Анна Вейл
Мрак сердец наших
Впопыхах я не смогла найти нужный аргумент в книге, поэтому захлопнула ее и просто ткнула пальцем в кожаную обложку.
– Это сказки. На деле… мраки на самом деле бесполезные, от наших пороков никакого толка. Но в прошлом как-то так случилось, что появились сильные мраки, вот они и захватили власть и творили, что хотели. Потому что своими пороками могли убивать людей, пытать. Короля Оттона даже прозвали – Бешеный, потому что он на живых людей охотился, как на зверей, и голыми руками их мог убивать.
– Не было такого…
– Ой, извини, это же вроде как твой друг, да? Скажешь, он не заставлял мечи лететь в послов от людей, которые жаловались на налоги? Не сжег деревню, которая подняла бунт? И перед этим он, конечно же, не запер всех ее жителей с женами и детьми в их домах. Я читала! Провалиться, да он даже жену свою в башню посадил, потому что ей вроде как не нравились его законы!
– У нее была интрижка, вот он и…
– А-а, ну это другое дело. Тогда все нормально. Конечно, так и нужно! – я вскинула руки и тут же опустила. Слишком уж близко я принимаю к сердцу истории из книг, Курт всегда смеялся над этим. Вздохнула и продолжила уже спокойнее: – Это из-за королей мраков ненавидят. В первые годы после того, как Оттона свергли, их отлавливали и убивали, в лучшем случае выгоняли из городов. Они поэтому стали воровать и побираться. А потом Директория установила законы. Это нормально, что нас считают, зато знают, кто, где и чем занимается. И когда мрак пропадает и не является на отметку, Директория будет искать его. Потому что законом запрещено убивать или калечить. Да, многие все равно нас недолюбливают, но как иначе? Это лучше, чем было. И слава Покровителю, что нет больше таких сильных мраков, чтобы они могли захватить власть.
– Это мы еще посмотрим…
Я подняла глаза на Рингольда и даже открыла рот, чтобы спросить, что это значит, но меня прервали шаги за дверью.
Глава 8. Вкус крови
Мы с Рингольдом обернулись. В библиотеку вошла Криспина. Провалиться, дверь все-таки была не заперта! Хозяйка пансиона вела за руку рыжего тощего мальчишку. Следом шел Курт, который ступал след в след, тянул шею и смотрел неотрывно в затылок Криспины.
Мальчишка на ходу жевал яблоко, но это не мешало ему безостановочно болтать.
– Ту вазу в коридоре у актового зала не я разбил, – щека его так и бугрилась из-за огромного куска.
– Да, конечно, – улыбнулась мадам Оверон.
– О-о, и клумбу с лилиями – это тоже не я.
– Да, милый.
Тихий голос Криспины не успокоил рыжего. Он шарил глазами по комнате в поисках вдохновения и остановился на мне, потом посмотрел на Рингольда по другую сторону стола и на книги, разложенные между нами.
– И на стене теплицы то слово не я написал, – пацан мощно сглотнул.
– Какое слово? – женщина придержала его за плечо.
– Никакое, – рыжий поперхнулся.
Мадам Оверон обошла его и присела на корточки.
– Персик, милый, я не собираюсь тебя ругать. По крайней мере, сейчас, – она замолчала, но продолжала ласково улыбаться ему. – Я всего лишь хотела попросить тебя о помощи.
Персик скривил губы и поднял глаза к потолку.
– Всего раз. Ты меня очень выручишь, – она пыталась поймать взгляд пацана, но тот нарочно вертел головой. Тогда Криспина кивнула на его руку. – Тебе ведь понравилось яблоко. Хочешь еще?
Мальчишка тут же уставился на нее и засопел.
– Два! Нет-нет. Три!
– А ты своего не упустишь, – засмеялась мадам Оверон и поднялась. – Так и быть.
Она подошла к окну, открыла створку и отломила ветку ближайшей яблони с несколькими цветками. Затем вернулась к столу и опустила побег на книги. Ее тонкие пальцы сжали обломанный край. Мгновение ничего не происходило, но тут едва появившиеся цветы стали расти, их лепестки раскрылись у меня на глазах и быстро опали, вместо них появились зеленые узелки, которые стали стремительно увеличиваться и краснеть. Меньше чем через минуту на ветке было с полдюжины спелых яблок.
– Вы заставляете фрукты созревать? – я не смогла сдержать восхищения.
