Арина Теплова
Корона Толимана
– Не думаю…
– Поменял. Спас мою любимую девочку от огня, а теперь Огаревы живут у тебя. Поэтому, что будет в 1834 году, не знает никто, – она чуть замаялась и твердо добавила: – Возможно, никто, кроме меня самой…
Михаил нахмурился, отмечая, что капля точно назвала год, когда ее украли орионцы с Гайи, когда он пришел слишком поздно. Это доказывало, что капля Толимана не только многое знала, но и видела варианты будущего на много сотен лет вперед.
– И все же тебе, Звездная, лучше будет жить со мной.
– Я не хочу этого, – ответила она просто. – Или ты, альдеронец, хочешь нарушить мою свободную волю?
– Нет, не хочу. Если тебе не нужна моя помощь, я не буду вмешиваться.
Такого поворота Михаил не ожидал. Да, еще в первый миг, увидев кошку в гостинице, он отчетливо распознал, кто перед ним. По бело-золотистому ответу ауры он отметил, что перед ним именно капля Толимана, которую в девятнадцатом веке он упустил, когда орионцам удалось похитить ее. Он видел, капля поменяла свое обличье с тиары на кошку. Но, естественно, не подал виду. А сейчас звездная капля заявляла, что сама желает о себе заботься и в его помощи не нуждается. И как ему было выполнить порученное дело – переместить каплю в безопасное место или вообще забрать ее с Гайи? Когда она не желала этого, а наоборот, хотела остаться прямо перед носом у орионцев только из-за девушки.
– Все верно. Я останусь с этой милой девочкой, очень она меня любит, – заявила кошка.
– И что же теперь делать мне? Я занимаюсь поисками уже пятьдесят лет на этой планете, и теперь что же, мне возвращаться ни с чем в Федерацию?
– Это тебе решать.
– И долго ты намерена жить с Огаревой? – как-то грустно осведомился он.
– Не знаю. Но она первый встреченный мою человек за две тысячи лет, вибрации которого так высоки, оттого мне очень душевно и радостно рядом с нею. Она родная мне душа, и я тоже искренне люблю ее. И искать другое пристанище не намерена. Так и передай Федерации. Я выполню свое предназначение, когда придет время Вознесения Гайи. А пока мое желание жить с Наташей.
– Я уважаю твой выбор, – ответил телепатически Михаил, вздохнув.
Он быстро вышел из спальни Наташи, впервые чувствуя свою беспомощность и не понимая, что делать дальше. Хотя тут же посетившая мысль о том, что можно попытаться все же найти пропавшего агента и еще другие звездные капли, чуть утешила его. Но для этого наверняка надо будет перемещаться во времени в другие века и сделать это так, чтобы Огаревы, которые жили у него, ничего не заметили.
Солнце стояло в зените, когда Наташа и княжна Александра Гагарина въехали верхом на своих кобылах в тенистый Бестужевский сад, располагавшийся на Каменном острове рядом с набережной. Сегодня княжна пригласила Огареву на верховую прогулку, на которую Наташа уехала тайком от отца, зная его негативное отношение к Гагариной. Девушки устали от палящего зноя жаркого июньского дня, оттого решили немного освежиться на прохладных тенистых аллеях.
Не прошло и четверти часа, как на одной из широких дорожек им повстречался молодой плечистый офицер, закадычный друг княжны, с которым Наташа была уже знакома.
– Добрый день, сударыни, – галантно поздоровался корнет Стрешнев, наклонив голову.
Вновь увидев этого эффектного молодого человека, Наташа затрепетала и радостно улыбнулась ему в ответ, поздоровавшись. Она была довольна, что они вновь встретились, даже несмотря на то, что отец запретил ей поехать на тот бал к Гагариным.
