.
– Возможно, мы могли бы сделать для вас больше, чем уже делали. Возможно, мы могли бы и дальше умирать за ваше спокойствие, люди. Но вы сами – худшее зло, которое только могло быть сотворено.
Он говорит монотонно и слишком спокойно – текст давно заучен и только это важно сейчас.
– Вы не оставляете ничего светлого. И вы уничтожите все то, что еще осталось – сомневаться не приходится. При этом вы мните себя всесильными хозяевами мира… Живите так, думайте так. Мы не можем охранять вас больше от вас самих. Тысячелетия мы мешали вам устанавливать свои порядки, и теперь вы свободны. Вы вольны делать, что вам вздумается. Мы уходим. Простите нас те, кто не найдет больше убежища в наших владениях, простите нас те, кто еще рождается среди людей, но наш по крови. Это решение далось нелегко. Но люди сделали все, чтобы вынудить нас к этому. Мы уходим.
Экран вновь показывает пятничную программу. Где-то там, за окном, кто-то кричит, и крики сливаются в один монотонный непрекращающийся вой, а девочка плачет. И в очередной раз становится помехой взрослым.
У девочки есть обязанности: ты взрослая – пора становиться самостоятельнее, не шуми, не мешай. Куклы заброшены в дальний угол – не стоит ли больше времени проводить на воздухе? Весна. Я хочу собаку. Ты еще мала, чтобы ухаживать за ней, вот пойдешь в школу… Лето – это город, мама, мамина работа, магазины, вечерние новости, рисунки на обрывках бумаги – нет, мама, альбом мне не нужен, в нем неудобно рисовать… Кораблик плывет к морю, вот-вот исчезнет за горизонтом – так не бывает. Мы уходим. Заученные улыбки; предсказуемые реакции; готовые фразы, подходящие случаю. Зима. Снег в городе, сонные дома, вечерние прогулки. Мама, ты слышишь? – наверное, этого никто не ожидал – она вырывает руку из маминой и бежит к окну: Мама, ты слышишь? Что это? – Кто-то слушает музыку. – Мама, ты слышишь? – Да, да. Пойдем. Кто-то просто слушает музыку. Или играет, какая разница. – Мама, ты слышишь? Тихая мелодия обрывалась внезапно, чтобы возникнуть вновь, и голоса скрипок переплетались, чтобы вновь и вновь повторять ее. Снег падает сквозь свет фонаря, улица замерла, никого нет – только музыка здесь безраздельно властвует, только покой и то, для чего не найдется слов ни на одном языке. – Мама, давай послушаем еще. – Я опаздываю, идем. – Пожалуйста! На улице остается только снег, размеренно падающий сквозь свет фонаря. Музыка – нет: теряется вдали, за шумом шагов, темнотой улиц, дверью подъезда. Мама, можно мне научиться играть на фортепиано? Сегодня приходил учитель из музыкальной школы, она сказала, у меня способности. – Они всем так говорят, сначала начни нормально учиться. Привычка не спрашивать и не говорить… «Отпустите меня домой». Школа, дом, уроки, обязанности – ты же девочка – и уроки, школа. Не спрашивать и не говорить. Подруги остаются за порогом класса, дорога до дома, обед, уроки, дом. Ты не блещешь талантами, потом книжку почитаешь. Мама, можно мне в библиотеку? Уроки готовы, квартира убрана. От тебя никакого прока. Вечер у телевизора, рисунки карандашом на клочках бумаги – снег, падающий сквозь свет фонаря. Завтрак, маму не буди, дорога до школы вполне безопасна, если ты будешь внимательна на переходе. Школьный праздник, подружки, остающиеся за порогом класса, ты читала сегодня стихи лучше всех. Отпустите меня домой… – Да, мама. Не слышать, не говорить. От тебя ждут только одного. Вечера у телевизора – новости, не шуми, учи уроки, опять двойка? Вот твой брат… Мир меняется, но кому до этого дело. Карандашные рисунки на клочках бумаги: бумажный кораблик, уплывающий в настоящее море; снег, падающий сквозь свет фонаря; заснеженная тихая улица и музыка… Новости. Массовые самоубийства птиц… взрыв газа на заводе… цунами в Японии… не мешай брату, лучше бери с него пример. Ты выучила уроки? Сходи в магазин… Взрыв жилого дома – терроризм вокруг нас или халатность?.. Кто виновен? Мировая угроза… голод в Африке… спасем китов!.. розовый снег, летящий сквозь фонари и падающий к самым дверям подъезда, тишина, ночь… Мы готовы урегулировать любые религиозные конфликты… голод в Китае, все страны мира принимают активное участие в судьбе народа… участились случаи самоубийств… массовые самоубийства сектантов-скитников, вызванные слухами о скором конце света… свобода совести… бумажный кораблик, плывущий в настоящее море… снег… Мой конец света уже наступил.
