Арина Теплова
Корона Толимана
– Отойдите от двери, чтобы я не поранил вас!
– Я не могу! Вся кровать уже в огне, – запричитала Наташа через дверь и закашлялась.
– Ложитесь на пол! – тут же скомандовал мужчина и начал мощными ударами плеча выбивать дверь. – Вы слышите меня, Наталья Алексеевна?
– Да, – услышал он ее слабый голосок, и девушка вновь сильно закашлялась.
От жара пот струился по его лицу, но Чернышев не замечал этого, а лишь упорно, что было мочи ломал дверь. Да, он мог выбить ее одним энергетическим ударом, но это могла увидеть Наташа или еще кто-то. Потому он действовал, как и полагалось человеку этого мира. Лишь с девятого удара твердая дубовая дверь поддалась, и он выбил первые бруски. Далее еще несколько раз прошелся мощными ударами по древесине и сделал проход, чтобы войти, хотя бы наклонившись.
Картина, что предстала перед ним, оказалась ужасна. Почти вся комната полыхала. Лишь передняя часть, примыкающая к двери, была свободна. Девушка лежала на полу перед дверьми и хрипела, не в силах прокашляться, в следующий миг Наташа потеряла сознание, надышавшись удушающего дыма. Михаил ринулся в выломанный проем. Зная, что никого более нет поблизости, он протянул руку вперед и тут же выкинул ледяной столп снега в сторону кровати, чтобы немного усмирить разбушевавшийся огонь. Это дало ему несколько мгновений, для того чтобы схватить девушку и вытащить ее через сломанную дверь в коридор.
Стараясь не дышать, граф легко подхватил ее на руки и устремился со своей ношей к лестнице. Чем ниже он спускался, тем яростнее полыхал огонь вокруг, неумолимо подступая к лестнице. Дерево под его ногами жутко трещало, но Михаил стремглав сбегал по многочисленным ступеням, отчетливо осознавая, что каждый миг промедления может грозить гибелью.
Спустя несколько минут он выскочил с девушкой наружу, и тут же к нему подлетел Алексей Петрович, причитая словно наседка:
– Моя девочка, что с ней? Она умерла?
– Жива она, – успокоил его мрачно Михаил, подходя к ажурной скамейке, которая стояла чуть поодаль у вяза.
Он осторожно положил Наташу на нее. Только тут, на свежем воздухе, Чернышев вздохнул полной грудью и невольно уловил приятный сладковато-пряный аромат, исходивший от девушки и присущий только ей. Этот запах уже во второй раз за сегодняшний вечер вызвал в его существе некий трепет.
– Но она совсем не дышит! – кудахтал Алексей Петрович над дочерью, легко хлопая девушку по щекам.
Пытаясь не показать своего нервного возбуждения и понимая, что слишком взволнован и до крайности возбужден произошедшим происшествием, Чернышев сосредоточился и начал внутреннюю медитацию, чтобы привести свой организм в спокойствие.
Он стянул с лица платок и, склонившись над Огаревой, приложил пальцы к ее шее.
– Успокойся, дышит она. Дыму просто надышалась. Здесь, на воздухе, должна прийти в себя, – уверил Михаил друга.
Удостоверившись, что Наташа просто без сознания, Михаил выпрямился и чуть отошел от девушки, уступив место ее отцу, который наклонился над дочерью, пытаясь привести ее в чувство.
Глава IV. Огаревы
Граф перевел взгляд на горящий дом, который пытались потушить многочисленные дворовые, упорно таскающие воду. Михаил понимал – особняк обречен и вряд ли удастся его спасти. Интуиция подсказывала ему, что дом Огарева загорелся не просто так. Вопрос теперь был в другом. Куда делась Звездная капля? Вряд ли погибла в огне, ведь она была высокоразумным существом девятых вибраций и могла себя спасти.
Ко всему прочему, Огаревы в данное время находились на прицеле у этих нелюдей. Да, он уничтожил двух из них, но сколько орионцев охотились теперь за каплей, было неведомо. Потому отец и дочь подвергались нынче смертельной опасности, и подтверждением тому был полыхающий особняк и два трупа под окнами. Михаил чувствовал, что не может сейчас оставить Огаревых на произвол судьбы, а точнее, отдать на волю тех, кто не гнушался убийствами живых существ, чтобы достичь своих темных целей.