Денис Львович присоединился к девушкам, выразив желание составить им компанию, и последующие два часа провел рядом, совершая конный променад. Было видно, что его очень заинтересовала молоденькая Огарева, которая смущалась и млела от горящих взоров корнета и постоянно улыбалась ему, желая понравиться. Уже к концу прогулки, когда их покинула княжна, Стрешнев предложил проводить Наташу до усадьбы Чернышева, но она отказалась. Она боялась прогневать отца. На ее категоричный отказ корнет мило понимающе улыбнулся и предложил девушке вступить в тайную переписку. Эта идея пришлась по душе Наташе, и она пообещала передавать письма для Дениса через свою горничную. На том они и порешили.
Спустя три недели, после того как Огаревы поселились в усадьбе Чернышева, днем в особняк доставили большую посылку для Наташи. Михаила Владимировича не было дома и девушка, хотя и прочитала свое имя в адреснике, все же не решилась открыть большую коробку, перетянутую холщовыми веревками. Едва вечером в гостиной появился граф в строгом темном камзоле, вернувшийся из коллегии, Наташа порывисто спросила у него:
– Добрый вечер, Михаил Владимирович, пришла посылка из Гамбурга на мое имя.
– Уже пришла? – удивился он и, наклонившись, привычным движением поцеловал ее руку.
– Но я ничего не заказывала, – пролепетала она.
– Это мой подарок вам, Наталья Алексеевна, – сказал Чернышев, сделав знак слуге, и тот начал проворно распаковывать большую коробку, что стояла чуть в стороне. – Вы говорили, что любите рисовать. Вот я и подумал, что вам должна понравиться эта вещица.
Когда слуга извлек резной деревянный мольберт на ножках, поставив его на паркет, Наташа пораженно воскликнула и сама, подбежав к коробке, начала с горячностью доставать остальное содержимое. Уже через мгновение девушка извлекла несколько наборов красок, кисти и пару дюжин листов бумаги для акварелей.
Наташа, с трепетом вертя все эти предметы в руках, обратила взор на мужчину, который с каким-то странным добродушным выражением на лице следил за ее детской радостью, и счастливо воскликнула:
– Мольберт восхитительный, у нас я таких не видела. А краски, тут более пяти дюжин! Благодарствую, Михаил Владимирович.
– Мой поверенный в Пруссии заказал все это в лучшем художественном салоне Гамбурга. Думаю, теперь вам будет чем заняться, Наталья Алексеевна. И в вашу головку не будут лезть мысли об этих шумных пустых балах.
Чернышев добродушно улыбнулся Огареву, который в эту минуту появился в гостиной. Алексей Петрович согласно кивнул другу в ответ, и Наташа, заметив это, хитро улыбнулась. Она вспомнила об утреннем послании от корнета Стрешнева, где он назначал ей назавтра тайную прогулку верхом.
– Ничего, когда мне исполниться девятнадцать, я буду посещать все без исключения балы и рауты, на какие меня только пригласят! Батюшка мне это пообещал.
– Поверьте мне, Наталья Алексеевна, это вам быстро надоест, – насмешливо заметил Михаил, предчувствуя радость оттого, что ему, как и накануне, предстоит провести вечер в компании Огарева и Наташи.
Глава VIII. Мольберт
В то воскресное утро до завтрака Чернышев катался верхом и, уже возвращаясь в поместье, невольно заметил Наташу, которая в это время находилась на лужайке неподалеку от усадьбы, сидя с мольбертом. Девушка была в светлом утреннем платье из легкого шелка и соломенной шляпке с цветами. Ее облик, возвышенный и нежный, словно был продолжением ярких душисто пахнущих трав и цветов, окружающих ее.
Еще пару недель назад, после разговора со звездной каплей Михаил решил пока остаться рядом с Огаревыми, инстинктивно ощущая, что им может понадобиться его помощь и не раз. Пару месяцев он дал себе на раздумья, чтобы спокойно решить, что делать дальше: покинуть каплю Толимана и направиться на поиски других капель и пропавшего агента или все же остаться пока здесь, в этом времени, в лице защитника Наташи и ее отца.
