К Ночаевым потянулись с визитами соседи поприветствовать старых знакомых.
Приезжал Афанасий Петрович. Долго не задержался, всё спешил. Дел много по устройству маслозавода. Но на именинах обещал непременно быть.
– А как Ваш супруг, незабвенный Василий Иванович? – наклонился помещик к Татьяне Владимировне.
Они вдвоём сидели на открытой террасе.
– Болеет всё чаще в последнее время. Доктор запретил волноваться, велел больше отдыхать. Да не получается у него не волноваться и отдыхать. Я уж побуду здесь, у дочери, ещё неделю, а потом домой. Может, меня послушает, побережёт себя.
– Да… Жизнь наша… Всё в хлопотах, всё куда-то бежит, что-то строим. А, если остановиться, задуматься – зачем?
– Жениться Вам надо. Да детишек нарожать. Вот и решиться вопрос зачем.
– Хм… Оно и сам иной раз думаю.
– Дорогой Афанасий Петрович, тут уж не думать, тут действовать надо.
Татьяна Владимировна окинула оценивающим взглядом собеседника. Немного обрюзг, полноват. Сказывается пристрастие к обильным обедам с наливочкой. Полуседая голова с залысинами. Но богатство, сила, умение вести дела – это имело большее значение в глазах женщины.
Вскоре Овчаков откланялся.
Татьяна Владимировна задумалась. Готов жених. Хоть бери голыми руками и завтра под венец. Но Сонечка? Любимица. Без её согласия…
Пошла в комнату младшей дочери. Спросила напрямик, как смотрела бы на такого потенциального жениха и мужа.
– Маменька, – Соня испугалась. – Да ведь он старше батюшки.
– Ну, положим, не старше, они ровесники.
Но Соне не стало легче от этого уточнения. Она стояла перед матерью, прижав руки к груди, и глаза её стали огромными на побледневшем лице.
– Ну чего ты испугалась? Я же просто спросила, – Татьяна Владимировна и сама напугалась такой реакции. – Никто тебя насильно под венец не потащит. Но и подумать не мешало бы. Такое богатство! И ещё полон сил. Вон и маслозавод затеял. И ещё невесть что построит. А мы с отцом не вечные. Надо же как-то устраиваться.
Но Сонечка не смогла принять доводы матери. Не о таком муже мечталось в пансионе. Не такой жених представлялся в девичьих снах.
Татьяна Владимировна с досадой махнула рукой и вышла.
Избаловали детей. Когда это было, чтобы спрашивали согласие. Какое согласие они могут дать, если ума ещё мало, а опыта житейского и того меньше. Нет, чтобы положиться на родительское рассуждение. Старшая по любви вышла. И куда же эта любовь делась так скоро после свадьбы? Теперь вот пытается взять бразды управления имением в свои руки. А не возьмёт, пропадёт прахом. Этот кутила всё сквозь пальцы просеет, как песок. Одна выгода, хоть состоянием тётка обеспечит. Может, и хорошо, что не теперь, а позже. Может, у тётки целее будет.
Ладно, Татьяна Владимировна постаралась успокоиться. Время ещё терпит. Сонечка только жить начинает. Не хочет за Овчакова, есть и другие.
Николай Кузьмич Думинский. Лично с ним не была знакома. Но после нашумевшей истории с огромным богатством, унаследованным от старой графини, многие матери обратили с интересом взоры на этого молодого человека. Очень кстати, просто посчастливилось, что оказались соседями по имениям он и старшая дочь. Значит, надо действовать. Тем более, что молод и, говорят, хорош собой.
Пошла искать Владимира Осиповича.
Нашла. Он сидел на лавке у искусственного прудика. Полюбовалась несколько мгновений зятем. Тот бил прутом по воде, распугивая рыб. Вздохнула, подошла.
– Чудесная погода, не правда ли?
– Да, сударыня, прошу присаживайтесь.
Татьяна Владимировна несколько минут обдумывала предстоящий разговор.
– Хорошо было повидаться со старыми знакомыми.
– Овчаков? Не часто он балует нас своими визитами. Всё занят.
– Да, теперь у помещиков много хлопот. Но всё же хотелось перед субботним вечером познакомиться и с другими гостями.
– Можно пригласить завтра на обед Ливасова.
– Отличная идея. Думаю, Ольга одобрит. Но и с Думинским я не знакома.
– Достойный молодой человек. Немного скучноват. Можно и его пригласить.
– Замечательно. Пойду поговорю о деталях с Ольгой.