Он перевел взор на Алексея, который осторожно хлопал по щекам Наташу и причитал.
– Сама судьба послала тебя сегодня! – воскликнул в порыве Алексей Петрович. – Если бы не ты, не знаю, что было бы с моей Наташенькой.
– Ты бы распорядился из конюшен лошадей вывести, – дал дельный совет граф, телепатически уловив призывы животных о помощи.
– О да, конечно, я не подумал! – воскликнул Огарев и, выпрямившись, побежал в сторону конюшен, крикнув на ходу Михаилу: – Присмотри за Наташей!
Михаил вновь вытер горячий пот со лба и чуть придвинулся к девушке. Он настойчиво начал вглядываться в ее неподвижное лицо и уже через миг ощутил, что его завораживает это зрелище.
– Все-таки какое искусное творение природы, – произнес он задумчиво, чуть склонившись над нею и внимательно рассматривая каждую черточку бледного лица девушки.
Ее щека была испачкана в саже, прическа с одной стороны развалилась и густые темные локоны свободными прядями лежали на плече. На ее шее билась жилка, которая указывала на то, что девушка жива, а взор Михаила переместился ниже, на ложбинку между грудей. Он отметил, что ее грудь вполне сформировалась для такого юного возраста и имела нежно персиковый оттенок кожи.
Вдруг он поймал себя на том, что ведет несвойственным для себя образом. Он вел себя как обычный землянин восемнадцатого века, увидев красивую девушку и тайком рассматривая ее прелести. Но он не был таковым. Его вибрации были гораздо выше, и он мог контролировать свои эмоции, поступки и чувства. Вмиг спалив огнем Вселенской Любви внутри себя все страстные вожделенные образы, которые непроизвольно завладели его существом, Михаил нахмурился и заставил себя думать о девушке более отстраненно.
Она так и лежала неподвижно, и это не нравилось графу. Она должна была уже прийти в себя. Оглядевшись и отметив, что никого нет поблизости, он приложил два пальца на определенное место на ее лбу и, сосредоточившись, надавил на нужные точки. Уже через минуту он убрал руку, понимая, что нельзя долго воздействовать на этот энергетический пучок сознания. Он протяжно вздохнул, ожидая результата.
Через секунду Наташа пришла в себя, и ее взор остановился на его лице. И тут же уже во второй раз за сегодня Михаил невольно прищурил глаза, поразившись насыщенному изумрудному цвету ее блестящих глаз. Она моргнула несколько раз и попыталась сесть на скамье.
– Вам лучше, Наталья Алексеевна? – поинтересовался граф, помогая ей сесть.
– Вполне, – пролепетала Наташа, озадаченно смотря на него снизу вверх. Она села прямо, но мгновенно спохватилась, начала пальцами перебирать свои распущенные волосы. – О Боже, все развалилось! Только не это! – И, заметив непонимающий взор графа, быстро добавила, словно объясняя: – Я ужасно выгляжу!
– Неправда, – нахмурился он, отмечая, что из ее прически выпала лишь пара длинных прядей, основная же часть волос так и была затейливо уложена и украшена жемчугом. И это нисколько не портило ее довольно милого образа.
Ее же руки уже пробежались по голове. Отметив, что волосы еще держались в прическе шпильками и небольшим черепаховым гребнем, она облегченно выдохнула:
– Ах вот же! Все вроде на месте.
– Как вы чувствуете себя?
– Скорее сносно, чем хорошо, – вымолвила она, пытаясь привести свои волосы в порядок и перебирая темные локоны пальцами.
– Чудесно, – заметил он и, выпрямившись, добавил: – Пойду, помогу дворовым.
Пожар потушили лишь на рассвете. Удалось полностью спасти лишь нижний этаж и половину второго. Облицовка и убранство левого крыла были уничтожены до кирпича. Обгоревшие остатки дома еще долго чадили зловонным черным дымом.
