Сонечка была смущена. В своём альбоме она обнаружила записку. Когда увидела свернутый комочек между страниц, ей даже в голову не пришло, что это может быть тайное послание для неё. Да и как догадаться, если до этого никто ей таким способом не писал.
Поэтому с недоумением повертела в пальцах, потом развернула.
«Милая Сонечка! Я не видел девушки прекраснее утренней зари, пока не встретил Вас. Теперь видел.
Д.Л.»
Щёки Сонечки вспыхнули тем самым светом утренней зари, о котором только что прочитала.
Дмитрий Сергеевич ей понравился. Такого весёлого молодого человека она ещё не встречала. По правде, молодых людей она совсем почти не встречала. Пансион был закрытым, домой девушку отпускали редко, с молодыми людьми она только начала знакомиться.
Конечно, он не хотел её обидеть. Ведь, получив такое послание, она, вроде, должна была почувствовать себя оскорблённой. Насколько ей известно, записки такого рода имеют право писать лишь помолвленные молодые люди.
Но она, кажется, понимала в чём дело. Просто Дмитрий Сергеевич слишком весёлый и немного избалованный, вот и не задумывается, что могут подумать другие, если узнают.
И что подумала бы маменька. О, только не это! Маменька ни за что не должна узнать.
Тогда, после званного обеда, она так строго говорила с Сонечкой, что та заплакала.
– Ты вела себя недостойно и легкомысленно, – лицо матушки стало застывшим, словно каменное. Глаза смотрели отчуждённо, и в них светились гневные огоньки.
И Сонечке стало страшно, ей показалось, что она всё испортила.
– Голубушка, милая, простите, – заплакала Сонечка и бросилась к матери.
Та обняла её, смягчилась.
– Ну подумай о своём будущем. Теперь самое время оглядеться в поисках достойного человека. А ты весь вечер смеялась как ребёнок и дурачилась с Ливасовым.
На устах Сонечки вертелся один щекотливый вопрос, но задать его так и не решилась. Почему-то ей казалось, что ответ ей не понравится.
Вопрос этот вертелся у неё и значительно позже, тогда, когда её аккуратно причёсанная головка в ночном чепчике покоилась на мягком ложе.
Почему поиски достойного молодого человека она должна вести огибая самого привлекательного?
Маменька его недооценила. Это ясно. Она хочет для дочери более блестящую партию, вот и выбирает ориентируясь только на богатство и знатность.
И Сонечке страшно захотелось поговорить с кем-нибудь о Дмитрии Сергеевиче. Дмитрий… Имя какое красивое. Кто он, этот молодой человек, кто заставил её испытать за вечер такие яркие чувства, каких у неё доселе и не было.
И весь следующий день она провела в поисках подходящих собеседников. К матери с этим вопросом лучше не подходить, это Сонечка уже поняла. Но что скажет старшая сестра? Соня пошла её разыскивать.
Ольга была в гостиной. Она играла со своим маленьким сыночком.
Сонечка остановилась в дверях, полюбовалась.
Ярко освещённая комната. Красивая молодая мама в бледно-розовом платье сидела на диване. Малыш лежал у её колен. Ручки и ножки его были освобождены от пелёнок и он, пользуясь всеми ими, ловил бумажную бабочку. Эту яркую игрушку Ольга держала перед его лицом, время от времени щекоча щёчки.
Сонечка подошла с улыбкой к сестре и маленькому племяннику, села перед диваном прямо на пол и стала с близкого расстояния любоваться на самую мирную картину, какую можно наблюдать на земле.
– Какой он милый, – девушка на какое-то время даже забыла о цели своего прихода.
– Я всё никак не пойму, на кого же он похож. Как ты считаешь?
– Он похож на самого красивого человечка.
Сердце Ольги приняло такой ответ, и она счастливо засмеялась.
– Барыня, кормить младого барина пора, – от двери раздался голос няньки.
– Возьми, – с лёгким сожалением отозвалась Ольга Павловна, и ребёнка унесли.