– Не фрукты, только яблоки, – она тихо усмехнулась.
И все равно неплохо. Способность, от которой есть толк, – впечатляет. В Ниневии яблони везде, так хоть с голоду не умрешь. Я заметила, что Рингольд опять уткнулся в книги – словно его не впечатлило то, что сделала Криспина.
Мадам Оверон тем временем сорвала три плода и протянула их мальчишке, который уже подпрыгивал рядом.
– Три яблока для Персика, как и обещала.
Пацан схватил фрукты и запихнул за пазуху.
– Теперь твой черед сдержать обещание, – женщина отошла к другому столу.
Там она открыла пару ящиков и вскоре вернулась с подносом, на котором тихонько позвякивали рюмка и нож для бумаг. Персик уже забрался на стул по соседству с Рингольдом – тот все же оторвался от книг и проследил взглядом, как мальчишка громко хрустнул яблоком, положил огрызок рядом с книгами и принялся интенсивно жевать. Курт присел на стол рядом со мной и всем видом показывал, что не замечает Рингольда.
– Курт, боюсь мне придется сделать вам больно. Но совсем немного, обещаю. Вы позволите вашу руку? – Оверон взяла нож и протянула ладонь.
Курт тут же накрыл ее своей, но мотнул головой и перевернул ладонь пальцами вверх – Криспина явно не собиралась держаться за руки. Она быстро, но сильно уколола острием ножа его мизинец. По пальцу потекла кровь, и Оверон проворно подставила рюмку. Когда красная жидкость покрыла дно, а сама струя иссякла, Криспина достала из кармана платок и протянула моему брату. Затем отошла, на ходу улыбнувшись Рингольду, и поставила рюмку перед Персиком.
Мальчишка взял сосуд, поднял на уровень глаз, повернул к окну. Он принялся наклонять рюмку из стороны в сторону, опустил к лицу и помахал ладошкой, словно оценивая аромат. Когда я уже с трудом сдерживала смех, Персик окунул палец в кровь и засунул его в рот.
– Что за… – Рингольд отпрянул от пацана. Я поморщилась. У Курта отпала челюсть.
Мальчишка, не обращая на нас внимания, водил пальцем по зубам, прикладывал к языку и даже причмокивал.
– Горечь. Его порок связан со временем. Хм, редкий, – начал медленно Персик и снова запустил палец в рюмку. – Но привкус очень легкий, быстро растворяется. Время – не преграда. Он перемещается во времени. Только вкус быстро пропадает. Ты не можешь перемещаться надолго.
Последние слова он сказал уже изрядно позеленевшему Курту и снова причмокнул.
– И еще какая-то странная нотка…
Пацан собрал пальцем последние капли и облизнул его. Несколько секунд Персик молчал, уставившись в стену. После в нерешительности поднял глаза на мадам Оверон.
– Мята. Он ищет людей. У него… два порока?
Криспина нахмурилась. Я же вскинула голову – этого не может быть.
– Бодуэн сказал, что средство «изменит» порок Курта. Но нельзя же добавить мраку еще один, – обратилась я к женщине, но сразу с тревогой глянула на брата.
– Как видите, можно, – почти грубо прервала меня Криспина. – Персик не ошибается.
Все замолчали. Я переваривала информацию, пытаясь уложить все в голове. Получалось с трудом. Рингольд тем временем не спускал взгляда с пацана, который снова взялся за яблоко.
– И как ты узнал, что умеешь так?
– Прафта хофеф взнать? – Персик разговаривал с набитым ртом.
– Нет.
– Подрался с одним придурком, он меня душил, а я как цапну его за…
– Подождите, – я сжала голову руками. Больше не было сил хранить секреты Директории. Сейчас куда важнее было разобраться. – Вормский сказал, что ученые пытаются придумать, как избавить мраков от пороков, пытаются нам помочь, а не сделать хуже. Зачем это?
– Наверное, затем же, зачем он сжег ваш дом, – Криспина обернулась ко мне, и от нежности, с которой она разговаривала с Персиком и Куртом, не осталось и следа. Она подняла с подноса нож и стала поигрывать им. – Неужели вы не помните, как он сгорел?