На рассвете, около четырех утра, Наташа сидела на скамье в саду с графиней Неверовой и мадам Ригель. Дамы остались с девушкой для моральной поддержки. Рядом сидела и Велина Александровна. К женщинам приблизились Огарев с Чернышевым, оба в грязных от дыма рубашках, с красными усталыми лицами. Завидев дородную фигуру отца и высокую – графа, Наташа проворно поднялась со скамьи и пошла к ним навстречу.
– Как там, батюшка? – спросила она обеспокоенно, глядя на него печальным взглядом.
На плечах девушки до сих пор красовался темный, довольно большой камзол Чернышева, который он оставил, уходя, чтобы она не замерзла.
– Весьма плачевно, сладенькая, – расстроенно ответил Алексей Петрович. – Все этажи в копоти, а второй сожжен напрочь. Первый хоть немного цел, но жить там невозможно из-за ужасной вони.
– И впрямь печально, – кивнула девушка. Обратив внимание на графа, стоящего рядом с отцом, она сказала: – Благодарю вас, граф, за спасение. Если бы не вы… – она замялась.
– И впрямь, Михаил, все же как ты быстро сориентировался и в дом горящий не побоялся войти, – закивал Огарев.
– Будет вам, – улыбнулся Чернышев отцу и дочери. – Я лишь сделал то, что должен был. Любой на моем месте поступил бы так же.
– Да не скажите, – вздохнула Наташа, явно сомневаясь в его словах. Она стянула со своих плеч камзол и протянула его Михаилу. – Возьмите, Михаил Владимирович, благодарствую.
Он нахмурился и остановил ее жестом.
– Я привычен к холоду, Наталья Алексеевна, – вежливо объяснил он. – А вы в слишком легком платье, застудитесь. Наденьте обратно.
– Он прав, дочка, – сказал, вздыхая, Огарев, трагично взирая на обгоревший особняк, который еще несколько часов назад был так великолепен. Не оборачиваясь к Чернышеву, он добавил: – Ты знаешь, Михаил Владимирович, дворовые все в один голос твердят, что пожар начался с крайних гостевых спален наверху. Говорят, что там полыхало с самого начала и лишь оттуда огонь перекинулся на соседние комнаты.
– С гостевых спален? – удивленно поднял брови Михаил, бледнея.
– Да. Только не пойму отчего. Ведь там вчера даже свечи не зажигали.
– Довольно странно, ты прав, Алексей Петрович.
И только сейчас Чернышев отчетливо понял, отчего начался пожар. Видимо, искры пламени, которым второй орионец пытался сжечь его во время боя, упали на ковер и разгорелись. Он так спешил, боясь быть обнаруженным, что не проверил все до конца, когда покидал ту злосчастную спальню. И пожар начался через четверть часа, после того как он вернулся в бальную залу.
– Хорошо хоть, живы все и обгорели только два мужика, – добавил тихо Михаил, размышляя.
– Что же нам теперь делать, ума не приложу? – запричитал Алексей Петрович. – Похоже, придется нам, Наташа, в Рязань ехать, в имение моей покойной матушки. Здесь жить невозможно.
– Но батюшка, я не хочу туда. Это так далеко! Там такая глухая деревня! Как я буду выезжать в свет?
– Значит, не будешь, – мрачно ответил Огарев.
– Но ведь можно все отремонтировать здесь, – заметила наивно девушка.
– Натали, на это нужны деньги, и немалые. Ты посмотри, сколько всего сгорело! А у меня нет таких средств сейчас. Нужно время. Может, через годик-другой я и найду деньги.
– И все это время мы будем жить в Рязани? – запричитала Наташа.
– Наверное.
– А если мы к дядюшке Александру Петровичу в Саратов поедем? – предложила девушка. – Там хоть город большой, даже театр имеется.
– Ну, еще удумала, – недовольно буркнул Алексей Петрович. – Я с Александром уже пятнадцать лет в ссоре! Он и не станет нас принимать! Думаешь, я забуду, что отец ему почти все наследство оставил? А мне дулю! И все из-за твоей покойной матери, что женился я без отцовского благословления. Нет уж, уволь.
– А почему бы вам с дядюшкой не примириться сейчас? – спросила заискивающе Наташа. – Как раз случай подходящий, батюшка.
– Нет. Примерюсь с ним, только если Александр половину своего состояния на меня перепишет, не раньше. А он этого никогда не сделает.