Платье для Сонечки выбирала сама Татьяна Владимировна. Тут нужен тонкий расчёт. С одной стороны оно должно выглядеть почти повседневным, всё-таки это всего лишь обед. Хоть и в присутствии соседей, но лишь самых близких. С другой стороны, первое впечатление должно сделать своё дело.
Накануне вечером Сонечка перемерила несколько подходящих нарядов, пока придирчивый глаз матери не остановился на нежно-голубом муслиновом, лёгком и воздушном. Оно подчёркивало тонкий стан девушки, делала выразительными глаза. Словом, в нём Сонечка казалась свежим цветком.
Соня и сама застыла перед зеркалом, глядя на своё отражение. Хороша.
С утра молоденькая, но ловкая горничная Катя, подаренная Сонечке в честь окончания пансиона, колдовала над причёской. И тут тоже требовалось одобрение Татьяны Владимировны. Она не собиралась оставлять без внимания любую мелочь, а о причёске и говорить нечего. Она должна быть идеальной.
У Кати заныли руки от напряжения, пока Татьяна Владимировна не кивнула благосклонно головой.
– Выглядишь прекрасно, – одобрила мать, – остальное ты знаешь.
Остальное Сонечка знала: быть очаровательной, простодушной, чаще улыбаться. Сонечка и была очаровательна и простодушна. Что до улыбок, жизнь дарила ей много радости, как тут не улыбаться!
Гостей решили встречать на открытой террасе. Здесь просторно, много света, но главное, Татьяна Владимировна не забывала, – первое впечатление. На высокой веранде, как на пьедестале Сонечка будет выглядеть как греческая богиня. И пока молодые люди будут приближаться по дорожке к дому, они не смогут не оценить по достоинству юную прекрасную девушку.
Кроме Думинского и Ливасова ожидались ещё несколько знакомых пожилых дам и девушек. Обед не должен оставлять впечатление смотрин. Всё должно быть естественно. Татьяна Владимировна осталась довольна подготовкой.
И погода не подвела. Не жаркая, солнечная, с лёгким ветерком.
Пожилые дамы уже собрались, пили прохладительные напитки, угощались пирожным, вели неторопливые беседы о здоровье, о детях и хозяйстве.
Девушки маленькой пёстрой стайкой, стояли поодаль от собственных мамаш и тётушек, преувеличенно-восторженно восхищались нарядами друг друга и обсуждали последние новинки моды.
В деревне им было довольно-таки скучно, но предстоящий визит молодых мужчин приятно будоражил чувства.
Но молодые люди запаздывали. Не было и Владимира Осиповича, к великой досаде Ольги и её матери. С утра уехал к своему приятелю, обещал быть вовремя, и вот всё нет. Пришлось встречать гостей без хозяина и извиняться.
Наконец, застучали копыта лошадей, и на дорожке показались три всадника.
Татьяна Владимировна встрепенулась. Похоже, сейчас состоится то самое знакомство, на которое она с надеждой уповала.
Действительно, это был Владимир Осипович и двое незнакомых молодых людей.
– Дорогая, подойди сюда, – оторвала Татьяна Владимировна младшую дочь от подружек.
И на высоких ступеньках террасы юная девушка оказалась в центре. Заботливая мамаша обеспечила самый выгодный обзор.
– О, дорогие мои, как я рад, – завопил Владимир Осипович. – Прошу прощения за опоздание. И пусть компания, которую я привёл с собой, компенсирует мой промах.
К досаде Татьяны Владимировны, её зять полностью закрыл дочь от светловолосого высокого мужчины, который шёл позади всех. Зато жгучий брюнет с красивой широкой улыбкой не сводил с Сонечки восторженных глаз.
– Знакомьтесь, мой добрый приятель Дмитрий Сергеевич Ливасов, – представил он темноволосого, и смущённая девушка почувствовала, как её руку чуть жарче принятого целует молодой человек.
– А это – Николай Кузьмич Думинский.
Татьяна Владимировна с интересом вгляделась в его лицо. Симпатичный. Может быть не такой смазливый, как Ливасов, но во взгляде чувствуется интеллект и вдумчивость. И это придаёт ему особую привлекательность. Жаль, что Владимир Осипович отвлёк Сонечку, не давая возможности молодым людям присмотреться друг к другу.
Планы Татьяны Владимировны продолжили ломаться и за обедом. Тщательно продуманная рассадка гостей рассыпалась прахом, когда громогласный Владимир Осипович распорядился усадить Ливасова по соседству с Сонечкой. А Думинский, неожиданно для хозяйки, оказался в самом неподходящем месте – рядом с Марией Горобец. Раздосадованной Татьяне Владимировне оставалось только вежливо улыбаться и надеяться, что после обеда будут ещё случаи поправить положение.