Я задумалась, даже оперлась на спинку ближайшего стула, чтобы сосредоточиться. Перед глазами вновь встала стена оранжевого пламени, которая пожирала наше пусть жалкое, но все же жилище. Дом, в котором нас никто не трогал, где мы могли жить. Собственное место в мире, о котором я так мечтала! Огонь уничтожил его. Спокойно, уверенно, не споткнувшись о промокшие и плесневелые бревна. И тут я вспомнила кое-что еще.
– Там были двое. Они, они подожгли дом. Точнее, они его и жгли. Я помню: у них огонь в руках появлялся. Кто…
Я смолкла. Потому что уже знала ответ на свой вопрос, хоть и не могла поверить в это. Поджигатели были высокими мужчинами в черном. Оранжевый свет отбрасывал блики на блестящую кожу их жилетов и то и дело вырывал из темноты пятиконечную звезду у них на груди.
– Это были охранники Вормского. Но, но зачем? Они ведь могли ранить Бодуэна. Они что, подняли бунт?
– Нет. Я уже говорила вам. Бодуэна Вормского к тому моменту внутри уже не было. Он вышел и отдал приказ поджечь дом. Ведь он знал, что вы вернетесь туда, – Криспина повернулась к Курту.
– Провалиться! Он у меня это выпытывал перед тем, как дать… – Курт слез со стола.
– А теперь, – Криспина перевела взгляд на меня. – Как именно те двое жгли ваш дом.
– Что значит как?
Меня порядком раздражало, что меня вновь и вновь выставляли дурой, но… Криспина говорила о действительно важных вещах. Наш дом жгли двое стражей. Они одинаково вскидывали руки, в их ладонях появлялись одинаковые языки пламени.
– У них был одинаковый порок, но… Так не бывает, – я закусила губу и посмотрела на Криспину, она терпеливо кивнула. – Не бывает двух одинаковых мраков.
– Видимо, бывает, если приложить к этому усилия. И связи. И средства, которыми владеет Вормский. Он может сделать мраков с одинаковыми пороками или… – она посмотрела на Курта, – добавить кому-то еще один. Он может очень многое, если хочет добиться своего. Это был его план. Он хотел использовать вас, чтобы убить Рингольда. То, что при этом погибли бы и вы, думаю, его не сильно беспокоило.
Я молчала. Это звучало очень странно. Зачем члену Директории вообще связываться с мраками? Официально нам запрещено устраиваться на государственную службу. А тут – мраки-охранники. Мрак, который должен найти ребенка. Ребенка, которого Вормский хочет убить.
– Зачем ему ты? – я запоздало поняла, что долго смотрю на Рингольда. И тут же вспомнила, что уже задавала этот вопрос. – Что за «страшный секрет» ты знаешь? И зачем искать тебя, если ты был в другом мире? Проще же оставить тебя там?
Рингольд насмешливо поднял руки, словно говоря, что не имеет представления. Он опять издевался!
– Я рада, что вы больше не считаете нас врагами, – Криспина обратилась ко мне.
– Я не говорила…
– Нам очень хочется, чтобы вы не боялись нас. Для вас самое страшное позади, и мы не дадим вас в обиду, – она встала между мной и Куртом и положила руки на наши плечи. Я напряглась: слишком уж фальшивым мне показался этот жест. Словно почувствовав мое напряжение, она поспешила продолжить: – Вы задаете важные вопросы. Важные и опасные. Но для вашей же безопасности лучше остаться в стороне от этого, поверьте. Вы можете чувствовать себя как дома. Персик, пожалуйста, покажи гостям, где у нас кухня. Они наверняка голодны.
«В стороне от чего?» – так и подмывало меня спросить, но Криспина опустила руки и отошла, давая понять, что разговор окончен. Персик, который давно не обращал на разговор внимания и жевал второе яблоко, поднял голову, кивнул и соскользнул со стула. С трудом соображая, я двинулась за ним к двери. Закрывая ее за собой, я увидела, как рыжеволосая женщина подсела к Рингольду и они склонили головы. Но расслышать, о чем они говорили, я не смогла.
– А еще в твоей крови было что-то протухшее, – Персик подождал, пока Курт тоже выйдет, и закрыл за ним дверь, – как старые носки, что ли… Не знаю, не могу понять, что это.
– Сам ты старые носки, – брат пихнул пацана в плечо.
Глава 9. Сложности с обедом
Персик повел нас обратно тем же путем. Шел он медленно, на ходу смакуя последнее яблоко.
– Эй, рыжий!