– И очень жаль, – промямлила, вздыхая, девушка.
– Наверное, можно и в деревянном доме с дворовыми пока пожить, и у нас в усадьбе, – размышлял вслух Огараев. – Он совсем не пострадал. Но это уж не по чину нам с тобой, Натали. Придется в Рязань, видать, ехать. Там хоть дом каменный добротный, правда, мал, но все же. Заберем с собой половину дворовых, остальные за домом сгоревшим присматривать будут.
– Батюшка, я не хочу в Рязань! – взмолилась Наташа и отвернулась от отца, топнув ножкой, а затем отошла к женщинам.
Граф, отчетливо слышавший их разговор, упорно молчал, ощущая, что именно он виновен в случившемся пожаре и его ошибка навлекла беды на Огаревых. К тому же оставлять Наташу и ее отца на произвол судьбы было опасно. Ведь орионцы могли снова появиться и попытаться угрожать несчастному Алексею. Совесть Михаила отчаянно требовала взять под свою защиту этих людей, к тому же они были единственными, кто хоть как-то связан с пропавшей тиарой. В его голове мгновенно появилось правильное решение, как следует поступить наилучшим образом для всех.
– Могу я предложить свою помощь? – обратился Чернышев к Огареву.
– Да?
– Не сочти за дерзость, Алексей, но я предлагаю вам с дочерью и с Велиной Александровной пожить у меня в Петербурге, пока вы не восстановите особняк. К тому же я могу дать тебе необходимую сумму на восстановление дома, скажем, триста тысяч на первое время?
– Но я…
– Отдашь потом, – отмахнулся Чернышев. – Постепенно. Деньги у меня есть, ты же знаешь. Зато уже сейчас сможешь начать приводить в порядок дом. Что скажешь?
Огарев опешив, остолбенело посмотрел в добрые внимательные глаза Михаила и как-то невнятно промямлил:
– Неудобно мне все же…
– Отчего же? Разве друзья не познаются в беде? К тому же особняк у меня, наверное, вдвое больше твоего, места много. Так что вряд ли вы стесните меня. И по вечерам мне будет не так скучно.
– Я даже не знаю, Михаил, ты прямо огорошил меня.
– Соглашайся, – улыбнулся ему Чернышев. – К зиме вы с Наташей снова к себе переедете.
– Ну что ж, видимо, и впрямь сегодня мне тебя послала судьба, друг, – заулыбался Огарев, вытирая грязным рукавом камзола лоб. – Извини, надо Наташу спросить – согласна ли она. Да и Велину Александровну, хотя, я думаю, они противиться не будут.
На удивление Огарева, Наташа тут же согласилась ехать в Петербург жить к графу Чернышеву, наивно заявив отцу, что столица место даже лучшее, чем Москва, так как там постоянно устраиваются самые лучшие балы и приемы. В этот момент к ним подошел Михаил, и девушка с детской непосредственностью выпалила:
– О, спасибо вам огромное, Михаил Владимирович, я буду так рада погостить у вас! – Ее глаза так радостно блестели, а на губах играла лучезарная улыбка. Михаил немного смутился и улыбнулся ей в ответ.
– Я тоже буду счастлив, если вы все поживете у меня некоторое время, Наталья Алексеевна, – ответил мужчина и уже обратился к Огареву: – Не сочти за навязчивость, Алексей, предлагаю вам троим поехать со мной в гостиницу. Помоетесь и отдохнете. Я снимаю пять комнат. Три могу вам уступить. Когда закончу дела в Москве, направимся в Петербург.
– А могу я взять с собой свою горничную? – спросила Наташа.
– Как вам будет угодно, Наталья Алексеевна, – кивнул Чернышев.
Итак, тем же утром Огаревы переехали в гостиницу на Большой Никитской улице, в новое двухэтажное здание, построенное по европейскому образцу. Мужчины, не видевшие друг друга довольно длительное время, провели в комнатах графа почти весь день, обсуждая последние заграничные новости и проблемы империи.