Сонечка на коленях переползла немного поближе к сестре и обняла её за ноги.
– Милая, ну что ты? – Ольга приподняла голову девушки и заглянула в глаза.
– Хорошо дома.
– Да, могу себе представить. Честно говоря, очень рада, что не довелось мне воспитываться в пансионе.
– Я как будто долго жила в клетке и вот вырвалась на свободу.
– Только с нашей матушкой ты, похоже, не долго будешь ею наслаждаться, она тебя живо выдаст замуж.
– А разве замужем быть – это несвобода?
Ольга осеклась. Не стоит молоденькую девушку загружать проблемами. Поэтому выдала более лёгкую версию трудностей:
– Милая, у замужней дамы слишком много забот. Только управление поместьем занимает несколько часов в день. Вот тебе и несвобода. Поэтому наслаждайся теперь каждой минутой и не грусти.
– А маменька давеча меня упрекала, что слишком легкомысленная.
– И маменька права. Я тоже думаю, что в присутствии соседей, тем более пожилых дам, нужно быть немного сдержанней.
– А Дмитрию Сергеевичу тоже нужно?
– Дмитрий Сергеевич мужчина. А к ним требования света не такие строгие. Им многое можно.
– Ты сказала об этом с горечью?
– Может быть, чуть-чуть.
О большем Сонечка не стала спрашивать. Не стала и Ольга говорить большее. Да и что рассказывать? Сама пока не разобралась толком. Так, одни неясные подозрения и дурные предчувствия.
– Завтра едем на именины, – заявила за обедом Глафира Никитична.
– И я? – не сразу поняла Варя. Не часто её вывозили в гости.
– И ты. Что тут есть ещё кто-то, с кем я разговариваю? Кажется ясно сказала – едем.
Варя опустила голову. Опять дура. Это ощущение не покидало её. Да почему она такая глупая?
– К Ночаевым, – сменила гнев на милость благодетельница и решила продолжить разговор.
– Хорошо, – ответила девушка, чтобы заполнить паузу.
– Там Сонечка гостит.
– Сонечка Левиницкая? – Варя даже руками всплеснула от неожиданной радости.
– Да. Просила за тебя. Очень уж желает свидеться. Так что, готовься.
Готовься… Вечером Варя оглядела свой гардероб. Два платья на выход. Одно серое, второе коричневое. В них она больше похожа на гувернантку.
Может, не зря её наряды такие. И не зря всё чаще она задумывается о том, чтобы изменить свою жизнь. Стать независимой. Хотя, гувернантки не самые независимые люди на свете. Но всё же лучше, чем быть нахлебницей.
Да! Как только разрешится так или иначе ситуация с Агашей, она сделает шаг навстречу своей свободе. Жаль, конечно, оставлять деда Перепёлку. Но тут она совсем бессильна.
Задумчиво погладила ладонью дешёвую ткань. Какое же всё же выбрать? А причёска? Во вдовьем чепчике она точно не пойдёт! Её от этих чепчиков уже тошнит. Надо попробовать самой сделать причёску, раз Агаши нет.
Варя встала перед зеркалом, распустила косу. Шёлковая светло-русая волна заструилась по плечам. Повернулась боком. Длинные.
Волосы – девичья гордость и краса. Как Агаше пережить их потерю? Пройдут годы, прежде чем новые отрастут.
Всё, тряхнула головой. Хватит о грустном. Завтра она увидит Сонечку. Надо выглядеть хорошо. Умелые пальцы стали перебирать пряди. Конечно, неудобно, да и сзади не видно, но руки помнят. Сколько причёсок делали в пансионе девушки друг другу. У Вари всегда хорошо получалось для других, получится и для себя.
– Завидую тебе, – Владимир Осипович и Ливасов незаметно для себя переходили на «ты» после нескольких стаканов крепкого вина. – Нет над тобой никакой руки…
– Какой руки? – не понял Ливасов.
– Власти… Которая рука,.. – Владимир Осипович решил жестами показать, раз уж словами не получилось. Он двумя руками свернул воображаемую шею.