Он решительно приблизился к девушке и, остановив жеребца в десятке метров от нее, поздоровался:
– Прекрасное утро, Наталья Алексеевна!
Наташа повернула голову в его сторону и улыбнулась ему. Граф, неизменный в своем черном цвете, в костюме для верховой езды на орловском рысаке караковой масти подъехал ближе, чуть похлопывая по шее своего жеребца Султана.
– Здравствуйте, ваше сиятельство, – поздоровалась она, продолжая писать свою акварель, то и дело кидая беглый взор вперед, на зеленую поляну, что простиралась за мольбертом.
Быстро спешившись, Михаил оставил своего жеребца чуть поодаль и подошел к ней.
– У вас чудесно выходит, – сказал он, вставая за ее спиной.
Поверх ее плеча, с высоты своего роста, Чернышев рассматривал изумительный рисунок на холсте, изображающий поляну и лес вдалеке, который творила рука девушки.
Наташа ощущала его властное присутствие за спиной. От графа исходило некое невидимое тепло, которое вмиг окутало ее существо. Оно не было неприятным, он было каким-то успокаивающим и надежным.
В последнее время Михаил Владимирович появлялся около девушки неожиданно и постоянно. Он часто вызывал Наташу на откровенные разговоры на различные темы. Она всегда открыто говорила с ним и иногда даже спорила о некоторых вещах, что явно забавляло графа. Она не скрывала от него своей начитанности и мыслей, ибо совсем не старалась произвести на него впечатление. Она надеялась, что ее смелые слова и идеи, такие несвойственные женщинам, отпугнут Чернышева и он станет меньше оказывать ей внимания.
Однако все выходило в точности наоборот. Сначала встречавшийся с девушкой лишь за трапезами Михаил вскоре как будто стал искать повод для общения с нею. Он часто появлялся в саду, где она гуляла, или засиживался с нею допоздна в библиотеке, изучая ту или иную интересную книгу, Наташе нравился его ум, начитанность, знание жизни. Чернышев рассказывал ей многие необычные или интересные вещи и часто проводил с нею по несколько часов к ряду.
Но девушку немного напрягал ярко-голубой взгляд графа: внимательный, проникновенный и мерцающий. Часто на его суровом бледном лице появлялась загадочная улыбка после некоторых ее фраз, и это вызывало у нее чувство недоумения, ибо она не понимала, что она означает. Этот человек казался ей закрытым, загадочным, непонятным и, уж конечно, не похожим на других мужчин, и это порой вызывало у нее чувство напряженности. Она инстинктивно чувствовала, что он играет некую роль перед окружающими, на самом же деле он был другим, и порой Наташе хотелось узнать его настоящую сущность.
– У вас явный талант, – заметил он вдруг. – Вам надо непременно развивать его, Наташа. – И тут же, быстро извинившись, спросил: – Могу я называть вас по имени?
– Почему бы нет, – пожала она плечами. Тут же предугадывая его дальнейшую фразу, она чуть обернулась, внимательно посмотрела ему в глаза и добавила: – Но я вас все равно не буду называть по имени, даже не просите.
Он рассмеялся по-доброму в ответ.
– Вы прочитали мои мысли. Вы пугаете меня, Наташа.
– Не думаю, что вы из пугливых людей, Михаил Владимирович, – ответила она и вновь отвернулась к мольберту.
Они долго стояли молча. Она, продолжая накидывать широкие мазки на холст, он с удовольствием созерцая чудесный живой пейзаж и девушку, которую хотелось рассматривать все больше. Трели птиц, шум высоких сосен впереди и стрекот цикад привносили в эту гармонию нотки счастья и романтики.
– Удивительно, но ваш жеребец стоит смирно, – сказала девушка, заметив, что конь Чернышева находится на прежнем месте, где и оставил его хозяин.