…все, промелькнувшее в памяти. И я могла поклясться чем угодно – он тоже видел. И знал.
– Я помню. Это ты тогда говорил людям о том, что вы уходите. Я же все помню! И это ты прощения просил у тех, кому вы должны помочь, но не сможете.
– Да, это так, – подтвердил он.
– Значит, это ты бросил меня здесь. Просто ушел. Извинился – и ушел.
– Да. Это было не мое решение. Но… да.
И замолчал. И я ничего не могла прочитать на его лице. Никаких эмоций. Ничего.
– Мне мало твоего «Простите нас». Зачем ты бросил меня? Вот здесь? Зачем?
– Я бы вернулся за тобой.
– Знаешь, мне сны снились. Давно. Только я все забыла. Я тогда просыпалась и думала: обязательно, я обязательно увижу эльфа. Подойду к нему и скажу: возьми меня с собой. Долго мечтала. Я даже видела эльфа. Маленькая была. Мама к подруге решила съездить, в Крым – Егору нужен воздух, а меня просто не с кем было оставить тогда – бабушка приболела в самый последний момент. Мне лет пять было, наверное… Но я все-все помню. Однажды ночью меня… ну, как будто кто-то позвал. Я проснулась и пошла. Я же точно знала – куда мне нужно, и даже как туда идти… Это потом уже узнала – глупо, и страшно, и опасно – ночью, в горах… Я пришла. Там, конечно, никого не было… Глупо… А потом я увидела эльфа – сидел почти рядом со мной – руку протянуть и можно было коснуться. Прямо в лунном свете. И крылья. У него были крылья. Я видела. Правда.
– Я тебе верю. А потом ты хотела, чтобы твой эльф пришел и забрал тебя?
– Потом я перестала думать об этом. Перестала сны видеть. И забыла. Только кошмары остались – как будто я забыла что-то очень-очень важное и мне надо вспомнить, стараюсь – а там ничто… Ой, ладно. Какой смысл? Это сказка. Зачем верить в сказку, если это никогда не сбудется. Ты веришь, ждешь избавления… Вот эта клетка – будет. И брат мой – тоже будет. А твоей сказки – нет, никогда. Никто не придет. Не поможет. Нет спасения отсюда. Нет! Ты думаешь – все так просто? Здесь преступление – быть не как все. Не выше, не ниже – это как раз не страшно. А не как все. Ты не знаешь, что это такое!
– Прости.
А что мне было прощать?
– Я бы нашел тебя, – сказал он тихо. – И показал бы тебе дорогу к солнцу. Я нашел бы тебя, обязательно.
Мне не хотелось продолжать эту тему – слишком много мыслей сразу закопошились в голове. Ненужных мыслей. А вот кое-что другое интересовало.
– Значит, мой брат не такой уж и дурак… Раз сумел что-то раскопать. И это все – не его больное воображение, и не бред… Как же так получилось, что эльфы – не сказка? Я так поняла, что вы часто бываете на Земле, а про вас ничего не знают.
– Почему не знают? – удивился эльф. – Знают. Не всё, правда, и не все. Но ты-то знала, и не очень удивлена. Тебя это разозлило больше, чем удивило, разве не так?
– Но все неправда, что я знала. Что эльфы маленькие человечки, которые воруют детей? Так даже это – детские сказки и их тоже мало кто знает. Не модно уже.