– Ха! Я сам себе господин, – хвастливо закричал Ливасов, подливая в стаканы и мимо красную любимую жидкость.
Владимир Осипович согласно икнул.
Ранее днём он приехал к своему приятелю за цыганами к завтрашнему празднику. Посмотрели ещё раз их танцы, послушали песни, согласились, что «хороши шельмы». Цыган вместе с приказчиком отправили к Ночаевым. Владимир Осипович в записке к жене наказал артистов разместить в каком-нибудь сарае, а он сам задержится у Ливасова. Обещал назавтра с утра быть дома.
– Потому что ты один живёшь! – внезапно осенило Владимира Осиповича.
– А на кой мне ещё кто-то нужен? Чтобы в моём же доме у меня тут указывали, как мне лучше, да как надо!
– А Анна?
Ливасов неопределённо махнул рукой, а потом и головой в ту же сторону. Но Владимир Осипович, похоже, понял.
– Мудрый ты человек! Человечище! Дай я тебя поцелую.
– Давай лучше ещё выпьем.
– Наливай!
После очередного стакана мысли Владимира Осиповича продолжили двигаться немного под другим углом.
– А чего ты с Сонечкой… того… шуры-муры, – Владимир Осипович опять обратился за помощью к рукам и жестам.
– Да не в жизнь. Ты что? Что, я не понимаю?
– Смотри! – Владимир Осипович помотал перед глазами приятеля указательным пальцем из стороны в сторону.
Ливасов попытался поймать палец, но промахнулся. Он всхлипнул.
– Ты мне не веришь?
– Верю. Давай наливай.
После очередного выпитого Ночаев долго мотал головой, по видимому собирая остатки разума в одну кучу. Что-то собралось.
– Всё-таки, хороши у тебя гончие.
– Гончие! А кони?
– И кони. Жеребёнок гнедой, ох, хорош!
– У меня всё хорошо. Потому как я хозяин. И всё у меня знаешь где?
– Где?
– Во-о! – Ливасов потряс крепко сжатым кулаком. – А коней я берегу. Да я лучше на… – тут Ливасов прыснул пьяным смехом, – на крепостных буду ездить.
Владимир Осипович прыснул следом.
– Как это?
– Запрягу и поедем.
Ночаев согнулся пополам.
– На мужиках или бабах?
Ливасов недолго думал:
– На девках.
– А хомуты?
– Хомутов у меня нет по размеру. Пока без хомутов.
– Ну-у, – разочаровался Владимир Осипович. – Надо хомуты.
– Пошли, – Ливасов встал, потянул приятеля за руку.
– Куда?
– Запрягать, – и оба едва не повалились от хохота.
Пошли.
– Вот смотри, это цы, это червь.
– Подожди, я уже те забыл.
– Ладно, давай сначала.
Луша и Стёпка сидели на обочине пыльной дороги и чертили на песке буквы. Луша помнила начертания некоторых из них, и теперь свои знания передавала Стёпке. Они не заметили, что за ними уже некоторое время наблюдала Сонечка.
Прогулка по деревне и дальше на луг за полевыми цветами закончилась вот такой встречей.
– Их там много, этих букв. Все не запомнить, наверное.
– Но как-то же их запоминают?
– Наверное, только страшно умные люди.
– Да? Я знаю и не страшно умных, а читают.
– Ну тогда не знаю. Теперь, если эти буквы рядом поставить, то получатся слова.
– Как это?
– Сама толком не понимаю. Получаются как-то, – вздохнула Луша.
– А давайте я вам помогу разобраться? – Сонечке показалось, что слова сами вырвались помимо её воли.
Луша и Стёпка вздрогнули и вскочили на ноги. Соня оглядела их. Оба босоногие. Девчонка очень хорошенькая. Просто кукла. Да и паренёк – настоящий Лель. Светлые, немного волнистые волосы, большие глаза. Какие красивые дети у Ольгиных крестьян. Но казались почему-то слишком перепуганными. От неожиданности? Или кого-то опасаются?