Велина Александровна и Наташа, приехавшие в гостиницу с горничной, заняли две комнаты. Их уцелевший гардероб составлял всего несколько нарядов, которые оказались спасены благодаря тому, что во время жуткого пожара вещи находились в прачечной. По приезде Наташа хорошенько вымылась в горячей ванне, услужливо наполненной служащими в гостинице крепостными. А затем, упав на широкую кровать, мгновенно уснула до вечера. Ее бабушка, немного отдохнув в своей комнате, чуть позже присоединилась к мужчинам в будуаре Чернышева. Девушка же, уставшая и потрясенная неприятными событиями прошедшей ночи, до вечера отдыхала и лишь около семи вечера направилась на половину графа для вечерней трапезы.
Когда Наташа вошла в просторную гостиную с вычурными диванчиками, креслами времен Людовика XIV и гобеленами на стенах, Велина Александровна и мужчины над чем-то смеялись, уютно примостившись за столом и играя в макао. При появлении девушки Чернышев и Огарев тут же встали. Наташа прошла в гостиную-будуар и, улыбнувшись, сказала:
– Добрый вечер.
– Как ты, душечка? – спросил заботливо Алексей Петрович. – От угара отошла?
– Батюшка, мне уже лучше, – улыбнулась Наташа.
– Ты мне скажи, сладенькая. – Огарев вплотную приблизился к девушке и на ушко ей прошептал: – Ты уже разобрала тот сундук, что доставили с пожарища с твоими вещами?
– Да, там всего пара платьев.
– А драгоценности? Тиара матушки твоей есть?
– Нет, тиары нет, она, видимо, сгорела.
– Какая жалость! – воскликнул Огарев в сердцах. – Чего же ты ее на бал не надела? Сейчас бы цела она была.
– Я побоялась, там столько народу было.
– Вот и глупость! – возмутился уже зло ее отец.
Михаил впервые видел, чтобы Огарев так нервничал. Похоже, он очень сильно боялся тех нелюдей, которые требовали у него тиару. Но пока Алексею нечего было опасаться, орионцы точно на время отстали.
– Добрый вечер, Наталья Алексеевна, – произнес глубоким тенором Михаил, вмешавшись и тем самым прервав недовольство Огарева.
Наташа подняла на него глаза и невольно окинула его взором.
Граф был одет в изысканный темно-синий камзол без украшений, но пошитый из дорогого глазета, белоснежную рубашку, штаны и легкие домашние удобные туфли. Пуговицы на камзоле были с бриллиантами, подчеркивая его высокий статус и положение в обществе. Вчера он был одет гораздо скромнее и проще, как показалось девушке.
Чернышев был высок, широкоплеч, подтянут. Движения его были плавными и немного вальяжными. Его бледное с четкими чертами лицо, с высокими скулами и твердо сжатой линией губ показалось Наташе немного высокомерным. Хотя, возможно, виной тому была его излишняя бледность, которая придавала графу холодный и отстраненный вид. Однако его живые глаза лучились теплом и некой снисходительностью. Он был похож на большого доброго тигра, который осознает свое могущество и великолепие, но ведет себя дружелюбно и спокойно.
На вид ему было около тридцати лет. Волосы его пепельного оттенка, густые и длинные, до плеч, собранные в простой хвост, открывали его одухотворенное и мужественное лицо. Его внимательный взгляд, цепкий и изучающий, словно проникал под кожу, оценивая окружающих людей. От него исходила некая потаенная сила, и Наташа отчетливо чувствовала ее. Довольно красивый и эффектный внешне Чернышев наверняка пользовался успехом у противоположного пола, подумалось ей.
– Вы позволите? – спросил ее граф, чуть приблизившись и протягивая руку.
Его пронзительный взор до крайности смутил ее, и девушка быстро перевела глаза на отца. Наташа, как и вчера на лестнице замялась, ведь в обществе было принято целовать ручки только замужним дамам. По этикету мужское приветствие девушкам ограничивалось лишь вежливым наклоном головы. Она не смогла отказать ему и нехотя подала руку, смотря поверх его светловолосой головы, которую он тут же наклонил к ее ладони.