– А было модно?
– Ну… да. Давно когда-то. Книги про эльфов писали. Только в каждой – свое описание. Мне Яр рассказывал. Яр – это…
Эльф кивнул, давая понять, что понял, о ком идёт речь.
– А сказки народные – те вообще как угодно описывают, даже в фольклоре одной страны сложно какие-то специфические черты выделить… А о тех, кто встречался с эльфами и пытался об этом рассказать – и вовсе ничего не знают. Или сумасшедшими считают… Только вот… Только все в одном сходятся – что форма ушей другая и бессмертный народ. А ты… ты не маленький совсем, и…
– И детей не ворую, – улыбнувшись, продолжил за меня эльф. – Честно – не ворую. С Земли забирал, было дело. Только добровольно. А прочего не творю, о чем ты читала. Хотя нет. Морок напустить могу. Наверное, еще что-то могу, если надо…
– Да. Но не может такого быть, чтобы никто не знал… Толкин вот… Яр мне приносил его книги. И много еще… – тут я запнулась. Как-то Яр опять не к месту вспомнился. Эльф кивнул, и я продолжила: – Но все равно странно – сказки сказками, а попытки чуть подробнее узнать – в библиотеке, скажем, или исследования какие-нибудь прочесть – научные, которые не на слова опираются, а на факты – этого нет. Только Яр вот…
– Мы никогда особо не афишировали свое присутствие здесь, только по необходимости. Но от ошибок никто не застрахован. Приходилось иногда вмешиваться в события. Может, не всегда удачно. Но мы всегда хотели для людей только добра. Только не всегда то, что делаешь, кажется правильным сегодня. Лет через сто-двести – можно оценить. Но люди не живут столько.
– И даже потом не могут?
– Потом? Потом это уже никому не нужно.
– Почему ты сказал, что я знала, кто ты?
– Но ты ведь знала.
– Но не верила. Это сказка. А сказки… уводят от реальности, не позволяют жить полноценно и правильно, и…
– Ты говоришь сейчас, а слова не твои. Повторяешь, потому что тебе так удобнее – не выделяться, притвориться, что ты как все.
– А как надо? Ты же эльф, ты умный – наверняка тебе не двадцать лет, на которые ты выглядишь… Как надо? Сходить с ума, зная, что все вокруг – чужое? Искать… сказку, которая даже и рассказана никогда не была – из страха, что в нее не поверят? Что мне надо было делать?
– Ждать. Я бы нашел тебя.
– Сколько мне ждать, не подскажешь? Каждая минута – в напряжении, что вот сейчас, вот именно сейчас… я не удержу это в себе и все. Здесь преступление – быть не как все. Не выше, не ниже – это как раз не страшно. А не как все. А ты – ты знаешь, что это такое?
– Знаю. Я видел это. Я бы нашел тебя. И показал бы тебе дорогу к солнцу. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Мы потому и не оставляем Землю – из-за таких, как ты. И не покинем до тех пор, пока хоть один из всего огромного мира людей нуждается в нашей помощи. Даже если не понимает этого. Ты не одна такая. Если тебе будет легче от этого.
– Может и будет, – буркнула я. Хотя уже тогда понимала – не будет. Не изменит это ничего. Просто так устроено и надо… принять это, смириться с этим. И все.
– Ты боишься. Не знаешь, что с тобой происходит, и боишься, что там, куда ты идешь, опять будет то же самое, что и здесь, среди людей.
– А разве не так? Там, куда ты возвращаешься – там все по-другому? Где он вообще – твой мир? Далеко за морем, как рассказывают наши сказки? Так это только сказки.