Увидев перед собой Сонечку, немного расслабились, но настороженно-недоброжелательное выражение на лицах осталось. Сонечке показалась обидной такая враждебность, и желая растопить её, она улыбнулась.
– Меня зовут София Павловна. И я могу вас научить читать.
Но враждебность не исчезла. Хотя в лицах что-то дрогнуло.
Читать! Луша со Стёпкой об этом мечтали. Мизерные знания по крупицам собирались и тут же старательно усваивались, но не складывались в общую картину и толку от них не было. Так же не было того, кто бы им помог. И вот помощь пришла сама.
Но это барышня. А им неприятностей хватало и от барина. А что барин, что барышня – невелика разница. Лучше держаться от них подальше.
– Что же вы молчите?
– Благодарствуем, не надо, – ответила девочка.
Сонечка совсем обиделась. Молча пошла дальше. Ребята посторонились. Она шла и искоса посматривала на закорючки, которыми исписана была дорога. Это всё же мило. Сонечка чувствовала, что умиление вытесняет обиду. Вдруг резко остановилась. От неожиданности даже сбилось дыхание.
Прямо перед её глазами, на участке плотно утрамбованной земли был портрет. Сходство несомненное. Это та девочка, с которой она только что разговаривала.
Ошеломлённая Сонечка не могла сдвинуться с места, чтобы продолжить путь.
– Это ты нарисовал? – обратилась она к пареньку.
– Я, – просто ответил он.
Сонечка вернулась. Подошла к этим недружелюбным ребятам.
– И всё же давайте знакомиться.
Варя тряслась в закрытой коляске рядом с Глафирой Никитичной и угрюмо смотрела на проплывающие мимо поля, луга и ветхие крестьянские избы. Разговаривать не было сил совершенно. Пусть улягутся в душе горечь и разочарование, и тогда она вновь сможет повернуть лицо к своей благодетельнице. А пока – невозможно.
Потому что, несколько минут назад, увидев вышедшую из комнаты девушку, полностью готовую к вечеру, Глафира Никитична протянула обидное:
– Это что ещё такое?
«Это что ещё такое» относилось к Вариной причёске.
– Одень чепчик.
Вот и всё. И возражений не может быть. Поскольку у Вари не должно быть своего мнения. А если вдруг возникло, лучше спрятать его в недрах души и постараться забыть.
Варя напялила первый попавшийся. Попалось коричневое выгоревшее на солнце нечто, может быть, где-то и драное. Ну и пусть. Какая разница? Сил больше нет.
Настроение поднялось лишь от встречи с Сонечкой. Девушка выбежала навстречу, как только коляска показалась на подъездной дорожке, очевидно ожидая и высматривая их, едва поздоровалась с Глафирой Никитичной и крепко-крепко обняла подругу. Варя и не помнила, когда так радовались её присутствию. От горячих объятий горькая льдинка, вызванная упрёками Сониной матери в неблагодарности, стала таять. Не может быть, чтобы и Соня её осуждала. Нет, здесь какое-то недоразумение.
– Милая, милая, Варенька, обещай погостить у нас несколько денёчков.
Варя не ответила. Разве от неё это зависит? Она бросила взгляд на свою покровительницу. Та же оставила слова девушки без внимания.
– Погоди, София, дай же нам всем поздороваться.
Татьяна Владимировна тоже вышла навстречу важной гостье – Глафире Никитичне, и теперь чуть нахмурила брови. И чему их там только учат в этих пансионах? Девочка слишком эмоциональна и чувствительна.
– Дорогая Глафира Никитична, как Вы перенесли дорогу? Пройдёмте же, как я рада Вас видеть. А вот и Владимир Осипович.
Племянник был как всегда вежлив и элегантен. Он поцеловал руку тётушки и предложил провести её в сад к другим гостям. Оттуда доносилась музыка, смех и весёлые возгласы.
Как Глафира Никитична и распорядилась, большую часть празднества решено было провести на открытом воздухе.
– Это, кажется, оркестр играет? – заинтересовалась она.