Едва Михаил прикоснулся к ее нежным пальцам губами, он тут же почувствовал ее успокаивающие вибрации и некое незримое тепло, разлившиеся по его телу. Ощутив, что ему приятно целовать ее нежную руку, он нахмурился и, тут же взяв себя в руки, выпрямился, улыбнувшись. Однако его сердце в эти мгновения стучало в бешеном темпе. Заминка затянулась, и он приветливо спросил:
– Вы голодны, Наталья Алексеевна? Мы как раз собирались заказать что-нибудь на ужин из ресторана.
Она радушно улыбнулась ему, потому что он верно угадал ее мысли, и искренне выпалила:
– Я так голодна, что съела бы целого цыпленка или большую тарелку горячих щей.
– Натали! – тут же оборвал ее отец. – Неприлично девушке говорить о том, что голодна, так открыто.
– Но я действительно голодна! – улыбнулась Наташа.
– Алексей, оставь! – попросил Чернышев, которому все больше и больше импонировала детская непосредственность девушки. – Мне всегда нравился у барышень хороший аппетит.
– Я знаю, Михаил, что ты большой оригинал! – тут же улыбнулся Огарев.
– Возможно. Люблю искренних людей и когда говорят правду, особенно если это женщины, – пояснил граф и, переведя взор на девушку, добавил: – Что ж, тогда давайте закажем ужин.
Глава V. Мечты
Он отошел к столу и позвонил в колокольчик. Уже через миг появился слуга и вежливо спросил:
– Чего изволите, ваше сиятельство?
– Любезный, мы хотим отужинать, – произнес просто Чернышев. – Обычные блюда у вас имеются?
– Да, ваше сиятельство, как не быть, – кивнул слуга. – Что бы вы хотели кушать?
– Итак, Наталье Алексеевне двух цыплят и щи…
– О нет, прошу вас, – тут же спохватилась девушка, улыбаясь графу. – Думаю, одного цыпленка вполне достаточно.
– Позвольте порекомендовать, судари? – вежливо предложил слуга. – У нас чудесный французский суп, и фазан, и еще фрикасе из кролика.
– А знаешь что, голубчик, – заметил Михаил. – Неси-ка ты сюда и фазана, и кролика, и еще, что у вас там есть вкусного, мы все попробуем. Вина игристого бутылку, подороже. Да и про цыплят не забудь.
Слуга понятливо закивал и исчез за дверьми.
– Но зачем столько? – удивился Алексей Петрович.
– Вчера я был вашим гостем, сегодня мой черед принимать вас, – заметил, чуть обнажив белые зубы, Михаил. – И еще я непременно хочу извиниться перед Натальей Алексеевной.
– Извиниться? За что же, граф? – удивилась девушка.
В это время Чернышев подошел к небольшому столику и, взяв длинную белую коробку, вновь повернулся к девушке.
– Вчера я был без подарка. Сегодня хочу загладить свою вину.
Приблизившись к Наташе, Михаил протянул ей коробку. Поняв, что это подарок, она посмотрела на отца, и тот кивнул. Она осторожно взяла презент из рук графа и смущенно пролепетала:
– Благодарю, ваше сиятельство. Могу я сейчас его открыть?
– Как вашей душе будет угодно, – улыбнулся Михаил.
Наташа проворно присела на маленький диванчик и, положив коробку на колени, развязала белые ленты. Уже через миг она извлекла ажурный белый зонтик с расписной фарфоровой ручкой.
– Какая прелесть! – воскликнула она, вертя прелестную вещицу в руках. – Даже у графини Шуваловой нет такого!
Она счастливо заулыбалась и вновь поблагодарила Чернышева. Тот в ответ отчего-то смутился и быстро вымолвил:
– Я лишь исправил недоразумение.
– Какой же вы хороший, невероятно душевный человек, граф, – заметила Велина Александровна, которая до того молчала. – А так с виду и не скажешь.
– Вы преувеличиваете, Велина Александровна, – улыбнулся он как-то по-мальчишески, польщенный ее словами.
Ему стало не по себе, и он опустил взор, потому что женщина отчетливо почувствовала его настоящую суть и реальные чаяния его души. Ведь богатства в виде денег и славы уже давно не прельщали Чернышева. И будь его воля – он бы раздал все нуждающимся людям, ибо искал иного счастья для своей души. Положение его теперь, высокое и знатное, так же как и достаток, были частью роли, которую он исполнял. С этими атрибутами он мог как следует выполнять свою миссию на Гайе, ведь деньги и власть в этом трехмерном мире открывали многие «двери» и многие тайны.