Зато Ольга не подвела, показала себя доброй хозяйкой. Лакеи были расторопны, блюда менялись вовремя и все были вкусными, гости ели с удовольствием. Исключение составляли девушки. Те привередничали, без аппетита пробуя крохи и основное внимание направляли на развлечения, как им и полагалось.
Татьяна Владимировна участвовала в беседе на своём конце стола и умудрялась улавливать основные темы на дальних.
Около Ливасова было весело. Он наклонялся к девушкам и что-то рассказывал про неудачную охоту на кабана. Сонечка и её подружки то и дело прыскали смехом. И Татьяна Владимировна поняла, что несмотря на то, что кабан не стал трофеем для Дмитрия Сергеевича, этот случай всё же следует зачесть в один из его козырей.
Думинский разговаривал с госпожёй Горобец и её дочерью. Николай Кузьмич вежливо поинтересовался самочувствием бабушки, старой госпожи, после удара. Мамаша Горобец отвечала обстоятельно, не допуская посторонних в их беседу. Её старшая дочь, семнадцатилетняя Маша, иногда мило вставляла несколько слов, заполняя паузы матери, которые были нередки. Горобцы знают для чего они здесь, кисло подумала Татьяна Владимировна.
Ко времени подачи главного блюда тема бесед сменилась.
У Ливасова было вновь весело. На сей раз обсуждали петербургских знакомых. И по всему выходило, что забавных ситуаций и там было немало.
– И Терёхин заявляет: «Да, дед, это опять я!», упустив из виду, что старик слепой, но не глухой, и уж голос своего внука ещё в силах отличить, – закончил он под общий девичий смех.
Татьяне Владимировне не очень понравилась история, но может она не всё правильно поняла?
Думинский по-прежнему разговаривал с Горобцами. Мамаша интересовалась, как он справляется с новыми для него обязанностями помещика. Николай Кузьмич посетовал на тяжёлую долю крепостных.
– Пытаюсь наладить разумное хозяйство, чтобы и прибыль была, и люди не бедствовали. Особенно дети. Но, увы, пока только пытаюсь.
Маша горячо поддерживала его в этом вопросе.
– И я не хотела бы, чтобы в моём имении жили несчастные люди. Ведь согласитесь, Николай Кузьмич, в первую очередь это от нас зависит, от тех, кто по закону рождения получил власть.
Горобец – мамаша посмеялась над наивным пылом дочери.
– Только люди с золотым сердцем думают о всех этих несчастных, – не упустила возможности ловко указать на ещё одно достоинство своей дочери.
Но Татьяна Владимировна нахмурилась. Уж не из вольнодумцев ли Николай Кузьмич? В последнее время их не так уж и мало. С чего бы ему так волноваться о крепостных? Но потом морщины разгладились. Догадалась – да молод он просто, вот и ветер в голове. Это пройдёт. Вспомнила своего супруга, тот в юности тоже чем только не увлекался. Но со временем остепенился.
После обеда перебрались в музыкальную комнату. Желающие расселись за карточными столиками. Сонечка прошла к фортепиано. Играла она неплохо, голос был приятный, поэтому какое-то время слушали её. Когда наступила очередь другим девушкам показать себя, все уже достаточно насладились музыкой, поэтому вернулись к картам и разговорам.
Пройдясь по гостиной, Татьяна Владимировна прислушалась к важным из них.
Ливасов опять был рядом с Софией. Она раскрыла на чистой странице свой памятный альбом, и Дмитрий Сергеевич что-то с энтузиазмом туда строчил, закрывшись от хозяйки альбома. Сонечка со смехом пыталась подглядеть, но Ливасов был неприступен.
Думинский беседовал с девушками. Среди них вновь выделялась Маша Горобец. Вот кто проныра, с раздражением подумала Татьяна Владимировна. Похоже Горобцы прекрасно понимают, чего они хотят, в отличие от её легкомысленной дочери, и своего не собираются упускать. Татьяна Владимировна прислушалась.
– О, я с Вами совершенно согласна. Теперь среди работ художников можно увидеть сельский и городской пейзажи. Но всё же значительное большинство их работ – это портрет.
Маша хорошенькая девушка. Умная, начитанная. Но Сонечка гораздо красивее. И вот теперь эта Маша имеет успех там, где должна была блистать её младшая дочь.
– Вы не знакомы с работами Ерменёва?
– Нет, к сожалению. Но очень хотелось бы услышать от Вас о его творчестве.
Ишь ты, услышать от Вас. Эта девица не промах.
Татьяна Владимировна мгновенно угадывала, или ей казалось, что угадывает, все хитрости и уловки окружающих, которыми сама искусно владела.