– Да, – подтвердила Татьяна Владимировна, – Василий Иванович решил дочери сюрприз устроить, прислал наших артистов. Так что у молодёжи сегодня будут танцы.
– А сам он?
– Приехал на пару дней. Сейчас где-то среди гостей.
– Танцы, – Сонечка засмеялась тормоша подругу за руку. – Мы с тобой танцевали в пансионе с друг с другом. Помнишь? А сегодня будем танцевать по-настоящему.
– Я ещё помню, как ты танцевала с табуретом.
Девушки тихонько захихикали.
– Варенька, – шепнула Соня, – ты прости, что письмо твоё показала матушке. Я просто не знала, как тебе помочь. Думала она лучше сообразит. Но маменька не поняла ни тебя, ни меня.
– А как тут поможешь? Напрасно я вас побеспокоила.
– Что ты говоришь! Вовсе не напрасно. Ладно, потом. Я тут целую интригу затеяла, чтобы тебя к нам погостить отпустили. Тогда обо всём и поговорим.
Варя задумалась. С подружкой пожить как в старые добрые времена очень соблазнительно. Но как же Агаша?
А Сонечка уже потянула её в сад, где по дорожкам гуляли гости, по лужайкам бегали дети и собаки, за огромным столом под открытым небом сидела именинница и принимала поздравления, оркестр играл что-то весёлое, а рядом с импровизированной сценой прямо на траве сидели пёстрой стайкой цыгане, ждали своей очереди, и мысли об Агаше на некоторое время оставили Варю. Им на смену пришла неловкость, что среди девушек в лёгких светлый нарядах она словно коричневая ворона в нелепом чепчике.
И неловкость эта была оправдана. Варя сразу обратила внимание почти всех присутствующих.
Маша Горобец, стоя в кругу подружек, шепнула:
– Кто это девушка, что от Софии не отходит ни на шаг?
Подружки посмотрели с любопытством, но наряд Вари вызвал пренебрежение. Девушки пожали плечами, никто с этой особой не был знаком.
– Похожа на гувернантку, – кто-то насмешливо хмыкнул.
– А этот головной убор. В какой уборной его раздобыли? – тут уж все девушки откровенно засмеялись.
Варя напряглась. Она уловила косые взгляды пёстро-нежной группы молоденьких девушек и их смех. Поняла, что это относится к ней. София тоже поняла. Но не бросила подружку, а ещё крепче взяла её под руку и повела знакомиться с ними.
Но Маша Горобец уже потеряла интерес к девице в нелепом чепчике. Она увидела пристальный взгляд Николая Думинского, направленного в их сторону. И постаралась мимикой, улыбками и позой, относящимися к подружкам, показать ему всю прелесть своей озорной и милой юности. Татьяна Владимировна была права, когда угадала ещё на званном обеде её скрытую охоту. Как говорится «рыбак рыбака…».
Николай же внимательно всматривался в лицо девушки, которую только что представили гостям. Варя. Он, кажется, узнал её. Хотя и ошибиться было немудрено. В свете луны она казалась прекрасной. В полутёмной лачуге Несупы, освещённой лучинами, её тёмные глаза блестели от недавних слёз и напоминали созревшие вишни, а от ресниц на щёки падала длинная тень.
Теперь же девушка больше напоминала невзрачную серую мышку. Николай был озадачен такой метаморфозой. Она? Или нет?
Грянули первые звуки вальса. Ну вот. Началось!
Девушки встрепенулись. И самый завидный жених направлялся к ним. Все чуть застыли в напряжённых позах, старательно глядя чуть в сторону от человека, за которым пристально следило боковое зрение.
– Разрешите Вас пригласить.
Глаза девиц округлились в неприятном изумлении. Думинский подошёл к «гувернантке». И теперь стоял, ожидая её согласия. Варя тоже была удивлена. Но руку навстречу мужской руке в белой перчатке протянула.
– Да кто она такая? – тут уж девушки проявили настоящий интерес и повернулись к Сонечке.