С лужайки в галерею влетел мяч и угодил Персику прямо в голову. Я вскрикнула. Персик же после секундного замешательства бросился к перилам и перепрыгнул через них.
– Ну я вам сейчас!
Обидчики со смехом бросились в разные стороны, Персик на мгновенье остановился, выбирая, за кем бежать, и понесся за тем, который скрылся за ближайшим углом корпуса.
– Эм, и что нам теперь делать? – Курт посмотрел вслед мальчишке.
– Не знаю, – я облокотилась на перила и уставилась на детвору во дворе. – Все, что они говорят про Вормского… Звучит складно. Но так странно. Я не могу в это поверить. Зачем члену Директории кого-то убивать? Ну вот зачем? Если Рингольд представляет для него опасность, значит, он делает что-то противозаконное. Можно поймать его, арестовать, судить и наказать по всем правилам. Их же для этого и придумали. К тому же Вормский искал не Рингольда. То есть не этого детину, а ребенка. А ребенок-то что плохого может сделать? Еще и эта Криспина, и те в плащах. Они сами темнят. Так и не сказали, что делали тогда в лесу у нашего дома. Может, они в сговоре с охранниками Бодуэна. Хоть бы он спасся тогда в пожаре. Но вдруг эти что-то плохое задумали, а мы вляпаемся, еще и крайними окажемся. Мы-то мраки, а они – вроде как нет. Только у Криспины метка. Наверное, нам лучше все-таки уйти. Но куда? Дом-то сгорел. Есть, конечно, и другие. Но вдруг эти нас там найдут. Курт, я честно не знаю, что нам делать.
– Я имел в виду, что нам с обедом делать. Пацан нас на кухню должен был отвести, я есть хочу.
Я уставилась на брата. Серьезно? Он сейчас о еде думает? Я хотела было отругать его, но махнула рукой – его не исправить, – и снова посмотрела на детей.
Девочка, которую мадам Оверон отчитала в коридоре, отрастила косу в несколько метров, и теперь ее подруги с визгом прыгали через нее как через скакалку. Парень лет шестнадцати подошел сзади к девушке, которая читала книгу, выглянул из-за ее плеча и дунул. Страницы книги стали переворачиваться с невероятной скоростью, пока задняя обложка не захлопнулась. Девушка вскрикнула, обернулась и стукнула парня закрытой книгой по голове. После этого встала и, задрав нос, двинулась к дальнему корпусу. Парень хохотнул и еще раз резко дунул, отчего подол юбки у девушки приподнялся.
Никто не скрывал свои способности. Да, все здесь были мраками и не косились друг на друга, и все же зачем выставлять это напоказ? Но детям, похоже, здесь нравилось. Не то, что нам с Куртом в приюте Гирсу, где главным времяпрепровождением были драки с другими детьми.
– Как думаешь, этот Рингольд правда короля видел? – Курт подпрыгнул и сел на перила, отчего те заскрипели.
– Сомнительно, – усмехнулась я. Но про себя подумала, что неплохо было бы его еще раз проверить на знание истории. Наверняка я смогу его на чем-нибудь поймать и так пойму, что вся его история – полная чушь.
– Но я чувствовал, что это именно он – тот пацан с портрета, – брат в задумчивости поднял мяч, что остался после нападения на Персика, и стал перекидывать его из руки в руку.
– Пусть так. Но кто сказал, что этот мальчик жил четыреста лет назад? К тому же у мраков в те времена, тем более у тех, кто жил при дворце, были сильные пороки. А этот Рингольд только и умеет, что дверь взглядом запирать.
– Дверь?
– Да, дверь. Как же он мне не нравится, и вообще все здесь…
– Ну так попроси его перенести тебя отсюда, – неожиданно рядом с нами оказался Персик. Видимо, мальчишка в своей погоне обежал корпус и вышел с другой стороны. На щеке у него красовалась длинная царапина. – А то здесь одни… дураки.
Он шмыгнул носом и скрестил руки на груди.
– Что, испугался, рыжий? – на лужайке напротив нас снова показались задиры. Вблизи я смогла рассмотреть, что они были старше Персика на пару лет, если не больше. Я хмыкнула: не такая уж и идеальная школа у Криспины. Все как везде, сильные обижают слабых.
– А ну брысь отсюда!