– Нисколько, – продолжала она. – Наташеньку спасли, и теперь принимаете нас как родных. Благодарствуем за все.
– Бабушка права, вы очень любезны, граф, – закивала Наташа.
В следующую минуту постучался слуга, который принес первую перемену блюд и спас Михаила от этого потока льстивых слов.
– Давайте трапезничать! – предложил он своим гостям.
Прошло не более четверти часа, после того как все заняли места за столом и с аппетитом начали поглощать кушанья, когда Чернышев произнес:
– Я думаю, что завтра закончу все дела здесь, и уже в среду мы сможем вернуться в Петербург.
– О, это было бы чудесно! – воскликнула Наташа.
– Сразу по приезде в столицу мы с тобой наведаемся к моему поверенному, Алексей Петрович, – продолжал Михаил по-простому, отрезая кусок фазана и кладя его в рот. Прожевав мясо, он добавил: – Он выдаст тебе сумму, о которой мы договаривались. Я думаю, ее хватит на ремонт особняка.
– Спасибо, Михаил Владимирович, – кивнул Огарев. – Но, наверное, сначала надобно оценить, сколько понадобится денег? Мне кажется, что в двести пятьдесят тысяч я вполне уложусь. Ведь покупал я особняк за триста двадцать, ну, это, конечно, без земли и деревень.
– Останется, и что? Вернешь, – пожал плечами Чернышев. – К тому же наверняка вам всем новый гардероб нужен, не к лицу вам ходить в трех нарядах.
– Ты, как обычно, прав, Михаил, – кивнул Огарев.
– Коляску для выездов можете одну из моих брать.
– Как замечательно, спасибо вам, – поблагодарила Велина Александровна.
Наташа рассматривала бледное волевое лицо Чернышева с интересом. Ей отчего-то казалось, что он не так прост, как показалось ей вчера при встрече. Взгляд девушки невольно задержался на руке графа, удерживающей вилку, и она заметила на его кисти чуть затянувшиеся большие порезы.
– Вы вчера поранились на пожаре? – невольно спросила девушка.
– Скорее всего, ободрал, когда дверь в вашу комнату ломал, – произнес он тихо и внимательно посмотрел на девушку долгим взглядом.
Она отметила, что радужная оболочка глаз Чернышева имеет чистый лазоревый цвет. Такого насыщенного оттенка девушка раньше никогда не встречала. Его взор добрый, глубокий и какой-то обволакивающий, словно успокаивал.
– Я очень благодарна вам за все, – сказала она и улыбнулась графу. – Батюшка, мне кажется, что Михаил Владимирович наш ангел-хранитель?
– О, это вполне может быть, – закивал Огарев.
– Вы, конечно же, преувеличиваете, Наталья Алексеевна, – тихо произнес Михаил.
– Слышал, что ты на последней турецкой воевал со своим полком, – сказал Алексей Петрович, обращаясь к графу.
– Да. Отбарабанил почти два года, – пожал плечами Чернышев. – Столько дорог проскакал, несколько раз был в серьезных передрягах, даже ранили однажды…
– Ты был ранен? Не верю, – воскликнул Огарев. – Никогда ж такого не было! Ты же заговоренный.
– Да, представь. Видимо, не зря говорят, что и на старуху проруха бывает.
– Хорошая, видать, переделка была, – заметил Алексей, внимательно смотря в лицо другу. – Не зря семь лет назад я в отставку ушел, тебе тоже надо. Свой долг выполнил.
В этот момент заскрипела и отворилась дверь из смежной комнаты, и все невольно обернулись, не понимая, кто это мог быть. Ведь все находились здесь, а горничная еще час назад ушла с запиской по поручению Наташи. В комнату, мягко ступая, вошла небольшая светло-серебристая кошка с фиолетовыми глазами.
– Это еще что за чудо? – удивился Михаил.
– Теперь моя кошка, – объяснила девушка.
– Откуда же она взялась? – опешил Огарев.