Но к Соне уже подходил с приглашением другой молодой человек. Поэтому ответить она не успела.
– Мне, кажется, мы с Вами где-то виделись? – вступил в разговор Николай после некоторого времени танца.
Варя посмотрела, не узнавая.
– Не думаю.
«Голос её. Это она. И имя. Вот только фамилию не запомнил. Но меня не узнаёт. Или всё же не она?»
А Варя действительно не узнала. Тогда, в лесу, она была так расстроена и напугана, что даже не всматривалась в лицо помогающему ей мужчине. И потом, она не думала его больше встретить. Ей казалось, что незнакомец навсегда ушёл из её жизни.
– Вы гостите у госпожи Гружевой?
– Да, сударь, я её крестница и компаньонка.
А ещё нахлебница и приживалка. Последнее, разумеется, Варя сказала про себя.
– Я вижу, как Вы близки с Софией Павловной.
– Сонечка – моя лучшая подруга. Мы вместе с ней выросли. В пансионе…
А Сонечка тоже танцевала. Но совсем не с тем, на кого рассчитывала. Мило разговаривая со своим кавалером, она в то же время украдкой следила за Ливасовым. Танцует. За всё время к ней ни разу не обратился. Едва поздоровался и, казалось, утратил интерес.
Сонечке стали неприятны и все гости в целом, и жестокие девушки в частности, и загадочный Ливасов, который, похоже, её в очередной раз оскорбил.
Один Думинский молодец, утёр нос девушкам.
Сонечка поискала глазами Варю. Этот чепчик действительно никуда не годится. Но она знает, чьих рук это дело. И постарается. исправить положение. Сонечка мило улыбалась кавалеру, а в душе её продолжало закипать раздражение.
Когда после танца девушки вновь оказались рядом, Сонечка потянула подругу за руку:
– Пойдём со мной.
Варя молча пошла. Девушки вошли в дом.
– Пошли в кабинет, там большое зеркало, – сердито, как показалось Варе, проворчала подруга.
Неожиданно кабинет оказался занят. Там сидели Ольга и Глафира Никитична. Сонечка поколебалась у порога, но потом решительно вошла.
– Сонечка, Варя, – обрадовалась Ольга, – а мы только что о вас говорили. Глафира Никитична любезно согласилась отпустить тебя, Варя, к нам на неделю погостить.
– Замечательно! – воскликнула Соня с лучезарной улыбкой. – А я тут пытаюсь кое-что Вашей крестнице, Глафира Никитична, втолковать.
Варя хорошо знала свою подругу, знала гораздо лучше, чем её же старшая сестра, поэтому она единственная, кто насторожился.
– Грешно ей прятать под этот чепчик свои прекрасные волосы.
И Соня смеясь, словно в шутку, проворно развязала ленты и сорвала Варин головной убор.
– Вы согласны, Глафира Никитична, что так несравненно лучше?
Глафира Никитична кисло согласилась.
Сонечка торжествуя повернулась к подруге.
– Стой! – резко сказала той.
Варя замерла. Она хотела поправить выбившиеся пряди.
– Не трогай! Так хорошо!
Причёска прекрасно сохранилась, а несколько локонов так красиво обрамляли лицо, что не всякому искусному парикмахеру удалось бы это повторить.
– Пойдём, праздник ждёт!
Несмотря на коричневое скромное платье, Варя не осталась без кавалеров ни на один танец. В оставшейся части праздника она имела несомненный успех.
И лишь Николай не подходил больше к девушке. Он украдкой за ней наблюдал. И ему нравилось видеть её красивой и улыбающейся. Он узнал. Это была она.
Уже было довольно поздно, когда гости стали разъезжаться. Последним прощался Ливасов. Когда он взял руку Софии, она почувствовала между ладонями комочек.
«Записка. Он пытается мне передать письмо», – поняла она и сжала комочек в ладони.
Только оставшись в своей комнате в одиночестве, она рискнула её развернуть.
«Злые силы пытаются разлучить девушку, которая краше утренней зари и её верного поклонника».