Мимо моего уха пролетел мяч. Курт со злостью посмотрел на ребят. О, он-то много таких в приюте встречал, но сейчас вырос и мог постоять за себя. За себя и за Персика. Тревога уступила теплу в груди. Надо же, а мы, оказывается, можем и помочь кому-то. Я улыбнулась брату. Персик же теперь смотрел на него с нескрываемым обожанием.
– Пожалуйста, забери меня с собой, если соберешься переместиться.
– Да я не собираюсь перемещаться, – Курт почесал затылок.
– Но вы вроде собирались.
– Пока нет, мы поесть хо…
Персик сник.
– Да, правда, и какой смысл. Все равно бы скоро вернулись, – он шмыгнул носом и снова вскинул глаза на брата. – А может, ты куда-то в другое место перенесешься, и меня с собой возьмешь и оставишь там, а?
– Да куда и как я прыгну?
– Ты же умеешь к человеку… Перенеси меня и оставь там. Нужно просто подумать о ком-то, кто далеко.
– Да не о ком мне особо думать.
– Что совсем? А про, – Персик потупился, – маму?
– Нет у меня мамы.
– Понятно, – мальчик так и не поднял глаз. – У меня тоже.
Курт глянул на меня. Я пожала плечами – мне тоже было жаль Персика, но чем тут помочь?
– Эй, пацан, – Курт опустился на колено. – Я все равно не умею просто так по желанию прыгать, мне нужно сильно испугаться. Но пока я пугаться не собираюсь, и буду здесь – защищать тебя от тех придурков, лады?
– Лады, – Персик широко улыбнулся и словно уже забыл обо всех своих печалях.
– Так, отведешь нас на кухню? – Курт же о своих горестях не забывал. Я закатила глаза.
– Ага! Это сюда, – мальчишка помчался по коридору, но тут же затормозил, дожидаясь нас. – И тебе не нужно пугаться, чтобы прыгать. Можно просто сделать больно. Это я по твоей крови понял.
– Просто? – поморщился Курт и затих. По его лицу я заметила, как глубоко он задумался.
После выпуска из приюта он редко прыгал – когда на него внезапно бросалась собака или карета чуть не сбивала на дороге. Тут любой испугается. В детстве же чаще всего он прыгал в прошлое, когда его били другие дети. Может, он делал это не только из-за страха, но и из-за боли? Интересная теория.
Пока я обдумывала ее, мы вернулись в центральное здание с большой лестницей в холле. Справа от нее оказался обеденный зал, откуда по коридору мы попали в кухню. Там вперемешку стояли лавки, длинные деревянные столы, печи и огромные котлы – в таких как раз с легкостью можно было спрятать ребенка. Персик кивнул нам на первую попавшуюся скамью и скрылся за высокой кастрюлей. Скоро он вернулся, ведя за собой сухопарую женщину в фартуке.
– Тетя Изольда, этих, – к пацану вернулась его дерзость, и он просто ткнул в нас пальцем, – надо накормить. Мадам Оверон так сказала.
Женщина кивнула, вытащила из ближайшего ящика тарелки и поставила перед нами.
– Что хотите? Курочку? Картошечку? Устроит?
– А есть? – Курт вдавил ладонь в живот, который вновь заурчал.
– Так я быстренько приготовлю.
Женщина радостно запустила руки в ближайший мешок и вытащила с дюжину клубней. Курт застонал – еду придется ждать. Кухарка, напевая себе под нос, проворно почистила картошку, на весу порезала клубни на большие куски и бросила в кастрюлю. Когда она отошла в дальний конец кухни, брат со стоном опустил голову и постучал лбом по столу. Я тоже изнывала от голода, но еще могла держать себя в руках.
Вернувшаяся Изольда со смехом бросила в кастрюлю несколько сырых куриных ножек. Что ж, хорошо, что не пришлось ждать, пока она убьет ради нас птицу и ощиплет ее. Кухарка добавила в посуду несколько щепоток соли, специй и поставила кастрюлю перед нами.
– Эм, – брат с тоской глянул на сырое мясо и клубни. – Это есть?
– Ну что ты, дурашка, – кухарка снова зашлась в смехе.
Она запустила в кастрюлю руки и принялась мешать. Вскоре оттуда повалили пар и божественный запах жареной курицы. Через минуту Изольда голыми руками достала дымящуюся еду и разложила ее по нашим тарелкам.
– И мне даже наплевать, что она не помыла руки, – прошептал Курт, когда та отошла за хлебом, и набросился на еду.