– Султан еще с детства приучен к голосовым командам.
– Вы хотите сказать, что он понимает, что вы говорите ему, и выполняет? – удивилась она и обернулась к нему.
– Да, – ответил он просто, открыто смотря в ее лучистые глаза. Он хотел добавить, что в основном общается со своим жеребцом телепатически, но подумал, что девушка просто не поймет этого. Оттого вымолвил: – Мне не надо даже пришпоривать его, достаточно лишь сказать слово «быстрее» и все.
– Не может быть… – пролепетала Наташа.
– Смотрите, – улыбнулся ей граф и, повернувшись к рысаку, тихо велел: – Султан, подойди ко мне.
Под удивленным взором Наташи караковый жеребец, находившийся неподалеку от них, тут же сдвинулся с места и быстро приблизился к графу.
– Это поразительно, – пролепетала девушка. – А если конь на довольно большом расстоянии от вас?
– На это тоже есть своя тактика, – заметил он.
– Вы научите меня? – спросила она.
– Возможно, если захотите, – сказал он уклончиво.
Они вновь замолчали, жеребец остался рядом и, наклонив голову, принялся щипать свежую траву.
– Вчера я прочитала интересную статью в «Ведомостях», – заметила вдруг Наташа, вновь взявшись за кисть.
Она начала рассказывать про то, что заинтересовало ее, а Михаил вежливо молчал, не отрывая завороженного взора от ее тонкой руки, которая водила по холсту кистью. А она все говорила и говорила, радуясь тому, что может открыто поделиться своими мыслями с тем, кто бы действительно понял ее речи, а не осуждал, как, например, делал ее отец. В какой-то момент, осознавая, что граф не отвечает ей, Наташа обернулась и спросила:
– Вы, наверное, уже устали от моей болтовни?
– Отнюдь, с чего вы это взяли? – отозвался он.
Он так и находился чуть справа от девушки и ласкал взглядом ее открытую шею и нежные едва прикрытые тонкой косынкой плечи. Было довольно жарко, и Наташа была одета в легкое платье нежно-василькового цвета.
– Вы все молчите, а я говорю. Я вас наверняка утомила.
– К сожалению, а может, к счастью, мне нравится ваше общество, сударыня. Вряд ли я найду в Петербурге вторую такую девушку, которая так свежо думает и совсем не боится высказывать свои мысли вслух, – заметил он и спросил: – А отчего вы не катаетесь верхом?
– Я каталась вчера, когда вы были в коллегии. И сегодня собираюсь, после обеда.
В Кокетку, кобылу, которую ей посоветовал граф для верховых прогулок еще по приезде в усадьбу, Наташа влюбилась сразу. Это была молодая черная кобыла с блестящей гривой, поджарая и изящная, с покладистым нравом и быстрыми, словно ветер, движениями. Почти ежедневно девушка с упоением совершала конные прогулки по лугам и пролескам, находя в этом занятии истинное удовольствие и чувствуя единение с этим быстрым великолепным животным, которое беспрекословно ее слушалось.
– Я рад этому. Вам нравится Кокетка, Наталья Алексеевна?
– Очень, – с непосредственностью ребенка тут же ответила девушка. – Она быстрая и послушная. Стоит едва направить ее ногами, как она сама скачет в нужном направлении.
– Я дарю ее вам, – без предисловий заявил Михаил.
Наташа резко повернула к нему свое хорошенькое лицо и удивленно произнесла:
– Но я не могу принять такой подарок. Я знаю, что эта кобыла слишком дорого стоит.
– И что же? – спросил он, не спуская взгляда с ее огромных изумрудных глаз. – Поверьте, моя пташка, меня не разорит одна подаренная лошадь.
– Вы всем делаете такие дорогое подарки?
– Не всем. – Он как-то таинственно улыбнулся лишь одними уголками губ. – Лишь тем, кому мне хочется. А уж поверьте, когда мне хочется, я могу подарить не только лошадь.
