bannerbannerbanner
полная версияПустодомка

Анна Константинова
Пустодомка

Полная версия

– Точно, дядь, угадал ты. Наличника кусок отвалился да в кусты отлетел. Вот она через окно-то и забралася. А пока, знамо дело, в подполе сидит, ночи ждёт.

– А чего она ждет-то? – запричитала Сюня.

– Да знамо чаво. Прялку искать будет, а как найдет – так сядет прясть, – пояснил Закарка. – А вот ежели не найдет – так плохо будеть. Пустодомка − она оченна злая. Всех переколотит, кого увидит. Может и насмерть зашибить, али задушить.

– Ты еще откуда знаешь? – удивился Голова.

– Так дед Шишок сказывал, када здоровый был.

– Ну, ежели дед… Так надобно ей, значит, прялку-то найтить. Сюня?

– Не дам! – рассердилась вдруг домовиха. – У меня прялочка-то последняя припасена. Более их не мастерит никто.

– Ты, Сюня, домовая несурьезная. Обчеству надо, а ты против! – строго высказался Голова.

– А ну как моей Нюрочке прясть заприспичит?

– Не приспичит. Бабы ужо и как прясть-то забыли. Давай прялку, и точка.

Охая и вздыхая, Сюня исчезла и долго не возвращалась.

– Слышь, дядь, – решился высказаться Закарка. – Мы вчерась с Сюней чаво слыхали-то…

– Опять бестолковку будешь толочь?

– Да я… тавось…

– Чё вы там слыхали-то? Говори уж, коли начал!

– Да детки твои… то есть Коростелькины… Ну, то есть, детки детей заходили к Нюре. И сказывали…

Все заинтересованно придвинулись.

– …Сказывали, праздник сявоня. Хэлло-Овин зовется.

– Тьфу ты, чё за радость така? – удивился Голова.

– Да то и радость, что праздник ентот для нас, для духов, значится. Иносранный.

– Это ты у нас странный, Закарий.

– Да не, вот дядя Чап тоже слыхал…

Чап кивнул достойно и медленно, подтверждая сказанное.

– Ну, и чаво нам с того? – не выдержал Голова.

– Ну… я тавось… Оне сказывали, что дети наряженные по домам ходют и еду всяку собирают, подарки, значится.

– Так тож колядки!

– Ну да, тока калядки те севоня будут, а не зимой.

– Ну иди, покалядуй. Можа, гостинцев раздобудешь. Тока в человека переоденься, а потом все своему хозяину отдай – тебе ж с той еды толку не будет. Пробовали мы ее обманом добывать, не идет нам впрок. Не помнишь, чтоль?

– Да в том-то и затыка, дядь Голова, что в праздник ентот дети рядятся духами – нами, значится. А мы могем и так ходить, без костюмов. И еду люди станут давать нам, домовым. Так что никакого обману!

– То есть, хозява дают ряженым угощение, будто те и не люди вовсе? – медленно проговорил Голова. – А мы духи и есть, и еда, получится, нам по-честному дадена! И чего ж ты, Закарка молчал! Вот пока сам не рассудишь, никто ничаво не дотумкает!

Закарка, Чап и даже дед Шишок одним глазом с уважением глянули на своего старшого. Вот поэтому он и Голова, что сообразить может, до чего другим далече.

– На тебе прялочку! Тока верни потом, как Пустодомка наиграется! – неожиданно заворчала Сюня, кидая Голове старое веретено. – Грузико потерялося, да этой нечисти и так сойдет. А шерсти − вон, могете у Черныша надрать. Все одно у нее путной пряжи-то не выйдет.

– Да погоди ты, Сюня! Лучше перескажи, чаво вчерась детки мои… коростелькины тута сказывали.

– Вот те раз! А прялочка-то…

– Чё ты привязалась со своей прялкой! О празднике давай. Чаво помнишь?

– Ну так… – Сюня хотела под шумок прибрать веретено назад, но Голова уже крепко держал его. – Праздник ентот иносранный…

– Слыхали ужо.

– Дети тама рядятся во всякие личины…

– Еще чаво?

– Тыквы тама нужны.

– Так… – старший строго глянул на Закарку, который низко опустил голову – про тыквы-то он и забыл, башка садовая.

– Тыквы те нужно украшать, – продолжала вспоминать Сюня.

– Как елки на новый год, что ли? – удивился Голова.