– Мадам Регель сегодня днем передала через своего слугу, – объяснила Наташа. – Я давно заприметила эту кошку и все просила продать мне ее. Уж очень она ласковая и красивая. А нынче госпожа Регель прислала ее с запиской, как утешение мне в пору нашего несчастья. Я очень благодарна ей.
– И что же, ты намерена взять эту живность собой в Петербург? – спросил ее отец.
– Да. – И, тут же переведя взор на Михаила, спросила: – Если, конечно, ваше сиятельство не будет против.
– Натали! Это так неудобно, граф и так много для нас… – начал было Огарев.
– Пусть возьмет ее, – прервал фразу Алексея Михаил, внимательно рассматривая кошку. – К тому же я люблю кошек за их независимый нрав. У меня дома тоже одна обитает.
– Вот как чудесно, граф, – обрадовалась Велина Александровна. – Спасибо вам, а то уж Наташенька так привязалась к ней.
– Прекрасно. Берите и даже не думайте, – кивнул Чернышев.
– Ох уж эти девицы! – проворчал Алексей Петрович.
– Оставь, Алексей.
– Ну, если ты не против, мне тоже ни к чему возмущаться.
– Благодарю! – произнесла Наташа.
В этот момент кошка вальяжно подошла к девушке и по-свойски начала тереться о юбку ее платья. Наташа чуть отодвинула стул и взяла животное на руки, гладя ее. Кошка замурчала и, закрыв глазки, уткнулась носом в ее бок.
Чернышев не спускал внимательного взора с кошки и девушки и как-то невзначай заметил:
– Я в отставку подал. Императрица уже дозволение свое выслала. Теперь буду по штатской линии служить.
– Где же?
– В коллегии иностранных дел, получил чин надворного советника по внешним сношениям. Если все удачно сложится, в следующем году буду претендовать на должность помощника тайного советника графа Остермана.
– Это дело, хвалю, – кивнул понимающе Огарев. – Расскажи лучше, что там, на юге, было-то? Страсть люблю я про военные кампании слушать.
– Да что рассказывать, было и было, – без энтузиазма заметил граф, отпивая из бокала воды и совершенно не горя желанием вспоминать то мрачное время.
При этих воспоминаниях Михаила всего передернуло. После того кровавого месива, в котором ему довелось побывать на турецкой войне, по приказу командования убивая и калеча других людей, ему почти год пришлось восстанавливать свои вибрации, чтобы далее иметь возможность искать Звездные капли, которые он чувствовал телепатически.
Делал он это в заброшенном старом скиту, среди дикой первозданной природы. Отшельником он прожил в непролазной чаще почти одиннадцать месяцев. Только высокие вибрации жителей зеленого царства: растений, деревьев, лесного зверья, звенящего чистотой воздуха и бьющих из-под земли родников – помогли ему очисть душу от мрачной скверны убийств и насилия и вновь обрести душевное равновесие. Но избежать того призыва на войну он не мог, вынужденный играть роль вельможи девятнадцатого века и делать это правдоподобно, а отклонение от службы расценивалось как бесчестье для дворянина и закрывало двери в благородное общество.
До сих пор его ментальные тела не были до конца восстановлены энергетически, и это очень осложняло поиски. Ежедневно приходилось проводить по несколько часов в медитациях, наполняя свое существо божественными энергиями из вселенной, чтобы его шестая и седьмая чакры открылись и заработали, как было до того.
– А я думаю, что любая война – это драма для империи, обильно политая кровью ее жителей, – сказала вдруг Наташа.
– Вы так считаете? – удивлено спросил граф, уставившись прямым взором на девушку.
– Именно. Десятки тысяч погибших и искалеченных людей, разорение городов, болезни. Упадок на десятки лет в той местности, где прошлась эта кровавая бойня. Разве это не драма для простого люда? Вот и скажите на милость, для чего было начинать эту войну?
– Как же, доченька, а новые земли, а выходы к морям? – противопоставил Алексей Петрович властно. – Это очень важно для нашей империи. Теперь беспрепятственная торговля на Азове и в Черном море еще больше обогатит нашу страну.
– Конечно, батюшка! – возмутилась Наташа с горячностью. – В этом мире важна власть над новыми землями, а значит, подданными-рабами и денежное обогащение.