– Вы прямо кичитесь своим богатством! – воскликнула она.
– Вы неправы, – ответил Чернышев, не спуская потемневшего взора с ее лица. Не в силах выдержать энергетического потока, исходившего от его ярких лазурных глаз, Наташа отвернулась и вновь посмотрела на мольберт. Он же спокойно добавил: – Деньги – это пыль, которая не стоит и сотой доли счастья, которое охватывает твое сердце, когда оно пребывает в любви и гармонии.
– Возможно. Но, если бы были бедны, вы бы не рассуждали так философски.
– Не думаю, – сказал он твердо. В эту минуту Михаил вдруг вспомнил одно из своих воплощений несколько тысяч лет назад на одной из планет созвездия Плеяд, Альдебаране, которая в то время пребывала в четырехмерной плотности. – Были времена, когда я не имел за душой ничего, но именно в той жизни моя душа испытывала наибольшее счастье.
– Вы говорите очень странно, – отозвалась она.
Он тут же понял, что сказал лишнее, и, уперев напряженный взор в ее затылок, спросил:
– Так вы хотите лошадь?
– Я не приму от вас такой подарок, граф, – бросила она нервно, не смотря на него.
– Вам же она по душе, Наташа, – не унимался Михаил. – Вы же только что сказали это.
– Да, нравится, – кивнула она и, не оборачиваясь, вновь начала рисовать. – Но я все равно не возьму ее. И прошу вас, Михаил Владимирович, давайте закончим этот разговор.
– Что ж, дело ваше, – ответил он.
– Да, это мой выбор, – добавила она, поджав губки, и Михаил отчетливо считал подавленное ее волей желание владеть Кокеткой. Она начала накладывать на холст новую темно-зеленую краску. Напряженно размышляя, Наташа искала ответ, оправдывающий его щедрость по отношению к ней. – Я знаю, отчего вы дарите мне столько подарков, граф, – произнесла она тихо, продолжая рисовать и не смотря на него.
– Неужели? – удивился он, и его сердце отчего-то сильно забилось, предчувствуя, что девушка сейчас скажет фразу о том, что она ему нравится.
Ведь это было правдой. Наташа вдруг обернулась и, как-то странно улыбнувшись ему лишь уголками губ, заметила:
– Оттого что у вас нет дочери, ваше сиятельство. И вы видите во мне дочь, которой у вас никогда не было. Оттого вы хотите баловать меня и дарить подарки, ведь так?
– Дочь? – опешил Чернышев, и его лицо стало мрачнеть. Нет, он не воспринимал Наташу как дочь, совсем нет. Он относился к ней как к приятному его душе существу, как к девушке, общество которой радовало его и вызывало чувство умиротворения и счастья. – Что за бред…
– Ну да. Вы чуть младше моего отца, и я вполне могла бы быть вашей дочерью, – сказала она, явно довольная тем, что нашла объяснение его действиям, вновь отвернулась к холсту.
Михаил побледнел и почувствовал, что ему не хватает воздуха от негодования. Значит, он для нее так стар, что она воспринимает его лишь как отца? Конечно, он не тот желторотый юнец, с которым она вела переписку и тайком встречалась дважды на неделе в парке. И Михаил прекрасно знал о ее знакомце Стрешневе, которого девушка скрывала от отца. Но Михаил не был стар, он выглядел молодо и эффектно. Он это знал точно. Потому ее колкое замечание задело его.
– Вашему отцу, моя милая девочка, почти сорок, – сказал он глухо. – А мне всего лишь тридцать три года. Я не мог бы быть вашим отцом, так как для этого мне надо было бы зачать вас в четырнадцать.
– Вы хотите сказать, что в таком раннем возрасте вас не интересовали женщины? – бросила Наташа через плечо, видимо, решив подразнить его.