– Далеко, за морем. Нужно долго плыть, прежде чем покажутся в тумане горы, окружившие наш остров и спрятавшие его от посторонних глаз. Пройти сквозь рифы не трудно, если знаешь путь. И перед тобой засияет Серебряный Каскад – водопад, ворота в нашу страну. Минуешь его – и в серой пене увидишь самый прекрасный остров на свете – наше тайное королевство, Эгладор. Остров окружен горами. Сначала покажется, что они неприступны, их не миновать никогда, только это не так. Горы пропустят тебя и откроют дивные места. Там на рассвете солнце окрашивает горы розовым, а небо чисто и прозрачно. И ночью крупные звезды сияют с небес, озаряя наш мир нежным светом. Миновав горы, корабль продолжает свой путь по Тириону, самой большой реке острова, которая омывает стены столицы, замка Тирион, и течет дальше, на восток, к вольным лугам Лебеннина. И этот мир – дом, куда ты так хотела вернуться. Не плачь. Мы называем таких как ты “ительн”, и забираем с Земли, потому что ни одного из вас не ждет здесь ничего хорошего. Ты это знаешь. И ты знаешь, что кто-то уходил, ты сама это слово твердишь как спасение. А на самом деле… все решает только случай, ведь и вас, и нас – так мало, а Земля так огромна…
– Ты останешься там? Со мной?
– Я останусь с тобой. Если ты этого захочешь.
– а… А ты один на Земле?
– Нет, конечно нет. Но нас немного.
– Почему никто не пошел с тобой? Или, по крайней мере, не дожидался твоего возвращения?
– Был приказ уходить, у моего отряда не было причин не подчиниться.
Эльф говорил тихо, и я постоянно напрягалась, чтобы расслышать все его слова.
– И они… подчинились?
– Конечно.
– А ты? Ты почему остался? Разве ты не мог попробовать выяснить все в другое время?
– У меня осталось одно незавершенное дело… Будь моя воля, я вообще бы не уходил. Границы мы бросить все равно не можем, и Арда поэтому все еще используется. И потом – люди… Нет, я не считаю, что наш уход – самый лучший выход. Изначально наша задача на Земле, среди людей, заключалась в том, чтобы помогать. По-разному – кому-то, как тебе, помочь жить там, где лучше, кому-то – помочь в сложной ситуации, кому-то – просто найти Свет. Мы должны были показать людям дорогу к солнцу. И не смогли.
– Арда?
– Это.. как по-вашему… на земле. Сейчас входы закрыты, если и есть только несколько порталов. А раньше даже границ толком не было – любой мог пройти. Но не все видели и знали. Такие, как ты – вас мало, но вам эти дороги открыты. И не только это.
– Что например? Что я эльфа видела?
– Ты не пришла бы. И не стала бы помогать мне. Этого достаточно?
– Нет.
– Я звал тебя. Ты пришла. Ведь ты не случайно в подвал полезла.
– Я не знаю… Не случайно… Почувствовала. Знала, что мне туда надо.
– Вот именно. И ты не могла помнить, как мы уходили. Если бы ты сама не была deartha – ты просто не видела бы нашего обращения. Этого хватит?
– Да, наверное, да… Пока я не обдумаю это – достаточно.
– Я отведу тебя туда, и ты сама все поймешь.
– А ты? Ты вернешься на Землю?
Эльф молчал.
– Нет, – наконец произнес он. – Не вернусь. И если ты захочешь – останусь с тобой.
Каждое слово для меня тогда оживало. Он много рассказал мне. Или мне тогда казалось, что много. Но эта картинка – эльф, сидящий рядом со мной, так близко, что я чувствую, как медленно и ровно бьется его сердце, потом снилась мне. Долго снилась. Никаких кошмаров: молний, трещин в полу – нет. Я просыпалась от того, что мое собственное сердце билось мерно и ровно, и вокруг было тихо. А мне хотелось кричать.
Как-то нам объясняли, как можно проникнуть в прошлое, посмотреть, увидеть и почувствовать все, что было когда-то. Одна из немногих тем, которую я выслушала предельно внимательно и не раз подходила к учителю с вопросами. Эта картинка… Что он видел тогда? Почему вдруг опустился на колено и снял свой диковинный, враз от прикосновения засветившийся камень? Я сделала все, как учили. Сосредотачиваться мне и не нужно было – я и так все время оставалась в том, моем мире, где мой эльф – мой! – был рядом, смотрел мне в глаза и говорил о дороге к солнцу. И я увидела.