– Ну, Персик, а ты что-нибудь хочешь? – Изольда вернулась и потрепала пацана по голове.
– Булочку, – ответил он так быстро, словно ждал ответа.
– Ну, булочку так булочку.
Кухарка открыла одну из кастрюль – там поднималось тесто, – оторвала вязкий кусок и стала перекладывать из руки в руку. Под ее пальцами на тесте появилась румяная корочка.
Я нахмурилась. Все-таки странное место. Директор выращивает яблоки, а кухарка готовит голыми руками, и обе совершенно не стесняются своих пороков. Это было так неправильно, так противоестественно и вульгарно. Нормальные люди ждут, пока яблоки сами созреют, а еда дойдет в печи.
– Привет, – звонкий голосок прозвучал над самым ухом и отдался эхом в черепе. – Как тебя зовут?
Я обернулась, прочистила ухо пальцем и тряхнула головой – там все еще перекатывался громкий вопрос. Позади стояли две одинаковые смуглые девчушки с черными волосами и очень темными, почти черными глазами. Они синхронно засмеялись, и этот звук вновь стал биться колоколом между ушами. Голова закружилась, я выронила вилку и схватилась за край стола.
– Эй, кончайте! – прикрикнул Персик. Пацан бросил булку на стол и сидел, зажав уши.
Девочки пожали плечами, но смолкли, обошли стол с двух сторон и уселись напротив меня и Курта. Брат тоже растерянно тряс головой. Как только взгляд его обрел осознанность, он вернулся к тарелке.
– Я Кали, а это Тали.
Обе девочки одинаково наклонили головы в ожидании моего ответа. Когда я назвала свое имя, они повернулись к Курту, но он так и не оторвался от еды.
– А это, – Тали ткнула в него темным пальчиком, – твой принц?
Я прыснула, Курт закашлялся.
– Нет-нет-нет. Нет. И снова нет. А потом еще раз нет. Это всего лишь мой брат.
– Всего лишь, – передразнил Курт.
– А где твой принц? – Кали и Тали одинаково уперли локти в стол и положили подбородки на ладони.
– Эм, у меня нет принца.
– Почему? Ведь ты уже взрослая. А у всех взрослых должны быть принцы, – возмутилась одна из близняшек. Вторая вытащила потрепанную книжицу и ткнула в нее пальцем.
Я засмеялась. Все ясно – начитались сказок.
– А где ж тогда моя принцесса? – Курт наконец отложил ложку.
– Ты принц?
– Нет.
– Тогда тебе не положена принцесса.
– Не понял. Если все не принцессы, – брат ткнул меня локтем, – будут выходить замуж за принцев, то кто останется нам, не принцам?
Я опять засмеялась. Брат был прав. Рассуждения близняшек оказались совершенно нелогичными. Они, кажется, тоже поняли свой промах – нахмурились и переглянулись. Им явно не понравилось, что Курт разрушил их представление о мире. Я подумала, что сейчас они обиженно подожмут губы и уйдут. Но Кали и Тали остались.
– Ударь себя! – их голоса вновь зазвучали одновременно. Теперь это были взрослые почти грубые голоса.
– Что? Зачем? – засмеялся Курт. – Не буду…
Хлоп!
Ладонь брата с размаху ударила его по щеке. Голова дернулась, и Курт теперь смотрел не прямо, а вбок – на меня. Глаза его расширились от ужаса.
– Еще, – скомандовали девчонки.
В ход пошла левая рука. Голова Курта развернулась в другую сторону. Приказы Кали и Тали отзывались звоном даже в моей голове, перед глазами словно встал туман. Стало страшно. У этих детей тоже был порок. Один на двоих.
– А теперь…
Девочки задумались, какую еще пакость устроить Курту, и он воспользовался секундной задержкой.
– Вы, а ну, цыц! – рявкнул он, схватив для убедительности ложку и тыча ей в сторону близняшек. – Идите отсюда!
Голос и жест были такими пугающими, что даже я напряглась. Сестры же смолкли, выскользнули из-за стола и, взявшись за руки, побежали к двери. Звон у меня в голове почти смолк, но вернулся, когда Курт со стуком бросил ложку в тарелку.
Я сжала виски, чтобы успокоить взбудораженный разум. Это странное место пугало и давило, и я не была уверена, что хочу здесь остаться. Все-таки мраки не должны использовать свои пороки.