– О, его работы впечатляют, также, как и его судьба…
Далее Татьяна Владимировна не услышала – пришлось отойти, чтобы пронырливые Горобцы не разгадали её манёвры. Ещё решат, что она намеренно подслушивает.
Со вздохом посмотрела на свою смеющуюся младшую дочку и досада отразилась на лице лёгкой краской. Одного весёлого зятя для неё уже более чем достаточно.
«23 мая
Милостивая государыня Глафира Никитична, прежде, нежели приступить к своим обязанностям, разрешите узнать, как Ваше здоровье и настроение и пожелать всего доброго.
У нас всё тихо, как и прежде. Вчера был обед. Жаль, что Вы не смогли присутствовать.
Сегодня закончили весь посев. Лишь на дальнем поле…»
Глафира Никитична внимательно прочитала ежедневный отчёт Ольги Павловны. Как всегда, эта писулька была бестолковая, но пусть учится. Ежели всё пустить на самотёк, толку у Ночаевых совсем не будет. Но слепо доверять этой бумаге Глафира Никитична не собиралась, поэтому следом открыла другое ежедневное послание из того же поместья, но уже от управляющего, которого, кстати, она сама и назначила в хозяйство к племяннику.
«23 мая
Ваше сиятельство, любезнейшая…»
Плут. В последнее время стал вилять и приукрашивать. А это верный признак, что мошенничает.
Глафира Никитична чувствовала, как в ней закипает гнев. Где набрать верных и умных людей? Совсем перевелись что ли? Подарила прекрасное поместье и что с ним станет через несколько лет, ежели так и продолжат работать на него спустя рукава? Одна дура, другой плут. Всё придёт в упадок.
И лишь на племянника гнев тут же угасал, не успев набрать силу. В глазах Глафиры Никитичны Владимир Осипович всё ещё был Володенькой. Молодым юношей, который никак не созрел, чтобы серьёзно взглянуть на жизнь.
Единственная родная кровь. От осознания этого, она на все его проступки готова смотреть сквозь пальцы. Плоть от плоти любимой сестры, так рано ушедшей из жизни. Не доехавшей до её усадьбы менее версты.
Не думала Глафира Никитична, что сама останется бездетной. Молодая, красивая вдова, а рядом Афанасий. Кто им мешал?
Но годы промелькнули, словно стая перепуганных птиц за окном, и вот уже свои дети ей недоступны.
И вновь раздражение шевельнулось в груди. Всю жизнь пахала в своём поместье больше любой крестьянки. У других вечера да балы на уме, у неё подсчёт доходов и расходов. И к чему пришла?
Нет, на хозяйство ей грешно жаловаться, всё процветает и приносит хороший доход, а вот радости что-то мало.
Подошла к окну. Вдалеке увидела Варю. Вот тоже, судьба подарила крестницу – ни рыба, ни мясо. Собственной тени боится, слова не вымолвит.
Вернулась к столу, позвонила в колокольчик. Тут же вошла новая горничная – цыганка.
– Звали, барыня? – неловко поклонилась та. Поклонилась с такой натугой, словно боялась, что спина в пояснице разломится пополам.
Секунду старая помещица боролась с желанием подойти к нахалке и переломать ей тут же её хребет, чтобы гнулся шибче, но сдержалась, успеет ещё.
– Позови барышню.
Ерина снова неловко поклонилась, блеснув тёмными глазами и вышла.
– Где куёлда? – спросила Глафира Никитична, как только Варя показалась на пороге.
Девушка секунду находилась в замешательстве, потом резко побледнела, догадалась.
– Агаша, Ваша милость?
Старая помещица не посчитала нужным отвечать.
– Агаша…, – Варя так и не придумала, что ей сказать про Агашу, чтобы отвести беду от неё подальше. И вот теперь нужно на ходу выкручиваться. – Она плоха. Боюсь, что не выживет.
Глафира Никитична задумчиво пожевала губами.
– Не выживет, говоришь? Тогда… пристав может заинтересоваться, вопросы задавать. Если что… нужно сказать… что с чердака свалилась лахудра. Поняла? Ну, иди, когда помрёт – доложишь.
Варя вышла. Помещица вновь позвонила в колокольчик. Снова вошла Ерина. Глафира Никитична некоторое время сверлила её взглядом, решая, какое поручение ей задать.
– Вычистишь весь паркет здесь. И если замечу хоть пятнышко, которое мне не понравится, будешь его вылизывать языком. Приступай.