– Не, не так там было… Тыквы те надобны для украшения…

– Еще того лучше.

– А тыквы у нас есть! – перебил Чап. – У баб Нюры на огороде выросли, могем взять.

– Ну, ежели тока потом вернете.

Чап и Сюня согласно закивали.

– Ну ладно, коль тут без меня никто ничаво не помнит, пойду в библия-тхеку, погляжу. Может, чаво про тыквы на праздник и найду! – важно произнес Голова.

В деревне когда-то работала библиотека, и ведал ею отец отца нынешних Коростелькиных. А значит, здание, в котором много лет валялись забытые стопки старых книг и журналов, было тоже в ведении коростелькиного Головы. За много лет он чутка научился разбирать печатные буквы и мог прочитать небольшой, крупно написанный текст. Это его умение вызывало у остальных домовых неописуемое уважение.

– Да Пустодомкой займитесь, – распорядился Голова перед уходом, вручая Закарке старое веретено. Потом исчез, тут же опять появился, взвалил деда Шишка на закорки и отправился по своим начальственным делам.

***

– Надо с домом что-то решать!

Брат с сестрой уже не в первый раз начинали этот разговор, поэтому каждый прекрасно знал, что скажет другой.

– Я по-прежнему считаю, что его нужно продать. Вложить немного денег, сделать ремонт, косметики вполне хватит, и выставить на продажу, – высказала свое мнение Мария Александровна.

Из Машеньки она выросла во взрослую женщину. Настолько самостоятельную, что в один прекрасный день даже мужа посчитала элементом излишним. Отец Сашки был родом из этой же деревни, жил он по соседству с Шишками, дружил с Коростелькиными с детства, но крепкой семьи у них не получилось.

– Хорошо рассуждать, когда ремонт делать не тебе… – ответил брат, которого все теперь называли Иваном Александровичем.

– Хватит, Вань!

– Я по-прежнему считаю, что сюда никто не поедет и деньги мы потеряем зря. Тем более, что ремонт нужен капитальный.

– Может, ты с семьей иногда будешь приезжать отдыхать? Тут места хорошие!

– Да у нас вся страна – отличные места, только не до всех доведены дороги и газ. А без газа, знаешь ли…

– Баб Нюра говорила…

– Твоя баб Нюра говорит, что у нее домовой живет.

– И тем не менее. Она с привозным газом прекрасно справляется.

– Сестренка, ну открой ты глаза…

Спор, как всегда, зашел в тупик.

– Эй, молодежь, чего расшумелись?

В дверь без стука ввалился сосед – дядька Захар. Обдав Коростелькиных застарелым перегаром, он присел на лавку у теплой печи и вытащил из кармана пальто небольшую бутылочку.

– Помянуть бы надо Лександара Петровича, царство небесное.

– Сейчас, дядь Захар, я тарелки принесу, – засуетилась Мария Александровна.

– Напоминались уже! – с досадой проговорил Иван Александрович, однако отказать гостю не смог, присел к столу.

Из-за занавески, отделяющей вторую комнату, высунулась голова с двумя хвостиками и сразу исчезла.

– Давай, раздавай, – проговорила Сашка, бухаясь на кровать, которая заходила под ней ходуном. – Это дядька Захар, теперь он надолго.

Брат начал раскидывать по одеялу карты из засаленной колоды, которую дети нашли на подоконнике.

– Я тебе еще два щелбана должен.

– Щас я отыграюсь…

– Ага-ага, так же, как и в прошлый раз…

– Дети, вы чего затихли? Не скучаете? – спросил Иван Александрович, неожиданно заглядывая в теплый закуток.

– Чилимся без движа, не мешаем, выполняем предыдущий приказ. Чекать нас каждые десять минут считаю овердофига, это, кстати, признак токсичных отношений и буллинга.

Отец исчез за занавеской, громко выпустив воздух из легких.

– Чего ты с ним так? – тихо спросила Сашка.

Брат скривился, давая понять, что обсуждать это не собирается.

– Я вот считаю, что вам дом продавать не надо! – чуть громче, чем стоило, распинался за столом уже пьяненький гость.

– Вот послушай, что умные люди-то говорят! – поддел сестру Иван Александрович.

– Дядь Захар, давайте, я вас домой провожу, темнеет уже! – предложила Мария Александровна, испепелив брата взглядом.

– Ой, Машенька! Ты же моя дорогая!

Рейтинг@Mail.ru