Побледнев, Михаил вперил негодующий взор в спину девушки, затянутую голубым шелком платья. Затем он невольно переместил горящий взгляд на кисти, стоявшие в жестяной банке на выступе мольберта, и через миг банка резко перевернулась и все полетело на зеленую траву.
Наташа ахнула и едва успела отскочить в сторону, чтобы испачканные краской кисти не задели ее новое шелковое платье. Она тут же воззрилась на графа, удивленно и непонимающе и отметила, что Чернышев как-то странно на нее смотрит. Михаил чуть сузил глаза, усилием воли заставляя себя успокоиться. Он понимал, что не должен был так выходить из себя. Пару раз глубоко вздохнув, граф, смотря на ее растерянное лицо, обиженно произнес:
– Зачем вы так со мной, Наташа? Разве я давал повод?!
Он резко развернулся и в три шага достиг своего жеребца, намереваясь немедленно покинуть эту девицу, слова которой задели его. Наташа же, поняв свою оплошность, бросилась к нему, тут же осознав, как была неправа. Мужчина уже вскочил в седло, и она ухватилась рукой за верх голенища его сапога и взволнованно выпалила:
– О, граф! Вы обиделись? Простите! Я не хотела! Я совсем не подумала! Простите, ради Бога!
Он обернул на нее мрачный взор и гневно вымолвил:
– Ваш язычок, Наташа, весьма остер. И оставьте свои извинения при себе!
Он быстро развернул жеребца и галопом поскакал прочь.
Спустя полчаса бешеного галопа Михаил вдруг резко осадил Султана, поняв, что ведет себя глупо и очень по-трехмерному. Почему он вышел из себя, уронил банку и сказал гадкую фразу девушке, возбудив в своем сердце гнев и обиду? Качества, которые несли в себе низкие вибрации. Ведь он не был человеком дуального мира, он был другим. Но теперь вел себя как именно образчик окружающего мира.
Он так долго жил в трехмерных мирах, что высокие вибрации стали давать сбои. Иногда он словно становился таким, как эти люди. И Чернышев опасался этого. Он знал, что должен преодолевать в себе яростные страсти, сильные эмоции и негативные мысли, которые поначалу появлялись редко, и он умело нейтрализовал их энергией любви и гармонии. Но в последнее время отрицательные мысли стали проявляться все чаше, мало того, убирать их из сознания становилось все труднее. Он понимал, что его душа пятого измерения опускается в духовном развитии и его вибрации все ниже и уже на грани четвертного, но ему надо было выполнить свою миссию до конца. Тогда бы он смог вернуться на свою родину и там залечить душу и снова наполнить ее до краев энергиями любви, счастья и гармонии.
Здесь же, на Гайе, было слишком много зла. Разрушительных, враждебных человеческой душе энергий, боли и страха, и именно это не давало подняться людям из трехмерности. И именно эти темные энергии постоянно атаковали душу Михаила. Но он боролся. На других трехмерных планетах, где он пробыл почти двести лет по меркам Гайи, ему это удавалось. Здесь же, на Гайе, дуальный мир был самым жестоким и коварным, злым и кровавым, таким, какой только можно было вообразить. Рабство в колониях, крепостничество здесь, в империи, многочисленные войны, жажда непомерной власти и богатства, тьма во всех ее жутких проявлениях захватили этот несчастный мир. И лучи света и добра, исходившие от светлых людей, живущих на этой планете, были очень скудны и малочисленны. Но все же они были.
И душа, и совесть Чернышева требовали остаться именно здесь и сделать все возможное, чтобы защитить Звездные капли от темных лазутчиков. Ведь именно эти капли в будущем должны были вырвать эту прекрасную планету, которая являлась жемчужиной вселенной, из зловещей трехмерности и поднять в пятое измерение вместе с ее светлыми жителями, с теми, кто сможет в этой страшной трехмерной реальности сохранить в своем сердце любовь, а в душе добро и свободу.