Паркет девушка ещё ни разу в своей жизни не чистила. Но Ерина не зря в этой усадьбе провела уже несколько дней. И все дни держала глаза открытыми. Поэтому вскоре девушка вернулась в комнату с щёткой, обёрнутой суконной тряпкой и принялась за самый дальний угол.
Когда она нагнулась, из кармана выпала небольшая прямоугольная коробочка. Ерина, кажется, не заметила этого. Зато от зорких, хоть и пятидесятилетних глаз Глафиры Никитичны это не укрылось.
– Эй, девка, подай сюда.
– Что, барыня? – живо обернулась Ерина.
– А то, что ты по моему полу разбрасываешь.
Ерина только тут заметила потерю. Она подняла коробочку, медленно подошла к барыне.
– Это карты. Гадальные.
Глафира Никитична протянула руку. Ерина медленно произнесла:
– Худо будет, если Вы их возьмёте, – и протянула навстречу свою руку с колодой карт, словно предлагая помещице сделать выбор: брать или не брать.
Секунду Глафира Никитична колебалась. Потом опустила руку.
– Гадаешь?
– А как же? Я же ведь цыганка.
– Вот именно, что цыганка. Врёте вы всё, – махнула рукой небрежно.
Ерина на это ничего не ответила, лишь чуть прищурив глаза на короткое время, пристально вгляделась в лицо барыни, оставив у той неприятное впечатление, что девка увидела чуть больше, чем полагалось простой прислуге.
В тот день вылизывать пятна языком Ерине не пришлось.
– Ванятка! – позвала Дуняша братика.
– Что? Опять?
– Опять, Ванечка. Я бы сама пошла, да сегодня уже была. Боюсь, Лютый меня приметил.
– Ладно, – хмуро согласился мальчуган, и не раздумывая, и особо не тратя время на сборы, тут же побежал по деревенской дороге, по пути черпая босыми ногами пыль, чтобы она стояла коромыслом.
На барском дворе народу полно. Ванятка ловко пролавировал между мужиками и бабами, стараясь не мешаться под ногами, а то ведь могут и наподдать.
Ерины опять не видно.
Дуняша извелась вся. Всё ей кажется, что бьют сестру по щекам и за виски таскают. Даже Ванятка забеспокоился.
Хотя, с Ваняткиной точки зрения, не таковская Ерина, чтобы её били. Но на всякий случай начал строить планы мести.
Например, в его планах он вырос размером с мельницу и отрастил себе огромные кулаки. И закинул зловредную барыню прямо за чёрные тучи, нехай с молниями полетает по всему белу свету.
А Лютый, как увидел такое дело, а потом догадался, зачем Ванятка к нему идёт, размахивая своими здоровенными кулаками, тут же убег с их деревни за тридевять земель. А Ванятка успел догнать его и здоровенной ногой изо всей силы наподдал прям под зад…
Но, планы планами, а пока в ожидании могучего роста приходилось действовать по-другому.
Ванятка уселся в угол двора почти под телегу, чтобы не сильно мелькать перед глазами и осмотрелся.
Какой-то мужичок впрягал лошадку в эту телегу. Ванятка тоже умел это делать. У них дома есть старенькая Седка. Ванятка сам её и впрягал, и распрягал, и в лес за дровами ездил, правда, уже не сам, а с отцом.
Неожиданно мальчугана тронули за плечо. От неожиданности Ванятка вздрогнул и чуть подпрыгнул, оглянулся – Ерина.
Ох, и обрадовался мальчуган. Живая и какбудточки небитая.
– Иди за мной, – шепнула Ерина и быстро направилась к сараю.
Ванятка немного подождал, а потом нырнул за ней в открытую дверь.
– Ванятка, на, суй за пазуху, – Ерина сама сунула ему под рубаху какой-то тёплый свёрток. – У меня всё хорошо. Пусть дома не волнуются и не боятся. Дуняше скажи, чтобы не ревела напрасно. Барыня не такая уж и злющая и меня ещё пальцем не тронула. Пошли, я тебя выведу на другую сторону.
Ерина повела брата в другой конец длинного сарая, отодвинула неприметную досточку, открывая лаз.
– Давай сюда. Там кусты и дыра небольшая в заборе.
– Понял, – кивнул мальчик и полез.
Дыру нашёл быстро, а вынурнув с другой стороны, оказался снова в кустах. И уже выбравшись из них, огляделся. Во, чудо-то. Прямо на берегу Русы.
Ванятка не стал больше вертеть напрасно головой, а помчался прямиком домой, по дороге снова поднимая пыль до небес, чтобы красиво и приятно было и глазам, и ногам.
Дома выяснилось, что за пазухой у него пироги с мясом. Вкуснищие!!!